Алиса Вишня
Опасные и порочные

Глава первая

Острые лучи фар встречной машины, несущейся прямо на меня, ослепляют и без того плохо видящие, от слез, глаза. Среагировать успеваю, резко крутанув руль в право. Мой мерс рыскает по обледенелой дороге… Бу-ум… Дергается, качается и замирает. Мое тело, удерживаемое ремнем, врезающимся в ребра, от чего больно дышать, тоже дергается, голова мотается и клацают зубы. Испугаться не успеваю – отрешенно представляю, как машина скользит боком, и переворачивается… Будто фильм смотрю.

Тишина. Я, словно в тумане, сижу и жду… Наконец, возникает понимание – все закончилось, обошлось, я жива… Мерс просто ударился о препятствие, и остановился. Не перевернулся, не взорвался! Холодной пеленой запоздало накрывает страх. Осознаю, что не дышу, замерев и сжавшись. Жадно хватаю воздух, отстегиваю давящий ремень, и слышу мужские голоса, громко орущие матом. И глухой, злобный собачий лай. Нужно заблокироваться, и вызвать гаишников! Нет, что я! Копов нельзя! Да и телефона нет… И документов нет!

Руки сильно дрожат, прямо трясутся, и заблочить дверь не получается. Она распахивается, и в проеме нарисовывается мужик с бешеными от ярости глазами. Светлые волосы ежиком, на лбу ссадина, лицо злое и красное. Темная куртка расстегнута, и видна футболка, туго обтягивающая рельефные мышцы груди.

– Не видишь куда едешь, овца тупая! – орет качок.

Еще один мужик выглядывает из-за его плеча, и смотрит в салон. На меня.

– Опа! Снегурочка! – восклицает он.

– Да хоть Баба Яга, мне пое…ть! – кривиться блондин, хватает меня за руку, и тащит из машины.

– Отвали! – вскрикиваю я, визжу, пытаюсь сопротивляться. Но куда там! Качок очень сильный, и я оказываюсь на дороге. Высоченные каблуки разъезжаются на наледи, я едва не падаю, но блондин успевает грубым толчком прислонить меня к мерсу.

Ночь, вернее, зимний поздний вечер. Пустая трасса, по обе стороны которой лес. Ни домов, ни проезжающих машин. Та, которая меня ослепила – единственная, если не считать автомобиля, который я стукнула. И почему-то на трассе не горят фонари. Или их тут вообще нет.

Двое здоровенных мужиков стоят напротив меня и рассматривают. Нехорошо так глядят, оценивающе и жадно, как на только что пожаренный стейк. Полюбоваться есть на что: сапоги ботфорты на высоченных каблуках, и короткий красный, с белой оторочкой, балахон-колокольчик, доходящий только до бедер, изображающий Снегуркину шубу. Всего лишь изображающий – он тонкий, холодный, застегивающийся на одну пуговицу.

Грудь третьего размера чуть прикрыта, лифчика нет, от любых движений оголяется живот, и показываются красные кружевные трусики. Плюс к этому длинные светлые волосы, (на которые напялен красный новогодний колпак с помпоном), голубые глазки, и губки бантиком, придающие моему лицу невинный и наивный вид, который так нравиться мужчинам. Я пропала!

Холод пробирает до костей, ежусь, и начинаю дрожать. Не столько от мороза, сколько от ужаса – сейчас эти мужики со зверскими злыми мордами изнасилуют меня, а потом убьют, что бы никому не рассказала. И я начинаю тихонько ныть.

– Пожалуйста! Пожалуйста! – бормочу я. Только это слово, ибо все другие вылетели из головы.

И тут возникает еще мысль – собака! Где собака? Я же слышала! Осматриваюсь, но пса не видно. Как бы не напал из темноты! Очень их боюсь!

– Да она бухая! – произносит второй мужик, такой же здоровенный качок, как и первый, только волосы темнее.

– Нет, я не пьяная! – отрицательно машу я головой. И замечаю у брюнета в опущенной руке что-то, похожее на… Пистолет? Бандиты!

Блондин опять грубо цапает меня за руку, тащит к своей машине, стоящей впритык к мерсу, у обочины, и тускло мигающей фарами. Я опять едва не падаю, от льда под каблуками – проклятые ботфорты! – и страха, делающего ноги непослушными и ватными. Но поддерживает брюнет, ухватив за локоть.

Тачка у них вроде рендж ровер, и с одной стороны, с нашей, на капоте вмятина.

Из темноты появляется еще один мужчина, высокий брюнет в пальто, с озадаченным видом разглядывающий наше сборище, и наши помятые авто. Наверное, водитель той машины, которая чуть в меня не врезалась, ибо совсем не вписывается в компанию качков. Интеллектуал, похоже, в отличии от этих горилл. И симпатичный.

– Смотри, что наделала! – не обращая на него внимания, орет блондин.

– Машина была встречная, ослепила! – бормочу я, и добавляю – Вот у него спросите, зачем ехал на меня!

И показываю на подошедшего брюнета, который рассматривает повреждения ровера.

– Ты сама по встречке перлась, тупорылая! – продолжает вопить светловолосый.

Пытаюсь поймать взгляд человека в пальто, в надежде, что поможет – все же вид у него добропорядочный. Но он, сочувственно глянув на меня, отходит с ренджроверцами в сторону, в темноту, и принимается что-то негромко с ними обсуждать. Я торопливо, но осторожно – скользко! – делаю шаг к своей машине, спеша улизнуть, пока бандиты отвлеклись, но… Появляется собака! Значит, мне тогда лай не послышался – вот она, псина! Прибежала из темноты, и замерла, готовая прыгнуть и разорвать. Какой породы не знаю, не разбираюсь в них, но огромная, и злобно урчащая. Замираю, помня, что лучшая защита от нападения этих животных – не двигаться. И замечаю прицеп, косо прилепившийся к роверу, на который до этого не обратила внимания. Косо стоит, как я понимаю, от удара моего мерса. И в этой тележке что-то лежит, большое, накрытое тряпкой. И на тряпке, попавшей под свет фар моей машины, видны темно-бурые пятна. Кровь? В прицепе труп? По размеру, и очертаниям, как человек! О-ох, мамочки!!! Надо ноги уносить! Опять пытаюсь попасть к мерсу, и опять нарываюсь на рычание и лай зло щерящегося пса. Господи! Что делать?

Слышу звук отъезжающей машины – мужчина в пальто ретировался, лишив меня надежды на его помощь. А бандиты возвращаются. Теперь сбежать вообще без шансов! И никто из них не командует собаке "Фу!", и никто не говорит мне "Не бойся, она не кусается!"

Вместо этого темноволосый спрашивает, но не у меня а у блондина – будто тот обязан знать:

– Почему она так странно одета?

"Что странного, – думаю я – в костюме Снегурочки в Новогоднюю ночь? Правда, он из секс-шопа…"

– Шлюха наверно! – озаряет светлого. И он почти радостно сообщает мне:

– Отработаешь! Возместишь ущерб!

И я замечаю, что бандиты уже не так злятся, как раньше. Видимо, путаны им нравятся… И, как молния, в моей голове мелькает спасительная мысль – проститутку не убьют! Она их не сдаст, и вообще, секс ее работа и радость! Не за что убивать!

– Или гайцев вызываем?

Нет, ГАИ нельзя! Огласка для меня хуже секса с незнакомцами! В проститутском костюме, с двумя мужиками, в какой-то глухомани, на дороге, находящейся неизвестно где, ведущей неизвестно куда. И без прав, без документов вообще!

И я поспешно отвечаю:

– Не надо гаишников! Отработаю! Возмещу!

"Так и так трахнут, но хоть живой оставят!"

– Страшная она какая-то! – брезгливо кривится брюнет, опять оглядывая с головы до ног мою дрожащую жалкую фигуру.

"Я страшная? Ошалеть! Да я… Да мной все восхищаются! Себя то видел? Неандерталец!"

– Сойдет под водку! – добивает светловолосый.

Я что, так подурнела за несколько часов?

Блондин командует:

– Данила, глянь ее машину! На ходу или не?

Ой, и правда! С мерсом то что? Бок тоже помят, но не сильно. Проверить, какие еще последствия, не мешало бы!

Брюнет направляется к моей машине. Собака за ним. Уф-ф! Хоть пес отошел!

– Никуевая у тебя тачка! – уже совсем не зло замечает светловолосый – Ты такая дорогая, что ль? Сколько за ночь берешь?

Я не знаю, сколько надо брать, и молчу. Неожиданно, блондин поднимает мою руку, и рассматривает ладонь.

– Пи…дишь ведь! – опять злобится, гневно кривя рот – След от кольца! Пальцы загорелые, а след на безымянном белый! Замужем, и машина мужа?

Он откидывает мою руку, как мерзость.

– Отработаешь, а потом заяву напишешь? Типа, похитили, и изнасиловали?

– Разведена! – мрачно отвечаю я, и добавляю – Не сдам! Отработаю!

Качок колеблется – то ли верить мне, то ли нет, но тут мой мерс мигает фарами, и высунувшийся из него Данила кричит:

– На ходу! Ехать можно!

– Иди садись! – кивает на мою машину блондин, я послушно поворачиваюсь, и перебираю ногами в сторону мерса. Вот так все просто? Я смогу попасть в свою машину, и от них улизнуть?

Как бы не так! За рулем мерса Данила (пистолета уже не видно, может и не было, может мне показалось. Как и труп в прицепе мог привидеться – игра света и тени. Надеюсь, что так!). Хочу сесть назад, но двери заблокированы. Приходится плюхнутся на переднее пассажирское. Вижу, как пес, виляя хвостом, запрыгивает в ровер. Хоть не с нами, и то хорошо!

Мы трогаемся – мерс впереди, рендж за ним – что вызывает во мне новый приступ паники.

– Я не соглашалась никуда ехать! – верещу я – Я бы и тут…

– ГиБДД вызвать? – ухмыляется брюнет. И я замолкаю. Какое-то время едем молча. Чувствую аромат, исходящий от мужчины – ваниль, кожа, кедр, и едва заметные нотки мандарина. Такое сочетание называют запахом денег. А мандарин напоминает о празднике – сегодня тридцать первое декабря! Интересно, сколько сейчас времени? Где и как встречу я Новый год? Пытаюсь рассмотреть свое отражение в зеркале… То ли в глазах расплывается, то ли лицо у меня действительно странно выглядит… В салоне блаженно тепло, я оттаиваю, и хочу спать – видимо, сказался пережитый стресс, и предшествующие ему рыдания, вымотавшие меня. В голове тяжело ворочаются мысли, и одна из них:

"Если я шлюха, то и вести себя надо соответственно, что б не спалиться!"

С трудом прогоняю дремоту, кладу ладонь на колено водителя, и медленно веду вверх, к ширинке. Данила молчит, никак не реагируя. Моя ладонь добирается до цели, и я чувствую под пальцами твердый, напряженный, и очень большой бугор. Сжимаю его пальцами, насколько позволяет плотная ткань джинсов, и двигаю, шевелю, перекатываю.

– Есть презик? – хрипловато спрашивает брюнет.

Я отрицательно качаю головой, со страхом понимая, что почти спалилась – у путаны резинки должны быть!

Однако, Данила несоответствия или не заметил, или ему пофиг,кто я.

– Ну, придется без гандона! – произносит мужик, расстегивает молнию брюк, и вынимает свой АГРЕГАТ из тканевых оков.

Я в шоке – освобожденный, ОН кажется громадным. Нет, такое точно не поместиться у меня во рту! Я опять беру ЕГО в руку, и двигаю кожицу, то сжимая пальцы, то расслабляя.

Но, Данилу это не устраивает. Он снимает с моей голову снегуркину шапку, кидает ее назад, кладет ладонь на волосы, и резко двигает к себе и вниз – к члену. Головка упирается в губы, я их разжимаю, и осторожно ее обхватываю. Посасываю, облизываю, опять стискиваю губами. Данила нажимает мне на затылок, и резко насаживает мой рот на член, который заполняет сразу все пространство, и достает до горла, отчего я начинаю задыхаться и кашлять. И замирает, словно гладкое, хищное, сильное животное, пробующее, осязающее мою нежную плоть. Я пытаюсь отстраниться, но большая мужская ладонь, лежащая на моих волосах, не дает этого сделать, и начинает двигать моей головой, навстречу члену. Почти вытаскивает его, позволяя мне вздохнуть, и резко заталкивает обратно, минуя зубы, скользя по языку, которым я ощущаю нежную ребристую гладкость, и достает до горла.

Снова и снова, раз за разом перекрывая дыхание… Я давлюсь, задыхаюсь, кашляю, упираюсь руками в мужское бедро, стараясь оттолкнуть, барахтаюсь и сопротивляюсь, пытаюсь освободится, но рука Данилы давит все сильнее…

– Не рыпайся, отвлекаешь! Разобьемся! – слышу я голос качка – Тут место такое, опасное! Еще и с фонарями сегодня проблемы.

Я замираю – снова попасть в аварию не хочу! И терпеливо сношу экзекуцию, чувствуя, как по щекам стекают слезинки. Наконец, движения Данилы ускоряются – он собирается кончить. Его ладонь уже не давит, а поглаживает и путает волосы – хоть какая-то ласка! Движения члена стали столь быстры, что я не успеваю дышать, и от этого перед глазами мелькают черные точки… Пальцы мужчины уже не гладят – он захватывает волосы в кулак, и таская за них, двигает моей головой, доставляя дополнительные неудобства – это больно, и страшно. Страшно, что моя шея, от резких движений, попросту сломается. Наконец, член дергается, и из него извергается толчками горячая, вязкая жидкость. Мне приходится ее глотать, так как ОН продолжает находиться во рту. Наконец, пыточный инструмент уменьшается, становится мягким, словно безвольное, уснувшее животное, и выскальзывает из меня. Судорожно вздыхаю, жадно хватая воздух, отстраняюсь, и кашляю. Кашляю, плачу, и размазываю по лицу слезы…

Данила оглядывается на заднее сиденье – видимо, ищет мою сумку. Не находит, открывает бардачок… К счастью, у меня там есть упаковка влажных салфеток. Мужчина, придерживая руль локтем, вытаскивает несколько для себя, а саму пачку кидает мне на колени. Молча привожу себя в порядок, прислоняюсь головой к стеклу, и закрываю глаза.

Надеюсь, часть компенсации за помятый ровер я отработала. Или, может полностью? Такое издевательство дорогого стоит! Что теперь? Отсосать у второго, и все? Или, я все буду возмещать Даниле? Хоть минет и ужасен, но традиционного секса с этим качком боюсь больше – с таким размером он мне все порвет!

Тишина и тепло делают свое дело – задремываю…

Глава вторая

– Эй! Просыпайся! И выходи!

Открываю глаза, смотрю на открытую дверь мерса, возле которой стоит блондин. Мое тело, сначала промерзшее, а после отогревшееся, сонное, и словно вареное. Медленно, еле двигая ногами, вылезаю на улицу. И проваливаюсь чуть ли не по колено в снег.

– Иди в дом! – командует качок, и уходит куда-то, также проваливаясь, потому что вокруг белая целина, освещенная мощным светом то ли фонаря, то ли прожектора. Осматриваюсь.

Похоже, мы заехали в заваленный снегом двор, обнесенный высоким забором. Сам дом, куда мне велено идти, темнеет чуть дальше. Ну как темнеет – окна первого этажа светятся, а всего этажей два. Строение, похоже деревянное, но мне все равно, из чего оно – главное, надо добраться до тепла. Ибо мороз опять хватает меня за ноги, и за другие части тела. Плетусь в нужном направлении, медленно, с трудом – глубокий снег покрыт коркой наста.

Наконец, попадается что-то вроде только что протоптанной тропинки. Я убыстряюсь, насколько возможно, ковыляю по ступенькам, дергаю тяжелую дверь, оказываюсь на веранде, и спешу в жилую теплоту. Замираю у порога, охнув от горечи разочарования – в доме холодно также, как и на улице. Из глубины хорОм появляется Данила, и командует:

– Проходи, не стой столбом! Только разуйся! Тапки надень, какие найдешь! Руки помой, на стол накроешь! Там ванная, там кухня!

Показывает направление, и продолжает:

– Вода еще не согрелась – только котел включили. Так что, придется пока пользоваться холодной.

Видимо, мое лицо выражает страдание, поэтому брюнет поясняет:

– Вода не совсем ледяная. И бойлер, и дом нагреваются быстро. Еще и камин затопим. Жарко будет! Там на кухне пакеты с продуктами, разберешь!

И, помолчав, добавляет:

– Тебя зовут Тереза!

Не спрашивает, утверждает. Я ошарашенно молчу, и Данила уточняет:

– Поняла?

Я киваю, и качок выходит, хлопнув дверью. Мне все равно, как они будут меня называть, свое настоящее имя все равно не скажу. Но, почему Тереза? Мужчинам нравятся женщины, которых так зовут? Всем и всегда?

Снимаю ботфорты, с наслаждением освобождая ноги из этих пыточных колодок. И морщусь – пол холодный жуть! Засовываю ступни в первые попавшиеся тапки, бреду вперед, шаркая по ламинату, ибо напяленные мною шлепанцы сильно велики, и норовят свалится. Натыкаюсь на … Ружья в чехлах? Три штуки, лежат себе прямо на полу у стенки. Мамочки! Осторожно обхожу орудия убийства, и открываю дверь, за которой, как я предполагаю, ванная. Так и есть, она – огромная, обделанная дорогой плиткой цвета кофе с молоком. Джакузи, душевая, раковина… Поворачиваю кран над мойкой, пробую рукой – не ледяная, даже слегка теплая. Смотрю на свое отражение в зеркале, и ужасаюсь – тушь размазалась и въелась в кожу, отчего кажется, что у меня под глазами синяки… Да и следы помады вокруг рта краснеют, словно воспаленные пятна… Кошмар! Клоун, страшный клоун из фильма "Оно"! Начинаю смывать остатки косметики, и замираю – может, так и оставить? Может, они не захотят меня, такую уродину? Вздыхаю – вряд ли. Отработать все равно придется! И лучше быть красивой, а то обидно, что считают чучелом.

Привожу себя в порядок, протягиваю руку к полотенцу, и замираю. Их два – оба бежевые, большие, мягкие. Но, на одном вышито – "ДЕН", а на другом – "ТЕСС". Тесс? Тереза, что б ей пусто было! Думала, имя редкое, ан нет – на каждом шагу попадается. Рядом с полотенцами два халата – такие же махровые, и маняще теплые… Один зеленый, второй розовый. Жена, значит, имеется у брюнета. И дом, значит, его, Данилы-Дена этого! Жена, получается, отправлена к морю, а сам проституток снимает! И именем супруги называет! Во опять вспыхивает пожар ненависти. Козлы! Какие же козлы мужики!

Ладно! Не мое дело, что в этом семействе происходит! Пора отрабатывать помятый бок ровера. И я отправляюсь на кухню. По дороге заглядываю в комнату, вернее в зал, или гостиную. Отделка совершенно мужская, под деревенский дом. Стены под кирпич, потолок – темное дерево, на полу ковер, минимум мебели – современные диван и два кресла, кофейного цвета. Еще столик. Окна задернуты тяжелыми темными портьерами, на стене огромная плазма. Завершает картину камин, с мрачно разинутым темным холодным зевом. Как-то пустовато… Иду на кухню. Здесь интерьер совсем другой – керамогранит, сталь, пластик. Плита, и другая техника – от крутых фирм. По всему увиденному понятно – хозяева далеко не бедные. Но, как и в зале, здесь тоже чего-то не хватает… Мелочей, придающих уют? Принимаюсь освобождать магазинные пакеты. Похоже, качки закупались в супермаркете, и торопились, хватая что под руку попалось. Меня опять начинает трясти – холодно! Надо было козлиный халат надеть.

Хлопает дверь, и мужики являются в дом. Блондин, чье имя я так и не знаю, входит в кухню, держа в руках несколько огромных ножей. Вздрагиваю, и роняю на пол упаковку нарезки-салями. Качок не обращает на меня внимания – будто я пустое место, и принимается мыть тесаки в раковине. Потом тщательно вытирает полотенцем, и уносит. Дом наполняется шумом и голосами, словно мужчин не двое, а целая рота. Например, минут пятнадцать бандиты выясняют, где гирлянда, посылая друг друга искать ее в разные места. Они мотаются туда-сюда, часто заходя на кухню. Когда это происходит, я стараюсь поворачиваться к мужикам спиной, что бы лишней раз не светить своими прелестями. Блондин, который оказывается Тимохой, ибо так его называет брюнет, по прежнему игнорит. Данила же, зайдя первый раз на кухню, с интересом меня рассматривает, словно только что увидел. Однако, мое преображение никак не комментирует, а продолжает давать указания – овощи нарежь, упаковки открой и все разложи по тарелкам, а тарелки вон там. И добавляет:

– Не надумайся сбегать, во дворе Шибо! Порвет, как тряпку!

Я и так понимаю, что собака где-то там. Хотя мысль о побеге присутствует. Ладно, видно будет. Что-нибудь придумаю! Жаль, конечно, что у меня нет телефона. Хотя – кому б я позвонила?Попросить о помощи некого…

Удивительно, но неловкости при виде Данилы не испытываю, словно ничего и не было. Словно тот минет в машине случился не со мной. Или со мной, но во сне. Брюнет тоже ничем о нем не напоминает.

Замечаю, что мои похитители похожи – фигурой, походкой, чертами лица. Братья,что ли? Еще, мне приходит мысль – может, под "отработать" они это имели ввиду? Приготовить, стол накрыть… Ведь не пристают же, и вообще, не смотрят, как на женщину. А тот отсос был случайным, и произошел, потому что я сама проявила инициативу. Размышления так меня приободрили, что я совсем расхорохорилась – и подмести могу, и полы помыть! Только прикажите, господа рабовладельцы!

Тимоха заходит в кухню, берет бутылку шампанского, и три бокала. Три! Прислугу, стало быть, тоже угостят.

– Возьми еды какой нибудь, и вилки! – командует он мне. И оглядев стол, кривится:

– Зачем тарелки? Мыть потом! Из контейнеров похавали бы!

– Я помою посуду! – обещаю с готовностью, показывая, насколько полезна в качестве домработницы, и добавляю – Как есть из контейнеров? Праздник же, Новый Год! Все должно быть красиво!

– Тоже мне, праздник! – кривится блондин, и выходит.

И чем он всегда недоволен?

– Тереза, давай резче! – орет он из коридора – Двенадцать почти!

И чего шумит? Для него это не праздник! Но, я сама хочу успеть выпить шампанского под звон курантов. Хоть сегодня произошли невеселые, даже трагичные события, из которых теперешнее рабство не самое худшее, но Новый Год же! Как можно его не встретить с полным бокалом? Быстро накидываю на поднос тарелки с закусками, и торжественно несу в зал. По дороге замечаю, что ружей на полу уже нет. Прибрали.

Гостиная преобразилась – все залито ярким светом, и красуется елка, воткнутая в обычное пластмассовое ведро, украшенная только мерцающей гирляндой – нашли все таки! Плазма включена, и на ней циферблат с медленно движущейся стрелкой, побирающейся к полуночи. Но, главное – призывно пылающее жаром чрево камина, возле которого лежит кучка поленьев. А мои работодатели стоят возле этого очага с бокалами. Именно стоят, хотя возле камина появились три кресла, окружившие небольшой столик, которого там раньше тоже не было – он располагался возле дивана. Три кресла! Я полноправная гостья?

– Ставь на стол! – командует Данила. Послушно опускаю поднос, Тимоха сует мне бокал, в котором уже пениться шампанское. Раздается бой курантов, и брюнет произносит тост:

– Что б такого поганого года, как прошедший, больше не было!

"Точно! Согласна!"

Мы чокаемся – молча – и так же молча пьем. Мне нужно напиться, что бы не замечать окружающего меня абсурда, и забыть, выкинуть из головы то, из за чего я влипла в такую мерзкую ситуацию. Выпиваю шампанское залпом.

Этот напиток весьма коварен, и почти сразу бьет в голову. Я кручу в руках пустой бокал, намекая, что пора бы повторить… И рассматриваю мужиков, стоящих рядом – один справа, второй слева. Они не переоделись, просто сняли куртки и обувь, и теперь находятся в почти одинаковых, обтягивающие мощные торсы футболках – Тим в белой, Данила в серой. Еще, оба в джинсах. Мужчины очень высокие, я едва дохожу макушкой им до плеч, и очень большие – прямо шкафы, состоящие из сплошных бугров мышц. Хихикаю, ибо в голову приходит стишок:

"Были у Маруси два огромных гуся – один серый, другой белый, два суровых гуся!"

Сейчас, в спокойной обстановке, с расслабленными лицами, мужчины не кажутся угрюмыми или страшными – наоборот, оба весьма симпатичные. У обоих голубые глаза, правильные черты лица, и загорелая кожа, только у Дена волосы темнее, чем у Тима. Возраст этих качков на вид – лет тридцать пять – сорок. Староваты, с высоты моих двадцати четырех! А вот фигуры их, с мощными торсами и широкими плечами, впечатляют. Одни накаченные предплечья чего стоят! Каждое толще, чем моя нога! Наверное, я выгляжу рядом с ними как дюймовочка, или, скорее, как заморыш.