Алла Холод Женщина перемен

– А эта ваша знакомая – состоятельная женщина?

– Полагаю, что да.

– И одинокая?

– А вот это как раз нет. У нее есть муж, но у нее с ним серьезные проблемы…

– …которые как раз тут и должны решить, – закончила за меня фразу Аня.

– Ну как-то так, – согласилась я, – похоже на то. А вас что-то беспокоит? Почему вы спрашиваете?

– Понимаете, я человек сугубо практического склада и до сих пор ни в какие групповухи вроде этой не верила. Считала, что все это обычное выколачивание денег, и не более того. Меня отправил сюда человек, которому я, в общем-то, очень доверяла. Я, наверное, слишком достала его в тот момент, когда он направил меня сюда.

Взгляд девушки затуманился, она умолкла, и мне показалось, что она потеряла нить разговора.

– Так вы думаете, что нас обманут? – я решила вернуть ее в русло.

– Я не знаю, – встрепенулась Аня, – может, я делаю из мухи слона, может, это вообще ничего не значит. Но я сделала одно неприятное наблюдение. Вы в курсе, что нас тут не одна группа и применяется к нам даже не одна и та же методика?

Я подалась вперед и стала вслушиваться в каждое слово.

– Знаете, иметь неприметную внешность иногда бывает очень даже выгодно. Неделю назад, когда мы еще не начинали, я из любопытства прошмыгнула на второй этаж во время вечерних занятий. Там творилось что-то несусветное, честное слово! Они какие-то мантры читали, пели что-то… И тренер у них был другой, огромный какой-то дядька с бородой. Он и наш-то не маленький, а тот вообще имел устрашающий вид! Бррр… Правда, долго мне подслушивать не удалось, пришлось незаметно унести ноги. Но обеспокоило меня совсем не это. Вы проходили собеседование у Альбины Николаевны?

– Да, я с ней имела самый первый разговор.

– И как она вам рекламировала свои услуги? Рассказывала какие-то истории, показывала какие-нибудь фотографии?

– Да, точно так и было, – кивнула я, – она мне показала фото мужчины, который теперь живет в Греции, а раньше был их учеником с тяжелой депрессией. И еще рассказала историю несчастной мамочки, у которой был ребенок-инвалид. Ее фото она тоже показывала. Теперешнее, с усыновленным мальчиком.

– Значит, это ее обычный метод, – сделала вывод Аня и продолжила свой рассказ. – Дело в том, что демонстрация фотографий счастливых и спасенных учеников ничего не значит. В смысле правдоподобности. Можно ведь показать любую фотографию любого человека, правда? Но у Альбины есть большой такой фолиант, где подшиты эти фотографии, это как бы их семейный альбом. Там указаны имена и фамилии, есть подписи к некоторым фото, записки и даже письма, которые эти ученики потом присылали Альбине и которые они якобы даже просили показывать другим ученикам, потерявшим надежду.

– Мне она показывала лишь отдельные снимки…

– Когда я приходила на собеседование, нас было трое. Из этой тройки в нашу группу попала только я, остальные – не знаю. И все мы еще не были на сто процентов уверены, что будем заниматься, цена-то не маленькая все-таки. Поэтому нам провели такую презентацию. Если можно ее так назвать.

– Так что вас все-таки беспокоит, Аня?

– Одна женщина на фото показалась мне знакомой, – ответила девушка. – Альбина рассказала про нее, что она пережила серьезнейшую жизненную драму. Якобы у нее была замечательная семья, но потом ее мужа, которого она боготворила, совершенно неожиданно для нее арестовали и посадили за умышленное убийство. Оказалось, он вел двойную жизнь, участвовал в какой-то там преступной деятельности. Ну и якобы действительно кого-то убил, лично, сам. Женщина эта сразу же лишилась работы, стала изгоем, вскоре у нее обнаружили тяжелое заболевание, в общем, понимаете… Аллес капут по всем фронтам.

– Ну и в итоге ее, конечно, вернули к полноценной жизни и сейчас она процветает где-нибудь с новым мужем или что-то еще такое в этом же роде, правильно? Давайте-ка, Аня, закажем еще виски, а?

– Давайте, – без колебаний согласилась она, – но тогда уж закажем и пирог. Здесь фирменное блюдо – пирог с мясной начинкой, очень вкусный. Или вы на диете?

– У меня хороший обмен веществ, так что диета не очень строгая, иногда могу себе позволить.

Мы позвали официантку, сделали заказ, и Аня продолжила.

– Так вот к чему я все это рассказываю. Мне показалось, что я знаю женщину, про которую говорила Альбина. Во-первых, я узнала ее по фотографии. Может быть, конечно, это какая-то очень похожая женщина, все может быть. Но совпадает и многое из ее истории. Ее звали Валентина, и она жила в доме, где раньше жила моя бабушка. Я там часто бывала, и бабушка не раз обсуждала эту Валентину со своими соседками. У нее действительно произошла история с мужем, его посадили, но не за убийство, а за какое-то крупное хищение. Насколько я помню, он был специалистом по финансам, причем очень востребованным. У следствия вроде бы были все доказательства, кроме самих похищенных средств. Денег у ее мужа так и не нашли. А через некоторое время он умер в изоляторе, не дожив до суда. Про Валентину я подробностей не знаю – правда ли, что она болела, и уж тем более неизвестно, куда и к кому она там обращалась. Но вот финал этой истории не мог быть таким, каким его представила Альбина Николаевна.

– Почему? Вы знаете, как с ней на самом деле вышло?

– Знаю, – подтвердила Аня. – Я не знаю, как попала к Альбине фотография, где и когда она была сделана, но прошлым летом эту самую Валентину нашли мертвой в ее квартире. Она была задушена.

Я остолбенела.

– Как задушена?

– Не знаю как, – ответила Аня, – удавкой, наверное. Или чем там еще людей душат. Это же не в моем доме было, а в бабушкином, так что подробностями не владею. Но никакого хеппи-энда там быть не могло, это точно.

– А убийцу не нашли?

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Самое первое, что тогда приходило всем на ум, что женщину убили из-за тех денег, которых не нашли у ее мужа. Наверное, у него были подельники или как там это называется. Ну а дальше я просто не в курсе. Мне не дает покоя вопрос: зачем Альбина рассказала историю, похожую на историю этой женщины, воспользовалась ее изображением, но опустила печальный конец? Что здесь не так? Мне хотелось бы знать: Валентину убили уже после того, как она отправила свое фото с благодарностью Альбине? Или Альбина использовала историю умершей женщины? Где тут подлог? И главное, зачем он произведен?

– И что ты предлагаешь? Как это узнать?

– Очень просто, – объяснила Аня, – надо проникнуть в кабинет к Альбине и заглянуть в этот альбом. Там должна быть дата. Я ее в тот раз не рассмотрела. Но она там была.

– И как мы можем это сделать? – спросила я, только после сказанного осознав, что употребленное мною местоимение «мы» автоматически означает мое согласие участвовать в сомнительном предприятии.

– Мы не будем ночью проникать в здание, не бойтесь, – успокоила меня Аня. – Мы можем сделать так. Я зайду к Альбине по какому-нибудь вопросу, и в тот момент, когда я буду у нее находиться, ты постучишь и попросишь ее на минуту выйти. Она отвлечется, выйдет за дверь, я в это время загляну в альбом. Он лежит на этажерке, это минутное дело. Надо только придумать повод, зачем приду я. И второе: зачем вломишься ты.

– Это как-нибудь придумается…

– Придумается, но не факт, что Альбина оставит меня одну в своем кабинете, – заметила Аня. – Здесь строгие правила, все кабинеты закрываются электронными ключами. Ты видела хоть раз, чтобы какой-то кабинет был открыт, а внутри никого не было?

– Да я не особенно там хожу, никуда не заглядываю.

– Но я-то заглядывала, вернее, пыталась. Но не тут-то было. Прямо секретный объект какой-то, блин. Что они тут скрывают? Что охраняют, интересно мне знать?

– Конфиденциальность, наверное, – предположила я.

– Ой, брось, пожалуйста! – отмахнулась Аня. – Если бы тут блюли конфиденциальность, нам бы не стали рассказывать истории бывших клиентов, так я думаю. Тут что-то другое.

Мы с Аней уже достаточно захмелели, и я предложила:

– А пойдем сейчас. Завтра на трезвую голову я этого уже не сделаю. Я ужасная трусиха. Кроме того, страдаю от хронической нехватки куража. Я не смогу.

То ли я осмелела от выпитого алкоголя, то ли на меня подействовала роскошь человеческого общения, практически отсутствовавшая в моей жизни в последние годы, но в тот момент мне показалось, что мне по плечу любая авантюра. Любое приключение, способное прорвать серую пелену моих будней, казалось мне архиважным и фантастически захватывающим. Мы дружно помахали руками официантке, подзывая ее, чтобы закрыть счет.

На обратном пути Аня все-таки решилась рассказать мне о себе.

– Я любила одного парня, – начала она без всяких предисловий, – мы строили планы, правда, потом оказалось, что это только я их строила. В общем, это неинтересно. А потом он взял и подсидел меня – получил должность, к которой я шла два года. Это было так неожиданно, так странно, я ведь не знала, что он на нее тоже претендует. И я уже готова была проехать этот момент, все-таки у нас любовь и все такое… Но потом оказалось, что любовью и не пахло, он просто воспользовался мной, когда ему было нужно. Ну чтобы я не путалась под ногами, не мешала ему продвигаться. Усыпил, так сказать, мою бдительность. А потом притворяться было уже ни к чему. Через неделю я узнала, что он и моя подруга подали заявление в ЗАГС. В общем-то ничего особенного, на свете каждый день, наверное, происходит что-то подобное. Но у меня была такая реакция, какой я сама от себя не ожидала. Короче говоря, я стала их доставать. Их обоих. Каждый день что-то изобретала, чтобы испортить им существование, из кожи вон лезла. Все это было мерзко и унизительно, меня осуждали в офисе, и я оказалась на грани увольнения. Ее папаша мне угрожал, его мать меня воспитывала, но я не унималась. Это стало смыслом моей жизни. Я так деградировала, что сама перестала себя узнавать. Вот тогда-то он меня чуть не насильно отвел к Альбине. Я, конечно, наговорила ему кучу всякого дерьма, но пошла и записалась на курсы. Сама-то я понимала, что качусь под откос.

– Ну и как ты думаешь – справишься?

– Наверное, да, – пожала плечами Аня, – дальше катиться уже некуда, надо выбираться.

Она немного помялась. Потом все-таки решилась:

– А ты как сюда попала? Из-за этого дела? – Аня прикоснулась к шее, повторяя жест, которым обозначают пристрастие к выпивке.

– Это уже последствия, – ответила я, – а причина совсем в другом. Несколько лет назад я лишилась любимой профессии. С этого все и началось.

– Профессии? – удивилась Аня. – Это что, так уж страшно? Хотя, наверное, страшно, раз тебя так подкосило. Кем же ты работала, если не секрет? Извини мою нескромность, но просто это несколько необычно для женщины… Ну, такая преданность профессии, я имею в виду.

– Я была оперной певицей, – на одном дыхании выпалила я.

Аня остановилась и воззрилась на меня округлившимися глазами:

– Вот это да! Первый раз в жизни вижу живьем оперную певицу. Круто. Наверное, было из-за чего съехать по фазе.

– Было, – подтвердила я.

До самого дворика мы дошли молча – Аня лихорадочно придумывала предлог, под которым можно было бы ворваться в кабинет к Альбине.

– Наверное, мы ничего не придумаем, – заключила она, – поводов заходить к ней у нас просто нет. Поэтому давай сделаем ход конем и воспользуемся тем, что мы пьяненькие. Можешь изобразить пьяные слезки?

– Поплакать? – удивилась я. – Но зачем?

– Просто ничего другого в голову не приходит, – пожала плечами Аня. – Что, если я зайду к Альбине типа походатайствовать за мою знакомую, которая тоже хочет заниматься? Она меня усадит в кресло, и тут стучишь ты. Приведи лицо в достойный вид. Помаду подразмажь, что ли…

Аня взъерошила мне волосы и прикинула, как я смотрюсь.

– Не надо помаду, – заключила она, – лучше тушь чуток подразмажь. Типа ты в расстроенных чувствах. Альбина станет выяснять, в чем дело, ты помнись там немножко, мне нужно пять минут. Сможешь держать ее дольше, будет хорошо. Сможешь?

– Делов-то! – раздухарилась я.

Можно сказать, что сцена прошла без сучка и задоринки. Через минуту после Ани я постучала к Альбине Николаевне и, не дожидаясь реакции изнутри, приоткрыла дверь в кабинет. Наверное, вид у меня был и впрямь несвежий – Альбина резко повернулась, тут же забыв о девчонке.

– Что случилось? – тревожно спросила она.

– Вы заняты… Извините, – промямлила я и настолько убедительно шмыгнула носом, что Альбина, бросив на ходу: «Я сейчас, подождите минутку», вышла в коридор.

– Что с вами? – ее голос стал строже, когда она почувствовала запах алкоголя.

– Альбина, простите, я не должна была, – запричитала я, – но мне страшно. Учитель очень строгий. Я его боюсь. У меня ничего не получится.

Мне вдруг и впрямь стало так жалко себя, что слезы – самые настоящие, а не притворные – навернулись на глаза.

– С чего вы взяли? Все идет по плану, и у вас все получится.

У меня не было возможности засечь, сколько именно минут я пудрила мозги занятой женщине. Видимо, достаточно, потому что когда я уже стала иссякать, дверь кабинета приоткрылась, и оттуда вышла Аня.

– Я попозже к вам зайду, Альбина Николаевна, у меня ничего срочного. Хорошо?

Альбина недоверчиво взглянула на Аню, потом на меня, еще чуть-чуть, и она догадалась бы, что мы разыгрываем спектакль, но Аня пулей проскочила мимо нас, и я поняла, что мне тоже нужно ретироваться.

– Мне не надо было приходить, – всхлипнула я на прощание, – я совсем неадекватная.

Альбина настороженно промолчала, и я, пробормотав слова прощания, заспешила по коридору. У дверей я не удержалась от того, чтобы обернуться: Альбина так и стояла у своего кабинета, глядя мне вслед.

Я заметила, что моя сообщница выглядывает из-за левого угла здания, увидев меня, она махнула рукой. Но я, не останавливаясь, прошествовала мимо. Вдруг Альбина смотрит в окно? Если она увидит, что мы сматываемся вместе, сразу же поймет, что мы разыграли некую комедию. Аня поняла мой маневр и тоже не стала торопиться представать перед окнами. В наступивших сумерках я увидела ее силуэт не там, где ожидала, – она вышла на улицу через соседний двор.

– Ну что? – в нетерпении воскликнула я.

– Есть! – победно воздев над собой руку с телефоном, отозвалась она.

Мы прошли с полквартала, когда Аня наконец остановилась под уличным фонарем и предъявила мне свой мобильник.

– Я сфотографировала эту страницу, – пояснила она. – Представляешь, сразу нашла! Вот что значит уметь работать с документами! Мастерство не пропьешь!

Она показала мне снимок. Женщина, изображенная на нем, была мне незнакома. Аня сфотографировала и подпись, сделанную с обратной стороны фотографии. Она гласила: «От возрожденной к новой жизни – с огромной благодарностью». Далее стояла подпись и дата: 15 апреля 2014 года.

– Завтра с утра поеду к бабушке, – сказала Аня, – она точно скажет, когда что было: когда у Вали мужа арестовали, когда он погиб, когда ее саму убили…

– Она с ней крепко дружила? – уточнила я.

– Не она, ее соседка.

– И когда у нас теперь занятия? Аж во вторник? Я до этого времени с ума сойду, буду все время думать.

– Я такая же, как ты, – усмехнулась девушка, – нетерпеливая.

– А ты завтра не на работе? Точно сможешь съездить?

– Я в отпуске, – пояснила Аня, – иначе как бы я смогла дневные занятия посещать. Ладно. Давай свой телефон. Позвоню.

Обменявшись телефонами, мы распрощались. Я посмотрела на часы и пришла в ужас: была половина седьмого. Если Максима еще нет дома, он вот-вот появится. Надо будет объяснять, где я болталась, в какой компании выпивала. Он знает, что у меня нет подруг, и в рассказ о том, что я душевно посидела с приятельницей в кафе, просто не поверит. Или мне надо будет рассказать, что это за приятельница и где я с ней познакомилась. Я же пока готова была рассказать Максиму только половину правды – про новую знакомую, но ни слова о том, откуда она появилась. О курсах он пока ничего не должен знать. Достоверно врать я не умею, поэтому лучше пока не говорить вообще ничего.

На мое счастье, Максим в тот день пришел поздно, около девяти вечера. Я успела не только вернуться домой, но и порезать говядину на жаркое. Он явился возбужденный, слегка навеселе – пришлось встречать делового партнера из Петербурга. Так что не заметил ни запаха виски, который от меня наверняка исходил, ни моего странного состояния. Я все время думала о той неизвестной женщине со снимка, Валентине. Действительно ли она посещала курсы и «возродилась к новой жизни», как гласила надпись на обратной стороне фото? Почему так трагически сложилась ее судьба? Кто ее задушил и почему? И когда это случилось – до 15 апреля 2014 года или после?

Аня позвонила в 9 утра, когда я только проснулась и еще не успела привести себя в порядок. Я мирно пила кофе с молоком, не испытывая никакого похмелья, поскольку после вчерашнего посещения кафе больше не притронулась к спиртному. Максим не отпускал меня от себя весь вечер, и мне удалось сделать лишь пару глотков виски из его бутылки, стоящей в баре.

– Ну что?! – в нетерпении выпалила я.

– Какая ты шустрая! – осадила мой пыл девушка. – Только девять утра. И я только собираюсь. А тебе звоню, чтобы спросить: не хочешь поехать со мной?

– Хочу, – ответила я, не раздумывая. – Где живет твоя бабушка? Куда ехать? Где мы встретимся?

Трудно сказать, насколько серьезные надежды я возлагала на посещение курсов «Белой лилии». Я думала, что если не поможет и это, то я смогу считать, что сделала все и чиста перед собой. Пока то, что происходило на курсах, выглядело вызывающим шарлатанством, но я не склонна была делать преждевременные выводы. Официальная медицина мне уже не помогла. Кто знает, может, проблемы, подобные моей, как раз требуют именно такого вмешательства? Аня со своим самодеятельным расследованием взбудоражила меня настолько, что я была вынуждена признаться самой себе, что на сегодняшний день курсы – это, пожалуй, единственное, что вызывает во мне хоть какие-то эмоции. Ну и все, что с ними связано, тоже.

Я быстро съела два больших бутерброда с сыром и копченой индейкой, сбегала в душ, накрасилась и выбрала теплую удобную одежду: черные джинсы, кашемировый свитер и меховую куртку с капюшоном. Сумку решила взять вместительную – никто не знает, как долго мне придется отсутствовать. В нее я положила несколько тонких бутербродов и на всякий случай маленькую бутылочку «Курвуазье». Провозилась я долго и к месту встречи с Аней пешком уже не успевала. Решила вызвать такси, забрать подругу в условленном месте и дальше ехать на той же машине. Но у памятника Пушкину, где меня ждала, переминаясь с ноги на ногу, Аня, облаченная в красную куртку, выяснилось, что она приехала на своей машине. Я испытала легкий укол разочарования. Разумеется, не потому, что пришлось отпускать таксиста. А по той единственной причине, что коньяк, уютно примостившийся на дне моей объемной сумки, разделить будет не с кем.

Бабушка Ани жила совсем недалеко, мы свернули с магистральной улицы и углубились в ту часть центра, которая до сих пор была не тронута строительными корпорациями. Дома тут стояли старые, монументальные, сталинской постройки. На некоторых красовались мемориальные таблички с именами героев и знаменитых людей, почтивших эти места своим проживанием. Со временем сталинские монстры осовременились, замельтешили кондиционерами и спутниковыми тарелками, заблестели чистыми пластиковыми стеклопакетами. В первых этажах пятиэтажек пока еще влачили скудное существование малопосещаемые магазины, скучающие вдали от более престижных и людных улиц. Но все это не могло нарушить грустного ощущения, что жизнь практически покинула эти места.

Парковок здесь не было совсем, а наличие знаков, предупреждающих о работе эвакуаторов, напрочь отбивало привычное желание прибиться к тротуару.

– В бабушкин двор не въедешь, – пояснила Аня, – там ворота, от которых у меня нет ключей. Поброди, я сейчас.

С этими словами девушка нырнула на своей «Шкоде» в какую-то подворотню, оставив меня мерять шагами давно не ремонтированный, в колдобинах тротуар. Через несколько минут я увидела знакомый силуэт в проеме арки и пошла навстречу своей новой подруге. Аня взяла меня под руку и сказала:

– Нам в соседний двор. Если бабушка спросит, почему мы интересуемся, скажем, что ты ищешь потерянную родственницу, по фотографии очень похожую на Валю. Нужны подробности о ней, чтобы проверить твою информацию.

– Для чего это? Твоя бабушка – потомственная чекистка?

– Нет. Она профессиональная приставалка и просто одинокая женщина, – вздохнула Аня. – Легче приврать ей, чтобы что-то объяснить, иначе привяжется с вопросами. Скучает старушка.

Мы вошли в гулкий подъезд с узкими лестницами и перилами, которым невдомек, что жильцы оплачивают ремонт мест общего пользования. Аня нажала на кнопку звонка, и через несколько секунд дверь нам открыла приятная старушка с аккуратно причесанными седыми волосами, отливающими фиолетовым.

– Анечка, деточка, ты не одна! – воскликнула женщина, кажется, обрадованная нежданным посещением. – Проходите, девочки, сейчас будем пить чай и есть беляши.

Квартира у Татьяны Андреевны, Аниной бабушки, была большая, оставив нас раздеваться в прихожей, старушка засеменила на кухню, и откуда-то издалека до нас долетел звук закипающего чайника. Аня не последовала за бабушкой, а пригласила меня в комнату, расположенную направо от прихожей.

– Подожди меня пару минут, – сказала она, – бабушка у нас старорежимная, в кухню гостей не приглашает. Я пойду помогу ей.

В центре квадратной комнаты стоял круглый стол из отличного дерева, совершенно не потертый от времени, хотя ему наверняка было уже немало лет. Я уселась на удобный стул и, как только Аня ушла, потянулась к своей сумке. Неизвестно, сколько времени мы здесь проведем. Кроме того, Аня говорила, что нам может понадобиться помощь соседки, бабушкиной подруги. А я между тем разволновалась не на шутку. Прислушиваясь к движениям в квартире, расстегнула молнию сумки, достала коньяк, ловким движением скрутила крышечку и сделала полноценный глоток. Изысканный французский напиток оказал на меня волшебное действие, как бывает всегда, когда я только начинаю свое первое за день общение с алкоголем. Мне стало тепло и весело, я исполнилась интересом и даже некоторым азартом доморощенного сыщика. Сколько продлится это состояние?