Эльвира сидела в огромном, обитом фиолетовым бархатом кресле и мрачно курила, сбрасывая пепел в камин.
Рядом, на маленьком стеклянном столике, остатки завтрака: чашка недопитого кофе, кусок белого хлеба с сыром.
«Да что там могло случиться у Бертика?» – размышляла Эльвира. Постанывая, она растирала ладонями болезненные икроножные мышцы.
Её младший брат Альберт второй месяц не отвечал на звонки.
Нельзя сказать, что их отношения с братом были настолько близкими, что они созванивались ежедневно, однако пару раз в месяц они интересовались делами друг друга.
В конце февраля у Альберта был день рождения, Эльвире хотелось поздравить его, но трубку опять никто не поднял. Ей не хотелось звонить невестке, чтобы узнать о здоровье брата.
Огонь в камине то разгорался, то вдруг затихал настолько, что оставались только подёрнутые серой плёнкой кучки красного пепла.
Когда-то Эльвира, одно время чрезвычайно увлечённая буддистскими практиками, спросила у тибетского ламы ответ на один интересовавший её вопрос.
– Ответ повсюду. Научись смотреть. Весь окружающий мир пытается тебе ответить, – сказал тогда лама.
За окном дул пронизывающий ветер. На тонкой берёзовой веточке сидел одинокий воробышек. Сильные порывы холодного ветра грозили унести это невесомое создание в небесную круговерть. Однако птичка вцепилась в ветку крохотными коготками, прижала своё тельце вниз, словно придавая себе обтекаемую форму. Когда порыв ветра стих, воробышек спокойно улетел в гнездо под крышей.
«Надо переждать стихию. Надо набраться терпения и всё разрешится. Ну ладно… Через неделю приедет Арина, расспрошу у неё про брата» – подумала Эльвира и допила свой кофе.
Дочь брата, Арина закончила Иркутское медицинское училище. Сейчас она заведовала фельдшерско-акушерским пунктом в одном из пригородных посёлков Иркутска. Пару раз в месяц Арина обязательно навещала свою пожилую тётку.
– Эля, ты завтракала? Я постряпал пиццу! – прозвучал мужской голос от входной двери.
– Клим, принеси кусочек, если нетрудно. Мне не хочется вставать с кресла! – попросила Эльвира Алексеевна своего мужа. Из кухни неслись аппетитные ароматы.
Она с утра делала попытки встать и походить по комнате. Снова нога отекла в районе щиколотки, любое движение причиняло боль. Возраст напоминал о себе периодически, но особенно тяжело приходилось весной. Весеннее обострение хронического артроза – давняя проблема Эльвиры. Клим знал об этом и всю домашнюю работу в это время брал на себя. Если он был дома, что случалось не часто.
Но сейчас он увлеченно стряпал на кухне под любимые им песни Высоцкого: «Лучше гор могут быть только горы, на которых никто не бывал…»
Эльвира всё же заставила себя встать с кресла и направилась в ванную. Приняла тёплый душ, сошла с эмалированного поддона, крепко держась за поручень, заботливо укрепленный сыном Тимофеем. Неторопливо расчесала свои тёмно-каштановые волосы, отметила наметившиеся мешки под глазами.
«Так, так. Что там говорил Валера, знаменитый психолог? Надо убедить свой мозг, что он находится в том возрасте, в котором ты себя ощущаешь. Забудь про паспортные данные, придумай сленг! А главное, почаще улыбайтесь себе!» – вспомнила Эльвира советы своего бывшего коллеги, доктора Хрустина.
Врач-психолог Валерий Хрустин, её бывший коллега, недавно оставил свою работу в поликлинике и стал знаменитым блогером. Он советовал своим подписчикам, как преодолевать возрастные проблемы.
«Мне тридцать пять и я красива. Не возьмет меня никакая сила!» – с улыбкой проговорила женщина своему зеркальному отражению. Настроение действительно поднялось.
Через пару минут Эльвира уже наслаждалась тёплой пиццей с сыром и помидорами.
– Да, всё дома в порядке. Все живы, здоровы. С удивлением увидела у матери на столе ваш новый роман, это притом, что она не имеет обыкновения читать художественную литературу. Я взяла почитать перед сном и не могла оторваться. Кое-какие персонажи показались мне сильно знакомыми. Настолько знакомыми, что у меня к вам созрел один вопросик! Тётя Эля! Признавайтесь! Откуда у вас информация о том, что мой отец – мне не совсем отец? А кто же мой биологический отец? Вы в своём романе пишите о каком-то командировочном инженере. Кто он? Только не делайте такие большие глаза! Я слышала, как маманька орала в трубку на свою подругу юности Наталью Денисовну за то, что та разболтала сокровенную тайну! Когда я спросила у матери, что она имела в виду, то она рявкнула на меня и сказала, что меня не касаются ее разговоры с подругами. Впрочем, у нас с матерью никогда не получалось вести диалог. Так кто же мой настоящий отец? – спрашивала племянница Арина Вяцкая, хитро сощурив свои пронзительно зелёные глаза.
– Ты поставила меня в тупик! У меня и в мыслях не было описывать вашу семью. Все мои персонажи выдуманы мной от начала до конца. Жаль, что в моих книгах ты разыскиваешь подтверждения разным своим догадкам, – ответила Эльвира Алексеевна.
– А всё же! Думаете, в детстве я не слышала разговоров по углам о загадочном моём происхождении? Евдокия Семёновна Тутова, наша соседка за стенкой, бывало, спрашивала, откуда у меня взялись такие зелёные глазки, если у мамы и папы карие? Вроде, шутя спрашивала, а всё же… А мой рост? Я возвышаюсь над своими родителями, как сосна над шиповником! – настаивала Арина.
– Почему ты задаешь мне вопросы, которые принято задавать своим родителям? В первую очередь своей матери. Если бы я даже и знала что-то, то сильно бы подумала перед тем, как вывалить на тебя правду. Тем более, зная характер Людмилы, – продолжила Эльвира.
– А, значит, есть какая-то правда, которую я не знаю? Надо сказать, что в этот раз я была сильно ограничена во времени. Дома была всего два дня. Из них своего отца трезвым я видела минут двадцать, не больше. Он пьет беспробудно. Сильно изменился внешне, исхудал, глаза какие-то ошалелые. Откуда только берет деньги на выпивку? Мать с треском выворачивает его карманы. Стала спрашивать его про здоровье, он не дал даже осмотреть его, оттолкнул меня и ушёл в свою комнату. На столе остался лежать его телефон, он звонит, отец даже не подходит к нему. Похоже, он впал в депрессию. А ещё, тетя Эля, по – моему, он не воспринимает меня, как медика. Противится, грубит, когда я пытаюсь спросить о его здоровье. Это так обидно. Мать молчит, как обычно, погружена в себя. Иногда делает вид, что вовсе не замечает меня. Она вдруг занялась благотворительностью, с утра уезжает к какой-то столетней бабушке и ухаживает за ней. Раньше я не замечала у матери признаков альтруизма. Ей родная дочь не нужна, что говорить о чужих людях. Лучше бы ухаживала за отцом, он весь скукожился, ходит в рубашке с вытертым на шее воротником. Честно говоря, вся обстановка в доме не способствует желанию там находиться. Потому я с радостью смылась оттуда. Ладно, не хотите рассказывать, не надо. Узнаю сама со временем! Или прочитаю в ваших следующих романах! – со вздохом сказала Арина, допивая кофе и поглядывая на часы.
– Насчёт недоверия членов семьи ты права. Помню свои попытки помочь маме во время её частых головокружений. Она лишь иронически подшучивала надо мной. Если бы она согласилась дать себя осмотреть, я догадалась бы о её проблемах с кровообращением и вовремя начала лечение. Возможно, тогда та операция не закончилась бы так трагично… Что теперь об этом говорить? Нет пророка в своём отечестве, это же не моё выражение. Трудно увидеть доктора в собственной дочери. Это для пациентов мы важные и знающие, а для пап и мам на всю жизнь останемся неразумными детьми. Так что не сердись на отца. Он любит тебя бесконечно, – сказала Эльвира, тоже вздохнув.
– Никогда не сомневалась в отцовской любви. Если кто и понимал меня, то только он. С матерью всё гораздо сложнее. Скорее я поверила бы, что она мне не родная мать… С рождения помню её холодной, равнодушной. Да и к отцу она не проявляла особой нежности. Я боялась её, как огня. Хорошо, что вы с бабушкой были рядышком. Мать вытаскивала меня за руку от вас, а потом давала затрещину по голове, уже в подъезде, чтобы никто ничего не увидел. Любимый метод её воспитания… – произнесла Арина с печалью.
– Я догадывалась, что она бьёт тебя… один раз увидела синяк на твоём плече. Стала спрашивать, но ты расплакалась и убежала. Альберт страшно рассердился, когда я предположила, что Люся действует так жёстко с дочерью. Он запретил мне даже думать… вот так и выходит, что все мы догадывались, но малодушно молчали… Прости, Аришка, мне больше нечего сказать… – Эльвира посмотрела на лицо племянницы и замолчала.
– Вы ни в чём не виноваты. Просто плохо знаете мою мать… – ответила Арина. Она задумалась и уставилась в одну точку на стене.
– Так говоришь, Людмила интересуется моими книгами? Более, чем странно… Раньше её интересовали только детективы, – тихо спросила Эльвира и подбросила пару древесных брикетов в затухающий камин.
– Сама была удивлена. Когда мы с папой говорили о ваших книгах, мать кривила рот и уверяла, что ей не интересны ваши романы, – сказала Арина. Тут резко зазвонил её смартфон. Арина вышла на кухню.
– Вадик звонил. Сейчас приедет за мной, – радостно сообщила она, положив телефон в сумочку.
Слушая племянницу, Эльвира Алексеевна начинала догадываться, в чём причина молчания брата. Действительно, в одном из своих романов о семейных драмах она описывала историю обманутого мужа, всю жизнь воспитывающего чужую дочь. А в конце романа выясняется, что это дочь рождена не от него, а в результате кратковременного романа его жены с красивым и страстным инженером-проектировщиком. Эта история пришла к ней во сне. Впрочем, назвать эту историю необычайной тоже нельзя. Такие истории стары, как мир. По утверждениям генетиков, почти тридцать процентов мужчин не подозревают о том, что воспитывают генетически чужих детей.
Её сны возникали из странного цветного тумана, который обычно предшествует её засыпанию. Синие, фиолетовые и красные всполохи, напоминающие северное сияние. Сначала в этом тумане трудно было разобрать что-либо, а потом из него отчётливо выходят её будущие персонажи со своим определенным характером и диктуют ей повороты сюжета.
Иногда персонажи снились ей во сне в разных ситуациях, демонстрируя свой характер, часто отличный от первоначально задуманного ею.
Самой Эльвире никогда не пришло бы в голову, что её вялая бесцветная невестка Люся, почти не вылезающая из дома, способна на адюльтер. Но по словам Арины, Люся всё же вылезает из дома и живёт какой-то своей жизнью.
Теперь Эльвира смотрела на узкое белоснежное лицо Арины, ее тонкие черные брови и ясные нефритовые глаза и недоумевала, отчего эта мысль сразу не пришла ей на ум. Яснее ясного, что эта высокая хрупкая красавица, подобная фарфоровой статуэтке, совсем не напоминала её брата, невысокого и скуластого. Не напоминала она и свою мужеподобную мать.
– Теперь я понимаю, почему мать так болезненно реагировала на вопросы по поводу цвета моих глаз и высокого роста. Все в нашем роду маленькие и кареглазые. Проницательная Евдокия Семёновна вошла у матери в круг неприкасаемых, она обегает её за версту, бедная бабушка так и не поняла почему. А может, поняла… Но самое удивительное, что группа крови у меня третья, резус-отрицательная. Уже на третьем курсе я выяснила, что у родителей с первой группой крови и положительным резусом не может родиться потомство с третьей группой и отрицательным резусом! Так кто же этот загадочный инженер? Мать поджимает свои губы и молчит, как партизан. Уж мне – то по секрету скажите, тётя Эля! – настойчиво продолжала Арина, выходя из кухни с кружкой горячего кофе.
– Аришка, милая, не знаю я никакого инженера! Сама иногда не понимаю, откуда ко мне приходит эта информация.… Ведь это не первый случай, когда я словно разоряю старое осиное гнездо и оттуда вылетает рой жалящих ос! Жалят в первую очередь меня, а уж после всех остальных. Это не зависит от моего желания, поверь! На прошлой конференции по моему первому роману, одна читательница пытала меня, почему я рассказала всему свету её семейный секрет об усыновлении ребёнка. Это притом, что эту женщину я видела впервые и живёт она за три тысячи километров от меня. Такова доля несчастной писательницы! Правду напишешь – виновата, сочинишь своё – опять виновата! Лучше расскажи, как твоя личная девичья жизнь! Не созрела ещё мысль о замужестве? – ответила озадаченная Эльвира Алексеевна.
– Понятно! Хотите всё списать на безудержную писательскую фантазию! – разочарованно протянула Арина.
– О замужестве пока не идёт речи. Кому нужна жена, которая уходит в семь утра и приползает едва живая в одиннадцать вечера, после чего падает в кровать и не реагирует на мужские прикосновения? – добавила племянница, помолчав.
– А ты не пробовала брать меньше ночных дежурств? У тебя долги? Могла бы сказать… Ты знаешь, что всегда можешь рассчитывать на мою помощь, – сказала Эльвира.
– Тётя, спасибо, конечно, но вы и так помогли мне во время учёбы. А ночные дежурства… А кто меня спрашивает, сколько смен я хочу брать? Особенно сейчас, когда половина мужского состава, хирурги, ортопеды и урологи демобилизованы! Всюду аврал и нехватка кадров. А то вы не знаете! Но не думайте, что я жаловаться приехала! Свою работу я люблю! – воскликнула Арина.
– В любом случае, спасибо, что нашла время для своей старой тётки! – Эльвира подошла к племяннице и обняла её. Они с Ариной с полуслова понимали друг друга, ценя искренность в своих отношениях.
В Январске, городе их детства и юности, Эльвира с матерью и младшим братом Альбертом жили в просторной трехкомнатной квартире на третьем этаже панельной пятиэтажки. Квартиру выделили их отцу Алексею Владимировичу Вяцкому, заслуженному врачу СССР, главному врачу военного госпиталя.
Отец скончался от инфаркта, когда Эльвире исполнилось шесть лет, а Альберту – четыре года. Алексей Владимирович был старше своей жены на тридцать лет. Он скончался в возрасте пятидесяти пяти лет, оставив молодую двадцатипятилетнюю жену с двумя детьми.
Эльвира помнила отца краткими фрагментами их счастливой жизни в полном семейном составе. Помнила их последний семейный поход в парк. Она бежит за отцом, который одет в кремовую шелковую рубашку, мама в крепдешиновом зелёном платье с пышными оборками, тонкая грациозная. Брат Бертик в синем костюмчике и беретике. Отец несёт его на руках, на голове брата колыхаются редкие светлые волосики.
Когда однажды мама спросила, помнит ли Эльвира похороны отца, то она честно ответила: ничего не помнит.
Её воспоминания были похожи на пёстрый калейдоскоп картинок: начищенные сапоги отца, пахнущие скипидаром, плечи отца в жесткой шинели, на которых сидела маленькая Эля, запах шоколадных конфет, которые отец радостно разворачивал и угощал их с братом, отцовская щетина, восхитительно пахнущая одеколоном.
Но момента прощания с отцом Эльвира не помнила.
После женитьбы на соседке Людмиле Векушиной брат Альберт переехал к ней в квартиру, расположенную на первом этаже их подъезда. У них родилась девочка. Эльвира тогда была не замужем, она часто прибегала к брату понянчить крошечную племянницу. Она гуляла с ней по улице, водила в парк, носила девочку на своей спине, когда та уставала шагать маленькими ножками по асфальту. Подросшая Арина охотно оставалась ночевать у бабушки, где она тотчас становилась центром внимания. Бабушка и тётка исполняли все её детские желания.
После окончания медицинского института Эльвира вышла замуж за Клима Аргунова и родила сына Тимофея. Аринка с радостью играла с Тимошей по вечерам. В шумной говорливой семье Вяцких-Аргуновых девочке нравилось.
Став школьницей, Арина прибегала к бабушке и тётке в выходные дни и оставалась у Аргуновых с утра до вечера. Пока за ней не приходила рассерженная Людмила и вела огорченную девочку домой.
– Мёдом тебе здесь намазано? Надоела, небось, своей тётке пуще горькой редьки! – ворчала Людмила. Арина шмыгала носом, но строгой матери не перечила. А назавтра снова прибегала в бабушкину квартиру.
Эльвире племянница никогда не надоедала, напротив она любила сидеть рядышком с Ариной и вместе шутливо комментировать какой-нибудь сюжет нового фильма. Будучи подростком, Арина выдавала такие глубокомысленные заключения по поводу взаимоотношений мужчин и женщин, что Эльвира восхищалась, смеялась и удивлялась одновременно. Сын Тимофей с иронией смотрел на них и улыбался. Он был дружен со своей двоюродной сестрой и не возражал, когда хозяйственная Арина кормила его блинчиками собственного приготовления. Потому что сама Эльвира часто до позднего вечера была на работе.
До того, как приступить к написанию своих женских романов, Эльвира работала участковым терапевтом в районной поликлинике. После двадцати лет непрерывного медицинского стажа, Эльвира вдруг поняла, что уже не любит свою работу. Для эмоционального выгорания, о котором часто твердили её более опытные коллеги, было слишком рано.
Для кардинальной смены профессии, которой уже отдано много лет, было слишком поздно.
Эльвира продолжала работать в своей поликлинике, но всё чаще испытывала чувство вины перед своими пациентами, обращавшимися к ней с животрепещущими вопросами. Потому что, все видели в ней грамотного и внимательного специалиста, несомненно, любящего своё дело.
Разве придёт в голову больному, что состояние его здоровья не интересует врача, к которому он обратился за помощью. Мысль об этом подрывает сами основы врачебной профессии. Поэтому Эльвира каждое утро заставляла себя идти на работу. Своими сомнениями в правильности выбранной профессии Эльвира ни с кем не делилась.
По вечерам она с улыбкой наблюдала, как Арина с Тимошей играют «в больницу». Арина ставила брату «укольчики» пластмассовым шприцом и засовывала игрушечный градусник ему под мышки. Тим послушно открывал рот и позволял двоюродной сестре рассматривать его горло. Арина делала серьезное личико и что-то записывала в маленький блокнотик, копируя свою тетку.
Когда Арина окончила среднюю школу, она захотела поступить в медицинский институт. Но дважды не смогла осилить высокие вступительные баллы. Несмотря на некоторую дискриминацию врачебной профессии, конкурс в медицинский институт был большим. Арина сдала экзамены в медицинское училище и была зачислена на бюджетное место. Она всегда гордилась своей тётей и стремилась подражать ей.
Иногда Людмила, ее мать злилась на то, что сестра мужа пользовалась таким авторитетом у её дочери. Но, как обычно, Людмила не высказывала вслух свои мысли. Злость невестки Эльвира считывала с её мрачного напряжённого лица.
После того, как племянница уехала домой, где она жила со своим сердечным другом Вадимом Катаевым, Эльвира Алексеевна удобно устроилась в любимом кресле и задремала. Проснувшись, она разожгла потухший камин и снова села, погрузившись в размышления. Делать ничего не хотелось, её снова одолела сладостная дремота.
Эльвире недавно исполнилось шестьдесят пять лет, она имела полное право жить в своё удовольствие.
На стене висел огромный телевизор, включенный на слабый звук. Шла программа о знаменитостях, покинувших Россию после начала военной операции. Первыми сбежали самые богатые, обласканные властями, увешанные орденами и званиями. Но их бегство не напоминало отъезд интеллигенции в двадцатых годах прошлого века, по указанию Владимира Ленина, когда уезжающим писателям, поэтам и художникам разрешалось взять на «философский пароход» личные вещи и пару белья. Нынешние «крысы» тащили с собой целые контейнеры добра, нажитого в России, которую они тут же начали обливать грязью, едва распаковав вещи в своих заокеанских особняках, заранее купленных на деньги добродушных российских зрителей.
Эльвира вздохнула и подумала, что чувство родины должно передаваться генетически. Как гипертония и ранний инфаркт. Если у родителей не было чувства причастности к месту рождения, то откуда ему взяться у их детей и внуков. «Перекати-поле» – так звали в старину тех, кто всю жизнь ищет себе место на земле и умирает на чужбине.
Окончательно проснувшись, Эльвира включила новенький планшет, подаренный ей производственным объединением «Успех», где проходила презентация её романа «Случай в дороге».
Роман повествует о жизни заурядной сотрудницы одного завода, которая в зрелом возрасте встречает мужчину своей мечты. Не слишком, прямо сказать, уникальный сюжет, однако, он вызвал интерес читающих женщин. Её страничка в социальной сети была полна вопросов от читательниц, половина из которых ясно увидела в героине романа свою подробную копию и с гордостью отмечали, что с детства догадывались о своей уникальности. Вторая половина усматривала себя в отрицательных персонажах и интересовалась, откуда писательнице известны такие детали их жизни, тщательно скрываемые от посторонних глаз.
Если бы эти читательницы изучили теорию Вернадского о существовании информационной сферы, то такие вопросы у них бы не возникали. Разумеется, Эльвира не усматривала у себя уникальные сверхспособности, подобно Елене Блаватской, которой диктовали тексты высшие божества. Но фраза из Библии о том, что «нет и не будет ничего нового под этим солнцем», казалась ей вполне реальной.
Каждому человеку кажется, что то, что случается с ним, не случалось ещё ни с одним человеком. Наступившая беда кажется самой страшной из всех бед окружающих и радостный момент в его жизни видится неповторимым.
Но перешагнув за предел шестого десятка лет, Эльвира уже понимала: несмотря на определенную уникальность каждой человеческой судьбы, есть много похожих моментов в людских судьбах.
Историю странной женитьбы брата Альберта Эльвира наблюдала с некоторым удивлением. Однажды, выглянув из окна своей квартиры, расположенной на третьем этаже, она увидела неуклюжую женскую фигуру рядом с изящным Альбертом. Брат шагал своей легкой походкой, а женщина семенила, чуть приотстав, слегка припадая на правую ногу. Альберт – прямой, стройный, невысокий, но пропорционально сложенный, красиво двигался, высоко подняв голову. Он много лет учился в танцевальной студии и приобрел хорошую пластику движений. Женщина, шедшая рядом, стала что-то говорить ему, забегая вперёд и заглядывая в глаза.
Если бы Эльвира не знала, что Альберт влюблён в Оленьку Гольштейн, солистку балетной труппы городского театра, то подумала бы, что эта странная женщина хорошо знакома с Альбертом. Но Эльвира хорошо знала вкусы своего брата. Он выбирал самых красивых и стройных.
Через неделю, на день рождении мамы, Эльвира поинтересовалась: Что за чудо в драной цыгейковой шубе преследовало тебя в прошлую пятницу?
– Ой, только маме не говори! Это наша новая соседка Люся Векушина. Ей взбрело в голову пригласить меня в гости. О чём, спрашивается, мне говорить с этим уродцем? Элька, забудь, не стоит внимания! – отмахнулся Альберт и встал, чтобы произнести тост в честь мамы.
Они надолго забыли про этот разговор, пока в один из дней Альберт сел на диван рядом с сестрой и произнес: Эль! Только не удивляйся тому, что я скажу! Короче, Люська беременна от меня!
Эльвира в это время в десятый раз смотрела фильм «Красотка» с Джулией Робертс в главной роли. До неё не сразу дошёл смысл сказанного.
– Что? Повтори! Я не ослышалась? Ты и Люся? Каким образом? – Эльвира не находила слов.
Альберт, запинаясь, рассказал, что в один из вечеров Людмила Векушина подкараулила его у своих дверей первого этажа и попросила зайти минут на десять. Оказалось, что у неё день рождения, она сидит в одиночестве и даже не может открыть бутылку шампанского. Сил её девичьих не хватает. Девушка жалостливо посмотрела на Альберта и попросила его соседской помощи.
– Эль, понимаешь, она тогда так жалко выглядела. Ручки тоненькие, хромает на одну ногу, глаза на мокром месте. Мне стало жаль её, и я зашёл на пять минут. А вышел только под утро. Сам не понимаю, как меня сморило в сон после пары бокалов. Наверное, от усталости. Ведь я в тот вечер помогал в клубе разгружать фургон с музыкальной аппаратурой. Но это ещё не всё. Люся сказала, что в ту ночь я приставал к ней. Она уступила моим притязаниям, потому что я давно ей нравлюсь. Самое ужасное, что я лишил её девственности. Я своими глазами видел эти ужасные кровянистые пятна на простыни. Эль, что теперь делать? – Альберт вопросительно посмотрел на старшую сестру.
– Ой, братец, про девственность ты загнул! Сколько лет этой Люсе? И ты поверил, что ты – её первый мужчина? Не знаешь, что существует множество способов имитировать следы так называемой «девственной крови»? Ну, ладно, Бертик, не паникуй! Даже, если допустить, что она беременна, зачем ей рожать ребёнка без отца? Давай рассуждать здраво. У неё, я слышала, недавно мать умерла. Кто будет помогать с ребёнком сидеть? Она где-нибудь работает твоя Люся? – спросила Эльвира у брата.
– Она работает лаборанткой на нашем лесном комплексе. Вроде, окончила медучилище. Но не в этом дело. Эль, она заявила, что будет рожать! – ответил Альберт, потупив глаза.
– Как тебя угораздило, братишка, переспать с ней? А как же твоя обожаемая Оленька? – снова спросила Эльвира.
– Никак. Оля отказалась выслушать меня. Ей кто-то уже сообщил о том, что я нажил ребёночка с соседкой, – сказал Альберт. Эльвира в ужасе уставилась на брата. Её переполняла досада, возмущение и злость на слабовольного братца, зачеркнувшего свою счастливую историю с Олей из-за банальной похотливости.
Вскоре после этого разговора Эльвира уехала продолжать свою учебу в медицинском институте и её захватила студенческая разнообразная активная жизнь. Через пару месяцев ей пришло письмо от Альберта, в котором он жалуется, что Люся преследует его повсюду и умоляет жениться на ней.
– Что ты ноешь, Бертик? Собирайся и беги из Январска! Ты с отличием закончил институт культуры! Ты мечтал попасть в московскую студию танца! Вот и сделай это! – кричала Эльвира в трубку брату, заказав междугородние переговоры. Но Альберт мямлил что-то о предстоящем назначении его директором городского дома культуры с приличным окладом. Эльвира не выдержала, бросила трубку.
Когда Эльвира приехала домой, мама с грустью в голосе сообщила, что Альберт зарегистрировал свой брак с Людмилой Векушиной и переехал жить в её однокомнатную квартиру на первом этаже в их доме.
– Мама, в конце концов, что такого произошло? Альберт сделал свой выбор, значит, нам надо принять и смириться! – сказала Эльвира, пытаясь утешить маму.
– Ах, если бы! Эта женщина намного старше Алика! Но даже дело не в этом! Она хитра, лжива и лицемерна! И потом, Алик не любит Людмилу, он страдает по Ольге! Я же вижу! – возразила мама.
– Какой страдалец, однако! Так страдает, что запросто упал в постель с другой! – ответила Эльвира со злостью.
А через три месяца Люся родила здоровую красивую девочку, которой дала имя Арина. Арина Альбертовна Вяцкая.
После окончания учёбы Эльвира с мужем какое-то время жили вместе с мамой. После работы она забегала к брату и с удовольствием возилась с племянницей.
В ней возник материнский инстинкт, который рос, разрастался и увеличивался. Пока не реализовался спустя два года.
Эльвира сама стала мамой крепыша весом в четыре килограмма.
В 1988 году Клима Аргунова, мужа Эльвиры, пригласили на строительство нового ледового дворца в Иркутске. Ему вне очереди выделили двухкомнатную квартиру. Клим окончил Красноярский строительный институт и имел практический опыт в строительстве спортивных сооружений в Красноярске. Они переехали без раздумий. Всё же областной центр имеет неоспоримые возможности в плане жизненных перспектив и развития ребёнка. А это волновало Эльвиру в первую очередь.
Они поселились в пятиэтажке почти в центре Иркутска. Тимофей пошёл в детский садик, Эльвира устроилась в городскую больницу возле дома.
В родной Январск Эльвира приезжала редко, только во время редких отпусков. Молодой семье не хватало денег. Клим пропадал в горных экспедициях, довольствуясь только самым необходимым. Он мог годами ходить в старой прожженной солнцем куртке и есть сухой суп из пакетов. Эльвире же для комфортного существования было не достаточно питаться кое-как и одеваться в дешевое тряпье на китайском рынке. Она днем принимала больных, ночью дежурила в отделении. Зато щеголяла в норковом полушубке и финских высоких сапогах.
В последний раз Эльвира приезжала в Январск на похороны мамы.
Моложавая активная Лилия Антоновна Вяцкая сама несколько раз приезжала в Иркутск увидеться с дочерью и внуком. Она никогда не жаловалась на здоровье, успевала посмотреть художественные выставки и сходить с внуком в драматический театр. Её короткое пребывание в Иркутске радовало Эльвиру и освобождало от многих проблем. Лилия Антоновна готовила вкусный ужин из свежих продуктов, купленных на рынке, вымывала до блеска квартиру и проверяла дневник Тимофея.
– Эх, доченька! Какой дорогой ценой ты платишь за эти тряпки! Пройдет несколько лет такой безумной гонки и ты не сможешь видеть себя в зеркале! – говорила Лилия Антоновна, вглядываясь в измученное лицо дочери.
– Знаю, знаю… Но как остановиться? Уже не могу занижать планку. Вот подрастёт Тим, брошу дежурства, оставлю только дневные приёмы… – заверяла Эльвира, набрасываясь на жаркое из говядины, поставленное заботливой мамой.
– Стремление всегда быть на высоте – это в тебе от отца. Он так заботился о том, чтобы понравиться окружающим. Боялся, что о нем могут плохо подумать, загонял себя в стальные тиски. Но это его и сгубило… – с грустью отозвалась Лилия Антоновна.
– Мамочка, не волнуйся за меня. Я – сильная! – горделиво ответила Эльвира.
Спустя годы, она будет вспоминать с горечью о том, что тогда даже не спрашивала мать о ее самочувствии. Никогда жизнерадостная Лилия Антоновна не давала ей повода печалиться.
Когда ей исполнилось 58 лет, мать легла в районную больницу на плановую операцию по поводу иссечения небольшой язвы кишечника. Во время операции её сердце остановилось.
– Эль, ты не против, если мы переселимся в мамину квартиру? – спросил Эльвиру Альберт после поминок. Все посторонние разошлись, они вдвоём горестно смотрели на мамину фотографию с черной полосой.
– Делайте, как вам удобно, – тихо произнесла Эльвира. В этот момент у неё не было сил думать и говорить о материальном. Шок от неожиданной утраты парализовал тело и дух.
Да и делить было нечего. О разделе квартиры, в которой они с братом выросли, Эльвира не хотела слышать. С её точки зрения, это выглядело кощунством – продать родительскую квартиру. Книжные шкафы с любимыми мамиными книгами, занавески из гобелена, подшитые мамиными руками, картины на стенах, вышитые маминой рукой – это то, что следует хранить и лелеять. Также, как трепетно хранила мама их детские рисунки и тетрадки с первыми словами. В том, что её брату мамины вещи были так же дороги, Эльвира не сомневалась.