Алёна Ильинична Кощеева
Немая вода
– Одевайся, – после долгой паузы сказал Вышемир, – возвращайся в этот мир, хоть ты всё равно здесь чужая.
Скрипнула дверь и Дарёна открыла глаза. На рассвете знахарь уходит к реке, разговаривает с русалками и водными духами. На сегодня её обязанности перед Вышемиром закончены. Можно возвращаться к родным, помогать по хозяйству. Только вот рассказывать кому о том, что делала, не дозволено. Иначе знахарь вернёт её в мир мёртвых, откуда с таким трудом, ещё при рождении, вытащил. С того самого времени девушка подарена ему на время от заката до рассвета. И, как бы не осуждали соседи, боязливо перешептываясь, когда Дарёна проходит мимо, жизнь её принадлежит знахарю. Вышемир – хороший человек, иногда он разрешает спать дома. И хоть взамен Дарёна должна выполнять его дневные поручения, это большое счастье – быть с семьёй.
Девушка оделась, натянула толстые браслеты на руки, зажав рукава рубахи, и взглянула на дуб.
– Вышемир хороший человек, – сказала она, сама не веря произнесенному, – он помогает деревне собирать богатый урожай. Каждый год. У других то засуха, то ливни. А у нас достаток. Это хорошо. Правда ведь?
Дерево не ответило, лишь прошелестело теми немногими листочками, что находились внутри избы.
2
Иногда Вышемир заставлял Дарёну выполнять поручения неугодные богам. Ещё предкам их предков сама Макоша завещала, что прясть в пятницу нельзя. «Коль супротив самих богов идти может, – думала девушка, разглядывая резное навершие прялки с Перуновым символом, – так мне уж совсем помалкивать стоит». Одно не укладывалось в голове – откуда Вышемир круглогодично мог взять такое нежное, будто только потрёпанное, льняное волокно? Едва заметно Дарёна покачала головой и продолжила дневную работу.
Во второй избе Вышемира, одной стеной примыкающей к первой, уютнее и теплее. Вместо земляного настила до невозможного ровно лежат гладкие, никогда не скрипящие половицы, есть небольшая побеленная печурка и скамьи с витыми, изгибистыми, словно змейки, узорами. На лавках обычно сидят гости и просители. Здесь Дарёна занимается прядильными работами, да слушает чудные истории, что рассказывает приходящий к знахарю народ. Словно чью-то нить судьбы выводит она ловкими пальцами волокно. «Вот бы и жизнь была такой ровной, да простой» – подумала она и улыбнулась.
С козьей накидкой на голове, скрывающей тёмные, словно земля, волосы, Вышемир тихонько посапывал на скамье. Солнышко приходит в эту избу лишь когда находится в самой верхушке своего пути. В оранжево-красном свечном освещении кажется, будто морщины на лице спящего знахаря – это глубокие трещины иссушенного без долгих дождей невспаханного поля. Поёжившись, Дарёна поправила упавшую на глаза прядь и потёрла глаза. Сдержалась, чтобы не зевнуть. Небось, Макоша сон нагоняет, чтобы девушка перестала трудиться в непредназначенный для этого день.
Снаружи послышались быстрые шаги. Резко, оглушающе постучали в дверь. Вскочив, Дарёна глянула на распахнувшего глаза Вышемира. «Сидеть» – мысленно рявкнул он. И она села, придавленная его суровым взглядом. Незапертая на засов дверь распахнулась от непрерывного натиска. В слегка покосившемся дверном проёме появился румяный и разгоряченный волнением Ванька. Не поднимая головы Дарёна искоса поглядела на статного простодушного юношу. Парень повернулся боком и, наклонив голову, вошел в избу.
– Ну-ка, ну-ка, поведай мне, Иван, – Вышемир, причавкивая, облизал губы, – что привело тебя в неугодное для посещений время?
Накидка из козьей шкуры упала на скамью. Знахарь встал, поднял её и отряхнул от нападавшей с кровли шелухи. Прокашлявшись, он взглянул на парня, который, не решаясь что-либо сказать, смотрел на молча прядущую Дарёну.
– Она, – преодолев оцепенение, ошеломлённо показал Ваня на девушку, – она, она, – повторил и махнул в сторону леса, – она же там, как это здесь? И волосы…
Испуганно выпучив глаза, он развёл руки и растопырил пальцы, будто просеивая через них песок. В избе всё замерло, словно время остановилось. Пламя свечей не прыгало, а легонько покачивалось. Солнечные лучи останавливались у окна так и не попадая внутрь, а Дарёна вдруг почувствовала надвигающеюся ледяное дыхание Мораны.
Знахарь поднял брови и пристально вгляделся в парня. А затем достал из сумки, которую всегда держал рядом с собой, льняной мешочек с травами.
– На вот.
Ванька растерянно выставил ладонь. Двумя руками, не дожидаясь ответной реакции, Вышемир замкнул кисть парня в кулак, зажал в нём мешочек, взял Ивана за плечи и развернул к выходу.
– Убережет от любых видений, ночных и дневных, – он протолкнул не помещающегося в дверном проёме юношу на улицу и уже за закрытой дверью прикрикнул, – иди, иди!
Облокотившись спиной на дверь, знахарь вознес руки к небу, что-то сердито пробубнил и повернулся к застывшей Дарёне.
– А ты что сидишь? – разъярённо рявкнул он, – не успеешь допрясть, будешь все пятницы тут сидеть!
Поджав губы, девушка продолжила работу. То и дело её глаза застила пелена и вместо прялки видела она розовощекого разгоряченного Ивана. С золотыми кудрями, широкими плечами, отчего-то испуганного, преисполненного необъяснимого ужаса, будто он не на Дарёну смотрел, а мертвяка увидел.
Попридя немного в себя после дремоты, Вышемир стал добрее. Он походил из угла в угол, меряя избу шагами и размышляя. Затем взглянул на погрустневшую девушку и сказал:
– Иди.
Дарёна робко подняла поблёскивающие в кротких солнечных лучах глаза.
– Ну что сидишь? Листьев мать-и-мачехи жменю надобно и цветов две.
Вышемир хороший человек. Добрый. Коли видит, худо кому, так обязательно поможет. Несколько раз знахарь напомнил девушке где следует собирать мать-и-мачеху, да настойчиво возбронил подходить к речке. Всё, как и в любой другой день сбора трав. А дней этих было уж столько, что за свои семнадцать зим Дарёнка уж и сосчитать не могла.
Грозные суровые сосны возвышаются над маленькой березниковой рощей. Над головой, где-то на самых верхушках древесных исполинов, порхают птички с ветки на ветку, переговариваются с белками. Свежий, чарующий аромат приближающегося лета уже витает в воздухе. В белой рубахе, сшитой из старой маминой одёжки, Дарёна зашла в лес и звонко рассмеялась сама себе. Вот этого доброго, светлого места она боялась? Солнечные лучи разбиваются об иголки и ветки на множество сверкающих полосок. Под ногами вереница муравьёв тащит огромную для их размеров хворостину, чтобы обустроить свой дом к лету. «Ну совсем как мы!» – восторженно наблюдая, побрела девушка вслед за маленькими тружениками. Шаг за шагом по мягкой Матушке Земле, между тонких ветвей кустарников, Дарёна вышла на опушку. Она подняла голову и огляделась. Большая ребристая берёза с тремя сучками в разные стороны. Осталось обогнуть её, да дойти до низины, где обитает золотоголовая царевна Мать-и-мачеха.
Совсем недалеко бьётся речная вода о каменные пороги. Дарёна, чутко прислушиваясь, замерла. «Не подходить к реке» – вспомнила она наставление знахаря. Обернувшись через плечо, девушка опасливо поискала глазами высокого мужчину в козьей шкуре. Он ведь и не узнает, коли сходить туда? «Нет, – одернула себя Дарёна, – не велено». Она пожала плечами, мотнула головой, отгоняя строптивые помыслы, и пошла в сторону оврага. Мелкие ветки и не по времени года выросшие травинки цеплялись за подол рубахи. Дарёна то и дело поглядывала вниз, как бы не порвать дорогую сердцу ткань. Она схватила рубаху за низы, обнажая ноги ниже колена. Припевая «Гром гремит, Перун идёт, Землю-матушку зовёт, облачайтесь в одежды народные, будут пляски богам угодные», Дарёна поскакала по тропинке словно бойкая козочка.
