Алиса Вишня
Я помню
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Нельзя погладить по волосам,
Когда ему больно.
У него – другая.
АРТЕМ
Отдых в компании друзей на берегу моря – что может быть лучше? Но выпито слишком много, а друзья слишком шумные – голова стала тяжелой, и запульсировала тупой болью. Надо бы отдохнуть от отдыха! И я отправляюсь прочь от нашего костра, по рыхлому песку, вдоль моря. Ночная прохлада, свежий ветерок, и темное, будто застывшее море, с серебристой зыбкой полоской луны, накатывающее на берег с легким шорохом, заметно освежают мою похмельную головушку.
Когда перестают доносится звуки веселья, скидываю шорты, и погружаюсь в воду. Плаваю долго, до приятной усталости в мышцах, а затем возвращаюсь на берег, и сажусь у гряды камней, постелив на песок бермуды. В окутавшей меня темноте, и в притихшем море, словно таится волнующая магия, похотливая жаркая нега, предчувствие любви… Задремываю, и за опущенными веками мелькают диковинные, волшебные, порочные видения… Какой-то звук прерывает грезы, и я, в полусне, открываю глаза.
В нескольких метрах от своего укрытия вижу женщину, освещенную луной, совершенно обнаженную, и прекрасную. Она стоит в море, по бедра в воде, и я могу хорошо ее рассмотреть – пышную грудь, тонкую талию, приятно округлый животик… И длинные темные мокрые волосы, облепившие плечи.
– "Русалка? – выдает мой полусонный, изнеженный чарами ночного моря, мозг – Она мне сниться?"
Красавица поднимает руки, и скользит ладонями по холмикам грудей, задерживается на сосках, сжимает их, перекатывает пальцами… Чувствую, как мой член, не сдерживаемый ничем, ибо на мне нет даже плавок, начинает твердеть и приподниматься, а в паху появляется приятная, тупая, тянущая боль…
Ундина опускает руку, и проникает ладонью между бедер. Колыхающиеся вокруг ее колен волны то поднимаются, доходя до талии, то отступают, открывая низ животика, с темным треугольником, убегающим вниз, между расставленных ног, туда, где медленно движутся пальцы девушки.
Забираю в кулак свою возбужденную плоть, и и шевелю рукой в такт движениям ладони русалки. Вдруг девушка замирает, и настороженно осматривается. Почувствовала мое присутствие? Мой взгляд? Я замираю, сжав рукою член, и стараюсь даже не дышать. Но красавица опускает руки, поворачивается, и направляется в море! Ну нет! Я не могу ее потерять!
Вскочив, быстро догоняю девушку. Она вскрикивает и отшатывается. Я же хватаю ее в объятия, и торопливо, лихорадочно, просительно бормочу:
– Не уходи! Не уплывай, пожалуйста!
Возможное исчезновение Русалочки кажется мне опустошительным – словно я лишусь важного, жизненно необходимого.
– Не бойся, милая! Я ничего плохого не сделаю!
Девушка молча бьется в моих руках, словно пойманная рыбка. Прижимаю ее к себе, скольжу ладонями по гладкому прохладному телу, и кладу руки на упругие холмики грудей, что бы подарить ей наслаждение, большее, чем она испытывала от собственных рук. Может быть, мои ласки ее удержат? Чувствую, как пленница замирает – еще напряжена, но уже не сопротивляется, не пытается вырваться. Сжимаю пальцами крупный, похожий на ягоду малины сосок, отчего красавица вздрагивает, и тихо стонет. Вторую руку опускаю между ее ножек, проникаю пальцами в жаркое лоно, нахожу чувственную бусинку, и двигаю, слегка нажимая. Девушка сдается, расслабляется, прижимается ко мне, и стелется по моим рукам. Ощущаю податливое, мягкое, упругое тело, шелковую гладкость кожи, и чувствую аромат – нет, не моря. Русалка волнующее пахнет зноем и медом… Смотрю в ее лицо, и убеждаюсь, что девушка молодая, и очень красивая – большие темные глаза, прямой нос с тонкими ноздрями, крупный, пухлый рот… Который я захватываю губами, и жадно, долго, неотрывно целую.
Красавица отвечает – сначала несмело, потом сильно и страстно. И раздвигает ноги, давая моей руке полную свободу. Продолжаю ласкать набухший холмик клитора, а большим пальцем проникаю в дырочку. Русалочка опять стонет, и шевелит бедрами навстречу моей руке. Я ускоряюсь, а движения девушки становятся сильнее – она пытается насадиться как можно глубже, но пальца ей явно мало. Раздвигаю коленом ее ноги, и быстро, сильно вхожу в жаркое, алчущее принять меня лоно, сразу до конца, до упора. Мой АГРЕГАТ, словно таран, с некоторым трудом раздвигает упругие, по началу сопротивляющиеся стены тесной глубины. Да, очень тесной! Темноглазая издает вскрик-всхлип, и я замираю – ей больно? Но нет – девушка опять движется мне навстречу. И я продолжаю.
Она откидывается назад, и почти лежит спиной на воде, держась за мои руки, которыми я, в свою очередь, поддерживаю ее спину. А ее колени скользят мне по бокам. Волны наплывают на тело Русалочки, то открывая моему взору колышущиеся груди, то укутывая их своей зыбью.
Девушка кончает, содрогнувшись телом, и протяжно вскрикнув. Словно чайка. И лежит в воде, дожидаясь, когда и я все. Но мне мало, я так быстро не хочу, хотя смог бы в это же мгновенье – мои сильнейшее напряжение и желание переходят в блаженное преддверие оргазма.
Мне нравится трогать и ласкать ее всю: волнующе пухлый ротик, нежную кожу длинной шеи, белые полукружья грудей, подрагивающий от страсти животик… В море это сложновато, поэтому я беру Русалочку на руки, и несу на берег.
На лице моей пленницы мелькает гримаска разочарования – она жаждет продолжения! Ставлю ее на песок у камня, и любуюсь: на красивые руки с округлыми плечами, высокую пышную грудь, тонкую талию, несколько широковатые бедра… И длинные стройные ноги. Оказывается, Русалочка высокая, почти как я – ее соблазнительные губы на уровне моего подбородка. Не знаю, не понимаю, какого цвета ее глаза, окруженные длинными густыми ресницами, но они тоже меня разглядывают, без всякого стеснения. А затем, девушка обнимает за шею, и хватает ртом мои губы. Целуется она жадно и страстно, я ей отвечаю, щупая руками гладкое упругое тело. Ее ладони тоже скользят по моим плечам, спине, животу, и ниже, словно пробуя, изучая, то робко, то отчаянно смело…
Мои губы короткими легкими поцелуями спускаются ниже, лаская нежную кожу шеи, и дальше, к соблазнительным холмам. Трогаю языком, по очереди, ее затвердевшие от желания соски, и мне кажется, что они и впрямь малинового вкуса. Забираю их в рот – посасываю, покусываю… Девушка опять стонет, забирает в ладонь мой член, сжимает, двигает… Слегка отдаляюсь, в надежде, что Русалочка поймет, чего я хочу, и что она не против этого. Она не против, и желает того же – опускается на колени, и целует ЕГО, в самую головку. А потом забирает в ротик, и сосет, сильно, жадно и быстро. Теперь уже, стоны издаю я. Ошалеть! Она делает офигенно! Чувствую, что сейчас кончу, и снова быстро отстраняюсь. Поднимаю девушку, приседаю, раздвигаю ее ноги, и припадаю губами к мокрому лону. Да, оно влажное, в нем смешались и капли моря, и собственный жаркий сок! Целую ЕЕ, забрав в рот полностью, затем раздвигаю пальцами складки, и смыкаю губы на холмике клитора – целую, посасываю, покусываю. Стоны красавицы сливаются в один сплошной крик – кажется, что девушка рыдает. Она бесстыже шевелит бедрами, пихая вагину мне в рот, а руками лихорадочно треплет и дергает мои волосы. Мне опять невмоготу, член требует попасть туда, где мой язык. Поднимаюсь, и поворачиваю девушку задом. Она наклонятся, опирается руками о камень, выгибается, и призывно задирает соблазнительную пышную попку. Вхожу в темнеющую, распахнутую вагину с рычанием – так нестерпимо хочется продолжать таранить упругую плоть. Лоно уже не сопротивляется – оно почти привыкло к новому гостю, и приспособилось к его внушительным размерам. Но все равно – ТАМ восхитительно узко. Проникаю в тесную глубину во всю длину, до упора.
Русалочка выгибается так сильно, что я могу трогать ее волосы, и гладить ее лицо. При этом, она двигает бедрами, и ловит ртом мои пальцы – посасывает их, глухо мыча в ладонь. Потом мои руки оказываются на ее сисечках, которые я глажу, тискаю… Девушка должна получить наслаждение по полной, мне хочется ласкать ее, и слышать, как она визжит от удовольствия! Прижимаю Русалку к себе, держа руки на ее животике, и опять наши желания совпадают – девушка выпрямляется, и прижимается ко мне спиной.
Я снова захватываю ладонями груди, сжимаю пальцами соски, и целую дивно белое, пухлое плечо, сдвинув лицом мокрые, густые, медовые волосы. Русалка откидывает назад голову, отчего влажные пряди падают мне на грудь, поворачивает лицо, и мы целуемся, долго, жадно, страстно, с языками, даже кусаясь. Она снова заканчивает первая, содрогаясь, глухо крича мне в рот, и сжимая стенками вагины член, затягивая его в себя. От этого ощущения, и от того, что сделал женщине так хорошо, кончаю и я, успев вытащить ЕГО, и оросить только ГУБКИ девушки.
Некоторое время стоим неподвижно, прижавшись друг к другу, затем Русалочка отстраняется, и отходит. Я не удерживаю. Девушка делает несколько торопливых шагов, и я замечаю, что чуть в стороне, на камне, лежит светлая одежда, а рядом стоят босоножки. Значит, не русалка, а отдыхающая одного из многочисленных пансионатов! Девушка забирает платье и обувь, оглядывается на меня, и быстро уходит по берегу. Уже почти рассвело, и я могу смотреть на свою случайную любовницу долго, пока ее фигурка не скрывается за камнями. Даже одеваться тут не стала, убежала. Так боится меня? Или стыдится того, что делала? Скорее, второе. Жаль, что не спросил ее имя, и не узнал, где найти. Хотелось бы продолжить, но… Лоханулся, не спросил, не повезло, не судьба!
Замечаю, что у кромки воды, там, куда от волн долетают только брызги, на песке лежат трусики. Хах! Золушка оставила принцу пикантную деталь туалета! "Надо забрать, и походить по санаториям, посмотреть, кому будут в пору!" – невесело шучу я. Невесело – потому что она ушла, и вряд ли еще встретиться. Я не фетишист, и не понимаю мужиков, пускающих слюни на женские трусы, однако не хочу, что бы кто-то нашел бикини моей женщины, даже если она была моей только час. А сама Русалочка вряд ли вернется за трусиками. Поднимаю тонкую невесомую тряпочку, сжимаю в комок, и выбрасываю в море.
ГЛАВА ВТОРАЯ
АРИНА
За окном сумерки – заканчивается третий день после моей измены. Третий день моего позора.
Я сижу на диване, и спокойно пересказываю Паше последние новости "Жемчужного". Ничего особенного в пансионате не случилось – все ровно, обычно, без происшествий. Да, разговариваю спокойно, но моя душа скручена в сгусток стыда и угрызений совести. Замечаю, что сижу крепко сжав колени, видимо, что бы скрыть улики. Словно они есть, и словно мой жених сможет их заметить, даже не видя меня, а только слыша голос. Раскаяние столь сильно давит мне на сердце, что я произношу:
– Паша, я так по тебе соскучилась!
И начинаю ныть. Слезы, крупные, как жемчужины, льются из глаз и оставляют мокрые дорожки на щеках, а голос срывается на писклявый скулеж.
– Ариша, ну ты чего! – произносит Павел – Я же возвращаюсь через два дня! Два дня всего осталось!
Он не говорит, что тоже соскучился. Он такой… Не любит показывать чувства и эмоции. Я знаю, и привыкла, но сейчас это задевает меня, я громко всхлипываю, говорю "Пока!", и нажимаю сброс. Поплачу в одиночестве, раз пожалеть некому! Я сказала Паше правду – я скучаю по нему. Плюхаюсь ничком на диван, и накрываюсь одеялом. Спать на работе нельзя, но я, бывает, дремлю. Если что, позовут.
Как так получилось, что я изменила Паше? Сама не знаю. Неужели трехнедельное отсутствие жениха толкнуло меня в объятия первого встречного? Неужели я такая? "Слабая на передок", как сказала одна наша постоялица про даму из соседнего номера, водившую туда разных мужчин.
Я часто хожу на море ночью, когда смена выпадает на это время. Хотя уходить из пансионата, во время работы, тоже нельзя. Да и небезопасно шляться по ночам на окраинах курорта. Но я хожу, потому что не люблю купаться, когда многолюдно. Да и времени днем нет.
Та ночь была какой-то особенной. Может быть, слишком жаркой, давяще томной и влажной. Казалось, в самой ее бархатной черноте, и в сонном тихом море разлита некая магия, нега вожделения, колдовство, предчувствие любви… Моему телу нестерпимо хотелось ласки, и я попыталась сама снять напряжение. Но, мне нужно было большее – не секс, а любовь…
И появился он, словно подарок, посланный морем в ответ на мое желание – вышел из волн, и заключил меня в объятия. Вначале я, конечно, испугалась. Но, мое расслабленное похотью тело не слушало мозг, и не позволяло ему бить тревогу. К тому же, незнакомец был молод, и очень, необыкновенно, колдовски красив… Прямой нос, четко очерченные линии лица, обрамленные черными влажными волосами, соблазнительно порочный рот, и большие светлые глаза, цвет которых я так и не смогла понять. Еще волнующий запах – зноя, моря, дыма… А какое у красавчика тело! М-м-м! Широкие плечи, мощная грудь, плоский живот с кубиками пресса… При этом, парень не казался качком, все смотрелось гармонично – возможно, из-за высокого роста. А под удивительно гладкой (это я ощутила чуть позже), шелковистой, как у породистого жеребца, кожей перекатывались твердые, упругие, мощные мускулы. И его тело было темнее моего – парень то ли смуглый, то ли очень загорелый. "Может быть, этот мужчина морской бог?" – подумалось мне тогда.
И я сдалась почти сразу, перестав сопротивляться, и пытаться убежать. Я позволила и ему, и себе, делать что хочется. Мы были страстными, нежными и бесстыжими… То, что я ощутила в ту ночь, всего лишь за час, никогда раньше не бывало. Никогда не испытывала такого наслаждения, свободы и… счастья. Именно счастья!
…Та ночь не забывается, мучая сладкими воспоминаниями, и горькими угрызениями совести. Ну изменила, предала Пашу, оступилась – отпусти, и живи дальше! Нет же, морской красавец нахально не покидает мою голову ни на минуту! Я засыпаю с мыслями о нем, он грезится мне во сне и является первой мыслью при пробуждении! Воспоминания будоражат, заставляют мое тело трепетать, полыхать жаром, и истекать соком желания. Что за наваждение!
Незаметно задремываю, и вижу сон. Конечно же, ЕГО – другое уже третью ночь не грезится. На этот раз, мне мниться большой костер на берегу моря, возле которого сидит ОН, совершенно голый. И не один – возле огня еще какие-то люди, одетые, и чем-то встревоженные. ОН своей наготы нисколько не стесняется, как не стыдится и своего большого стоячего ДОСТОИНСТВА. Я же нахожусь в море, в воде, и тоже голая. Выйти не могу – в отличие от моего любовника, своей обнаженности стесняюсь. Машу ЕМУ рукой – "Иди сюда, ко мне! Мне так хочется твоих ласк!". Но ОН не замечает! Между тем, костер разгорается, становится огромным, и его удушливый дым настигает меня.
Грезы прерывает шум и стук в дверь.
– Арина Александровна! – слышу голос моего помощника Жени Тяпова – Пожар!
Чувствую запах дыма – значит, поэтому и костер приснился. Вскакиваю, сую ноги в туфли, а телефон в карман рубашки, надетой под пиджак брючного костюма, и выбегаю в коридор.
– Пожар! – повторяет взволнованный Тяпов. Он не один, рядом сбились стайкой трое мужиков из обслуги, и несколько горничных.
– Где? На каком этаже? – спрашиваю я на ходу, спеша в холл. Страха нет, лишь понимание, что нужно действовать.
– На нашем, третьем! Но и четвертый с пятым отрезаны!
– В смысле отрезаны? Уже и лестница горит?
– Да! – испуганно отвечает Женя, и быстро добавляет – Надо уходить по второй, пока туда огонь не перекинулся!
– Лестница уже горит, а вы мне только сказали! – возмущенно говорю я Тяпову, и спрашиваю – В пожарную позвонили?
– Вызвали, да! – кивает Женя, и обескураженно объясняет – Только началось! И сразу как полыхнет!
– Причина неизвестна? Где эпицентр, откуда пошел огонь?
Тяпов не знает. Вот головотяп! Уволить, к чертям!
Выглядываю в холл. Там дыма больше, и царит столпотворение. Постояльцы, собравшиеся большой кучей, пытаются вырваться на "черную" лестницу, толкаясь и отпихивая друг друга. Но там стоит охранник, преграждая дверь, и выпуская одновременно по два человека.
– Без паники! Не толпитесь! – громогласно кричит он – По двое! По двое, я сказал!
Между тем, сзади нас, во втором холле, тоже паника – постояльцы возмущаются, почему не работают лифты.
– Как мы выберемся без лифта? – возмущается мужчина в пижаме, и ему вторят еще несколько толпящихся. Мне приходится вернуться.
– Успокойтесь! – громко говорю я – Лифты отключены, в них при пожаре очень опасно! Отойдите от них!
Народ испуганно пятится.
И вовремя – дверь лифта с огромной силой вбрасывается в холл, а за ней вырывается огромное, ярко красное пламя. Люди с воплями шарахаются, но не все – некоторые валятся друг на друга, как подкошенные. Мужчина, который до этого возмущался, отлетает и падает почти к моим ногам. И лежит без сознания, и без движения.
Меня толкает стеной горячего воздуха, но я только шатаюсь, не падаю. И приходит страх, ужас, накатывающий волнами… Пекло невыносимо давит, мысли путаются, руки дрожат, а ноги словно тряпичные. Еще, я задыхаюсь от едкого дыма, режущего глаза. Слезы льются ручьем, начинается бесконечный кашель, и очень жжет в груди…
Люди ринулись бежать к лестнице, меня едва не сбивают с ног. Опираюсь о стену, и, с криком отдергиваю руку – стена горячая, как печка. Между тем, люди, с горестными воплями, отступают, и возвращаются – теперь путь к лестнице отрезан огнем. И пламя приближается, быстро и неотвратимо. Вокруг плотной завесой стоит дым, ничего не видно…
Мой ужас перебивается пониманием – нужно спасать людей!
– Надо туда! Туда! – машу я рукой.
– Куда туда?! – хрипло кричит мужчина с голым торсом – Там тоже горит! Мы окружены огнем!
– За мной, я сказала! – рявкаю я, и закашливаюсь. Но все же нахожу в себе силы показать людям путь.
В кинозал, где большое помещение с окнами, и каждое окно с лоджией. Если что, можно дождаться помощи на балконах.
Рядом со мной оказывается Тяпин, и двое из обслуги. Велю им забрать мужчину, который пострадал от взрыва лифта. Знаю, что лучше не трогать, но и тут оставлять нельзя. Сама возглавляю толпу, и веду всех в кинозал, закрывая рот и нос снятым пиджаком. По дороге забегаем в номера, хватаем простыни, одеяла, мочим их, и продолжаем путь.
Оказавшись в зале, плотно захлопываем дверь, и затыкаем ее мокрыми тряпками. Не зря я проходила пожарный инструктаж!
Теперь можно сесть и отдышаться – дыма тут меньше.
– Где спасатели? – стонет кто-то – Почему их так долго нет?
– Прошло совсем мало времени! – успокаиваю я – Они придут обязательно!
– Не видели моего мужа? – верещит худая перепуганная женщина в халате, прижимающая к себе не менее испуганную собачку – Может, ушел? Или в номере остался? Я не знаю, не уверена… Не могу найти!
– Где ваш номер? – спрашиваю я, боясь услышать, что там, где вовсю полыхает. Но нет, в этом крыле. Я оглядываюсь на Тяпина, но он совсем ослабел, покраснел, и с трудом дышит. Вспомнила – у него же диабет. Поплохело видимо, совсем.
– Тряпки подоткните, когда я выйду! – говорю я – И откройте, когда вернусь!
– Арина, не надо! – стонет Женя, но я не слушаю, и выскакиваю за дверь.
В коридоре дымно до черноты, но огня нет. Чувствую, как подошвы туфель прилипают к плавящемуся покрытию пола. Ничего не вижу, иду на ощупь, считая двери номеров. Захожу в нужный, кричу – в ответ тишина. Брожу по помещению, заглядываю в туалет и ванную – никого нет. Значит, человек ушел. А что с ним дальше стало… Надеюсь, все хорошо!
Направляюсь к выходу, и в то же мгновение: сверху на меня льется вода, я поскальзываюсь, и падаю рядом с кроватью, а на нее обрушивается кусок потолка. Мое падение спасло мне жизнь – обрушившийся пласт зацепился одним концом за койку, которая сломалась, однако, задержала эту плиту в наклонном положении – между нею и полом образовался зазор, в котором, невредимая, лежу я. Пласт надломился посередине, и в любой момент может упасть. Более того, вижу в трещину, что с потолка свисает еще более здоровый кусок, соединенный с упавшим то ли куском арматуры, то ли кабелем – не могу рассмотреть сквозь дым полуслепыми, от слез и рези, глазами.
Пробую пошевелиться, но от моих движений трясется плита, и качается кабель. Замираю, с ужасом ожидая, что висящий кусок потолка упадет. Стараюсь успокоится, и понять, что делать.
Понимаю, что если сверху льется вода – значит, прибыли пожарные, и тушат. Значит, придут и ко мне, и спасут. Но, дождусь я их? Если потолок рухнет, меня просто раздавит! Или я задохнусь. Или огонь доберется. Хотя пол залит, и я лежу в теплой луже, но вода просачивается вниз, утекает… Да и сможет ли она удержать пламя? Испарится, и все! Задохнутся мне пока не грозит – так и лежу, с накрытым пиджаком, до глаз лицом. Но что если дыма будет больше? Эта тряпка уже не поможет! Прислушиваюсь, но звуков нет, только далекий гул неизвестно чего, и, изредка, какой—то треск… Решаю остаться в своем укрытии, дождаться спасателей, и постараться не кашлять – от этого сотрясается плита.
Не знаю, сколько проходит времени, но раздаются шаги, и я вижу ноги, в сапогах и штанах пожарного. Неимоверное облегчение накрывает меня – все кончено, меня обязательно спасут. Пытаюсь крикнуть: "Помогите! Я здесь!" но получается только мычание и кашель. Но человек слышит, присаживается на корточки, и я вижу его лицо, вернее, расплывчатое пятно, часть которого скрыта маской.
– Двигаться можете? – спрашивает мужчина – Травм и переломов нет?
– Могу! – отвечаю я каркающим голосом.
– Не бойтесь, я Вас обязательно вытащу! – говорит пожарный, и выпрямляется. Что он делает, не знаю, не вижу, и терпеливо жду.
Мужчина опять наклоняется, берет меня за щиколотки, и резким рывком вытаскивает из укрытия. Я взвизгиваю (каркаю), понимаю, что мой плен кончился, и даже плита не упала!
– Ну вот и все! – произносит мужчина, и добавляет – Нужно вставать, и уходить! Сможете? Я помогу!
Это "уходить" повергает меня в шок! Он оставит меня? Придется выбираться самой? Вся моя храбрость, появившаяся во время спасения постояльцев, пропадает, когда появляется тот, кто спасет меня. Не смотря на онемевшие от лежания конечности, стараюсь встать как можно скорее(пожарный помогает). При этом, пиджак с моего лица падает. Цепляюсь за руку мужчины, и верещу:
– Не бросайте меня, пожалуйста! Не бросайте!
Умоляюще смотрю в лицо парня, но ничего не вижу – то же расплывчатое пятно, и маска. Только глаза различаю ясно – ярко-синие.
– Конечно не брошу, ты чего! Выведу! – говорит он, после некоторой паузы. То, что он перешел на "ты", для меня не имеет никакого значения. Продолжаю держать спасателя за рукав, и прижимаюсь к нему – конечно не бросишь! Я не отлипну!
– Подожди! – произносит мужчина, поднимает пиджак, накрывает им мои голову и плечи, а рукавами нос и рот – словно платок повязал.
– Ну, пошли? – спрашивает он, и мы движемся к выходу. Когда выходим в коридор, где, вроде бы, дыму стало меньше, и не так печет, как раньше, я вспоминаю о запершихся в кинозале. Сдвигаю повязку, и сообщаю о людях, которые ждут помощи. Мужчина передает полученную информацию по рации, и ведет меня по коридору, обняв за плечи. Я высокая, метр восемьдесят, но этот парень выше, замечаю я.
Неожиданно, раздается треск и грохот, и одновременно, то ли с потолка, то ли со стены, что—то падает, и пожарный роняет меня на пал, при этом, подставив руку под мое лицо. И правильно делает – приложилась об его ладонь я знатно, даже зубы клацнули. А если бы об пол? Могла нос сломать! И еще, парень накрыл меня собой, буквально, упал на меня. Мы не двигаемся, и я опять пугаюсь – вдруг моего спасителя убило? Но нет, он отодвигается, и спрашивает:
– Цела?
– Да! – мычу я в пиджак.
Парень поднимает меня, и говорит:
– Придется бежать!
Пытаюсь понять, смогу ли, тем более на каблуках, но пожарный берет меня на руки, и действительно, бежит вперед. Мы несемся прямо в пламя, я зажмуриваюсь, и прислоняюсь лицом к груди спасателя. Даже сквозь повязку чувствую, как пахнет паленым, и сильнее вжимаюсь в тело мужчины. И слышу, как быстро, громко и сильно стучит его сердце.
Наконец, спасатель замедляется, останавливается, и ставит меня на ноги.
– Теперь лестница! – говорит он – Тут огня уже нет, дым только!
– Я смогу сама идти! – говорю я, опять сдвинув повязку – Но Вы со мной! Одна не дойду!
– Как тебя зовут? – спрашивает парень.
– Арина! – отвечаю я.
– А фамилия?
– Казанцева.
– Из какого города?
Я мешкаю с ответом, вначале не поняв, почему он спрашивает. Наверное, из психологии что-то – типа, как надо общаться с пострадавшими.
– Светловодск! Я местная!
– Местная? – почему-то радуется пожарный, и уточняет – Работаешь в "Жемчужном"?
– Администратор!
– Понятно! – произносит парень, снимает с себя маску, и надевает мне.
– Подыши! – говорит он, добавляет – Как только закончим здесь – я тебя найду! Меня, кстати, Артем зовут!
И опять берет меня на руки. Я же, прибалдевшая от кислорода, даже не интересуюсь, зачем пожарному меня искать.
Он несет меня вниз по лестнице, я опять прижимаюсь к его груди, слушаю его сердце, и сонно думаю, что парню, наверняка, тяжело меня тащить, и он устал – роста и веса во мне немало.
Когда мы оказываемся на улице, пожарный кладет меня на носилки, и забирает маску. Когда он уходит, и меня грузят в "скорую", окончательно прихожу в себя, и пытаюсь встать.
– Со мной все хорошо! – говорю я фельдшеру – Не надо в больницу!
Но меня не слушают, и увозят в клинику.
