Алёна Ершова
Чертополох и золотая пряжа

Глава 5. Утро нового дня

Утро, сменившее темноту ночи, выдалось на редкость холодным. В камин некому было подбросить дров, и он потух. Но еще до первых лучей вынырнувшего из проруби солнца последнее веретено увивала золотая пряжа.

Вместе с работой тянулась и тонкая нить беседы. Большей частью они говорили о магии.

– Сейд, леди, это женское искусство. В каждом роду он свой и редко бывает доступен мужчинам. Он передается по наследству от матери к дочери, от бабки к внучке. Но одной сидской крови недостаточно, нужны и знания. Очень жаль, что у тебя не было наставницы. Ты по природе своей сильная сейдкона.

Айлин глубоко задумалась: «Сидской крови… Значит, правду люди говорили, что матушка моя не человек, и Холмы ей дороже собственного ребенка оказались…»

– Но меня учили вы, – ответила Айлин, спрятав грусть в самый дальний уголок сердца. Она подумает об этом позже. Примет и простит. Сейчас же на это просто не осталось сил. – И я бы не сказала, что это учение прошло даром.

Маг улыбнулся одними глазами. Он сидел вполоборота, привычно подставив свету нетронутую часть лица. Свою наставницу по сейду он не помнил, знал лишь, что она была. Но тепло, которое всеискусная подарила ему за годы обучения, до сих пор грело сердце.

Айлин нравилось наблюдать за скупой мимикой гостя, по крупицам складывать историю его жизни. В детстве маг представлялся добрым сказочником, матушкиным подарком, посланным для присмотра и защиты. Она представляла, как ночной гость приведет ее к волшебному камню, который своей песней подтвердит ее благородное происхождение. Дальше будет пир и прекрасный принц, о котором мечтают все девочки. Но не все исполнившиеся мечты, как оказалось, приносили радость.

– Ты только никому об этом не говори, а то я стыда не оберусь, – иронично произнес маг.

Дева уставилась на него, перебирая в уме последние слова, а сообразив, вспыхнула, как цветок мака.

– Ой, а я ведь о том, что вы меня рукодельничать учили, рассказала нашим… только мне все равно никто не поверил. Но про сейд я молчала, хотя все и без того догадываться стали, когда я своим пледом сына пастуха накрыла, а он исчез.

Собеседник покачал головой и взял последний пучок соломы. Он помнил тот плед…

– Вот и хорошо, что не поверили. Видишь ли, магия этого мира делится на мужскую и женскую. Сейд и спа присущи женщинам. Скальдическая и руническая – мужчинам. Сейд своей матери я получил целиком в противовес проклятию. И все равно нужно было учиться. Потом, намного позже, чтобы постичь мужскую начертательную магию рун, мне пришлось отправиться на север к одному саамскому колдуну и долго познавать его премудрость. Зато теперь ни один смертный не рискнет смеяться мне в спину.

Айлин открыла рот, желая задать вопрос, но тут же передумала, больно прикусив губу. Она ничего не знала о своем ночном госте, и сегодня он впервые поделился с ней чем-то личным, пусть и так, между делом. Ее подмывало разузнать о его детстве, отрочестве, и о том, как он получил свои проклятья и увечья. Наверное, их оставила война с сидами, что закончилась почти тридцать лет назад. Ей вдруг стало интересно, сколько ему лет. Выглядел маг чуть старше короля, но кровь волшебного народа сильно увеличивает срок жизни. И чем больше ее, тем дольше живет человек. Правда, бессмертие можно было заполучить лишь в Холмах, и только при условии, что путник будет есть их хлеб и пить их воду. С другой стороны, гостя выдавал умный, цепкий взгляд. Таких не встретишь у юнца, недавно начавшего брить бороду. Да и «малышкой» маг звал ее уже тогда, в давно забытом детстве. Слова зудели, прыгали на языке. Сотня вопросов роилась в голове, но Айлин не задала ни одного, рассудив, что маг не захочет об этом говорить.

– Ночь подходит к концу, пришла пора прощаться. – Румпель поднялся со своего места и, хромая, подошел к пряхе.

– Но ведь это не навсегда? Прошу, не исчезайте с лучами солнца. – Она подняла на него глаза и теперь смотрела снизу вверх, как, пожалуй, прибрежный цветок глядит на черный утес.

– Зачем тебе это, будущая королева?

Айлин опустила глаза. Она не знала правильного ответа на его вопрос. А неправильный ее пугал.

– Я, кажется, нашла разгадку, – сказала она, переводя тему. – Я знаю ваше имя. Хоть меня и удивляет, что именно его мать выбрала для своего ребенка, но вам оно как будто подходит…

Ее слова оборвал стук в дверь. Айлин оглянулась на шум, а повернувшись обратно увидела, что колдун исчез.

«Имя. Ты обещала назвать мое имя», – едва слышно прошелестел ветер и стих.

В дверь постучали снова.

Айлин сбросила оцепенение, метнулась к спящей служанке, выдернула из ее волос гребень и принялась тормошить. Растолкав Мэри, она отперла засов.

Король, возникший на пороге, сиял ярче зимнего солнца. Рыжая борода вычесана и умаслена. На крепком теле, словно чешуя, плотно сидел короткий узкорукавный дублет. Поверх – широкий эскофль^[19], подбитый мехом выдры и расшитый красными королевскими львами. Тонкие шерстяные шоссы плотно прилегали к массивным ногам. Высокие кожаные сапоги позвякивали золотыми шпорами. На широком поясе висели небольшой рог и кинжал с богато украшенной рукоятью.

За королем в покои протиснулась свита: пестрая, многоголосая, выряженная кто во что горазд, благоухающая по`том и розовым маслом. В покоях тут же стало тесно от обилия зеленых котт и широких платьев, цветных перьев на ярких шапках и меховых плащей, шаперонов^[20] с длинными хвостами и перчаток из тончайшей кожи. Эта шумная, не останавливающаяся ни на секунду химера со множеством рук, ног и голов одновременно двигалась, говорила, смеялась и шипела десятками голосов.

– Леди Айлин, вы справили пряжу? – спросил король, и в комнате воцарилось молчание.

– Конечно, сир. – Дева преподнесла правителю небольшой ларец. Когда король приподнял крышку, двор невольно ахнул, ослепленный блеском золотых нитей. Шепотки, словно мышиное полчище, вновь заполнили пространство.

Король взял в руки увесистое веретено, размотал нить, попробовал ее на зуб.

– Золото! Право слово, это золото! Сегодня же выгоню взашей всех придворных алхимиков! Они столько лет кормят меня обещаниями создать красный магистериум, способный превращать глиняные черепки в благородный металл. А тут вы, леди, за ночь своими ручками творите такое! – Король протянул одно из веретен Гинерве. – Поглядите, матушка, а вы не верили.

Королева поджала губы, отчего они стали похожи на сушеный шиповник, но пряжу взяла.

– Какое сокровище вам досталось, сын мой! – Гинерва улыбнулась так, что единственное окно в спальне покрылось изморозью.

– В следующий раз, матушка, не спорьте со мной. А теперь слушайте меня и донесите всем, кто не слышал. С сего дня леди Айлин нарекается тан Киркоулл и моей невестой. Свадьбу справим в день возвращения Короля Дуба.

– Миледи, – обратился он к притихшей Айлин, – своей милостью я передаю вам в личное пользование замок Киркоулл со всеми его землями и угодьями. Советую в ближайшие дни посетить ваш феод, а пока, по моему распоряжению, матушка подготовила вам платье для охоты. Собирайтесь, у вас четверть часа.

– Но, сир, я бы хотела отдохнуть после бессонной ночи. Да и можно ли охотиться в Самхейн? Ведь в эти дни сам Лесной Царь со своей свитой и королева Кайлех травят зверя.

Мохнатые брови короля сомкнулись, а на шее окаменела жила.

– Моя дорогая невеста, вы забываетесь. Я ваш король и будущий муж. И я крайне не люблю, когда со мной спорят. Охота – это отдых знати. Что же касается Ноденса Хозяина Холмов и дочери Грианана, то не мне, сыну Николаса, уступать им. Это пусть они придержат своих гончих, завидя нас, и опасаются, кабы я не принял их за свору волков. Поспешите же, леди, я не терплю задержек.

И вышел прочь. Двор последовал за своим сюзереном. Тихая, напуганная монаршим гневом и терзаемая сомнениями свита покидала Восточную башню. Король назвал мельникову дочь невестой, дал ей титул и богатые земли на севере страны, при этом строго при всех отчитал. Все это делало крайне важным один вопрос: как вести себя с девой дальше? Как с королевой или как с уткой, несущей золотые яйца? Зверюшкой, безусловно, в хозяйстве полезной, но правом голоса не владеющей. Да, спакона Тэрлег сказала, что быть деве королевой, но как долго? Когда-то и у короля Николаса было три жены, и лишь последняя его пережила.

Перед уходом королева бросила служанке:

– Следуй за мной. Принесешь своей госпоже платье.

Мэри, которая еще не пришла в себя ото сна и неожиданного визита монарха, поплелась вслед за королевой.

Гинерва шла молча. Тревога, поселившаяся в груди в день приезда мельниковой дочери, расползлась черной смолой по телу.

«Сначала на мою голову свалилась эта девица, потом на глазах у палача исчез пасынок, так и не проронив ни одного нужного слова. Предсказательница еще со своими лживыми намеками, после которых сын остаток ночи не оставлял меня в покое. Все одно к одному, словно невидимый паук пеленает всех в тугой кокон».

Королева зашла в свои покои и захлопнула дверь.

– Ну же, говори, – торопливо обратилась она к служанке, доставая из сундука платье для охоты. – Узнала, как мельникова дочь нить прядет?

– Узнала.

– Так чего ж ты молчишь? Рассказывай!

– Айлин мялкой солому мяла, прялкой солому пряла. Нить золотом сияла. Я же рядом стояла.

– Да понятно все. Но как, как она это делала? Какие слова говорила или, может, призывала кого?

– Нет, она просто мялкой солому мяла, прялкой солому пряла. Нить золотом сияла. Я же рядом стояла.

– Да что с тобой, глупая? – Королева резко обернулась и замерла, глядя на служанку. Чернота ее глаз играла на свету. – Это что такое… – пробормотала Гинерва и принялась осматривать Мэри: не отыщется ли на той лишняя булавка, веревка или гребень. Она увидела в ее волосах синюю ленту и, торопливо распустив их, сорвала ее и бросила в камин. Мэри покачнулась, в глаза стал возвращаться свет.

– Вот, значит, как… все же сейдкона… этого я и опасалась…

Королева прогнала Мэри прочь, потом кликнула двух фрейлин при опочивальне.

– Возьмите платье для невесты короля и помогите ей одеться! Через десять минут она должна быть у конюшен!

Как только покои опустели, Гинерва устало опустилась в резное кресло. Спина ее была напряжена, а взгляд остановился на горящих поленьях в камине. Она давно привыкла, что у нее в руках были не только все ключи от замка, но и все нити, при помощи которых она управляла придворными. И вот теперь одна такая лежала на полу, сверкая золотом. Гинерве казалось, что ее пальцы огрубели, скрючились. Скребли по каменному полу и не могли ухватить скользкую шелковую дрянь. Привыкшая к власти, она не желала ее с кем-либо делить. Будь то сын, пасынок или невестка.

Пасынок, изуродованный проклятьем, на корону прав не имел, хоть и был старшим в роду. Тут древний закон оставался строг. Король – это первое лицо государства, подтверждение благосклонности богов. А хороша страна, у которой правитель – уродец! Хоть и магическими способностями наделенный.

Сына в силу возраста волновали лишь три вопроса: война, пиры и охота. Он умело изображал сурового монарха, но не противился мудрым советам матери, позволяя ей заниматься скучными бумагами и выслушивать нытье лэрдов. Но с Самхейна его словно подменили, а виновата во всем эта Айлин. Демоны ее раздери! Еще и сейдконой оказалась. Такой проще веретена аконитом пропитать, чем заставить себе подчиняться. Всеискусные своенравны и хитры, а девица свой норов уже показала. Да и договоренности с Эринским королем никто не отменял. Весной прибудет юная принцесса, и к этому моменту ничто не должно напоминать о мельниковой дочери. Но сначала надо узнать секрет золотой пряжи.

Королева решительно поднялась, взяла кочергу и раскидала поленья в камине. Огонь, лишившись пищи, спрятался в глубине дерева и недовольно подглядывал красноватыми глазками на то, как Гинерва подвесила медную цепь с крюком над потухшим очагом, а после принялась ее раскачивать. Крюк трижды ударился о заднюю стенку камина, прежде чем прилип к ней. Мгновение спустя на цепи появился лохматый гроган в добротной суконной одежде. Обвив цепь тонким хвостом, дух сидел на ней, как на качелях. Одну ногу он согнул в колене, а пальцами другой задумчиво выводил в золе хитрые узоры. Королева молча села в кресло, ожидая, когда хранитель замка закончит свой маленький ритуал.

Более двадцати лет назад молодая Гинерва Мэнская, дочь последнего независимого островного лэрда, прибыла в замок своего мужа с богатым приданым. Среди прочего у нее был свой собственный крюк от каминного котелка, способный призывать грогана.

Гроганы относились к племени брауни, но были далеки от них, как простой люд от знати. Они издревле селились исключительно в замках и заключали с хозяином договоры на крови. Оплата их услуг далеко не ограничивалась хлебом со сливками, хоть этого добра и так имелось вдоволь. Зато надежнее существа сыскать было трудно. Присмотреть за неспокойным гостем, рассказать о неверности супруга, проверить, не крадет ли зерно конюх, или вывести детей хозяина замка во время осады – все это легко можно было поручить духу дома. Чаще всего гроган в замке был один, и служил он исключительно главе рода, но бывали и исключения. Так Гинерва Мэнская привезла своего собственного грогана, и в Бренмарском замке появился лазутчик, ставший со временем полновластным духом этого места.

– Кейр Мулах, о чем говорит замок? – наконец нарушила молчание Гинерва.

– Замок молчит. Он спит, королева. Только кости изменников стонут в земле да деревянные ступени Восточной башни поскрипывают. Замок спит, но Кейр Мулах знает, что в канун Самхейна ярились феи. Кудельные феи с холма Хилле. Это молодая пряха призвала их. Сильна, сильна ведьма. Хороших детей даст, кровь густая, королевская кровь. Много фей прилетело. Но злой хозяин прогнал их.

– Как он вышел из подземелья?

– Кейр Мулах не знает, замок молчит, и моя королева молчит, следить не велит. Но злого колдуна сейчас нет в замке. Потому замок и спит.

О пасынке она бы послушала, но проку от того было мало. Сбежал и сбежал. Рано или поздно его найдут и заставят отречься полной клятвой, а потом убьют. Хватит уже несчастному мучиться на этом свете. Сейчас было куда важнее узнать секрет пряхи.

– А что феи? Вчера они прилетали?

Гроган посмотрел на королеву мягко, как взрослые смотрят на дитя, обронившее глупость, и ногой оттолкнулся от края камина. Цепи противно звякнули, и качели пришли в движение.

– Кого только не было в Самхейн в замке! Были и живые, и мертвые. Даже вечные пряхи заходили погреться у камина. Но фей, фей прогнал злой хозяин, и они не прилетят более.

«Значит ли это, что феи напряли больше золота, чем нам показали в первый день? Вполне может быть, ведь сейдконе не составит большого труда скрыть что бы то ни было от любопытных глаз. Но раз феи улетели, а запасы, скорее всего, закончились, то и новой пряжи деве брать будет неоткуда. Нужно уговорить Гарольда на еще одно испытание да дать столько соломы, чтоб комната в ней утонула».

– Кейр Мулах, у меня есть для тебя работа.

– Работа – это хорошо. Кейр Мулах любит работать. За работу королева накормит Кейр Мулаха?

– Да. С полуночи и до восхода.

По лицу грогана растеклась улыбка нетерпения. Он цокнул языком.

– И можно будет выпить всю жертву целиком?

– Если справишься.

– Кейр Мулах справится. По-другому быть не может.

– Ты должен следить за пряхой и узнать, как она прядет золотую нить. В ночь, когда принесут солому, глаз с девицы не спускай. Справишься – получишь любого слугу из замка.

Глава 6. Королевская охота

В покоях Айлин развернулась самая настоящая битва. Уставшая, голодная, а потому злая дева совершенно не желала исполнять несуразные требования фрейлин.

– Я не надену кожаную подушку на живот!

Дамы, не привыкшие к отказам и чувствовавшие свое превосходство, явно не ожидали такого отпора и в первое мгновение растерялись. Но быстро собрались и начали подступать с двух сторон.

– Ее величество велела надеть это. Вы теперь невеста короля, а не какая-нибудь безвестная крестьянка. Вам следует выглядеть подобающе.

– Невеста, а не жена! Потому не смейте цеплять мне живот!

– Глупая! Беременность – это благосклонность богов!

– Ага, и они были настолько милостивы, что за ночь Самхейна я не только понесла, но и отходила весь срок. Пошли прочь! Я это не надену!

Но дамы уже не слушали ее. Одна из них схватила Айлин за руку, вторая за косы, и они вместе принялись повязывать подушку. Первую ей удалось лягнуть, а от второй увернуться и даже прокусить руку. Теплая, солоноватая кровь наполнила рот. Айлин сплюнула ее на пол и прошипела:

– Стой, гадина!

Фрейлина с прокушенной рукой замерла как зачарованная. Что произошло, Айлин поняла почти сразу, и не успела дама открыть рот, как ей прилетел следующий приказ:

– Молчи!

Вторая фрейлина, видя, что творится неладное, метнулась к двери. Однако Айлин оказалась проворней. Она бросилась к умывальнице, схватила полотенце и кинула его на пол. Ткань разлетелась сотней брызг, во все стороны хлынула вода. Образовавшееся в комнате озеро доходило до самой щиколотки. Дама не удержалась на ногах и упала. Айлин подлетела к ней, уселась сверху и схватила за шелковый пояс. Пальцы с ловкостью ласки стали вязать узлы:

 
– Первый – узел обездвижит,
второй – волю заберет,
третий – память искорежит,
а четвертый гнев сотрет.
 

Когда последний наузд был сотворен, Айлин сползла с притихшей фрейлины. Пряху трясло. Время, выделенное королем, давно вышло. Как отреагирует Гарольд на опоздание невесты, даже думать было страшно.

«Ох, не уживусь я здесь. Со своим-то характером и местными порядками… Где б еще наставницу найти, а то сейд на крови из прокушенной руки творить – дело уж совсем неприличное».

Дева натянула охотничье платье, схватила две ленты, чтобы по пути переплести косы, пнула подушку, повернулась к фрейлинам и произнесла:

– Уберете тут все, высушите и постелите мне теплую шкуру на пол. После будете свободны. Рассказывать кому-либо о случившемся я вам запрещаю, но урок этот вы должны запомнить.

Она отворила дверь и нос к носу столкнулась с королевой.

Гинерва окинула взглядом комнату, задержалась на фрейлинах и, выгнув дугой бровь, хищно улыбнулась.

«Как вовремя гроган начал следить за девицей».

Королева потеснила Айлин, подняла с пола кожаную подушку и приказала:

– Задирай платье.

Айлин молча повиновалась.

– Раз такая глупая, будешь носить мокрую.

Королева плотно затянула завязки.

– А теперь иди. Мой сын не любит ждать.

Айлин развернулась и пошла прочь. При каждом движении мокрая кожа завязок впивалась в бока. Злые слезы жалили глаза.

Гинерва посмотрела на удаляющуюся деву и покачала головой: «Ох и норовистая пряха, нельзя такую близко к Гарольду подпускать…»

Одна из фрейлин всхлипнула.

– Мы не можем ослушаться приказа. Руки сами требуют взяться за работу.

– Так вам и надо, безмозглые. Возомнили о себе невесть что. Свару с невестой короля учинили. Завтра же вас замуж выдам да отошлю куда подальше на южную границу…

Дружный вой был лучшей музыкой для королевских ушей.

* * *

Стоило Айлин скрыться от сверлящего взгляда королевы, как ноги понесли ее прочь. Подгоняемая первобытным ужасом, дева мчалась, перепрыгивая ступеньки. Вперед, вперед, лишь бы подальше от ледяных глаз, от стального голоса, от цепких пальцев. Эта женщина пугала настолько, что уже ничего не хотелось. Ни замужества, ни высокого статуса. Только бежать.

Миновав очередную лестницу и завернув за угол, Айлин споткнулась и, неловко махнув руками, полетела на пол. На мгновение стало темно, а когда возможность видеть вернулась, дева обернулась и обнаружила подле себя заплаканную Мэри.

– Ты что здесь делаешь? – не скрывая раздражения, спросила Айлин служанку.

– Меня ее милость выгнала. За то, что я ее наказ не выполнила.

– Неудивительно, – Айлин медленно поднялась. Паника, бушевавшая внутри минуту назад, отступила.

«Тех двоих она тоже подле себя не оставит», – согрела ее злорадная мысль. Айлин терпеть не могла тех, кто упивается силой и могуществом, всем своим существом полагая, что подобных ей нельзя подпускать на расстояние ближе, чем то, что могла бы преодолеть стрела.

– Леди! Прошу вас, возьмите меня себе!

– Нет! – Айлин торопилась и не желала любезничать с той, в чьих мыслях во время сейда не прочла ничего, кроме презрения.

– Пожалуйста! – Мэри схватила деву за край плаща. – Вы спешите, не желая выслушать меня. Но лошадь короля захромала, и он выбирает нового скакуна. Двор ждет, но не вас.

– И все это ты узнала, пока сидела тут и ждала меня?

Служанка потупила глаза.

– Нет, я слышала шум во дворе и ругань его величества. У него очень зычный голос.

– Ясно.

– Леди, клянусь, я буду верна вам как не все собаки бывают! Стану вашими ушами и глазами. Только не отказывайтесь! Мне некуда больше идти. У родителей еще шестеро детей. Они не примут меня домой.

Айлин покачала головой.

– Ты или очень хитра, или крайне глупа, Мэри, раз просишься ко мне на службу. У меня самой голова на одних завязках от плаща держится… Ладно, поедешь со мной на охоту, а там видно будет.

Служанка подпрыгнула и затараторила:

– Спасибо вам, леди, спасибо! Вы не пожалеете. Право слово, не пожалеете, я хорошо умею служить, все тайны и сплетни двора знаю лучше любого брауни.

Айлин кивнула и хотела уже двинуться дальше, как Мэри остановила ее, вновь схватив за край плаща.

– Госпожа, нельзя в таком виде! У вас же волосы растрепаны, подушка на бок сбилась, а руки в грязи.

* * *

Король был зол. Утреннее хорошее настроение осело, как пена на эле. Сначала страхи невесты по случаю охоты в Самхейн, потом слова лэрда Сомерленда: он при всем дворе заявил, что желает купить королевскую ищейку за меру золота, равную ее весу. Золото король любил, но лучшую собаку отдавать не хотелось, даже за столь высокую цену и даже Сомерленду – другу и соратнику.

– Я дам тебе любого ее щенка в знак своей милости, – пообещал Гарольд, но лэрд никак не желал останавливаться, все поднимая цену.

– Да она раньше сдохнет, чем достанется тебе! – в сердцах бросил король неунимающемуся вассалу и пошел прочь. Хоть цена и была хороша, но продавать ищейку перед охотой – дурной знак.

Потом прибежал конюший с вестью, что королевский жеребец захромал.

Не помяни Айлин поутру короля Ноденса с Холмов да королеву сидов, плюнул бы Гарольд на все, продал бы собаку Сомерленду да пошел пировать, оставив охоту до лучших времен. А тут взыграло ретивое, закусило: неужто он в собственных лесах не сможет гон устроить только потому, что жалкие сиды раз в году решили повылезать из своих холмов?!

Поэтому Гарольд упрямо отправился на конюшни искать себе подходящего скакуна, быстрого и выносливого.

«У брата келпи под уздой ходит, а у меня же все клячи обычные», – подумал он, когда ему привели темно-гнедого мерина.

– Седлайте этого, – недовольно бросил король. – И так уже задержались.

Он вышел во двор, нашел глазами Айлин, гладившую спокойную низкорослую кобылу с красивыми длинными перьями на ногах, и тут же залюбовался тем, как дева ловко проверяет подпругу.

«Зато у меня невеста – прекрасней во всем королевстве не найти, а он даже с пастушкой быть не может».

Оглядев свой двор – дам с ловчими птицами, лэрдов с рогатинами наперевес, псарей, лучников, загонщиков и егерей, – Гарольд вдохнул полную грудь воздуха и прогудел в свой рог.

Все тут же пришло в движение, завелось, закрутилось. Заржали лошади, залаяли собаки, раздался смех и восторженные возгласы. Влекомая королем, началась охота.

Улюлюкая и перекидываясь гудками рожков, всадники добрались до леса. Рысь лошадей вонзилась в его чащу, как выпущенная стрела в плоть. Зашелестел старый лес, зашуршал опавшей листвой. Взмыли вверх встревоженные птицы. Собаки, почувствовав зверя, натянули поводья.

– Есть след! – Один из егерей ткнул древком копья во взрытую землю. Псарь подвел к рытвине персиковую ищейку, ту самую, которая не досталась лэрду Сомерленду. Король потрепал собаку за загривок и лично спустил ее с поводка. Ищейка сорвалась и понеслась вперед, словно легкий парусник, поймавший попутный ветер. Все всадники устремились за ней. Завертелась, понеслась безудержная свора. Ржали лошади, лаяли ищейки, дули в рожки охотники. Только успели разогнать лошадей, как собака остановилась возле двух поваленных дубов и глухо зарычала. Внезапно из своего логова вылетел кабан и одним ударом вспорол ей брюхо. По поляне растекся тяжелый железистый запах крови. Гарольд зарычал не хуже своего пса. Метнул в кабана короткое копье и промахнулся. Зверь блеснул черными глазами и бросился в кусты.

Свора собак тут же сорвалась в погоню, лэрды во главе с королем помчались следом.

– Дамы, предлагаю черную охоту оставить мужчинам, а нам спешиться здесь и попытать счастья с ловчими птицами, – леди Сомерленд натянула поводья, придерживая гарцующего коня. Женщины оказались не против: мало кого из них интересовали неистовые скачки по лесу, когда злой ветер бил в лицо, а хищные ветки так и норовили выцарапать глаза.

В скором времени слуги нашли подходящую ровную поляну и разбили небольшой лагерь, чтобы утомленные дамы могли отдохнуть и выпить горячего эля.

Охотники тем часом преследовали добычу. Кабан несся, не скрываясь из виду и не подпуская к себе близко. Король видел его на расстоянии в полполета стрелы. И этому видению не мешали ни сухая трава, ни голые деревья. Черная лоснящаяся шерсть зверя, словно знамя вражеского отряда, приковывала взор. Гарольд, не жалея коня, летел вперед и, только когда туман лизнул его сапоги, заметил, что остался один. Другие наездники или отстали, или сбились со следа, заприметив дичь попроще. Лишь он, как зачарованный, продолжал преследовать кабана.

Вскоре белесая мгла поглотила наездника, и уже не было видно ни дикого зверя, ни собак, воющих неподалеку. Гарольд осадил коня, пустив его шагом. Зимний лес, голый, бесснежный, скрипел, стонал, перешептывался. Вдруг откуда ни возьмись появились наездники. Всадники в пестрых одеждах летели сквозь туман. Красноухие белые гончие звонко лаяли. Призывно гудел рог. Король, решив что это его свита, ударил шпорами коня и влился в шумный поток. Он огляделся, пытаясь узнать в пестрой толпе своих подданных, но не увидел ни одного знакомого лица. Среди прекрасных дам и статных юношей не было ни одного, кого бы он видел при своем дворе. Гарольда пробрала дрожь. Он дернул поводья, пытаясь увести коня, но тот, притянутый неведомой силой, гнал вперед, не замечая маневров своего наездника. Вдруг туман рассеялся, а вместе с ним исчезла и чужая свита. Конь влетел на поляну и остановился. Гарольд перевел дух и огляделся. Кругом зеленела трава; в ней, сверкая голубыми шапками, ровными кругами росли грибы. Черный кабан как ни в чем не бывало рыл землю неподалеку. Король спешился, поудобнее перехватил копье и направился к зверю. Животное заметило движение и вперило в охотника маленькие глазки. Легкий хруст ветки прогремел на всю поляну. Кабан, обезумев, сорвался и понесся на человека. Гарольд сжал покрепче древко, но, когда оно переломилось, так и не пробив шкуру животного, понял: это конец. Желтые бивни вспороли живот, и Гарольд увидел, как его алая кровь сочится на зеленую траву, превращаясь в маленькие ярко-голубые грибы. Гарольд зажмурился, прощаясь с жизнью, но, открыв глаза, вновь обнаружил себя на коне в рядах странных охотников. Он взглянул на свой живот и с удивлением обнаружил, что тот был цел. Даже эскофль блестел золотыми львами. Слева раздался заливистый смех. Король повернул голову и утонул в холоде леденистых глаз.

– Ты будешь танцевать со мной? – хохоча, спросила незнакомка.

– Я гоню зверя.

– Ты уверен? – Красавица указала за спину Гарольда. Тот обернулся и оцепенел, увидев, как за ним мчится огромный разъяренный кабан. Глаза его пылали красным, а из пасти летела слюна. Гарольд хотел было предупредить спутников, но никого поблизости не обнаружил. Остались только он и дикий зверь. Но теперь добыча с охотником поменялись местами.

Обезумевший от страха конь гнал, не разбирая дороги. Налетев в тумане на поваленное дерево, он споткнулся и, ломая передние ноги, рухнул на землю. Гарольда выбило из седла, и он, пролетев несколько ярдов^[21], упал. Одна из ступней вывернулась и хрустнула. Превозмогая боль, король поднялся и огляделся. Вокруг сияла изумрудной зеленью та же поляна с грибами, а на краю топтался взбешенный кабан. Отступая назад, Гарольд споткнулся о сломанное копье. Удивиться тому, как оно тут оказалась, он не успел. Зверь кинулся на добычу. Охотник выхватил рондель^[22] и приготовился к схватке.

Кинжал, нацеленный в шею, даже не оцарапал животное. Он уткнулся в жесткую шкуру, выгнулся, словно лук, и разломился надвое. И вновь Гарольд увидел острые желтые бивни и собственную кровь, толчками бьющую из горла. Король вцепился в жесткую щетину и прохрипел:

– Тебе не совладать со мной, тварь!

Осознание этого и покой, накативший следом, накрыли его мягким покрывалом. Веки отяжелели и сомкнулись.

– Эй! Ты что, спишь на ходу?! – раздался знакомый девичий голос. Гарольд стряхнул с себя оцепенение и чуть не выпал из седла. Во рту было солоно. Голубоглазая красавица смеялась. Всадники летели сквозь туман.

– Ну что, младший сын короля, потанцуешь со мной?

– Да-а-а, – собственный голос показался ему шипением змеи.

– Тогда возьми мою руку! – смех струился, смешивался с туманом, оседал блестящими каплями на лошадиных крупах. Гарольд протянул руку и коснулся тонких девичьих пальцев. Вмиг раздался гул рожка, и странная процессия остановилась. Охотники спешивались и, весело переговариваясь, привязывали коней. Туман рассеялся, и король, холодея, увидел ту же самую поляну. Ему показалось, что в зеленой траве блеснули обломки кинжала.

– Ты обещал потанцевать со мной, – дева обвила его шею тонкими белыми руками.

– Кто ты? – Гарольду нравилось тонуть в синеве ее глаз.

– Я сон меча, прощальное пламя, пища ворон. И ты обещал танцевать со мной.

Девичьи глаза сверкали, алые губы манили, а тонкие пальцы холодили шею. Король расстегнул ворот дублета, вдохнул холодный воздух и неожиданно для себя рассмеялся.

– Я ничего не понял, о прекрасная дева, но готов танцевать с тобой, целовать твои губы, ласкать твое тело. Этой ночью я твой.

– Да, люби меня, охотник, люби как в последний раз. Пей меня, дыши мной, согрей мое холодное тело.

Гарольд приник к девичьим губам, как жаждущий путник к кубку, накрыл широкими руками хрупкие плечи. Ручьем с девичьей фигуры стекло шелковое платье. Жаром страсти обожгло короля.

– Тут… есть… холм. – Дева тяжело дышала, жаля поцелуями, – в нем можно укрыться от посторонних глаз. Пойдем! – Она потянула короля к краю поляны. Махнула рукой, и Гарольд увидел, как раскрывается холм, поросший изумрудной травой. А внутри горят факелы, и в отблесках огня видны залы, наполненные золотом.