Аля Кьют
Чернила, тайны и отец моей соседки
Глава 2. В процессе
Я чувствовала себя чуть лучше. Легкие вибрации нервишек, конечно, остались, но я пыталась смириться с ними и списать на присутствие рядом Олега. Наверно, это нормально быть чуть возбужденной рядом с таким мужчиной.
Олег махнул рукой и попросил:
– Сюда перемещайся.
Я пересела с дивана на кушетку, где мне придется провести весь вечер. Застегивать рубашку я не стала. Все равно надо будет раздеваться.
Пока Олег делал трафарет, я наблюдала за его мимикой и руками. Забавно, но на левом предплечье с внутренней стороны я заметила неожиданную тату. Воробей с лапками за спиной «штош» из мемов всех соцсетей страны. Весьма неожиданная картинка по соседству с почти каноничным карпом. Я бы назвала воробья вообще бестолковым, но постеснялась сделать это даже мысленно. В конце концов, он мог набить его в молодости, по глупости.
Олег закончил с трафаретом и уточнил:
– Готова?
– Нет. Но давай начинать, а то до ночи не уйдем отсюда.
– Здесь и ночью хорошо, – сообщил мой мастер с загадочной ухмылкой. – Когда за окном темно и дождь идёт, а машины едут с фарами – очень красиво. Можно просто сидеть и смотреть в окно до утра.
Я тотчас представила, как сижу у того самого французского окна в пол на уютном подоконнике рядом с Олегом. В моих фантазиях одежде не было места.
– Представила? – догадался Олег по моему мутному взгляду, видимо.
Я прокашлялась и подтвердила:
– Да, очень романтично.
– Согласен. Боюсь, мне придется очень неромантично попросить тебя раздеться. Рубашка будет мешать.
– Хорошо.
Я была готова к такому повороту событий. Настя меня тоже предупреждала об этом. Олег готовил краски, машинку, полотенца, пока я справлялась с пуговицами и стягивала рубашку. Он сам забрал ее у меня и бережно сложил на соседнем стуле.
– Устраивайся удобнее лежа. Я отрегулирую спинку кушетки. Так нам обоим будет удобно.
– Вряд ли мне будет удобно лежать перед незнакомым мужчиной полуголой, – не сдержалась я.
– Мы ведь представились. Так что можно считать, что знакомы, – не согласился Олег. – Постарайся помнить, что я доктор. Представляй белый халат. Перчатки я и сам надену.
Я закусила губу, чтобы не ляпнуть пошлость о докторе, стандартном герое эротической фантазии. Мало мне как будто горячего татуировщика, теперь его еще и доктором придется представлять.
Олег надел перчатки. Я дышала через раз, чтобы успокоиться. Он взял трафарет и приложил к моей коже. Я не смотрела, что отпечаталось. Олег взял ручку и добавил несколько штрихов.
– Финишная прямая, – сообщил он, проверил машинку, макнул иглу в краску. – Последний шанс отказаться.
Я собиралась сказать, что и не соглашалась вовсе, но он мне и этой возможности не дал, перебив даже намерения.
– Я пошутил. Ты моя пленница. Отказываться поздно.
– Какие уж тут шутки, – заворчала я бодрясь.
– Сначала только линии. Шрифт и контур, – объяснил мастер. – Первые минут десять будет очень неприятно, потом начнешь привыкать. Но если нужно будет сделать перерыв, обязательно скажи.
– Ладно.
Олега мой ответ не удовлетворил.
– Маша, если я говорю, что нужны перерывы, значит они действительно нужны. Не пренебрегай ощущениями, хорошо? Геройству тут не место. Если упадешь в обморок, я могу перепугаться и тоже отключиться. Хороши мы тут с тобой будем, а?
– Постараюсь не доводить нас до такого, – смеялась я, почти забывая о нервах.
– Вот и молодец. Анестезию не предлагаю. От нее кожа теряет эластичность, а у нас и так есть неровности, которые придется тщательно прорисовывать. Понимаешь?
– Да. Я потерплю. Уверена, что справлюсь.
– Тогда начинаем.
Олег несколько раз повернулся ко мне, почти касаясь, но отстраняясь, чтобы проверить доступ.
– Да, так ничего вроде, – подвел он итог своим опытам и включил машинку.
Я задержала дыхание.
Первое касание иглы показалось мне вполне терпимым. Я выдохнула и расслабилась, но зря. Если разовый контакт был не такой и болезненный, то при повторении царапающее ощущение стало нарастать. Я терпела, но была готова все отменить. Слова вертелись на языке, пока Олег снова и снова водил иглой по моей коже.
Прошла, наверное, всего минута, но она показалась вечностью.
– В порядке? – спросил Олег, прекращая работу.
– Нет, но терпимо, – честно ответила я.
– Продолжаем?
– Конечно.
И снова игла стала рисовать по моей коже. Олег оказался прав, чем дальше, тем легче я принимала боль. Вряд ли я пойму ребят, которые сидят на тату-игле, как наркоманы, и тащатся от этой боли. Но в целом – это можно терпеть.
– Легче? – спросил Олег снова минут через десять.
– Да. Определенно.
– Можем поболтать?
– Зачем? Чтобы я не упала в обморок? Не стоит. Я в порядке, – быстренько отмела я предложение.
– Это я вижу. Но можно поговорить, чтобы не скучать.
– Эээ, ладно. Наверное…
– Прости, что достал тебя. Сейчас вытру излишки краски. Не пугайся.
Он провел полотенцем по коже.
– Если комфортнее в тишине – я заткнусь. Буду только по делу.
Его внимательность обескураживала. Никто не был так щепетилен со мной. Даже поговорить Олег просил разрешения.
– Нет, я не против поболтать.
– Слава богу, – смешно выдохнул от облегчения. – Это не мое дело, но я помру, если не узнаю, что означают эти эльфийские руны.
– А, это… – немного разочарованно проговорила я.
Думала, он будет спрашивать о шрамах, и приготовила иглы, но нет.
– Очень красиво ложится шрифт. Как я мог спутать с ивритом… Чувствую себя двоечником. Они из «Властелина колец»? – стал гадать Олег, не получая от меня толкового ответа. – Чтобы всех отыскать, воедино созвать…* Так кажется?
Я бы саркастично похлопала, но мне нужно было лежать тихо и не мешать мастеру работать. Однако легкое пренебрежение я вложила в голос.
– Если эльфийские руны, значит «Властелин». Все так думают. Нет, это из другой книги.
Олег аж прервался.
– Да ладно? Шутишь? Я ошибся второй раз на одном и том же месте?
Мне снова стало смешно от его возмущения.
– Так, тихо-тихо. Не дергайся, – успокоил меня Олег. – Я смешон, это бесспорно. Поржешь в перерыве, ладно?
– Не будь так строг к себе, – сжалилась я над ним. – Мало кто читал «Сильмариллион». Именно там в конце есть словарь, который может помочь изучить эльфийские руны.
– Ты знаешь эльфийский язык?
– Нет, по шаблону очень просто писать на синдарине. Но и это необязательно. В электронном переводчике есть эльфийский. Элементарно.
– Офигеть, – не сдержался Олег. – Но все же… Что это за слово? Или фраза?
– Слово. Даже имя. И фраза одновременно.
Я улыбалась от удовольствия. Мне очень нравилась моя надпись. Она значила для меня очень много.
– Имя? Эльфийское? – догадался Олег.
– Да. Мелиан. Она кто-то вроде младшей богини – майа. Мел – это любовь, милость. Ан – дар. Мелиан дословно – милый дар. Но в целом – она символ огромной любви. Мне нравится именно эта трактовка.
– А бабочки?
– Перерождение, конечно. Ты же знаешь, – мягко укорила я Олега.
– Знаю. Но не хочу сам делать выводы.
– Делай, мне не жалко.
– Любовь спасет мир? – предположил он.
Я печально вздохнула и неожиданно призналась.
– Не мир. Меня, – испугавшись лишней откровенности, я поспешила сгладить. – Надеюсь во всяком случае. Если любовь, конечно, не сдохнет в виде гусеницы.
От одного воспоминания об Антоне, который был моей персональной гусеницей, стало больно. Не только в душе, но и физически. Иголка машинки вдруг показалась мне раскаленной, а боль нестерпимой. Я вся напряглась, и Олег это сразу заметил.
– Перерыв? – предложил он.
– Да, – согласилась я, не раздумывая. – Покажешь уборную?
– Конечно.
Он выключил и отложил машинку, закрыл место работы пеленкой, подал мне руку, помогая слезть с кушетки, указал рукой на дверь в углу зала. Я провела в туалете несколько минут, пытаясь успокоиться. Отогнать мысли об Антоне не получилось, но я засунула все свои переживания и комплексы куда подальше. Зеркало отразило беспомощность на моем лице. Я умылась, чтобы избавиться от эмоций и грязи, которой так щедр облил меня бывший парень. Она впиталась под кожу, в душу, оставила раны на сердце, и я носила ее на себе не хуже шрамов или той же татуировки.
Единственное, что придавало мне сил – Олег за стеной. Я не хотела быть размазней при нем. Мы так мило общались, он не брезговал моей кожей. Как будто шрамы для него не были уродством. Наверно, работа такая. Как у врача.
Вернувшись в студию, я почувствовала аромат ромашки. Олег сидел на диване. Он кивнул, приглашая сесть рядом, протянул мне чашку и указал на корзинку с конфетами и печеньем.
– Угощайся.
– Это входит в цену?
– Входит в сервис, – уточнил он. – Готов поспорить, ты толком не ела сегодня.
– Откуда ты знаешь? – удивилась я, взяв крекер из корзинки.
– Ты волновалась. Сильно. До сих пор волнуешься. В таком состоянии в рот еда не лезет. Или я не прав?
– Не совсем, – решила я быть честной. – Я не волновалась, а психовала. С ума сходила от переживаний.
Олег усмехнулся.
– Я старался быть корректным в формулировках.
– Мой психоз очень заметен?
– Ну конечно. Я был готов тебя связать. Для твоего же блага, конечно.
Мне снова стало смешно, легко и приятно рядом с ним. Крекер растаял во рту благодаря теплому ромашковому чаю. Я снова могла быть собой и отвечать на дразнилки Олега.
– И что ты за доктор такой?
–Неправильный, – сознался он, тоже прожевав печенье. – Зато художник хороший.
– Это успокаивает.
Я хотела прижать ладонь к груди, но он перехватил мою руку.
– Не трогай.
От касания вздрогнула. Меня словно дернуло током. Я смутилась моментально и попыталась извиниться.
– О, прости. Я забыла.
– Нормально. Прости, что схватил.
Он разжал пальцы, отпуская мое запястье.
Я допила чай и, чтобы снять неловкость, предложила:
– Продолжим?
– Да.
Олег на этот раз не подал мне руки, и я сама залезла на кушетку. Он снял защитную пеленку, внимательно осмотрел мою кожу и пояснил:
– Краска ложится хорошо, но работаем дольше обычного. Готова начать?
– Да.
Он надел перчатки и включил машинку. Боль снова обожгла кожу, но я стала глубже дышать, и совсем скоро ощущения стали терпимыми.
– Сейчас быстрее адаптировалась, да? – подметил Олег и этот нюанс.
– Да, я уже была готова.
– Очень больно? По шкале от нуля до десяти.
Я нервно усмехнулась и ответила:
– Семнадцать.
– Я понял, – тоже криво улыбнулся Олег и тут же вздохнул, отодвигаясь.
Он опустил руки и раздраженно мотнул головой.
– Нет, не могу так работать. Прости, Маш.
Глава 3. Откровения
– Нет, не могу так работать. Прости, Маш.
Я перепугалась не на шутку.
– Олег, я пошутила. Это больно, но я потерплю. Не семнадцать, а скорее семь. Ладно, восемь, но…
– Я не отказываюсь от работы, – быстро стал объяснять он. – Но мне мешает белье. Я все время натыкаюсь на чашку лифчика. Меня это чертовски нервирует.
– Ой…
Олег понимающе покивал.
– Да, «ой». Я не говорил, чтобы ты не паниковала. Думал, справлюсь.
– Тебе все время было неудобно? – уточнила я, поражаясь его страданиям и терпению.
– Было чуть лучше, пока не подошел к груди. Когда начнем рисовать бабочек, станет невыносимо. Прости, Маш. Я постараюсь сейчас перекурить и больше…
На этот раз перебила я.
– Я сниму его.
– Нет. Это необязательно.
– Обязательно. Мне не нужен раздраженный мастер.
– Я мог бы постараться не раздражаться. К тому же…
– К тому же мои сиськи тебе вообще не интересны, – напомнила я ему. – Ты как доктор. Не проблема, Олег.
Не знаю, почему я так легко на это решилась. Час назад мне даже рубашку расстегнуть было страшно. Но чем больше времени я проводила рядом с Олегом, тем меньше страхов во мне оставалось.
Заведя руки за спину, я расстегнула замок и позволила бретелям сползти по рукам. Они увлекли за собой и чашки. Я осталась топлес, бросила бюстгальтер на диван и легла обратно.
Олег что-то пробормотал себе под нос. Кажется, поминал бога и еще кого-то. Он старательно не смотрел на мои соски. Насколько это было возможно.
– Ты что-то сказал? – уточнила я, чувствуя себя просто потрясающе и ни капли не смущаясь.
Он включил машинку, набрал краски, приблизился ко мне и, только начав работать, ответил:
– Сказал «спасибо». Так намного лучше.
Несколько минут Олег работ ал молча. Я все время ждала, что мне станет неудобно, стыдно, хотя бы холодно. Но ничего такого не происходило.
– Все нормально? – спросил мой мастер, заметив, что сжимаю губы.
– Да.
Смешок вырвался изо рта вместе с ответом.
– Тебе щекотно?
– Нет. Мне все так же больно.
– Тогда чего смеешься?
Он продолжил рисовать на мне, и я ответила под жужжание машинки:
– Вспомнила кое-что про доктора.
– Что же?
– Подружки ходили к хирургу за справкой после школы. Он осматривал и говорил обязательно что-то про их груди.
– Девчонкам? Про груди? – не поверил Олег.
– Ну да.
– На осмотре?
– Угу.
– Что он мог им сказать?
– Одной сказал, что с такими грудями она выкормит хоть сотню детей. Другой просто объявил, что у нее красивые соски.
– Капец. Это не какой-нибудь мем из порно?
Я засмеялась. Было очень похоже именно на это.
– Не знаю. Вряд ли подружки стали бы врать. Просто такой вот хирург. Ты на его фоне очень тактичный, хоть и неправильный доктор.
– Ну спасибо. Я польщен, – усмехнулся и Олег. – Закончил надпись. Посмотришь?
– Конечно.
Он подал мне зеркало, и я не сдержала восхищенного стона.
– Здорово.
Олег проработал руны и сделал контур бабочек.
– Не думала, что будет так…
– Как? – переспросил он осторожно.
– Красиво. Неужели это не сотрется никогда?
– Магия, – усмехнулся мой мастер. – Хочешь сделать перерыв или продолжим?
– Мы недавно прерывались. Я в порядке. А ты? Я слышала, что мастер тоже должен отдыхать.
– Кто-то сделал домашнее задание. Я в порядке, Маш. Можем продолжать. Но имей в виду, что начнем заполнять цветом – это больнее. Если будет совсем труба – обязательно сразу говори и прервемся.
– Да. Хорошо. Скажу.
Олег приготовил другие новые краски и приступил ко второй фазе рисунка. Он был прав, конечно. Контуры и руны ощущались иначе, чем наполнение краской.
Я терпела, думая, что смогу привыкнуть, но боль саднила и не притуплялась. Меня не хватило и на час. Пришлось просить перерыв.
Олег сразу же остановил работу и предложил мне еще чая. Я отказалась, но попросила воды.
– Это белый, – объяснил он, протягивая мне бутылку минералки. – Болючий цвет. Его приходится наносить интенсивнее, чтобы был виден на коже. Почти закончили им. Скоро станет получше.
– Это хорошо. Спасибо, что рассказываешь.
– Не за что. Я люблю поболтать, и ты легче переживешь боль. Мне тут припадков не надо.
– Ахаха, попробую избавить тебя от обморока.
– Кстати ложится на шрамы хорошо. Они старые?
– Угу, – буркнула я, не желая распространяться на эту тебя объёмнее.
Олег кивнул сам себе, поясняя вопрос:
– Старые неровности лучше поддаются цвету. Я поэтому спросил. Продолжим?
– Да.
Я поставила бутылку и легла обратно. Все это время я, разумеется, оставалась топлес, но трагедии по этому поводу так и не почувствовала. А вот то, что Олег смотрел мне в глаза при разговоре нелогично расстраивало. Стоит признаться, грудь у меня была красивая. Я как махровая извращенка надеялась, что он взглянет на нее хоть разок.
Наверно, он смотрел, когда работал. А может и нет. Скорее всего – нет. Все его внимание было на рисунке. Мастер своего дела.
Я не знала, радует меня это или расстраивает.
Олег не обманул. Как только он закончил работать белым, стало не так больно. А может я привыкла. В какой-то момент я поймала ту самую наркоманскую волну. Мне хотелось продлить сеанс, чтобы ощущать эту боль. Или хотелось продлить близость Олега? Я чувствовала его дыхание своей кожей. У меня не было сил игнорировать приятные покалывания даже через саднящую боль, когда он стирал излишки краски, задевая сосок.
– Тебе восемнадцать? – спросил Олег, нарушая тишину и мою полуэротическую медитацию.
– Скоро двадцать, – ответила я. – А что?
– Подумал, что ты захотела закрасить шрамы сразу после совершеннолетия.
– Думаешь, мама не разрешала?
– Обычно так и бывает, – пожал плечами Олег.
– Ты прав. Не разрешала. Она и сейчас против. Но я и не хотела ничего закрашивать в восемнадцать. Моя мама внушила мысль, что шрамы меня не портят. Я верила в это до недавнего времени.
– Что же изменилось?
Олег спросил это так легко и ненавязчиво, словно не знал, как больно мне делает. Ах, он действительно не знал. А мне неожиданно не было больно. Как будто боль и близость этого красивого мужчины лечили мои раны.
– Мой парень… – проговорила я, удивляя саму себя откровенностью.
Не в первый раз за этот вечер я так странно себя веду. У меня больше не было сомнений, что всему виной Олег. Я решила, что будет глупо не попробовать выговориться, раз слова сами вылетают изо рта и не рвут меня на части при этом.
– Мой бывший парень, – уточнила я. – Ему было противно. Он сказал мне об этом. Во время секса.
Машинка остановилась. Олег замер.
– Чего? – спросил он, прервавшись, но сразу осекся. – Прости. Это не мое дело.
Я решила изобразить равнодушие.
– Мы вроде как болтаем. Пока ты работаешь.
–Угу, – согласился Олег.
Машинка зажужжала, он вернулся к бабочкам, а я застонала совсем неприлично.
– Больно? – проговорил Олег, собираясь снова остановиться.
– Нет, нет, – запротестовала я. – Вернее, больно, но как-то странно. Внутри не так больно, пока ты рисуешь. Я могу это терпеть.
Мой мастер усмехнулся.
– Небольшой катарсис, а?
– Похоже.
Я расслабилась, и боль теперь ощущалась совсем иначе. Мне снова хотелось продлить сеанс, и я попросила:
– Может добьем с небом сегодня? Я вроде хорошо адаптировалась.
– Нет, – неожиданно отказал мне Олег, не переставая наносить краску. – К сожалению, я уже не такой выносливый. Через полчаса начну клевать носом и обязательно напортачу.
– О, понятно.
Я взглянула на часы и с удивлением обнаружила, что уже почти полночь. Мы провели в студии три часа, которые пролетели как три минуты.
Хотелось реветь от обиды. Почему все хорошее так быстро кончается? От мысли, что руки Олега больше не будут меня касаться, снова стало больно. Я постаралась не думать о скором финале.
– Не могу понять, как один придурок смог убедить тебя в уродстве, – неожиданно продолжил тему Олег.
Я усмехнулась.
– Он был очень убедителен.
– Не могу представить, что за слова надо сказать.
– Например, что у него не стоит, едва взглянет на мои шрамы.
– Господи. Каким кретином надо быть?
Олег вытер краску полотенцем, задевая сосок. Я закусила губу. Возбуждение от его касаний перекрывало болезненные воспоминания. И все казалось уже далеким и действительно идиотским. Я весело ответила:
– Да, он придурок. Но я тоже хороша. Прятала от него шрамы. Вот он и перепугался.
– Угу, очень страшно, – ворчал Олег. – Каким чудом я все еще не удрал, теряя тапки?
– Ты, наверно, видел и не такое.
– Всякое видел.
Я зачем-то начала рассуждать на эту тему.
– У тебя работа. Как у доктора. Врачи тоже часто имеют дело с уродствами.
Олег выпустил воздух изо рта с шумом.
– Уродства? Маша, ты это слово к себе применяешь?
Я вспыхнула от злого возмущения, что звучало в его голосе. Спорить с ним не посмела, но шрамы никогда не были предметом моей гордости. Я много училась, чтобы поступить, потом училась и работала. Мама действительно внушила, что шармы не испортят мне жизнь. Но все оказалось иначе, когда у меня появился парень.
Вопрос Олега повис в воздухе. Мы больше не говорили, но я чувствовала его раздражение. Движения стали чуть резче, когда он прерывался на секунду, чтобы поправить перчатки или набрать краску. Но как только Олег снова прикасался ко мне, то действовал мягко и аккуратно. Слишком аккуратно. Он ни разу больше не коснулся моей груди. Как будто специально обходил чувствительные соски, когда стирал излишки краски.
Мне должно было стать легче, наверно. Но – нет. Теперь я хотела, чтобы он прикоснулся, и предвкушала при каждом случае. От желания толкнуть грудь ему в руку мне стало нестерпимо горячо. Я почти не замечала зуд машинки и саднящую боль.
– Закончил на сегодня, Маш. Посмотришь?
– Угу, – выдавила я из себя, не веря, что сейчас придется расстаться.
Олег снял перчатки, подал мне руку, помогая слезть, и повел к зеркалу. Мои бабочки порхали над рунами. Я смотрела в зеркало и впервые за долгое время улыбалась, глядя на шрамы.
Олег стоял позади меня и смотрел на свою работу. Он тоже улыбался, видимо, довольный результатом.
– Они остались видны, – проговорил мастер.
– Но выглядят иначе, – добавила я.
Рука Олега поднялась, и он, едва касаясь, провел костяшками по моей шее до плеча, обвел пальцем покрасневшее место на коже.
– И ты, – проговорил он, склонившись ко мне и почти касаясь губами уха.
– Что? -не поняла я.
– Ты тоже выглядишь иначе. Глаза блестят, а не рвутся из орбит от ужаса. Мне нравится такая метаморфоза.
Я рвано выдохнула, пытаясь замаскировать стон смехом.
– Мне тоже нравится, – согласилась я с мастером. – Все нравится.
Наши глаза встретились в отражении.
Олег моргнул и сделал шаг назад. Волшебство разбилось вдребезги.
Господи! Неужели я всерьез рассчитывала, что он продолжит? Все эти знаки – лишь работа хорошего художника. Я искала именно такого, а теперь вместо радости имею наглость жалеть, что он не пытается назначить свидание в конце сеанса.
Все эти мысли были резонны и логичны, но вопреки здравому смыслу они причиняли боль
А что, если у меня на роду написано – страдать без мужского внимания. Примерно так же рассудительно я приняла и наш разрыв с Антоном. Но больно было, без оглядки на рациональность. Чувства и разум редко согласны друг с другом.
– Нужно обработать и сделать повязку, – сообщил Олег деловым тоном.
Я вернулась из своих терзаний. Вернее, я послушалась Олега и отправилась обратно на кушетку. Терзания потащились за мной. Все получилось ровно так, как я и ожидала. Едва Олег закончил работать, мне стало больно. Я понятия не имела, куда девать эту дурацкую драму.
Сев обратно на кушетку, я развела ноги, чтобы Олегу было удобнее обработать мне место тату. Поза была слишком интимной. Слишком удачной и желанной. Я то и дело облизывала губы, пока он наносил раствор и заклеивал пленкой. Хотелось впитать тепло его пальцев, чтобы оно осталось на моей коже, как тату.
Олег тешил мое вожделение, не спеша закончить. Он разглаживал пленку снова и снова, хотя она давно идеально закрыла рисунок. В завершении он заклеил мне грудь одноразовой пеленкой. А потом случилось невероятное. Его пальцы заскользили чуть ниже, обвели окружность груди, скользнули к соску. Вторая рука Олега прошлась по моей спине, гладя вдоль позвоночника. Я выпрямилась и выставила грудь вперед. Он принял это приглашение и обвел большим пальцем сосок.
Я простонала и запрокинула голову.
– Проклятье, – выругался Олег.
Боль снова обожгла, подсказывая, что сейчас все кончится. Но вместо того, чтобы отойти от меня, Олег покрутил сосок между пальцами. Он коснулся своим лбом моего и прошептал:
– Пожалуйста, прекрати это, Маш.
– Я ничего не делаю, – оправдалась я, как маленькая.
– Заставь меня остановиться. Оттолкни, – попросил он. – Я не могу сам… прекратить тебя трогать.
– Тогда продолжай, – разрешила я.
Мои слова развязали ему руки. Олег взял меня за подбородок, заставляя поднять голову, и поцеловал в губы.
Это было идеальным завершением мучительной прелюдии. Кажется, я так сильно желала и так долго ждала его поцелуя, что почти не удивилась. Его губы на моих были так идеально естественны, что я приняла движения и ритм моментально. Он целовал меня мучительно нежно. Его пальцы поглаживали соски тоже очень ласково, едва касались.
Я осторожно провела языком по его губе, и Олег тотчас шагнул вперед, смял мои губы, а заодно придвинул ближе к краю кушетки. Я подняла руки, чтобы обнять его за плечи, но между нами хрустнула пленка. Олег почти отпрыгнул от меня, разрывая поцелуй и столь желанную близость.
Он зачесал волосы пальцами, выдавая неуверенность. Но его джинсы, приподнятые в районе паха, выдавали при этом желание.
– Черт, детка. Тебе же больно, – проговорил Олег с таким надрывом, как будто страдал именно он.
– Мне больно, когда ты прекращаешь целовать, – смело выпалила я и протянула к нему руки.
Я хотела его и не стеснялась попросить. Мое тело нуждалось в его ласках. Казалось, я умру, если мы не продолжим.
– А, черт с ним со всем, – выругался Олег и вернулся обратно ко мне.
Он снова встал между моих ног, и я смогла наконец положить ладони на широкие плечи. Триумф победы смешался с порочным наслаждением в безумный коктейль. Губы Олега больше не были нежными. Он буквально врезался в мой рот, сминая и обезоруживая.
Я смеялась, как дурочка, шепча между поцелуями ему в губы.
– Безумец. Сумасшедший.
– Ты мне все разрешила, – оправдывался Олег, не давая мне пощады. – Я вряд ли смогу остановиться теперь.
– И не надо.
Он загудел напротив моего рта и спустился ниже к шее, чтобы покрыть ее поцелуями. Его руки продолжали изучать мою грудь. Теперь он пощипывал и покручивал соски, но с левой стороны действовал осторожнее и не прижимался ко мне, чтобы не касаться повязки.
Эта забота возбуждала не меньше, чем ласки на грани боли. Похоже, Олег любил острые ощущения. Похоже, я теперь тоже.
Бессовестно постанывая от удовольствия, я гладила его плечи и бицепсы, погружала пальцы в волосы и выгибалась похотливой кошкой.
– Мечтал об этом, как только расстегнул твою рубашку, – пробормотал Олег и склонил голову.
Он взял в рот сосок и сдавил его губами, пососал, отпустил, чтобы обвести языком.
Я тряслась от возбуждения. Его слова и поцелуи сносили мне разум. Олег взял в рот второй сосок и тоже пососал, а потом стал аккуратно прикусывать. Сначала губами, потом царапнул зубами, облизал и подул.
Запрокинув голову, я завыла в потолок. Казалось, он подвел меня к пику удовольствий, но я ошибалась. Как только я подумала, что лучше быть не может, Олег положил руку мне между ног. Не снимая джинсов, он стал тереть прямо через ткань. Надавливая и сжимая.
Я вцепилась в его майку и, ведомая одними инстинктами, потянула ее вверх, заставляя Олега поднять руки и раздеться. В ответ он расстегнул пуговицу у меня на джинсах. Я покрывала поцелуями его грудь, отчаянно жалея, что нет сил оторваться и рассмотреть его тату. Сейчас точно было не до этого. Олег приподнял мою попку и снял джинсы вместе с трусиками. Он бросил их на диван к рубашке.
Я прижалась лбом к его плечу, предвкушая, что он расстегнет штаны и…
Но Олег не спешил.
– Боюсь, я кончу, едва войду в тебя, – признался он.
Его искренность сбивала с ног. Хорошо, что все это время я сидела.
– Так что стоит перестраховаться.
Конечно, я не поняла, что он имеет в виду. Наверно, защиту, презерватив, но оказалось все намного интереснее. Олег присел на колени и погладил внутреннюю сторону моих бедер. Я забыла, что надо дышать, и собиралась возразить, сама не знаю почему. Но прежде, чем протест вылетел изо рта, Олег нежно раздвинул пальцами половые губы и прильнул губами к клитору.
Я чуть не упала назад от неожиданности. Олег целовал меня там, заставляя забыть все слова, забирая у меня способность мыслить вообще. Я ничего не хотела, пока он лизал и покусывал, сосал и потирал языком. Только кончить скорее.
Он протолкнул в меня два пальца, не предупреждая и не подготавливая. Это было неожиданно резко, чуть больно, но невероятно приятно. Как все наше общение. Я вдохнула, сжалась и кончила. Олег тотчас убрал руку и проник в меня языком.
Еще паря на оргазменном облаке, я слышала, словно через вату, ругательства вперемешку с извинениями. На мгновение стало холодно и пусто, но через секунду Олег снова меня наполнил.
Наши лица снова были на одном уровне. Я потянулась к его губам и целовала их. Возбуждение, утихающее секунду назад, вернулось с новой силой. Тяжелое дыхание Олега на моем лице, его губы, снова жесткие и неумолимые, мой вкус в его поцелуях. Я снова стала сжиматься, желая усилить ощущения.
Олег держал меня за бедра, смотрел в глаза и двигался. Между поцелуями он улыбался или кусал меня за шею. Я вскрикивала от каждого толчка, которые были не менее жесткими, чем поцелуи.
– Пообещай, – рыкнул Олег, едва разжимая губы. – Обещай, что кончишь для меня. На моем члене, малыш.
Я бы сделала это через минуту, но у нас ее не было.
– Пообещай, – потребовал он снова, игнорируя мои стоны.
– Да, обещаю, – прошептала я.
Он стиснул мои бедра и кончил через секунду. Я сжалась, чтобы продлить его удовольствие. Олег охнул. Покачав головой, он чмокнул меня в нос.
– Нужно избавиться… Я в туалет на минуту, угу? – проговорил Олег, аккуратно отстраняясь.
Я опустила глаза и увидела его член в презервативе. Капец, не заметила даже, когда он его надел. Не попросила, не спросила вообще о защите.
– На минуту в туалет, – повторил Олег и быстро ушел в уборную.
Едва хлопнула дверь, я мгновенно протрезвела и прыгнула с кушетки, схватила свои джинсы, натянула, сунула руки в рукава рубашки и завязала ее узлом на животе. Кеды я надевала уже на улице, убегая прочь от тату-студии.
