Сознание будоражило и сбивалось. Тело проваливалось в сон, а мозг то ли кипел, то ли бродил. «Бум! Бум! Бум!» – раздавалось в ушах, словно насекомое, забравшись в ушной проход, ходило по барабанной перепонке.
Сон обволакивал и тянул на дно, но Валька сопротивлялся, цепляясь за края сознания.
Какое-то шуршание и скрип опрокидывали и манили. Тело размягчилось, лицо оплыло и вжалось в подушку. Тонкой струйкой слюнка потекла из открывшегося рта. Сил напрячь нижнюю челюсть уже не было, и, уютно почавкав, оказав последнюю попытку сопротивления подергиванием правой ноги, Валька провалился в сон.
Тело стало невесомым и вошло в ворота.
Ворота были огромные, обвиты то ли плющом, то ли вьюном. Валька не очень понял, так как был далек от ботанических изысков.
Врата окружали облака, и вся конструкция словно висела в воздухе.
Валька приблизился и вошел.
Ему на мгновение почему-то показалось, что невидимая стража не пустит его, но, напротив, врата легко распахнули, впустив визитера так, словно именно его здесь и ждали.
Валька вошел, и его мозг затопили звуки. Их было много, разные, упругие, они проникали в сознание или выходили из него…
В этом сплетении он обнаруживал странные на первый взгляд звуки и образы, возникающие вслед за ними.
Сначала Вальке показалось, что он сходит с ума, но потом, хоть и не сразу, постепенно, отделяя ощущения друг от друга, он стал узнавать эти и звуки, и образы.
Первое, что он услышал, был странный треск. Спустя несколько минут после прослушивания странного звука в голове возник образ зеленой травы, а за ним подтянулось и воспоминание.
Лето, он маленький лежит в коляске…
Это было так странно – наблюдать себя со стороны, да еще младенцем.
Вдруг над ним что-то с визгом и шумом прожужжало. Огромный шмель пронесся над ним, веки дрогнули, и страх опрокинул сознание. Боже!
Валька тряхнул головой и Валька-младенец в этот момент тоже. Вдруг внутри раздался детский плач. В ту же секунду над детским беспомощным телом повисло что-то косматое и большое, улыбающееся во весь рот. Оно напевало что-то, покачиваясь и обдавая горячим дыханием Вальку-младенца.
В этот момент Валька почувствовал, как весь съеживается внутри, и дернулся изо всех сил! Но тут же понял, почувствовав сопротивление снаружи, что крепко-накрепко замотан какой-то материей.
Тут же, взглянув на младенца в коляске, он понял, в чем дело. Младенец был туго запеленат.
Валькино тело словно проживало то, что наблюдало.
Валька попробовал пошевелить пальцами, и ощущения подтвердили его догадку.
Тело было скованно тканью снаружи и ужасом изнутри.
В попытке позвать на помощь, по инерции, Валька выдавил из себя звук: «Мама!».
Не прошло и секунды, как лохматая голова склонилась над ним и, растянувшись в улыбке, протянула к Вальке-младенцу свои щупальца.
Валька сходил с ума, ему хотелось сбежать от монстра, но как только он почувствовал объятья и тепло, он успокоился.
Мелодичное пение, покачивание и тепло рук…
«Ах, это были не щупальца, а руки…» – пронеслось в Валькиной голове.
На мгновение Валька испытал блаженство и снова стал куда-то проваливаться. Он летел все ниже и ниже сквозь облака, пока не приземлился на что-то мягкое.
Глаза открывать не хотелось, но вдруг тепло объяло его лицо, и, открыв глаза, он тут же пожалел об этом. Что-то упругое надвинулось на него. От неожиданности Валька открыл рот и в ту же минуту ощутил жар внутри. Что-то влажное и горячее втиснулось между челюстями и стало ходить туда-сюда.
Валька снова открыл рот, чтобы набрать в легкие воздуха, и рот затопила теплая струя.
Сонное Валькино тело ворочалось с боку на бок, а рот причмокивал в такт доносившейся откуда-то колыбельной.
– Баю-бай, баю-бай! – напевал мелодичный голос.
Выбора не было. Или задохнуться от жара, или вкусить теплый поток.
Валька выбрал второй вариант и не ошибся. Тепло теперь разливалось не только снаружи, но и внутри. Блаженство охватило Валькино тело, и он полетел.
Теперь он летел вверх.
Его словно поднимали невидимые крылья.
– Я лечу! Я лечу! – напевало Валькино тело.
Теплый вихрь захватил его, и он снова провалился в сон. Быстрая мысль пронеслась в его мозгу о том, что он уже спит и теперь вот снова.
– Сон во сне, – пробурчал Валька и совсем отключился, еще глубже погружаясь в неведомую бездну.
Через несколько минут или секунд темноты и бессознательного состояния Валька очнулся и снова начал падать.
Перед ним снова были ворота, тот же плющ обвивал их, но они уже сверкали, и нарастающий шум голосов был иным.
Голоса стали четче. Среди них явно слышался детский смех. Кто-то детским голосом крикнул: «Дурак!», и Валька ощутил толчок в спину.
Спустя какое-то время раздался резкий звонок, и Валька оказался в классе.
На руках ощущалось что-то липкое, и Валька увидел себя маленьким мальчиком лет семи-восьми. Он сидел за партой и шарил рукой по рабочей поверхности снизу.
«Жвачка!» – пронеслось в Валькиной голове.
Противное ощущение не отпускало пальцы.
Было мерзко и противно и хотелось выйти, чтобы скорее помыть руки, но тело сковывало.
Подняв голову, Валька почувствовал на себе «горгоний взгляд» и понял причину скованности.
Если бы не фон в виде доски, на которой мелом было начертано «Классная работа», то ту, что пред ним предстала в образе горгоны, невозможно было бы отделить от образа.
Узкая блестящая юбка, словно чешуя, огибала подвижное тело, а начесанные волосы, обрамлявшие лицо, мало чем отличались от змей.
Но страшнее всего был этот немигающий взгляд, который прямо сейчас уставился на Вальку.
«Горгона» изогнулась и, приблизив лицо к Валькиному лицу, прошипела:
– Шалишшшшшь, Соколов? Снова? Завтра же родителей в школу!
И резким движением она вырвала из потянувшейся было Валькиной руки дневник.
Валька, окаменевший от ужаса, понял, что оказался между Сциллой и Харибдой.
Он ужасно боялся гнева классной, но и не меньше боялся реакции матери, доверие которой не смог оправдать.
Он снова начал тонуть.
Он опускался все ниже и ниже, пока снова не впал в забытье на какой-то лесной поляне.
Очнулся он от того, что кто-то дышал ему в лицо и повизгивал.
По лицу словно провели влажной тряпкой, но на сей раз страшно не было, и Валька открыл глаза. Над ним нависала растерянная морда пса.
Валька сразу же узнал его.
Лет в двенадцать ему купили собаку, о которой он так мечтал.
Это был он, живой и теплый, и хотя Валька осознавал, что прошло много лет и пса давно нет в живых, он потянул к другу руки, чтобы обнять его.
– Тришка! – обнимая собаку, прошептал Валька, и на его глаза навернулись слезы.
Пес радостно залаял, прыгая вокруг Вальки.
Где-то послышался смех матери и строгий голос отца.
Тришка умчался на голос, оставив Вальку наедине со слезами.
Слезы душили похлеще воспоминаний. И если последние явно оказывали сопротивление, то первым была дана воля.
Валька окончательно проснулся, обнаружив себя на кровати, где он и уснул, обнимающего мокрую от слез подушку…
Тело его содрогалось от рыданий, а сердце отдавало стуком в горле.
Смешанные чувства обуяли Вальку. Было больно, печально и так тяжело, что казалось, рыданиям не будет конца!
Валька рыдал, рыдал навзрыд.
Зрелый мужчина превратился в мальчишку, наполненного чувствами, и сейчас эти чувства, словно плотина, прорвали барьеры сознания, затопив тело и душу.
Сейчас на кровати лежал не Валентин Геннадьевич, а просто Валька! Не строгий и всеми уважаемый начальник омывал подушку слезами, а обычный парень, забывший и о своих мечтах и о своих чувствах.
И вот сейчас этот серьезный мужчина встретился с ними.
Спустя минут десять конвульсии прекратились, рыдания смолкли, и обессиленное тело снова погрузилось в сон.
Молодой подтянутый мужчина лет тридцати стоял перед знакомыми уже вратами, прижимая к левому боку коричневый портфель с документами.
Он был абсолютно уверен, что и теперь войдет легко во врата, но, только сделав шаг, оказался отброшен.
Сидя на траве, он услышал голос.
Голос исходил откуда-то сверху, и что-то подсказывало, что с ним говорит не иначе как сам Бог.
– Просраааал таланты! Не оправдаааал доверррие!
И манера и интонации насторожили Валентина, ибо божественный голос сейчас напоминал ему кота Матроскина из мультфильма «Простоквашино».
Пока Валентин вставал и отряхивал костюм, Бог продолжил, по-кошачьи растягивая слова:
– Вспоминай, что зарыл в землю! Дерррржи отчет!
Валька понял, что, похоже, сейчас он не где-нибудь, а на Страшном суде, и действительно, как только он об этом подумал, перед ним, восседая на облаках, появилась приемная комиссия в лице четырех экзаменаторов:
В центре восседал огромный кот с венком на голове. Полосками он и правда походил на Матроскина, а вот замершая улыбка явно досталась ему от Чеширского кота.
Ниже, вдоль стола экзаменаторов, растянулась золотая цепь, по которой кот тут же постучал молотком и объявил начало экзамена.
По правую руку от кота сидел «простоквашинский» Шарик, и Валька чувствовал его расположение. Сейчас ему почудилось, что Шарик как-то связан с его любимым псом Тришкой, и в этот момент Шарик подмигнул, словно подтверждая Валькины мысли.