Алла Краснова
Предназначенный для забывания
Предназначенный для забывания
Когда Инне снятся страшные сны, то она высыпается лучше. Кошмар настолько затягивает ее в пучину, в бездну, что там нет никакой поверхностности, никакого поверхностного сна. Она вся там, в этом сне, в этом кошмаре, он поглощает ее, забирает ее из реальности так, что, открывая глаза, она просыпается, перепуганная насмерть, но выспавшаяся. Так вышло и в этот раз, 6 декабря 2021 года, когда она открыла глаза в 5.04 утра, и еще долго сидела на кровати, пытаясь привести себя в чувства. Ей снилась законная жена его любовника, это был кошмар. В этом сне жена увезла ее в лес, привязала к дереву и оставила ее там на съедение диким животным. Это был страшный сон, страшный. Наверное потому, что подсознательно она боялась его супругу, хотя на уровне сознания – презирала и ненавидела. Еще бы, ведь почти двадцать лет она делила с ним одного мужчину. Когда Инна думала о том, что она варится в этом кошмаре безысходности почти двадцать лет, то плакала горькими слезами отчаяния. Но сделать ничего не могла. Не по силам ей было разорвать этот порочный круг жизни с чужим мужчиной, который за два десятка лет стал ей своим и родным. Но сейчас, сидя на кровати и отходя от этого ужасного сна, она понимала, что этот сон – предостережение, которое ей посылают высшие силы, а значит пора покончить с этим кошмаром.
«Даю себе обещание, – глядя на циферки, светившиеся на экране электронных часов, сказала она, – что ровно через год, а именно 6 декабря 2022 года его в моей жизни больше не будет. Я буду освобождена от плена обязательств перед ним, я разорву эти отношения, сковывающие меня как путы мертвеца, и это будет мой второй день рождения». Вообще у Инны день рожденья был двадцать восьмого апреля, но ей нужен был второй день рождения, и она выбрал этот, декабрьский.
***
Это 6 декабря выпало на выходной день – субботу, поэтому можно было побыть наедине с собой ведь день напролет. В объятиях выходного дня Инна расцветала, для нее это было комфортное состояние, если не считать того, что себе нужно было готовить. Она не любила готовить, поэтому брала полуфабрикаты. На этот раз ее выпал пал на пельмени. Когда варишь пельмени, то отчетливо начинаешь чувствовать одиночество, кидая мерзлые, холодные пельмени в кипящую воду. Ничто не дает столько трансцедентального как белые, одинокие пельмени, которые ты кидаешь в воду в надежде, что скоро они скоро сварятся. Варить их нужно было ровно семь минут. Эти семь минут она всегда засекала на часах, потому что не умела чувствовать время. Инна никогда не могла сказать много прошло времени или мало. Взять хотя бы ее любовь к Константину, прошло двадцать лет, а ей казалось, что это просто какой-то один, застывший во времени миг. Но в этот раз она не сумела сварить пельмени правильно, потому что на третьей минуте он ей позвонил.
– Ну, чего тебе? – сиплым, уставшим голосом сказала она в телефонную трубку, слушая его знакомый до боли голос. – Что, хочешь перебраться ко мне? Насовсем?! – с каким-то невероятным восторгом, смешанным с ужасом, спросила она.
– Да, – услышала она из телефонной трубки.
Инна забыла о пельменях и времени, и выключила их только тогда, когда они уже разварились настолько, что превратились в кашу, потому что все это время она не могла понять и принять, что в ее судьбе произошел такой поворот. Она постоянно задавалась вопросом: «А это был не сон? Это мне не показалось? Я себе это не придумала?». А потом она шла смотреть на своем телефоне входящие вызовы, и вновь и вновь находила отвеченный вызов от Константина, и вновь и вновь убеждалась, что звонил действительно он, и она ему отвечала, и они разговаривали. Разговаривали ровно двенадцать минут. А теперь, уже после того, как утром она приняла мучительное решение расстаться с ним, после двадцати лет мучительных ожиданий – он едет к ней, насовсем, по своей доброй воле. Она находилась в таком замешательстве, что даже не могла понять, что испытывает сейчас, как будто все возможные чувства смешались в ней, образовав взрыв, доставшийся ее мозгу.
***
Константин приехал к ней с одним чемоданом в руках. Странный такой, он стоял в дверях и смотрел на нее, как будто пытался угадать: пустит она его или нет.
– Ну-у, – протянула она, – заходи. Чего застрял? – как будто с укоризной посмотрела она на него.
– Захожу, захожу, – с ярко выраженной неловкостью в голосе произнес он.
У Инны не умещалось в сознании, что теперь ей придется жить с ним. «Придется, – подумала она, пытаясь разгадать загадку своих чувств, потому что буквально неделю назад она мечтала об этом, а потом, поняв бесперспективность своих желаний, решила порвать эту двадцатилетнюю связь. А теперь на ум приходило только одно слово – придется, связанное с терпением и долгом, а вовсе не с мечтами и красивыми чувствами. Когда же все успело поменяться? Что случилось в ее сознании, что сейчас она не готова с распростёртыми объятьями принять свое счастье и радоваться ему каждую секунду своей жизни? «Меня как будто подменили, – говорила она себе. – А, может быть, счастье случилось так быстро, что я не успела обрадоваться ему? – этой мыслью она себя утешала, надеясь на скорое возвращение чувств».
***
Инна работала медсестрой в обычной поликлинике, платили мало, денег никогда не хватало. Если бы не бабушкина квартира, которая досталась ей в наследство и которую она теперь сдавала, то она с этой зарплатой даже не смогла прокормить себя. «С твоей внешностью, – говорила ей врач-эндокринолог, с которой она работала вместе, – тебе надо работать не здесь. Уже бы давно кого-то себе нашла из состоятельных».
Инна воспринимала это как комплимент, но никуда не стремилась, она всегда была скромной, да и внешность ее не была уж такой исключительной. Она была миловидной, у нее были длинные до плеч светлые волосы, серые глаза и природная стройность. В молодости по сравнению с другими девушками Инна вообще не выделялась, а выделяться стала только после тридцати пяти лет, когда ее ровесницы резко подурнели, набрали вес и обабели. Она на их фоне выглядела гораздо свежее, несмотря на то, что никогда в своей жизни не ходила к косметологу, единственным ее принципом была умеренность. Она много не ела, была малоежкой, никогда не купила и не пила, сильно не радовалась, потому что было нечему, и всю жизнь со своих двадцати трёх лет провела в необъяснимой тоске по женатому Константину, который вдруг взял и в ее сорок три переехал к ней жить. Это был ее первый мужчина, единственный.
***
Только за чашкой утреннего кофе Инна поняла, насколько он ей противен, и даже секс этой ночью с ним ей не понравился, впервые в жизни. Первый раз за последние двадцать лет. Раньше она ждала этого секса, это даже был не секс, а соитие, не просто физиологический акт, а обнятие друг друга душами, в этом была нежность и страсть. А сейчас все ушло, и хуже всего, что надо было делать вид, что ничего не произошло. Все время надо было делать вид. Раньше она делала вид, что не сильно страдает из-за того, что у него есть жена, а теперь надо было вид, что она не страдает из-за того, что он с ней.
Он сидел такой жалкий, как будто извиняющийся всем своим видом, что не пришел к ней раньше и заставил ждать ее целых двадцать лет. И от этого было ещё противней. Инна не спрашивала у него, что конкретно произошло у них с женой, и даже не спросила подал ли он на развод. Ей казалось, что жена его просто его выгнала, и теперь ему жить просто негде, вот он и прильнул к ней. Она ведь для него старый проверенный вариант, двадцатилетней выдержки, женщина, которая все стерпит. А самое удивительное, что ведь действительно стерпит, даже в том случае, если он стал ей не мил. И она, сама не зная почему, терпела. Даже обняла его и, скрепя сердце, поцеловала в щеку, уходя на работу, совсем как в старые добрые времена. Только тогда он уходил к жене и детям, а теперь он живёт с ней. Было обидно, что двадцатилетнее чувство так просто исчезло, в одночасье перегорело.
***
Инна была очень опрятной женщиной, как раньше говорили – чистенькой. У нее всегда был хороший маникюр, правильные не навязчивые духи, скромная, но правильная одежда. В какой-то книжке ещё в юности она вычитала, что хорошо одетый человек одет незаметно. И старалась этому принципу следовать всегда, поэтому никогда не выделялась.
– Инна Николаевна, зайдите ко мне в кабинет, – огорошил ее голос заведующей отделением, когда Инна уже надела халат и мыла руки перед приемом пациентов.
Это было странно, ведь раньше никогда такого не было. Инна не понимала, что случилось. Внешне она сохраняла невозмутимость, но внутри в нее было волнение, смешанное с трепетом, потому что интуитивно она предчувствовала большие перемены.
Дошагав в светлых туфлях-лодочках до двери заведующей, она постучав три раз костяшками пальцев по двери вошла и кивком поприветствовала заведующую, Марианну Святославовну. Марианна Святославовна никогда не допускала никогда никакой фамильярности в отношении сотрудников и ко всем обращалась на вы и по имени-отчеству.
– Инна Николавна, – сказала вкрадчиво Марианна Святославовна, – вы знаете, что я вас очень ценю, но у нас сокращение штата сотрудников. Мне двух медсестер надо уволить, – виновато улыбнулась она. – Одну – Нелли Александровну, я увольняю, потому что, – поморщилась Марианна Святославовна брезгливо, – я увольняю, потому что она плохой, курящий сотрудник, а вас – потому что, поверьте мне, с вашим опытом, трудолюбием и вниманием к мелочам вы найдете место гораздо лучше, чем это, – очень мягко произнесла она.
Инна сама не помнила, как дошла в этот день до дома, все было словно в тумане. Константину, который к тому времени уже пришел, она ничего не сказала, потому что она ещё не до конца осознала, что случилось. Но она понимала, что нужно срочно искать новую работу. Поэтому вечером она села за компьютер, чтобы разместить свое резюме на сайтах по поиску работы. Она сидела, долго думала. А потом, как будто от нечего делать, даже вопреки логике, взяла и зарегистрировалась на сайте знакомств. Просто так, хотя до этого дня никогда так не делала. Как будто она не могла сказать Константину – уходи, поэтому пыталась отомстить ему так, тихой сапой, подспудными средствами. Почему-то она подумала, что даже если он найдет ее на сайте знакомств, то ей это даже будет приятно, как сладкий яд мести, адресованный ему.
