Алёна Белозерская
Сердце из двух половинок
Глава 6
Телефон трезвонил уже несколько минут. Была глубокая ночь, и Рафаэль с трудом открыл глаза.
– Да! – недовольно гаркнул он в трубку.
– Мистер Хаксли? – раздался голос.
– Его нет. Я его помощник и доверенное лицо, можете говорить со мной.
– Меня зовут Джон Колдер. Комиссар Колдер.
– Рафаэль Тэрстон.
– Мистер Тэрстон, брат мистера Хаксли Роберт и его жена погибли в аварии. Их машина столкнулась с грузовиком. Мне жаль.
Стало трудно дышать.
– Ребенок, мальчик был с ними?!
– Нет, сэр, они были одни. Примите мои соболезнования…
Рафаэль положил трубку, его трясло от напряжения, мозг отказывался верить в услышанное. Хотелось думать, что это чья-то злая шутка. Но такими вещами не шутят. Шатаясь от горя, он подбежал к комнате Мартина и, сотрясаясь от рыданий, забарабанил в дверь. За дверью ничего не было слышно. Тогда он начал бить в дверь ногой. Поистине, горе и страх делают с человеком небывалые вещи. Рафаэль, ноги которого были когда-то сломаны, неправильно срослись и отличались хрупкими костями, все-таки открыл огромную тяжелую дверь, с треском выломав замок. Он стал бить пьяного Мартина по щекам, вынуждая его прийти в себя.
* * *
– Ножки, ножки, идут по дорожке, – хриплый голос разносился по всему дому.
Мартин усмехнулся. Он работал у себя в кабинете и откровенно веселился, слыша, как Рафаэль примеряет на себя роль няньки Габриэля. У настоящей няньки сегодня был выходной, и она, оставив им множество бутылочек с детским питанием и кучу различных указаний, уехала навестить родственников.
– Раф, закрой пасть! – прокричал он. – Напугаешь мальчишку!
– Настоящий мужчина не должен бояться громких звуков, – послышалось в ответ, и тотчас же раздался плач ребенка.
Шесть месяцев прошло после гибели Роберта и Марии. Семь – с того дня, как исчезла Ирэн. Мартин выбросил из дома все, что напоминало ему о ней. Переселился в другую спальню, купил новую кровать и никогда больше не приводил в дом женщин. Кроме того, он решил уехать из Нью-Йорка и сейчас подыскивал особняк в Майами.
Стивен Хоупс звонил каждую неделю, сообщая о результатах поисков Ирэн и ее любовника. Он с помощниками вот уже семь месяцев подряд прочесывали всю Мексику вдоль и поперек. Выяснилось, что после Сан-Диего парочка взяла билеты до Гвадалахары. Дальше их след терялся. И вместе с ним блекла надежда Мартина отомстить за свою боль.
В кабинет вошел Рафаэль, держа в руках бутылку виски и один стакан.
– Пацан уснул. Выпьешь со мной? – Раф ехидно улыбнулся, прекрасно зная, что Мартин не пил с того печального дня, когда его верный друг высадил дверь в его спальне.
– Нашел дом?
Мартин кивнул.
– Где?
– Во Флориде.
– Ясно, что не в Австралии, – Раф нисколько не смутился по поводу нежелания Мартина продолжать разговор. – Не очень-то любезно с твоей стороны подобным образом вести беседу.
Мартин проигнорировал замечание и посмотрел в свой ежедневник.
– На следующей неделе лечу в Милан, у меня встреча с Бруни.
Раф сделал смачный глоток из стакана.
– Слышал, в прошлом месяце Бруни избрали в депутаты. Я так и не понял, Мартин, как ты на него вышел?
Мартин усмехнулся:
– Сальваторе Маццола помог. Ему нужен свой человек в парламенте, и поэтому он толкает Бруни вверх. Через несколько лет сделает его сенатором. Но Бруни – скользкий червь, за ним нужен постоянный контроль.
– Поэтому ты и летишь в Италию?
Мартин кивнул.
– А зачем Маццола понадобился свой человек в итальянском парламенте?
– Это не наши вопросы, – отрезал Мартин. – Наша работа состоит в том, чтобы проверить, все ли в порядке, и, если есть ошибки, – устранить их.
Рафаэль многозначительно улыбнулся. Зазвонил телефон.
– Тэрстон, – сказал он и через мгновение протянул трубку Мартину. – Тебя, Стив.
Рафаэль увидел, как внезапная ярость вспыхнула на лице Мартина. Он ненавидел моменты, когда Мартин так резко менялся на его глазах, ненавидел это страшное преображение, когда он из спокойного человеческого состояния превращался в тигра. Он боялся такого Мартина и, зная, к каким последствиям это может привести, интуитивно прикрыл глаза.
– От мужчины избавиться, ее не трогать. Ждать меня! Я вылетаю! – Мартин как-то странно посмотрел на Рафа и просто сказал: – Ирэн нашли.
– Я уже понял, – Рафаэль взял в руки листок бумаги. – Поса-Рика-де-Идальго, ранчо «Толедо», – прочитал он и через силу усмехнулся. – Мне ехать с тобой?
– Останься с мальчиком.
* * *
Мартин долетел до Мехико, где в аэропорту его уже ждала машина. Всю дорогу он молчал, страшась той минуты, когда он наконец увидит Ирэн. Он вспомнил ее лицо, темные серые глаза, гладкую кожу и понял, что все еще любит ее. Они проехали Поса-Рика и направились дальше, к заливу Кампече. Мартин улыбнулся, подумав, что она всегда хотела жить у моря. Ранчо «Толедо» представляло собой небольшую, но вполне ухоженную усадьбу. Вокруг небольшого одноэтажного дома был разбит сад. По двору ходили куры, а в маленьком сарае, заходясь в голодном припадке, визжали свиньи. Неужели здесь живет его маленькая Ирэн? Она, привыкшая к драгоценностям, нарядам, обедавшая исключительно в ресторанах, теперь возится в огороде?
Мартин вошел в дом. Светлые занавеси были опущены, вещи валялись в полнейшем беспорядке. Сломанные стулья, разбитые цветочные горшки – и мертвый Нилов, прикрытый покрывалом. Он переступил через тело и прошел в дальнюю комнату, из которой слышались голоса его парней. Ирэн, бледная, в простом коротком платье, сидела на стуле и держала на руках новорожденного ребенка. Мартин быстро подсчитал в уме, что ребенок был зачат, когда они еще были вместе.
– Мой? – спросил он.
– Нет, Михаила, – тихо ответила она.
В ее голосе не было страха, и это не понравилось ему. Он ударил ее по щеке. Она знала, что произойдет дальше, но не просила о пощаде. Ирэн молчала, только из глаз ее медленно текли слезы. Она прошептала, крепко прижимая младенца к груди:
– Только не ее, умоляю…
Она протянула ему ребенка, и Мартин, повинуясь этому ее последнему желанию, взял мирно спящую девочку из ее рук. Больше он ничего не сказал, лишь кивнул своим людям, чтобы они продолжили начатое, и вышел, держа на руках дитя той, что предала его.
* * *
Когда Мартин принес девочку в комнату Габриэля, то вдруг вспомнил, что он не знает, как ее зовут. Мартин всмотрелся в ее спокойные темно-серые глаза и неожиданно для самого себя улыбнулся:
– Клементина, тебя зовут Клементина!
Девочка беспокойно зашевелилась в его руках и вдруг разразилась громким плачем.
– Ничего себе, – услышал он позади себя веселый возглас, – у девчонки глотка, как у боцмана! И кто это?
– Клементина, сестра-близнец Габриэля и моя племянница.
– Ну, у тебя, Мартин, и фантазия, – рассмеялся Рафаэль, разглядывая малышку. – Голодная, наверное!
Он убежал в кухню и через несколько минут вернулся с теплой бутылочкой.
– Давай сюда.
Он попытался забрать Клементину из рук Мартина, но тот увернулся и голосом, не терпящим возражений, сказал:
– Я сам.
– Ты же никогда не кормил ребенка, – удивился Рафаэль.
– Всегда приходит время, когда нужно начинать.
Мартин удобно положил малышку на руку и с улыбкой смотрел, как она жадно сосет молоко.
– Завтра необходимо выправить все бумаги на имя Клементины Хаксли. Записать ее одним числом рождения с Габриэлем.
– Ясно, – промычал Рафаэль. – И, это… нянька нужна. Его дамочка, – кивком головы указав на спавшего в своей кроватке Габриэля, – не справится с двумя.
Поздней ночью Мартин все еще сидел в детской комнате, наблюдая за Клементиной. «Спи, малышка! Спи сладко, маленькая принцесса… А завтра, когда ты проснешься, перед тобою будет лежать весь мир…»
Часть вторая
Глава 7
Рафаэль сидел на террасе в ротанговом кресле и держал на сгибе одной руки Клементину, а на другой – Габриэля. Из одежды на нем были только шорты, сандалии лежали рядом, и он блаженно тер босыми ногами о теплый пол. Мартин, сидя чуть в сторонке, просматривал бумаги. Периодически он поглядывал на почти голого Рафа и недовольно хмыкал. Наконец он не выдержал и раздраженно сказал:
– Иди накинь на себя что-нибудь.
– Ага, сейчас. – Рафаэль даже не сдвинулся с места. – Я собираюсь немного загореть. – Он рассадил детей по коляскам. – Вчера мы были у врача. Ты представляешь, этот недоумок сказал, что Клементина отстает в развитии в сравнении со своим братом! Я найду другого специалиста, который не будет наговаривать на девочку.
– Доктор Вейман – самый лучший педиатр в Майами. И, как мне кажется, он знает, что возраст Клементины гораздо меньше указанного в ее документах. Просто он дипломатично молчит по этому поводу.
Клементина, словно почувствовав, что говорят именно о ней, повернулась к Рафаэлю и криком потребовала, чтобы ее взяли на руки. Если ей чего-либо хотелось, она всегда брала свое криком. Нет, в глазах ее не появлялись слезы, она вообще никогда не плакала – она просто кричала. В доме были обустроены две прекрасные детские комнаты, но каждый раз, оставаясь одна, Клементина ревом поднимала весь дом на ноги, заставляя перенести себя к Габриэлю. Мартин долго старался приучить ее спать одной в своей комнате, но это не приносило результатов. Клементина заходилась в жалобных воплях, успокаиваясь только рядом с братом.
Мартин и Раф не раз наблюдали, с каким удивительным спокойствием Габриэль относится к сестре. Уже уверенно стоявший на ногах, он неотступно помогал Клементине, еще только учившейся ходить. Водил ее за ручку, поднимал, когда она падала, в общем, вел себя по-мужски, как говорил Рафаэль. Мягкий и нежный Габриэль был полной противоположностью Клементине, которую в доме прозвали «маленьким деспотом». Она доводила прислугу до слез своими капризами и упрямством. Няньки менялись одна за другой, не выдерживая характера юной мисс Клементины. Жаловаться на поведение девочки Мартину было бесполезно, потому что он сам культивировал в ней дерзость и тщеславие. Он смеялся, когда она отказывалась от не понравившегося ей блюда, и приказывал подать малышке что-нибудь другое. Восхищался, когда девочка заставляла других делать то, что она пожелает. Он потакал всем ее прихотям, но в то же время учил ее дисциплине и послушанию, умению контролировать эмоции и способности подчинять своей воле других.
– Клементина стала слишком уж набирать в весе, – проговорил Мартин, рассматривая пухлую малышку.
– Девочка растет, ей нужно много есть, чтобы быть здоровой, – заступился за нее Рафаэль.
– И тебе не мешало бы сесть на диету.
– Я – и диета?! Будто я барышня какая-то! Я и сам не люблю, когда у бабы из-под кожи кости торчат. Берешься за нее, а она как батарея ребристая, ни сисек, ни задницы! На кой черт она такая нужна, скажите, пожалуйста? Баба должна быть мягкой, большой и горячей. Покажи мне сухих палок, да чтобы искры с них летели! Э-э, нет! Они все злые, потому что жрать хотят. А на хрен мне злая баба? Баба должна быть доброй.
Мартин не слушал Рафаэля, он смотрел на девочку, которая стала смыслом его жизни.
– Любишь ее? – спросил Рафаэль, впервые видя на лице Мартина выражение такой нежности и обожания.
– Больше жизни своей.
Глава 8
Близнецы Хаксли, как их теперь называли, учились в частной школе в Нью-Йорке, каникулы вместе с дядей и Рафаэлем они проводили в Европе или на островах. В школе Клементина вела себя совершенно не так, как дома, скрывая свою настоящую натуру. О, она умела это делать, как никто другой! Она играла со всеми, превращаясь в маленького беззащитного котенка, поэтому все считали ее спокойной, интересной и абсолютно не манерной девочкой. Сверстницы мечтали дружить с ней, потому что лучшую подругу трудно было себе представить. Но она никого к себе близко не подпускала. Всю свою любовь и дружбу она адресовала Габриэлю. Клементина любила в нем буквально все, обожала его за доброту, честность и мягкую настойчивость, словом, за все то, чего не было в ней самой. Она всегда удивлялась, почему они такие разные, и спрашивала об этом у дяди, но тот, смеясь, отвечал:
– Даже яблоки, растущие на одной ветке, отличаются друг от друга по форме и вкусу.
Действительно, Габриэль был абсолютно другим. И если Клементина лишь притворялась нежной, уравновешенной и великодушной, то Габриэль был таким на самом деле. Он был дружелюбным и открытым, веселым и ненавязчивым, никогда не боялся сказать правду и всегда отстаивал свое мнение.
Дядя был добр к нему, но немного отстранен и сдержан. Нельзя сказать, что Мартин не любил Габриэля, просто он всегда держал племянника на расстоянии. Он ни в чем не отказывал мальчику, впрочем, невыполнимых желаний у Габриэля и не возникало. Все, что было ему необходимо, – это краски, альбом и бутерброд. В отличие от Клементины, которая с холодным безразличием относилась к прислуге, Габриэль обожал домашних. В детстве он часто бегал в кухню – послушать их разговоры, посмеяться, и часто рисовал любимые им лица в своем альбоме. Если у Клементины было хорошее настроение, она благосклонно соглашалась позировать. Габриэль обожал сестру, но всегда возмущался ее вспышками гнева, удивлялся ее горячему темпераменту и смущался, когда она смотрела на него каким-то странным, пронзительным взглядом.
* * *
– Мистер Хаксли, проходите, – директриса, немолодая, но очень привлекательная женщина, подала Мартину руку. – Чай? Кофе?
– Кофе, пожалуйста.
Миссис Ирвин распорядилась, чтобы им подали напитки, и они оба молча наблюдали, как секретарь ставит на низенький столик поднос с кофе и сладостями. Мартин заметил, что директриса с любопытством рассматривает его, и улыбнулся. Она – неожиданно для себя – покраснела.
– Я хотела бы поговорить с вами о Клементине, – миссис Ирвин наконец справилась с собой.
– С ней что-то случилось? – в голосе Мартина послышались беспокойные нотки.
– О, нет, с ней все в порядке, в физическом плане. Но дело в том, – она замялась, – что Клементина в последнее время стала хуже учиться. Видите ли, она всегда была прилежной ученицей, а теперь учителя жалуются, что девочка витает в облаках. Стала неуправляемой. А вчера она ударила Ив Роджерс.
– За что?
Миссис Ирвин снова смутилась от взгляда Мартина.
– Была большая перемена. Ученики находились в парке. Ваш племянник разговаривал с Ив. Их связывают теплые отношения. Пятнадцать лет, первая любовь, сами понимаете… Потом к ним быстро подошла Клементина и внезапно отвесила девочке пощечину. В общем, мне кажется, она ревнует.
Мартин улыбнулся. Наконец он нашел ее слабое место. Габриэль! Кто бы мог подумать?! Миссис Ирвин изумленно смотрела на улыбающегося Мартина.
– Мистер Хаксли! Девочка слишком сильно привязана к брату. Это само по себе очень хорошо, но нельзя допустить…
– Саманта, – прервал ее Мартин, – можно мне вас так называть?
Она кивнула.
– Я сам разберусь с этой ситуацией.
Он пристально осмотрел ее: красива, умна и, насколько ему было известно, в разводе. В голове его вдруг промелькнула интересная мысль.
– Вы не откажетесь поужинать со мной?
* * *
Мартин стоял у окна, ожидая, когда детей привезут из школы, и размышлял о пылкой и неосторожной влюбленности Клементины в ее брата. Их всегда воспитывали как родных. Как получилось, что девочка не приняла этого родства и увидела в Габриэле мужчину? Мартину вдруг стало как-то неприятно, не по себе, но не оттого, что Клементина нарушила какие-то нормы морали. Нет, в ее любви он не видел ничего непристойного, так как в Габриэле текла чужая кровь. Мартин злился, потому что Клементина перестала принадлежать только ему! Он почувствовал, что она отдаляется от него, и… испугался.
Выходя из машины, Габриэль не подал Клементине руку. Видимо, мальчишка был всерьез зол на сестру. Мартин подождал несколько минут, вышел за дверь и крикнул:
– Клементина, зайди ко мне!
Клементина с наглым видом прошла в кабинет.
– Закрой дверь и садись.
В точности выполнив все эти указания, Клементина присела в кресло. Мартин молчал. Он всматривался в нескромно красивое лицо девочки и не знал, как начать разговор.
– Я хочу услышать твою версию вчерашнего происшествия, – наконец сказал он.
– Ничего не произошло, – мягко ответила Клементина.
– Хорошо, – усмехнулся Мартин, – а за что ты ударила подружку Габриэля?
Он намеренно сделал ударение на слове подружка, чтобы посмотреть на реакцию девочки. Как он и предполагал, лицо ее побледнело от гнева.
– Заслужила! – процедила сквозь зубы Клементина.
Мартин стукнул кулаком по столу, и Клементина вздрогнула от неожиданности.
– Мне пришлось выслушивать всякие мерзости о том, что моя племянница бегает за своим же братом!
Клементина отвернулась, ноздри ее дрожали, но она молчала.
– Это правда?
Клементина была в ярости оттого, что об этом говорят в школе. Она встала и, слегка растягивая слова, произнесла:
– Да, это правда.
– Я не разрешал тебе вставать!
Клементина села на место:
– Прости!
– Клементина, прощение просит либо виновный, либо слабый, либо и тот, и другой. – Мартин встал, подошел к ней, крепко прижал к себе и быстро заговорил: – На следующей неделе ты улетаешь в Лондон. Я уже устроил тебя в закрытый пансион. Там будут только одни девочки.
Клементина начала вырываться из его крепких объятий, но он не отпускал ее и не давал ей возможности посмотреть ему в глаза.
– Так будет лучше для всех.
Клементина, отчаянно вывернувшись, сумела ослабить тиски его рук и оттолкнула Мартина. Ее лицо было красным от слез.
– Переживаешь из-за того, что люди скажут о моем аморальном поведении?! – она почти кричала. – Сам говорил – все равно, что говорят другие! Лицемер!
Выбежав из кабинета, Клементина увидела, что в гостиной сидят напряженные Габриэль и Раф, ожидая ее появления. Она нежно улыбнулась им.
– Я улетаю в Лондон, – сказала она Габриэлю. – Поможешь мне собрать вещи?
Глава 9
Двадцать восьмое апреля. День рождения. Клементина горько улыбнулась. Вот уже трижды она отмечает их общий с Габриэлем праздник одна. В последнее время она сильно изменилась и из угловатого подростка превратилась в красивую девушку. Длинные прямые черные волосы. Тонкая, слегка тронутая загаром кожа. Темно-серые глаза, выразительные и глубокие. Слегка пухлые, чувственные губы и небольшой прямой нос. Нежный овал лица и аккуратный подбородок. «Все это чушь – то, что обычно говорят о сильном подбородке. Квадратный мощный подбородок, свидетельствующий о силе и мужестве… Чепуха! Нижняя часть лица может восхищать всех художников мира своим изяществом, но при этом человек будет обладать несгибаемой волей и твердым характером», – думала она, разглядывая себя в зеркало.
Клементина прекрасно осознавала, что она красива. Но также она знала, что в эту мягкую и нежную оболочку был заключен яростный и жестокий зверь. В Клементине все было фальшивым. Внешняя красота, женственность и аристократический лоск, обретенный благодаря жесткому воспитанию, – это всего лишь картинка, наживка, на которую клюют все. Этот антураж специально создавался, строился для того, чтобы усыплять бдительность людей. Используя свою физическую привлекательность, Клементина училась манипулировать людьми. Она была умелым кукловодом, окружающие подчинялись ей, порою не отдавая себе отчета в том, что именно они делают. Просто молча соглашались с ней, глядя в восхитительные глаза красивой девушки, и радовались, когда она одаривала их счастливой улыбкой.
В этой «обители святости» – так ученицы между собой называли пансион – строгие преподаватели зорко следили за своими воспитанницами, охраняя их нравственную чистоту. Но все же девушки умудрялись проносить в свои комнаты выпивку и сигареты. Под покровом ночи они устраивали тихие праздники, приходя утром на занятия с головной болью и тошнотой. Часто Клементина бывала инициатором подобных мероприятий, и, когда организатором становилась она, все проходило спокойно и без жалоб со стороны администрации. Девушки удивлялись, как ей это удается, но она мило улыбалась и говорила, что обаяние – это козырной туз в руках. На самом деле она просто подходила к какому-нибудь более или менее лояльному воспитателю и платила ему две сотни фунтов за молчание и снисходительность. Клементина рано поняла, что с помощью денег можно открыть любые двери. И всегда этим пользовалась.
Мартин и Рафаэль навещали ее каждый месяц. Поначалу Клементина обижалась на дядю, но потом она простила его или сделала вид, что простила. Раф с гордостью смотрел на свою воспитанницу-красавицу, удивляясь, как она в такой короткий срок смогла превратиться в прекрасную женщину. Кажется, еще совсем недавно она неуклюже падала, пытаясь научиться ходить, а сейчас мужчины от нее не могут отвести взгляды.
Выходные Клементина проводила у одной из подруг, живущих поблизости, но каникулы – обязательно дома. Каждый раз, приезжая в Нью-Йорк, девушка с замиранием сердца ждала той минуты, когда она увидит Габриэля. Широкоплечий и узкобедрый, он заставлял ее трепетать от волнения, но Клементина умело скрывала чувства к нему. Она боялась своей любви, зная, что это отвратительно, но ничего не могла с собой поделать. Терзаясь и страдая все то время, что она проводила рядом с Габриэлем, девушка с облегчением возвращалась в Лондон.
Мартин, желая отвлечь племянницу от этих переживаний, давал ей мелкие задания, которые доставляли девушке огромное удовольствие. Будучи от природы любопытной, Клементина веселилась, узнавая о людях тайные сведения, известные лишь немногим. В колледже учились девушки из очень уважаемых семей, и она была вхожа в их дома. Без зазрения совести, с улыбкой ангела на лице она копалась в их «грязном белье», находя слабые места и раскрывая секреты. Понятие совестливости, как и вопросы морали, для нее никогда не являлось важным. Она не мучилась, зная, что поступает с людьми плохо. Она просто жила, крутясь в вихре удовольствий и развлечений.
В комнату влетела симпатичная брюнетка и, бросившись к Клементине, едва не задушила ее в объятиях:
– С днем рождения!
– Эстэр, – рассмеялась Клементина, – отпусти!
Эстэр Бруни была дочерью итальянского сенатора. Клементина много раз слышала эту фамилию в разговорах дяди и Рафаэля, но никогда не говорила об этом Эстэр. Она всегда тонко чувствовала, что можно говорить, а что нельзя.
– О чем задумалась? – пропела Эстэр.
Клементина неопределенно пожала плечами и улыбнулась:
– Обо всем!
Она никого не впускала в свой внутренний мир, но – специально для окружающих – создала видимость душевной открытости и участливости.
– Только не грусти, сегодня же твой день рождения! – Эстэр с визгом набросилась на подругу и стала ее щекотать. – Даже не верится, что через месяц мы все разъедемся кто куда, – прекратив веселье, печально произнесла она. – Ты уже решила, какой университет предпочтешь для дальнейшей учебы?
Клементина покачала головой:
– Не совсем, но определенно это будет либо Оксфорд, либо Гарвард.
– Здорово, когда есть выбор. Мой старик решил, что я буду учиться в Миланском университете. Даже не спросил у меня, хочу я этого или нет. Милан – и точка! Факультет выбрала?
– Психология или социология. Еще не решила.
– О, да, это твое! – засмеялась Эстэр. – Ты же у нас маленький Фрейд.
Клементина сдвинула брови:
– Значит, по-твоему, я думаю только о членах и ни о чем больше?
– Нет. Это я думаю о членах. Причем о больших!
