Амалия Март
(Не)настоящий ангел
Глава 9
2004 год. Антон
– Это вышло случайно, – мнусь перед рыдающей малявкой, как второклассник.
Это ж надо было так накосячить! Мелкая зараза заливается такими горючими слезами, что меня всего аж скручивает. Вот и поиграли в X-Box с пацанами. Веселью хана.
– Блин, ну случайно на него сел, не реви, – раздраженно кидаю в мелочь, но она отчего-то не успокаивается, а принимается рыдать еще громче. Как сказала бы математичка – по экспоненте. И это невыносимо, честное слово, хуже только шуршание пенопласта и Бах в исполнении криворукой соседки сверху.
– Не реви, тебе говорят! – прикрикиваю. Но это не работает.
Лицо малявки все красное, глаза – как два пельменя, нос весь в соплях. Ну чего так убиваться? Подумаешь – хомяк! Смотрю на часы, через час должна прийти мама, и если эта зараза не успокоится, опять влетит мне. Хотя я не виновен даже. Какого фига он вообще делал на нашем диване?
– Тох, ну чё? – заглядывает в комнату Санёк. – Мы играть еще будем?
– Не будем, – раздраженно кидаю я.
– Да брось ты ее, порыдает и успокоится сама, чё с ней возиться, – выдает друг. – Там Серый за Барселону ща рубиться будет. Пошли.
Поворачиваюсь к нему и кручу пальцем у виска. Неужели не видит, какая космическая жопа тут намечается, если малявка не успокоится? Мать точно отберет приставку и запрет дома на ближайший год за этого дебильного хомяка.
– Пошли, – толкаю его в спину, выгоняя из комнаты.
Прикрываю дверь, рыдания немного приглушаются, а затем переходят в дикий вой. Жопа, как она есть.
– Всё, игре конец, – оповещаю друзей, входя в зал.
Серый ставит игру на паузу и отрывает взгляд от телека.
– Да ты прикалываешься! – не верит он.
– Мать скоро придет, а тут эта… – киваю головой на стену, за которой продолжаются громкие всхлипы. – Мне кранты.
– Отстой, – Серый кидает на пол джойстик и встает. – Завтра доиграем?
– Не знаю, если мелкая не успокоится, мать приставку заберет, ты ж знаешь.
– Не повезло тебе, – хлопает по спине Санёк. – Сёстры – это жесть.
– А эта даже не сестра, – вдевает ноги в кроссы Серый. – Я б на твоем месте прикопал ее где-нибудь за школой, – громко ржет над своей шуткой.
Я ржу в ответ, хотя не смешно ни разу. Им не объяснить, что такое ответственность и мамин шантаж.
Закрываю за друзьями дверь и возвращаюсь в комнату. Мелкая все так же рыдает, уткнувшись в колени лицом. Два белобрысых хвоста раскачивают в такт всхлипам. Рядом с ней на моем одеяле валяется дохлый Роджер. Больше не веселый, потому что труп. Вот на фига она его сегодня в школу таскала? На фига из клетки тут выпустила?
Сажусь с ней рядом, вздыхаю.
– Конфет хочешь? Я знаю, где мать прячет.
Мелкая затихает, но голову не поднимает, просто отрицательно машет. Тихонько всхлипывает, но уже не воет, как раненная. Хорошо.
– Хомяки вообще долго не живут, – решаю утешить. – Года два, не больше.
Очередной всхлип превращается в громкий вой, от которого аж мурашки по рукам бегут. Да что она так убивается, что я такого сказал?
– Я тебе завтра другого притащу! – наконец, меня озаряет. Точно, в зоомагазине их видел, недорогие и все на одно лицо. Морду. Хотел Need for Speed купить, конечно… но лишь бы мама не узнала.
– Я не хочу другого, я хочу Роджера! – вскидывает голову и стреляет в меня краснющими глазами.
– Будет Роджер два! Назовешь его Великим!
Мелкая вытирает сопли рукавом и кидает взгляд на тушку почившего в бою за диван хомяка. Ее лицо снова кривится, словно вот-вот рванет новый поток слез.
– И колесо! – вставляю, пока она не опомнилась. Помню, она у матери все выпрашивала.
– Морскую свинку! – тут же успокаивается мелочь, снова проходясь рукавом свитера по лицу. – И колесо.
– Нет, погоди. Так все поймут, что с этим хомяком стало.
– Ты его убил! – прищуривается и поджимает губешки.
– Давай договариваться. Я тебе хомяка и колесо, а ты никому ничего не рассказываешь.
– Не-а, – качает головой. Один хвостик от энергичных движений съезжает ниже с макушки, и заноза становится ужасно похожа на Пеппи Длинный чулок. Такая же… зараза!
– Хомяк, колесо и поильник?
– Поильник, колесо и морская свинка! – победно загибает пальцы, кивая.
Переговорщик от бога. И такая же пройдоха.
– Ладно, – пораженно выдыхаю. – Но никто ничего не должен знать!
– Угу, угу, – кивает и вскакивает с кровати. Радостно улыбается, оттого что удалось развести меня на нового питомца. Хорошо, что не щенка попросила, отделался, можно сказать, малой кровью. – Ой, – прикрывает рот ладошкой, натыкаясь взглядом на дохлого Роджера. – Надо его похоронить.
Кидает на меня взгляд полный печали. Я снова вздыхаю.
– Пошли, коробку для него найдем. У тебя есть лопатка детская? – разворачиваюсь в коридор.
– Не-е-ет, откуда?
– Ну вы же возитесь там в песочнице?
– Ты дурак? Мне уже девять!
– Малявка, – фыркаю я.
– Сам такой! – пинает по ноге. Больно.
И смотрит дерзко и с вызовом, знает, что ничего ей за это не будет. “Девочек бить нельзя, девочек бить нельзя, девочек бить нельзя!” Даже если они совершенно дурные. Вот если б ее мать иногда брала в руки ремень, как моя!
Но я просто стискиваю зубы и открываю шкаф, чтобы найти подходящую обувную коробку. Все ради X-Boxa. Ремень уже давно не помогает, так что у мамы новые способы моего воспитания. И я привык платить за слезы мелкой заразы.
Нахожу коробку, укладываю в него хомяка, и под тоскливые вздохи мелкой перевязываю ее толстыми нитками. Мы выходим во двор и крадемся под каштаны. Где дохлого Роджера еще хоронить?
Копать яму приходится найденной палкой. “Ангелочек” стоит на стрёме. Заговаривает зубы соседям, отгоняет собачников, а когда приходит время закопать коробку со сдохшим питомцем, даже не всхлипывает. Держится прямо, как солдат, мужественно опускает на кучку земли сорванные на клумбе неподалёку нарциссы и громко вздыхает. Я отряхиваю руки от земли и становлюсь рядом с мелкой. Мне жаль, что так вышло, самому неприятно оказаться убийцей, но надеюсь, наш договор облегчит и мою совесть, и ее грусть.
Маме она ничего не говорит, на следующий день получает обещанную морскую свинку, колесо и поилку. А уже вечером того же дня я обнаруживаю свой X-Box сломанным.
“Прости, это случайно вышло” – совершенно не соотносится с дерзким взглядом огромных глаз. – “Я случайно на нее села” – убеждает в коварности мелкой заразы.
Но предъявить мне ей нечего, в отличие от меня, она сразу во всем призналась и с гордостью понесла наказание от своей матери.
Так я узнал, что девчонки ничего не прощают.
Глава 10
Ангелина
Жаль, я не пошла учиться на ветеринара. Озолотилась бы.
Когда мне протягивают счет с четырехзначной цифрой, я слегка фигею. Потому что это настолько впечатляющая четырехзначная цифра, что еще немного и стала бы пятизначной. А на карте у меня такой нет. Дома лежит наличка, рассованная по конвертам с надписями “квартира”, “мама”, “туфли” и ни одного “на кота”. Я кидаю злой взгляд на Арсеньева, стоящего в нескольких шагах от меня и внимающего словам коновала, только что с садистским удовольствием шившего морду кота.
Антон держит на руках уснувшего от анестезии мохнатого монстра и важно кивает с совершенно непроницаемым лицом. Конечно, он же очень по-мужски сбросил на меня этот денежный вопрос, чего ему париться?
А все, между прочим, из-за него.
Я вздыхаю и потираю пальцами лоб. Думала, времена унижений из-за надписи “недостаточно средств для совершения операции” уже позади, но, как показывает практика – никто не застрахован. Облокачиваюсь на стойку регистратора и кидаю еще один прожигающий спину взгляд на Антона. Стоит, как монументальная статуя, широко расставив ноги, поигрывает красивой трапецией плеч. Зараза. И задница очень…
– Готово? – поворачивается ровно в тот момент, когда я приклеилась к его впечатляющим джинсам и ловит меня на горячем. Черт.
– Нет, – говорю спокойно, отталкиваясь от стойки. – Жду твоих вливаний.
Брови Арсеньева ползут вверх, красноречиво говоря, какой именно подтекст он услышал. Извращенец.
– Я не убрала, ты не проследил за котом, – опускаю на землю этого человека. – Фифти-фифти. “Мани мэйкс мани” (Деньги к деньгам – прим.автора), – постукиваю по стойке ладонью.
– Вы посмотрите, кто блещет знаниями английского, – сухо говорит он, делая шаг ко мне.
– Твоими стараниями, – поддеваю моего первого горе-репетитора по ненавистному ингишу.
Антон передает мне кота, разворачивает к себе бумажку со списком оказанных услуг, внимательно проходится по нему глазами и хмурится, увидев итоговую сумму. Да, я тоже офигела.
– Оплата картой, – обращается к тетке за стойкой и достает телефон.
– Прикладывайте, – улыбается ему.
Мне так не улыбалась, меня она возненавидела с первого взгляда.
Арсеньев разблокирует экран и прикладывает смартфон к терминалу. Я успеваю увидеть на экране полуголую девицу в откровенном купальнике и снова разозлиться на него. Ну конечно, такой весь из себя мужик. Подошел, заплатил, бабу имеет. Последнее, конечно, меня не волнует, просто купальник с пайетками, серьезно?
Телефон скрывается в кармане джинс, кот снова кочует на руки к засранцу.
– Такси вызови, – кидает он, как только мы выходим из ветеринарной клиники.
– Уже, – печатаю адрес в Uber. Вызываю две машины, одну для Арсеньева, другую для себя, ехать нам на разные концы города. Потом захожу в приложение Сбера. – Карта к номеру привязана?
– Что?
– Номер диктуй, переведу тебе половину.
Поднимаю взгляд и встречаюсь с пронзительными серыми глазами. Арсеньев смотрит на меня с таким снисхождением, что хочется съездить ему по морде.
– Не надо, – отмахивается и уводит взгляд на дорогу.
– Давай без этого, рыцарь благородие, – кидаю раздраженно. – Не хочу быть тебе должна.
– Тогда самое время оплатить услуги няньки за десять лет, – хмыкает он.
– Это еще что значит?
– Ничего.
– Номер диктуй, – повышаю на него голос.
Записываю с его слов номер телефона, автоматически копирую его себе в заметки, никаких задних мыслей, просто коварный план, которым я наверняка даже не воспользуюсь. Перевожу половину суммы за лечение драного кота и, услышав звук оповещения из мужского кармана, удовлетворенно улыбаюсь.
Там в сопровождающем сообщении маленький сюрприз.
Прислоняюсь плечом к одиноко светящему фонарю возле клиники и ловлю себя на мысли, что все это очень странно. Арсеньев, я, наши перепалки. Словно семь лет назад мы поставили на паузу нашу войнушку и тут же включились в нее, едва оказались нос к носу. Хотя помнится, закончилось все совсем не на этой ноте. Если уж продолжать с того, чем все зафиналилось, то по законам жанра мы должны сейчас кувыркаться на его узкой кровати, пыхтя, как два паровоза.
Скольжу взглядом по крепкой фигуре напротив, оценивая, насколько интереснее это было бы сейчас. Определенно, громче.
Роюсь в сумке и вытаскиваю сигареты. Холодно и голодно, а никотин убивает этих двух зайцев. Подношу сигарету ко рту, зажимаю губами фильтр, поджигаю зажигалкой. Первая затяжка разливается теплом в груди.
– Ты еще и куришь, – кривится Антон, кидая на меня брезгливый взгляд.
– Ой, пожалуйся маме, – отбиваю раздраженно.
Делаю еще одну затяжку и, красиво отведя руку с зажатой сигаретой, выпускаю дым в небо. В моей голове это выглядит очень эротично. Почти как у актрис прошлого века в элегантном манто на плечах и длинным мундштуком в руке.
– Твоей бесполезно. Скажу своей, она знает, как бороться с такими привычками, – не ведется на картинку Арсеньев. – Кстати, когда она вернется, не знаешь?
– Они прилетят в следующую субботу, – очередная затяжка.
– Откуда? – упирает в меня свой недоуменный взгляд.
Вот и любовь сына во всей красе.
– Так ты не знаешь, – расплываюсь в широкой улыбке. – Они с мамой в Турцию укатили. Уже должны были заселиться и опробовать “ультра все включено”.
– Мать недоступна, я думал на даче, – прислоняется к фонарю напротив и устало выдыхает. – Значит, не увидимся.
– Ты просто сын года, – хмыкаю я. – Приехать первый раз за семь лет, без предупреждения, м-м-м, красавчик!
– Кто бы говорил, – громко фыркает он. – Твоя мать хоть наполовину тебя настоящую знает?
Что есть, то есть.
Тушу окурок о бортик урны и выбрасываю. Повисает гнетущая тишина. В сумке раздается вибрация, разрезая напряженное молчание вечера. Вытаскиваю телефон, смотрю на имя и морщусь. Вечер становится все интереснее.
– Да, – холодно отвечаю на звонок.
– Ангел мой, – урчаще произносит Макс.
И я ненавижу то, что от этого голоса по-прежнему бегут мурашки.
Глава 11
Антон
А утром все пройдет, и сердце остынет
И каждый упадет в свою пустыню…
– Чего надо? – рявкает в трубку “ангелочек” напротив.
Я невольно вздрагиваю. Так увлекся ее пухлым ртом, выдыхающим из себя никотин в атмосферу, и тонкими пальцами, держащими чистый яд, что не заметил, как зазвонил ее телефон. Чертовка даже убивает себя так, что хочется присоединиться. Или добить ее быстрее, не полагаясь на пожирающее легкие время. Она просто ужасна, боже.
Отворачиваюсь к дороге и высматриваю такси. Кот на руках почти ничего не весит, совсем тощий, но руки все равно затекли. Да и все тело в целом от долгого сидения на неудобном стуле и накопленной усталости – закаменело. Разминаю шею поворотами вправо-влево, повожу плечами, чтобы немного расслабить забитые мышцы. Пытаюсь не вслушиваться в разговор рядом, но все равно в голове составляю картину того, с кем она может говорить в таком ключе: от замаскированной агрессии до елейного голоска.
– С ума сойти, – говорит она с таким придыханием, что я оборачиваюсь.
На проводе точно мужик.
– Макс, зачем гондоны, когда у тебя есть ты? – вкрадчиво, но с явной злостью кидает в трубку и обрывает звонок.
Не хило она его приложила. Бывший?
– Какие же вы, мужики… – говорит, поднимая на меня свои ясные глаза.
– Гандоны? – вскидываю бровь.
– Стопроцентно латексные.
– Тогда мы точно стоим друг друга, – пожимаю плечами и снова опираюсь на столб позади.
– Мы с тобой? – хмыкает, ехидно приподнимая уголок губ.
– Боже упаси. Женщины и мужчины в целом.
– Ну конечно, – фыркает и складывает руки на груди. – И что же, есть теория на счет женщин?
– Чокнутые. Все до единой.
– Ха! – высоко и ненатурально. – Уж лучше быть чокнутой, чем распоследним…
– Гандоном? – напоминаю я, не скрывая уже улыбки.
Это гнездо лучше не ворошить палкой, я еще помню расцарапанную мелкими коготками морду, но как устоять? Уверен, мужик не был изначально таким, просто рядом с ней и святой станет Ганнибалом Лектором.
– Самокритика очень важна. Молодец, продолжай в том же духе, – насмешливо подтрунивает надо мной. – Может быть найдешь себе под стать резиновую бабу!
Вот зараза!
– У меня и с живыми неплохо складывается. А вот твою тягу к резиновым изделиям можем обсудить.
Видеть разгорающееся в ее взгляде пламя – почти кайф.
– Да пошел ты! – взрывается ровно в момент, когда у обочины останавливается автомобиль.
Я делаю шаг к машине, она таращится в телефон, не двигаясь с места. Открываю заднюю дверцу, поворачиваюсь к заразе.
– Едешь?
– Это твоя, – гасит экран телефона, кидает его в сумку.
– Даже так? – и чего удивляюсь, знал же, что с мамой больше не живет, просто сложил в голове какие-то необоснованные факты: если с мужиком своим разошлась – значит вернулась домой. – Вторая машина скоро подъедет?
– Скоро, можешь валить.
И оставить ее одну в ночи? Очень хочется, но честь не позволяет.
– Шеф, подождешь пару минут, пока девушка не уедет? – наклоняюсь в салон и прошу водителя.
– Бесплатное ожидание – пять минут, – пожимает плечами.
– Я заплачу.
Закрываю дверь и делаю шаг к занозе в заднице. Быстрей бы избавиться от нее и спокойно отдохнуть.
– Не всё рассказал мне о резиновых изделиях? – ехидно интересуется, когда я подхожу.
– Хочу убедиться, что ты не станешь жертвой маньяка. Твой внешний вид словно напрашивается.
– Интересно, чем же это? – разводит в сторону руки.
Окидываю ее длинные ноги и затянутые в офигенно узкую юбку бедра и поднимаю взгляд до лица.
– Влажная мечта Чикатило.
– Я работаю в офисе. А тебе, – тычет в меня пальцем. – Стоит проверить свои странные наклонности, я начинаю переживать за дальневосточных женщин, – снова фыркает.
Не женщина, а колючий ёж.
– Зараза, – цежу сквозь зубы. – Ну, едет твоя тачка? – спрашиваю нетерпеливо, еще немного и от голода вцеплюсь в ее шею. Заодно и избавлю себя от вечной кармы.
Она достает телефон, разблокирует экран.
– Черт, – выдыхает. – Отменил.
– Ладно, поехали со мной, от нашего дома вызовешь, – хватаю ее за локоть, она вырывается, оставляя только мимолетное ощущение от соприкосновения кожи к коже.
– Вызову снова, не парься.
– Поехали, говорю. Я тут куковать с тобой еще полчаса не собираюсь. Я голодный и злой, и лучше тебе меня сейчас не провоцировать, – проговариваю еле слышно.
Она игнорирует, тычет пальцами в свой телефон. Точно перекушу сейчас кому-то сонную артерию и пошло оно всё лесом, прости мама, твой давний наказ не смог выполнить.
– Да блин, – раздраженно выключает смартфон. – Поехали, свободных машин нет.
Шагает мимо меня, громко стуча каблуками по асфальту, даже не притормаживает, чтобы дождаться. Облако горького сигаретного запаха забивается в ноздри несмотря на то, что мы не стоим на ветру, а курила она давно. Зараза открывает дверцу и ныряет на заднее сидение, я успеваю заметить только очень провокационный разрез на ее юбке сзади. Потенциальная жертва, как я и сказал.
Огибаю машину, собираюсь сесть спереди, чтобы хоть ненадолго забыть о ее существовании, но, какого-то хрена, ныряю на заднее.
– Здесь с котом удобнее, – оправдываюсь на ее скептический взгляд.
– Да плевать, – устало выдыхает и с протяжным стоном откидывается на подголовник.
Блузка на груди натягивается от глубоко вдоха, а я, как последний неандерталец, заглядываюсь. Не потому, что у меня давно не было женщины. Просто давно не было её. Розовые рюшки наверняка давно в прошлом.
Мы едем в полной тишине. Безумная девчонка выглядит почти нормальной, пока сидит с прикрытыми глазами и захлопнутым ртом. Я начинаю расслабляться, представляя завершение сегодняшнего дня. Надеюсь, успешное, то, где я ужинаю и ложусь спать, а чокнутая навсегда самоликвидируется из моей жизни.
– Возле магазина остановите, – прорезает она идеальную картинку требовательным тоном.
Водитель безропотно тормозит возле какого-то трактира и выключает зажигание. “Ангелочек” резко выпрыгивает из машины и, мелко перебирая ногами в убийственных туфлях, забегает в сомнительного вида магазин. Выходит через несколько минут с бутылкой вина.
– У тебя же дома есть еда? – спрашивает, снова опускаясь на сидение рядом.
– Да, но…
Откручивает крышку и присасывается к горлышку.
– Боже, ты еще и пьешь, – констатирую устало, не веря глазам.
Водитель снова трогается с места.
– Ага, сплошные пороки! – хмыкает. – Знаешь мои любимые? – подсаживается ближе и наклоняется к самому уху. – Сквернословие, самолюбование, злоупотребление алкоголем, блуд.
Выдыхает, оставляя горьковатый запах табака на моей коже и отклоняется, салютуя бутылкой. Делает очередные два глотка и передает бутылку мне.
– Да, у меня есть еда, – принимаю ее негласное предложение. И бутылку.
***
На голодный желудок алкоголь действует отвратно. Сознание ведет с первого глотка, здравый смысл притупляется, и на поверхность выходят инстинкты. Запустить пальцы в длинные светлые волосы, поймать ртом сигаретно-винный вкус. Легкие обжигает от глубокого вдоха, пах простреливает мгновенно вспыхнувшим желанием.
Она – как наркота – действует мгновенно и безжалостно, вызывая потребность закинуться снова, даже если ты в завязке уже долгих семь лет.
Я не понимаю даже в какой момент место кота на моих руках занимает податливое женское тело. Всё как на старой кинопленке – подстерто и рябит, отсвечивает лишь несколько ярких кадров: гибкое тело прижимается ближе, пухлые губы на моих губах. Вкусные. Мягкие.
Вся кровь от головы отливает вниз, заменяя любые мысли одной звенящей потребностью. Я кладу ладони на тонкую талию, пальцы пробивает ток от оголившейся гладкой кожи под строгой рубашкой. Зараза трётся о мои колени, позволяя провокационной юбке скользить все выше, разжигая огонь во мне сильнее. Захватывает нижнюю губу зубками и болезненно прикусывает, до вкуса металла на языке.
Я шиплю и хватаю ее за волосы, запрокидывая голову назад, чтоб взглянуть в бесстыжие глаза. Провоцирует меня. Ничего не забыла. Коварная улыбка на ее губах не оставляет в этом сомнений. Она снова тянется к бутылке на сидении рядом и делает несколько больших глотков, неаккуратно проливая немного себе на грудь. Кроваво-красные капли скользят по молочной коже и ныряют в вырез, я подаюсь вперёд и провожу языком по длинным винным дорожкам, собирая вкус алкоголя и этой несносной женщины. Умер бы здесь и воскреснул.
Маленькие пальчики больно сжимают волосы у меня на затылке и отстраняют от себя. Две затуманенных льдины смотрят на меня с разгорающейся жаждой. Она подносит бутылку вина к моему рту и вливает терпкий алкоголь внутрь. Пить с ее рук – отдельное сексуальное удовольствие. Нужно ещё. Больше.
– Приехали, господа хорошие, – вырывает из забытия голос водителя.
Стройное тело ловко соскальзывает с моих коленей и выбирается на улицу. В приоткрытой двери мне видно, как тесная юбка вновь облегает круглые бедра, как длинные пальцы расправляют ткань. Бумажник с трудом удается достать из кармана джинс, все внимание приковано к нетерпеливо постукивающей каблучками по асфальту девчонке.
– Сколько с меня? – отсчитываю наличку в кошельке.
– Оплата картой стоит, – равнодушно кидает водила.
– Тогда за ожидание, – протягиваю ему несколько сотен. – И за представление.
В два коротких движения выскальзываю за белокурой стервой, с ловкостью циркачки, провоцирующей меня на безумства. Хорошо, что сейчас темно, нет шанса разглядеть кто передо мной на самом деле и передумать. Хорошо, что во мне ничего кроме вина нет – тормоза напрочь снесло.
Чокнутая сгребает мою футболку на груди в свой маленький кулачок и тянет к двери парадной. В ее руке уже поблескивают ключи, стуча о темное стекло зажатой бутылки.
Машина сзади трогается с места и уезжает, погружая двор в привычную тишину.
Уличные фонари подсвечивают красивую восьмёрку, которой движутся бедра девушки впереди. Я не вижу ничего, кроме мелькающих в вызывающем разрезе сзади ног. Пищит дверь, сигнализируя о том, что путь открыт, но я, как одержимый дьяволом, прижимаю сумасшедшую девчонку к холодному металлу входной двери. Утыкаюсь носом в ее волосы, вдыхаю сладко-горький аромат, пальцами сдавливаю бедра до приглушенного крика.
Собираю тяжёлую ткань её юбки по правой ноге, ныряю ладонью к мягкой коже. Ее тяжёлое дыхание забивает к чертям все звуки вокруг, даже стук пульса в ушах. Теперь можно не сдерживаться. Это, несомненно, будет жёстко и громко.
Задираю юбку выше, прохожусь ладонью по округлой ягодице.
– Извращенец, – выдыхает вместе со стоном.
Нет. Но с ней всё извращается. Плохое становится хорошим, хорошее – плохим, безумное – нормальным. Как же я снова так влип?
Секундное просветление мгновенно стирается ее требовательными губами. Она зажимает мою шею рукой и разворачивает голову так, чтобы пробраться ко мне в рот и снова запудрить мозги. Ладно, я сдаюсь, ты победила, стерва.
Зажимаю ее подбородок пальцами и беру всё, что она даёт: горечь, дурман, помешательство. Всё до капли.
– Пошли, – выходит сипло.
Ключ снова открывает домофонную дверь, мы ныряем в полутемную парадную, ведомые инстинктом. Ко мне? Конечно, как же иначе.
Я ведусь, как собачонка на поводке в ее руках. Поднимаюсь по лестнице, принимаю бутылку из красивых рук, мысленно раскладываю ее на столе, делая очередной глоток. Быстро и грубо. Потом медленно. Звенит связка ключей, открывается дверь квартиры. Тянусь к выключателю, но холодные пальчики меня останавливают. Я сразу разгадываю ее игру: темнота – её сообщник. Если не видно, то после легко притвориться, что ничего и не было. Снова.
Да и плевать.
Руки уже нащупывают край ее блузки и мелкие пуговицы. Глаза привыкают к мраку, и силуэт становится чётче. Ладонь скользит к ее лицу, большой палец очерчивает дерзкий рот, примеряясь для поцелуя. В этот раз ты не скажешь, что запоминать было нечего.
– А где кот? – звучит совсем не то, что я жду.
Дерьмо.
