Алисандра Озерова
Добро пожаловать в некроманты, или Мужчинам вход воспрещен

Полная версия

Глава 2

Очнулась я с моей точки зрения непозволительно поздно. За окном уже начинало смеркаться, а это значило, что времени у меня в обрез. Добираться до места придется долго, ведь праздник состоится в городской ратуше – обычно наше управление довольствуется небольшой пристройкой к основному зданию, но для нынешнего торжества это слишком убого. Не каждый день принц крови выбирает суженую, и не каждый день его избранницей становится пусть одаренная, но все же не благородная девушка. Я прекрасно понимала, что абы в чем на этот прием не притопаешь, но все мои сбережения – это пара сотен эльга. Этих денег мне при моих скромных запросах хватило бы до конца месяца, но покупка платья рушила все планы. Даже этого не хватит на новый вечерний наряд. Вот я и направилась к Милене. Вывеска ее магазина была достаточно скромной. Поэтому дамы из высшего света сюда не заходят. И совершенно зря. Ведь товар у Милены был на любой вкус и запрос. А все потому, что эта молодая торговка не гнушалась контрабандой из Тарсии, Фларии, Гаэры и даже враждебного Магерра. Помогала Милене в процветании магазина и одна волшебная вещица, которая делала магазинчик внутри больше, чем снаружи, поэтому Лена еще ни разу не попалась налоговым дознавателям и таможенным надзирателям. Что самое интересное, этот талисман попал к Милене тоже контрабандой.

Когда я переступила порог, то у прилавка встретила саму Лену, а не ее бойкую помощницу. Лицо у женщины было припухшим, как будто она полночи провела в слезах. Но увидев меня, Милена радушно улыбнулась. Быстро подошла ко мне и порывисто обняла.

– Спасибо,– прошептала она. – Мы все успели.

Я мягко отстранилась, а Лена продолжила:

– Благодаря твоему предупреждению мы успели подготовить завещание, привести мага-менталиста и законника, чтобы он засвидетельствовал волю матушки Вотана. Его сестрица и ее мерзкий сынок не успели запустить лапу в наследство. Без тебя, Нэвия, мы бы даже не подумали заняться этим так скоро.

Я грустно улыбнулась. Мой дар был скорее бременем и редко кого радовал. Таких как я называли черными вестницами. Ибо я видела людей, которые вот-вот покинут этот мир. При этом временной интервал был до года. Я начинала видеть вокруг силуэта темную линию, как будто фигуру обвели черным карандашом по белой бумаге. И однажды я различила такой знак у клиссы Эльцхен. Проблема в том, что я никогда не знаю из-за чего придет смерть. И какой она будет не знаю тоже. Знаю одно – она будет неотвратимой. Поэтому зачастую помалкиваю – роль гонца, принесшего страшную весть не приятна никому. Но Милена вытащила магазин в прямом и переносном смысле на своем горбу. Ее супруг Вотан из Гаэры был мужчиной не самым приятным. Однако бесприданница и круглая сирота едва ли могла рассчитывать на лучшую партию, чем клисс (обращение к мужчине незнатного происхождения) Эльцхен. За плечами у него было уже два брака. Обе его предыдущие супруги умерли – одна в родах, другую загрызли оборотни, нарушившие границу Вечного леса. Их вожак публично принес извинения Вотану, выплатил виру, а нарушителей изгнал из стаи. Покинувшие стаю оборотни лишаются иммунитета и могут стать добычей любого охотника. Ибо из Вечного леса их тоже изгоняют, и они вынуждены обитать в приграничье. Вотан их и пристрелил. Правда тогда они были уже в человеческой ипостаси, но горевавшего супруга никто не осудил. А вскорости он взял в жены Милену. Девушка даром, что сиротка, оказалась с хорошей коммерческой жилкой. И магазин клиссы Эльцхен спасла как раз она. Вотан хотел потратить виру на дорогущее надгробие для Валиссы – той самой загрызенной супруги – но Милена убедила вложить эти деньги в дело. А когда магазин стал приносить прибыль, Вотан справил памятник – Милена тут уже не возражала. И пусть по бумагам хозяйкой лавки была свекровь, но крутилась как белка в колесе именно Милена. Вотан предпочитал не вмешиваться – главное, чтобы ему по первому требованию давали деньги на выпивку. А я бы не осудила Лену, если бы она однажды отравила муженька, поскольку после каждой попойки тот колотил жену по черному. Потом извинялся, божился что больше никогда-никогда… А дальше – ваша песня хороша, начинай сначала. Но Лена терпела. Отчасти ради двух девочек-близняшек, родившихся в прошлом году, а отчасти потому, что не хотела бросать магазин, который погибнет либо в алчных лапах старшей сестрицы Вотана и ее великовозрастного дитяти, либо в руках самого муженька-алкоголика. И когда я увидела, что свекровушке Лены недолго осталось небо коптить, я сразу сказала торговке. Сначала Лена огорчилась, ибо клисса Эльцхен была единственной, кто невестку искренне любил и был ей благодарен, но потом поняла, что это ее шанс стать хозяйкой своей судьбы. И как я поняла из сбивчивого рассказа Милены, ей не составило труда убедить свекровь завещать магазин и дом ей, а не золовке и даже не родному сыну. Вотану было все равно, пока ему дают на пропой, а мнение золовки Лену интересовало, как прошлогодний снег.

– Мы всего три дня как снова стали торговать после траура, а я словно второй раз потеряла мать. Вотан пьет, а помощницу я попросила теперь присматривать за дочками. Собиралась уже закрываться сегодня, но тебе помогу. Что тебе предложить?

Я выложила на прилавок все, что у меня было:

– Что я могу купить за эти деньги? Мне необязательно новое, но такое, чтобы я не выглядела откровенной нищенкой на балу в ратуше, – попросила я.

Лена с минуту смотрела на горсть монет, потом решительно отодвинула их в сторону и поманила меня за собой. Я в растерянности забрала деньги назад и пошла за новоиспеченной владелицей лавки готового платья. Лена провела меня по длинному, но достаточно просторному коридору, и я завела в небольшую кладовую. Все так же молча она постояла какое-то время перед манекеном, на который была накинута черная вуаль, и потом резко сорвала ее. Когда моим глазам открылось то, что скрывала накидка, я лишилась дара речи. А по губам Милены пробежала горькая улыбка:

– Это платье принадлежало моей матери. И это единственное, что у меня осталось от нее. Я мечтала надеть его на свадьбу, но моим мужем стал Вотан. И соединять свою судьбу с ним, будучи в этом платье, я посчитала кощунством. Это платье по поверьям притягивает суженого… Но я была слишком голодна и цинична, чтобы ждать знака свыше. Я предпочла пойти на поводу у необходимости, хотела как можно быстрее получить крышу над головой, кусок хлеба. И смазливое личико единственное, что у меня тогда было, – она криво усмехнулась и продолжила, – а клисса Эльцхен так напомнила мне матушку, что я решилась на брак с Вотаном, и до сих пор не то чтобы не жалею, но могу смириться со своим выбором и принимаю его в душе. Не хочу больше видеть перед собой искушение узнать, что потеряла. К тому же, моя судьба не обязательно должна была быть счастливее той, что я выбрала без подсказок. И я приняла решение подарить его тебе, ибо моим дочкам оно уже не подойдёт – я не надевала его, и оно не связало меня с их отцом. Я потрясенно смотрела на нее, но она вновь кивнула на наряд. И я опять воззрилась на платье, которое призывало истинную судьбу. Мне не удалось разглядеть его, я лишь видела, а скорее даже ощущала, что оно ошеломительно. Мои пальцы дрожали, когда я коснулась ткани. И уже это касание вызвало восторг.

– Его нужно надеть. Тогда оно примет твою форму, – пояснила владелица лавки.

Я переодевалась сс быстротой молнии, испытывая острое наслаждение от того, что сейчас прямо на мне творилось волшебство.

– Ты прекрасна, – услышала я шепот Лены. Она мягко подтолкнула меня к ростовому зеркалу, и я обомлела. Это была я. Точно я. Это мои рыжие волосы каскадом спадали с плеч. Мои глаза переливались оттенками серого, синего, желтого и зеленого цветов (метка от Хозяйки). Это мою талию обвивал серебристо-зеленый с матовыми каменьями пояс. Это по моим округлым бедрам струился мягкий золотой шелк, стыдливо прикрытый дымчато-зеленым газовым шифоном. Это за моей спиной спадал такой же газовый шлейф – я попыталась открепить его, ведь носить такое могли только аристократки – но у меня ничего не вышло, приклеился намертво. Тогда Лена откуда-то достало маску в тон наряду:

– Если боишься штрафа, всегда можно сказать, что это маскарадный костюм. Только сапоги твои никуда не делись. Постарайся поменьше поднимать подол платья в вихре танца – добавила торговка с лукавой улыбкой…

– К ратуше, – скомандовала я оторопевшему от моего преображения вознице сразу, как вышла из магазина, и, чтобы подстегнуть его усердие, бросила в качестве аванса пять эльга – в два раза больше, чем полагалось за такую поездку.

***

Музыка, гремящая в ратуше, оглушала. Усиленные магией огни слепили, но вместе с тем что-то внутри дрожало от нетерпения. Хотя скорее всего, это просто нервы, или я опять проголодалась. Да, хороша была каша, но не наша. Так сложилось, что мы с Трошкой оба в этом плане малость косорукие. Поэтому питаемся чем-попало… То картохой подгоревшей, то супом пересоленным… Ну да не хлебом единым жив маг-черный вестник, и теперь пришло время зрелищ. Я расплатилась с извозчиком и попросила, чтобы он меня подождал, ибо долго задерживаться я не собиралась. Меня клятвенно заверили, что будут ждать хоть всю ночь. Я мысленно прикинула во сколько мне э то выльется в плане финансов, но делать нечего.

Если музыка оглушала за пределами здания, то внутри творилось что-то невообразимое. Я, конечно, понимала, что в зале будет многолюдно, но такого столпотворения я и представить не могла. Я быстро натянула маску, ибо шлейф так и не пожелал отсоединиться от платья. Милена говорила, что платье отражает характер и сущность того, кто его надел, но в моих жилах не было ни капли голубой крови. Ну да ладно, будем работать с тем, что есть. Я шмыгнула в более-менее тихий уголок, предпочитая наблюдать за празднеством со стороны. Единственное, что меня интересовало – оглашение имени преемницы Наины. Сама героиня вечера, как и полагалось, была в центре внимания. Они с Альтером танцевали в центре бального зала, улыбались друг другу, и, казалось, никого вокруг не видели. Недалеко от счастливой пары мелькал Кэвин, который кружил в танце Кари. Очевидно, родственник будущей принцессы хотел наладить отношения с заместителем Наины, поскольку полагал, что именно она станет у руля после официальной отставки его сестры. Кари вроде была не против его внимания, и как бы я к этому юнцу не относилась – он был вполне привлекательным. А Кари была старше меня и отношения с мужчинами, как и у большинства из нас, у нее не складывались. Подробностей дара Кари я не знала, у нас и не принято было расспрашивать, у большинства это был скорее не дар, а наказание. Не всем так везло как Наине, да и Ольге, пожалуй, хотя еще как посмотреть. Моя соседка по кабинету могла считывать предсмертные воспоминания новопреставленных. Был правда ряд условий – они должны были быть максимально свежими и целыми. Поэтому Ольгу часто таскали в свою резиденцию дознаватели и даже хотели переманить ее к себе на службу, но девушка отказалась. Потом она признавалась, что воспоминания о насильственной смерти, которые сохраняют покойники, вызывают у нее приступы паники и выливаются в кошмарные сновидения. У нас все же не такая концентрация убиенных. А вот Кари о своем даре помалкивает, как и я. Знает о наших талантах только Наина – она принимала нас на работу, поэтому в курсе всех явок и паролей. Впрочем, разглашать эту информацию она права не имеет.

В этот момент музыка стихла, и музыканты заиграли что-то спокойное и тихое, очевидно, чтобы присутствующие перевели дух. Я уже хотела поближе пробраться к Наине, чтобы «отметиться» и потом тихонько улизнуть. Ну ее, ту преемницу, завтра на работе познакомлюсь. Предприняла было попытку протиснуться в центр зала, как тут снова налетела на кого-то. Оно, конечно же, в такой толчее немудрено с кем-то вступить в близкий контакт, но дважды за день – перебор.

– Прошу прощения, клирра (обращение к знатной даме), – услышала я подозрительно знакомый голос, – здесь так много людей, что разминуться сложно.

Хорошо, что на мне была маска, поскольку щеки буквально вспыхнули. Впрочем, на сегодняшнем визитере нашего департамента тоже была маска из черного бархата с серебряными узорами, открывающая только губы и подбородок.

– Ничего, – пробормотала я, – сама виновата, так спешила, что не смотрела, куда иду.

И тут же подумала, что могла бы и утром сказать то же самое и не оконфузиться перед знатным незнакомцем. А так будет думать, что вежливыми бывают исключительно аристократки.

– Вы не приглашены на следующий танец? – поинтересовался мой собеседник. – Я как раз ищу такую милую партнершу.

– Увы, – поспешила я его разочаровать, – танцую я из рук вон плохо.

– Тогда просто поговорим, у меня есть некоторое время перед церемонией, – не отставал незнакомец.

«Вот же ж!» – подумала я, но вслух сказала:

– Почему бы и нет. Увлекательная беседа – это лучшее времяпрепровождение.

Ненавязчиво подхватив под локоток, мужчина увлек меня … опять в тот угол.

Я, помнится, говорила, что природа не наделила меня писательским талантом? Так вот – талант вести разговор с представителями привилегированных сословий тоже поделили без моего участия.

– В первый раз я на таких мероприятиях, – начала я, и заметно порадовалась, что глухая маска, открывающая только волосы со спины, слегка искажает мой голос, еще утром костеривший этого дворянина на чем свет стоит.

– Это еще что! – откликнулся мой визави. – Вот в Нолании приемы так приемы, хотя по местным меркам это, конечно, аншлаг. Впрочем, придется привыкать к провинции – мне здесь работать. Но не буду утомлять Вас такими скучными разговорами – это слишком обыденно, и такой очаровательной даме вовсе незачем думать о столь приземленных материях. А Вы знакомы с хозяевами бала?

– Да, я знаю Наину, – пробормотала я. Заикнуться о том, что и с Альтером я пересекалась и даже участвовала в операции по его спасению, поостереглась.

– Наину? Начальницу местного «мертвецкого» департамента? – переспросил меня мужчина, заметно напрягшись.

– Да, – подтвердила я.

Мужчина окинул меня внимательным взглядом:

– Вы имеете отношение к профессиональной деятельности Наины, или просто дружны с нею? – решил уточнить он.

Какой приставучий. Ну чего тебе надо? Угораздило же. Похоже в день моего рождения на неприятности была скидка, и я огребла их оптом, не глядя, в десятикратном размере. А потом подумала, что юлить не собираюсь, да и с какой стати? Честность – лучшая политика! Так, по-моему, говорят наши державные мужи, замышляя при этом очередные пакости и подставы?

– И первое, и возможно даже второе, – заявила я, вздёрнув подбородок. В конце концов, я не утверждала, что аристократка – это раз, на мне маска – это два, аристократкам не возбраняется работать на государственные структуры – это три.

Собеседник озадаченно рассматривал меня, желая, очевидно, избавить меня от маски. А вот дудки!

– И при каких обстоятельствах состоялось ваше знакомство? – продолжил допытываться тот, кто решил окончательно испортить мой день.

– При устройстве на работу! Я подчиненная Наины! – ответила я, гордо распрямляя плечи. Казалось, даже если к ним палку поперек привязать – прямее они не станут.

– Что ж, это вызывает уважение, – неожиданно мягко сказал он, – я уж побоялся, что Вы одна из охотниц за женихами и присматриваетесь к кому-то из друзей Его Высочества.

– Помилуй заступники! – облегченно рассмеялась я. – Не знала, что создаю такое впечатление.

– Я ни в коем случае не хотел Вас обидеть, но явились Вы без сопровождения, одеты броско, хоть и со вкусом, скрываете лицо, словно собираетесь позволить себе вольности и надеетесь поймать на крючок рыбку покрупнее.

– Очень мило с Вашей стороны, – буркнула я.

– Повторяю, не хотел Вас обидеть, просто объясняю, почему решил подойти к Вам, особенно, когда Вы направились прямо к будущим молодоженам, – мягко укорил он меня.

– Знаете, Наина лично пригласила меня. Произошло это спонтанно, не думаю, что она действительно хотела меня здесь видеть. Но я все равно решила засвидетельствовать ей свое почтение, особенно теперь, когда она не сочтет это актом подхалимажа, так как сегодня Наина объявляет об отставке и представит нам свою преемницу. С завтрашнего дня у меня новое начальство. Я сочла этот перерыв между танцами подходящим моментом. И если Вы так мастерски меня спасли от позора – я благодарна.

– Невеста принца еще не делала официальных заявлений, – улыбнулся он. – Не стоит благодарности. Просто я друг принца, и не хочу, чтобы ему, и его близкому окружению досаждали. И все же, когда я заметил Вас, клирра – это слово он выделил интонацией, словно предлагая мне его поправить – первое, что пришло мне в голову, помочь Вам не попасть впросак.

В этот момент Наина сделала знак прекратить музыку и шум в зале затих. Мой собеседник склонился к моему уху и прошептал:

– Должен Вас оставить ненадолго, надеюсь Вы меня дождетесь – мы не договорили. – С этими словами мужчина удалился.

Тем временем Альтер уже начал рассказывать присутствующим историю их с Наиной любви. Зал трепетно замирал от восторга, охал и ахал в нужные моменты, а Наина очаровательно смущалась. Не забыл принц рассказать и о том, как красавица его отвергла, но тем больше он ее уважает и еще сильнее любит, ведь встретил девушку, которая презирает титулы, а ищет настоящие чувства. И только я знала, что Наина скорее покорилась напору венценосного ухажера, чем влюбилась в него.

Затем слово взяла Наина. Девушка заявила, что благодарна случаю, который свел ее вместе с возлюбленным и помог спасти его. Она больше решила не противиться чувству, посвятить себя будущему мужу и оставить ответственную работу во вверенном ей департаменте на надежного человека, которого знают и она, и Альтер. Сразу после этой фразы магический луч выхватил из толпы мужскую фигуру черной маске с серебристыми узорами. Мужчина неспешно с достоинством подошел к героям вечера, неуловимым движением снял маску, отчего его темные волосы рассыпались по плечам, тепло улыбнулся Альтеру, краем губ Наине (видимо, не считает ее ровней своему высокородному товарищу) и поклонился присутствующим.

– Талантливейший некромант королевства, клирр-артан (клирр – обращение к знатному мужчине, артан – указание на кровную связь с королевским семейством) Арион Кайяр, – громко представила Наина мое новое начальство.

Земля не просто ушла у меня из-под ног – она спасалась от меня бегством, развивая бешеную скорость. Теперь можно не беспокоится о том, узнает ли Наина, что я была на празднике. И о работе беспокоиться не нужно: нет работы – нет проблем. Не считаясь уже с правилами этикета и прочими условностями, я рванула к выходу, расталкивая всех встречных и поперечных. Возница меня еще ждал.

***

Такое опустошение, как сейчас, проезжая по уснувшим улочкам нашего городка, я чувствовала всего раз в жизни. Помню, мне было всего 15. Отчим сказал одно короткое: «Вон!». Беременная мать смотрела в пол, оглаживая свой заметно вздувшийся живот. Я же упрямо пыталась поймать ее взгляд, хотела услышать, как она ставит своего мужа на место и, наконец, вспоминает, что я тоже ее дитя, что дом, в котором она живет, достался ей от моего родного папы, как и ферма, на которой теперь хозяйничает ее новый супруг…

… Врагами с ним мы стали не сразу. Как сказал бы Кэвин, парень знал берега и если и считал меня досадным довеском, то имел достаточно ума, чтобы не показывать этого. Мой настоящий папа умер от оспы, когда мама только-только почувствовала, как я зашевелилась у нее под сердцем. Каким чудом болезнь миновала ее, не знаю и по сей день, хотя в тот год полегло полдеревни. Понять маму было можно. Управлять таким хозяйством в одиночку с крохой на руках – задача не из легких. А поскольку моя родительница была весьма хороша собой, а полученное наследство делало ее еще краше, то вдовствовала она недолго. Клисс Морган начал охаживать вдовствующую фермершу, едва миновал срок траура. Первые пять лет моей жизни были вполне терпимы. Как я уже сказала, поначалу отчим был весьма благосклонен ко мне. А потом мама родила моего брата. Мне только-только исполнилось 5. И я моментально перестала существовать для счастливых родителей. Звучит вполне ожидаемо, и можно подумать, что я просто капризничаю, ведь старшие дети всегда испытывают ревность к младшим, так как им вполне обосновано уделяют больше внимания. Однако дело было не в этом. Такое ощущение, что клисс Морган устал притворяться, и его истинное отношение ко мне стало сродни ушату ледяной воды, вылитому на голову человеку спросонья. Тогда я впервые услышала слово «ублюдок», и произнесено оно было в мой адрес. Сначала мать слабо протестовала, когда ее муженек награждал меня пинками и тычками, но потом он избил и ее до кровавого кашля. После этого мать навсегда позабыла слово «нет». Я превратилась в прислугу, даже хуже – рабыню. Отчим уволил пастуха, и за коровами стала ходить я. Когда племенной бык «залюбил» телку до смерти, а я не смогла в силу своего восьмилетнего возраста ему помешать, мамин муженек сломал мне ребра. Мать тайком ночью накладывала мне тугую повязку, потому что «папа» строго-настрого приказал ей ко мне не подходить. «Сдохнет – туда ей и дорога», – приговаривал он, пиная меня ногами и буквально вытирая мною пол. Мама только тихо всхлипывала в углу и просила, чтобы я кричала тише, дабы не разбудить спящего в соседней комнате братца. В тот момент я поняла, что она расставила приоритеты, и явно не в мою пользу. Спас меня Трошка. Домовой был единственным существом, который еще помнил, кто в доме настоящая хозяйка. Он притаскивал мне лекарственные травы, именно он носил мне воду и воровал у отчима еду, поскольку, видимо, мечтая о моей скорой смерти, тот запретил домочадцам меня кормить, дескать, в воспитательных целях… В общем, вопреки «заботе» родственничков, я пошла на поправку. Пока я болела, выяснилось, что отчим продал коров, не совладав с ними без помощи «ублюдка». Но без дела я все равно не сидела – помимо домашних обязанностей, ожидаемо взваленных на мои хрупкие плечи, меня «утвердили» на роль няньки для брата. Как ни странно, с мелким мы даже поладили. Благодаря тому, что ему тоже нужно было постигать науки, отчим с матерью раскошелились на учителя из города. Восьмилетний Эрик не слишком успевал в учебе, мне приходилось слушать и понимать за двоих, чтобы потом уже снова и снова объяснять мелкому особенности правописания и втолковывать принцип четырех действий арифметики. И я даже как-то притерпелась к такому порядку вещей, а существование мое стало почти сносным. Но однажды я увидела метку на Эрике. Когда мы снова вместе с ним зубрили грамматику, я обратила внимание на тот самый черный контур вокруг него. И с ужасом поняла, что никто, кроме меня этого контура не видит. Несколько дней я ходила в смутной тревоге, в ожидании чего-то неотвратимого. Я чувствовала, что это предупреждение, но не понимала, о чем. Единственный, кому я могла рассказать об этом, был Трофим. У нас сложилась традиция секретничать вечерами возле печки, за которой был ход в его апартаменты. Они существовали в параллельном пространстве, были отражением реального дома, за который отвечал домовой, но людям туда дороги не было. Трошке я и поведала о своем видении. Именно он и просветил меня о том, что я черная вестница – вижу людей, отмеченных смертью. Откуда он это знал, даже гадать не стала. Для меня само собой разумеющимся было, что магические существа знают на порядок больше. Тут я совершила очередную глупость – рассказала маме, что Эрику грозит опасность, да еще и Трошку указала, как источник информации. Сначала мама отмахнулась от моего пророчества и только предупредила, чтобы я не смела заикнуться о своих «мерзких фантазиях» ни отчиму, ни Эрику. На эту суровую отповедь родительницы я пожала плечами и решила, что может ничего страшного и не случится. Но теперь на Эрика старалась лишний раз не смотреть. Тяжело было – я понимала, что его судьба предрешена, но не знала, откуда придет удар. Тогда я точно не знала, но подспудно ощущала, что грядущее неотвратимо. Так и случилось – Эрик с друзьями побежал на речку и утонул. Десятилетний мальчишка тогда заявил, что не нуждается в присмотре сестры, а отчим с присущей ему гордыней поддержал сына. Мать тоже не возражала своему любимцу, к тому же тогда она неважно себя чувствовала из-за новой беременности. Родители встревожились лишь когда вечером Эрик не вернулся домой. Тело мальчика вынесло на берег через три дня.

Его товарищи боялись показаться на глаза маме и отчиму, ведь не сумели ни отговорить моего брата от опасного заплыва, ни спасти его, когда Эрик, захлебываясь водой и криком, тонул в водовороте.

– Тварь! Ведьма! – набросилась на меня мать, когда тело брата принесли и положили перед ней рыбаки. Труп вздулся, посинел, от него несло тиной – меня вырвало… Когда отчим узнал из сбивчивых выкриков ошалевшей от потери ребенка родительницы о моем видении и предупреждении, он окаменел. Просто стоял и смотрел на меня, меня при этом не видя. Затем зарычал, как пронзенный стрелой охотника медведь. А меня тошнило, меня рвало прямо на тело усопшего брата, и это еще сильнее разозлило убитых горем родителей. Впервые меня избила мать. Ее побои были более жестокими, в исступлении она мутузила меня и царапала, как взбесившаяся кошка, постоянно выкрикивая: «Ведьма!». Измученная рвотой и ужасом от сбывшегося предсказания, я не сопротивлялась.

Вышвырнуть вон меня попытались в тот же вечер, когда я избитая, в лихорадке не могла даже двинуться. Но когда меня, как куль с мукой, потащили к выходу, надеясь бросить на дороге подыхать, предварительно ославив на всю деревню, на их пути встал Трофим. Одержимый праведным гневом он напомнил, что я хозяйка дома и всего имущества, и он не позволит лишить меня того, что оставил мне отец. Хватит, что мать с отчимом и так пользуются всем, не спрашивая моего мнения. Спорить с вышедшим на тропу войны домовым было нельзя – в его силах было устроить неугодным хозяевам адскую жизнь… Но, как выяснилось, отчим тоже был не лыком шит. Он съездил в город и купил у мага-бытовика мощнейший обряд на отселение домового. Стоил он дорого, но родители не поскупились. Я до сих пор с ужасом вспоминаю, как кричал Трофим, как будто с него заживо сдирали кожу, ведь домохозяина живьем вырывали из его жилища, к которому он крепко-накрепко был привязан. Едва их злодейство увенчалось успехом, и Трошка обессилел, отчим взял меня за шкирку, встряхнул и приказал собирать вещи – он больше не намерен делить кров с убийцей своего ребенка. Тем более мать скоро вновь должна была разрешиться от бремени, и я могу навредить его очередному чаду. Все пожитки, которые мне дозволено было взять, уместились в один узелок. И вот, покидая отчий дом с искалеченным домовым, я бросила последний взгляд на мать, которая на меня не смотрела. В последний миг я узрела ту самую метку – мать была обречена. Я не знала – суждено ей умереть одной, или вместе с ребенком, но поняла, что жалости не чувствую. Не чувствую вообще ничего – пусто, холодно, безнадежно…

В город мы шли, по пути то выпрашивая милостыню, то нанимаясь на поденную работу. Трошка ходил по своим тропкам, тоже пытаясь что-то раздобыть. Что ж – ему удавалось чаще. Его собратья оказались куда отзывчивее людей. И наконец я наткнулась на объявление о том, что ведомство «Вне жизни» нуждается в одаренных соискателях. Мы направили свои стопы в городок, где располагался департамент с вакантной должностью, но оказалось, что штат укомплектован. Однако потом Наине пришлось взять меня, ведь примерно в то же время ожидалась проверка из Нолании. Начальница не стала рисковать – отказала братцу. И я сняла дешевенький домишко на окраине с правом последующего выкупа. Выкупила я его примерно через три года, отказывая себе во всем. О судьбе матери и отчима я не задумывалась, но через несколько дней после того, как я устроилась на работу, Трошка выведал, что мама скончалась от родильной горячки, приведя на свет недоношенную девочку. Та пережила мать всего на неделю. Вскоре после этого сгорел дом, в пожаре пострадал и отчим – у него обгорело лицо, вытек один глаз, а руки потом отнял местный знахарь (они сильно обгорели и стали гнить). На скотину напал мор, урожай погиб от засухи. В общем, клисс Морган пошел по миру… Я его, естественно, не жалела. Хоть при известии о смерти матери во мне тоже ничего не шевельнулось. И вспоминала при этом я даже не свою безрадостную жизнь, а крики Трошки при его отселении. Даже не успев еще выкупить свой домишко, я сразу вселила в него моего бездомного домового. Благо, прежние хозяева своего домохозяина забрали с собой в новое жилище. Обряд этот был сложный и тоже очень болезненный для Трофима– на ритуал у меня ушли тогда последние сбережения, накопленные во время странствий, но за ценой я не постояла. Зато мы вновь смогли жить вдвоем, ни перед кем не заискивая.

Сейчас же надо мной опять нависла беда, и как расхлебывать новую порцию невезухи, я не понимала. За невеселыми размышлениями не заметила, как добралась домой. На этот раз упрекнуть меня в необдуманной щедрости было нельзя. Извозчик получил ровно столько, сколько ему причиталось, и он даже не попытался скрыть недовольство. Мне же было все равно. Впереди – неизвестность. И если завтра меня уволят, то большой вопрос, как нам удастся выживать на оставшиеся гроши. Но уже забываясь тревожным сном я решила, что завтра как-то все разрешится само собой – Бог не выдаст, свинья не съест, а утро вечера мудренее.