Алиса Селезнёва
Плохиш для хорошей девочки
Глава 3
Сентябрь две тысячи восемнадцатого выдался холодным, промозглым и ветреным, но Агату это, как ни странно, радовало. Гулять ей было не только не с кем, но ещё и некогда. Утром она делала уроки, днём училась, а вечером сломя голову бежала на тренировку. Данил в учёбе не блистал. Более или менее хорошо ему давались только два предмета: химия и геометрия. При этом с алгеброй и вычислениями он не дружил от слова совсем.
Во время коротких десятиминутных и длинных обеденных перерывов они часто болтали. Данил не был резким, как Никита, и Агате нравилось с ним разговаривать. Он часто смешил её, пародируя какого-нибудь известного музыканта, блогера или телеведущего, изменяя при этом голос и строя забавные речевые обороты. Со временем она начала понимать, почему в разговоре с её матерью, который она нечаянно подслушала, Алексей Николаевич называл Данила юмористом. «В любой школе, – утверждал он, – Даня только и делал, что гримасничал. Он везде и всегда был Петрушкой».
На уроках они редко ссорились, и Агату раздражал только один факт. Если у Данило появлялось время, он тут же утыкался в телефон и начинал строчить длинные сообщения, а после уроков постоянно кому-то звонил со словами: «Ну, всё я закончил. Ты где?»
Агата на подсознательном уровне чувствовала, что он говорил с Лерой, и от этого её настроение всегда портилось, а домой она приходила расстроенная и злая. Всё валилось из рук, и не помогали ни разговоры с Алей, ни вкусный кекс со смородиной. Ей хотелось, чтобы Лера куда-нибудь делась. Пропала из поля его зрения, испарилась, исчезла, уехала. Но этого не происходило. Лера по-прежнему жила в их городе и мысли Данила покидать не собиралась.
Как-то раз, набравшись смелости, Агата пришла в родительскую спальню и рассказала о своих чувствах матери. Та отложила многочисленные бумаги о бракоразводном процессе и, внимательно выслушав все недовольства Агаты жизнью, дала себе слово приглядеться к Данилу и «в этом смысле» тоже. Результат её не обрадовал. «Такой муж нам не нужен, – после недельных наблюдений пришла к выводу она. – Лентяй. Мягкотелый. Без царя в голове».
– И даже ничего не говори мне больше, – категорично заявила Анна Георгиевна, когда через несколько дней дочь пришла к ней снова. – Ты будешь вечно тащить его на себе. Мужик должен быть мужиком.
Напрасно Агата дни и ночи напролёт твердила, какой Данил красивый и как сильно ей нравится. В этом вопросе, как и в тысяче других, мать была неумолима. «Выкинь его из головы, – без конца твердила она, – и присмотрись к Никите».
Данил рос в полноценной любящей семье. Его родители сумели сохранить нежность чувств даже после тридцати лет брака. Кроме Данила, у них был ещё один сын, но тот давно закончил экономический ВУЗ и уже как три года жил в Канаде. Наверное, поэтому они и хотели, чтобы «младшенький» пошёл по стопам отца и впоследствии возглавил клинику.
У Никиты отца не было. Как-то раз его мать, маленькая невзрачная женщина с пучком тонких мышиных волос, призналась Анне Георгиевне, что Никитин отец бросил её ещё беременной, а потом и не думал хоть как-то проявиться в их жизни. Они всегда были только вдвоём. Мать и сын. Сын и мать. Никита пахал, как лошадь, чтобы добиться результатов, а его мать вкалывала на двух работах, чтобы достать деньги на бальные костюмы и билеты на поезд в соседний город, где проходили очередные соревнования.
Именно этим Никита и нравился Анне Георгиевне. Характером. Стержнем. Силой воли и непрогибаемостью перед трудностями. Именно такого человека она видела рядом со своей единственной дочерью. И именно эти качества отталкивали от него Агату.
– Сколько тебе лет? – в один из дней спросила у Данила Анна Георгиевна. Относительно нового одноклассника своей дочери она уже давно всё решила и просто искала подтверждение своим подозрениям.
– В конце декабря будет семнадцать. У меня день рождения двадцать восьмого. Как раз перед Новым годом.
– Ты стрелец?
– Козерог.
– Земля… – удивившись, подумала она. – Странно… Должен вроде крепко на ногах стоять, а вместо этого в воздухе витает. Нет… Ему бы скорее подошёл Водолей или, на крайний случай, Весы.
Последние лет пять Анна Георгиевна всерьёз увлекалась гороскопами. Читала их везде, где только могла увидеть, и даже собиралась заняться составлением натальных карт.
– Так значит у вас с Агатой разница больше двух лет. Ты по сравнению с ней прям дядя.
Агата покраснела и сильно обиделась на мать. Разницу в два года младшая Наумова считала более, чем нормальной.
– Два года? – удивился Данил, когда они остались с Агатой вдвоём и с аппетитом принялись уплетать борщ, приготовленный заботливыми руками Али. – А что ты тогда делаешь в десятом?
– Я закончила экстерном пятый и девятый классы, – объяснила она, от души радуясь тому, что он не заострил внимание на второй части фразы.
– Понятно… – скорее всего, Данил хотел сказать что-то ещё, но его телефон завибрировал. Имя звонившего Агата прочесть не успела, но, заметив, в какой счастливой улыбке растянулись его губы, подумала о Лере, отчего тут же «надулась» и в тот день больше с ним не разговаривала.
***
В начале октября Данил заболел, и Агата целых три дня сидела на уроках одна. Без него ей было невыносимо одиноко и скучно. Заниматься не хотелось, и она всё время думала о том, как бы побыстрее сбежать домой.
Учитель химии, Маргарита Тимофеевна Архангельская, дородная и высокая женщина с чёрными, как смоль, волосами давно догадалась об «особом» настроении ученицы, а потому не стала ходить вокруг да около и сразу перешла к делу.
– И давно тебе Данил нравится? – без обиняков спросила она полушёпотом, словно в классе, кроме них двоих, был кто-то ещё.
От такого вопроса Агата покраснела как помидор и ответила только спустя минуту. Точно так же. Полушёпотом:
– С первой встречи.
– Сильно?
– До умопомрачения.
«До умопомрачения» было любимым словосочетанием Али, и Агата последние год или два толкала его везде, где только можно.
– Ну и чего тогда ты ничего не делаешь?
– У него девушка есть. Красивая…
– Эка невидаль! Было бы из-за чего расстраиваться, – Маргарита Тимофеевна фыркнула, как пятнадцатилетняя девчонка. – А ты отбей! Отбей и всё!
– Как так, отбей? – от удивления Агата даже ручку выронила и поскорее нырнула под стол, чтобы поднять её с пола.
– Да очень просто. В кино позови. Погулять пригласи. Девушка не стенка – подвинется.
От таких советов Агату замутило. Она бы даже под страхом смерти не решилась позвать куда-то Данила, мечтая, что однажды он прочтёт её мысли и сделает это сам.
– Может, решим семьсот пятьдесят шестую? – поспешно предложила она и принялась оформлять «дано», не дожидаясь ответа «химички».
Спустя полчаса, когда место за учительским столом уже заняла Инна Владимировна, доставшая учебник по литературе, Агата отпросилась в туалет. Нельзя сказать, что ей сильно туда хотелось, но литература в её сердце трепета не вызывала, а потому она решила просто потянуть время. Данил тоже иногда так делал, и Агата вовсю училась у «мастера».
Маргарита Тимофеевна, как ни странно, всё ещё сидела в приёмной. Она любила поболтать и с удовольствием рассказывала о себе, если собеседник ей нравился. Сегодня роль слушающего досталась Але, которая крепко прижимала к животу пакет с пластиковыми контейнерами. Близился обед, и она боялась оставить воспитанницу голодной.
– Как так, отбить? – произнесла вдруг Аля. Проходя мимо приёмной Агата насторожилась. Голос няни прозвучал глухо и без какого-либо намёка на привычную доброжелательность.
– Очень просто, – раздражённо отозвалась Маргарита Тимофеевна. – У Вас что, никогда парней не отбивали? У меня вот много раз.
– Отбивали… – Аля посмотрела вперёд невидящим взглядом. Она бы не заметила Агату, замершую в дверном проёме, даже если бы та принялась танцевать канкан. – Вот поэтому и возражаю. На чужом несчастье своего не построишь. Если кого-то предали ради тебя, то и тебя однажды предадут ради кого-то другого.
Маргарита Тимофеевна громко цокнула и сказала что-то похожее на: «Обычно такая философия мало кого останавливала». Она чуть было не посмотрела на двери, и Агата поспешила скрыться, понимая, что разговор женщины вели о ней и Даниле.
Глава 4
Агата не разговаривала с Алей целую неделю. Мириться не помогали ни котлеты на пару, ни спагетти под сыром, ни так любимые девочкой эклеры с белковым кремом. Чувство вины Агату не мучило. Она считала себя человеком, чьи чувства бессовестно попрали, а секреты выболтали, потому и отчаянно «дулась» на Алевтину Михайловну. Мысли о том, что злополучный разговор могла начать Маргарита Тимофеевна, в голову Наумовой младшей не приходили. Аля напрасно разглаживала складки на её юбке и отпаривала воротники на шёлковых блузках. Агата своих позиций не сдавала и прощать просто так няню не собиралась.
Близилось четырнадцатое октября. То самое четырнадцатое октября, о котором Ольга Викторовна трещала без умолку с самой первой августовской тренировки. Агату эта дата волновала мало. «Ну, соревнования. Ну, в Ижевске, – рассуждала она, пока делала «планку», – подумаешь… Первый раз что ли?»
Однако Никита, как обычно, её мнение не разделял. Из Ижевска он мечтал привезти золото, отчего и тренировался как умалишённый. За неделю до соревнований вообще будто с цепи сорвался и начал бессовестным образом прогуливать уроки, на что подбивал и Агату. Та, естественно, выла в голос. Разница в возрасте между ней и Никитой составляла ровно семнадцать дней, но её партнёр занимался в обычной школе и по обычной программе, а потому отставал на два класса. То есть учился в восьмом, да ещё и во вторую смену. Перед ним ни маячили ни сдача ЕГЭ, ни поступление в ВУЗ. Каждое утро у Никиты было совершенно свободным, и он посвящал его исключительно танцам.
Из-за дополнительных тренировок Агата не успевала ни делать уроки, ни приходить вовремя на занятия. Никиту её проблемы не беспокоили. Учёбой он не интересовался, а «тройку» считал подарком судьбы. Для Агаты отметка ниже «четвёрки» приравнивалась к смерти.
В Ижевск они уезжали двенадцатого днём. Агата стояла у окна и смотрела на проносящиеся мимо деревья. Связь вместе с интернетом пропала пятнадцать минут назад, и она бесцельно водила взглядом по стеклу и думала о Даниле.
На соревнования в другие города они всегда ездили втроём. Она, Никита и Анна Георгиевна. Мать Никиты не сопровождала их ни разу. То ли жалела денег, то ли времени, то ли того и другого вместе. С последней математики Агате пришлось отпроситься, и она переживала, что как следует не попрощалась с Данилом. После его болезни они мало разговаривали, но сегодня вместе с привычным «пока» он пожелал ей удачи. От удовольствия щёки у Агаты зарумянились, и, когда за ним закрылась дверь в класс, она приложила свои волосы к носу, чтобы ещё хотя бы на мгновение ощутить запах его одеколона.
Аромат Данилиного парфюма вызывал у неё мурашки по коже. Он был терпким, природным и содержал в себе едва уловимые нотки лаванды и кедра. От запаха духов Никиты Агату обычно подташнивало.
– Небось думаешь о своём красавчике? Прям так и замерла в предвкушении. Ждёшь не дождёшься, когда его увидишь, да? Смотри в обморок от счастья не грохнись, когда он мимо пройдёт.
Покраснев, Агата поморщилась и тряхнула волосами. Никита стоял за её спиной и продолжал язвить и издеваться. Голос у него был, как обычно, насмешливый и грубый. «И почему он не может быть, как Данил? – пронеслось в голове у Агаты. – Почему он всегда старался уколоть и при этом уколоть как можно сильнее?»
– Какого ещё красавчика ты там выдумал? – уже вслух проговорила она, старательно прикрывая ладонями пылающие щёки. – Иди проспись, а то у тебя уже галлюцинации на почве переутомления.
– Ой, да при мне-то хоть не притворяйся! Я о Кристиане говорю. Вот ведь дали родители имечко.
«Кристиане?» – сдвинув брови, Агата даже повернула голову и внимательно посмотрела на Никиту. Глаза у него были прищурены и пылали непонятно откуда взявшимся гневом.
С Кристианом и Лесей Агата и Никита познакомились на прошлых соревнованиях. Им обоим тогда было уже по шестнадцать. Улыбчивые, довольные жизнью и приветливые, они сразу понравились Агате. Особенно Кристиан. Высокий голубоглазый блондин с по-голливудски широкой улыбкой. Он тогда так часто и долго ей улыбался, что Никита потом ещё две недели твердил, что парень на неё «запал». Но Агата на такие провокации не поддавалась. Добавить её в друзья в социальных сетях Леся не захотела. Кристиана она тогда не нашла, а после знакомства с Данилом и вовсе думать о нём забыла. А вот Никита почему-то помнил.
– Ты как знаешь, – проговорила сквозь зубы Агата, – а я спать пойду. Тебе тоже, кстати, советую. Завтра – трудный день. Простоишь тут ещё часок, и тебе уже два красавчика померещатся, а после такого можно и танго с румбой перепутать. Представляешь, если завтра начнёшь танцевать не то. Вот смеху-то будет.
И, отчеканив последнее слово, Агата отодвинула дверь купе и вошла внутрь. Анна Георгиевна, плотно укутавшись в одеяло, посапывала на нижней полке лицом к стене. Ноги её были подогнуты, а на столе лежал телефон. Агата заняла место напротив и тоже закуталась в одеяло. В вагоне было прохладно, и пассажиры часто бегали к проводнице за горячим чаем.
Никита зашёл в купе ровно через десять минут и, забираясь на верхнюю полку над Агатой, словно специально встал босой ногой на стол. «Бескультурщина», – шикнула на него младшая Наумова. Он ответил ей крепким матерным выражением, и от злости она уткнулась в подушку.
Верхняя полка над матерью пустовала. Анна Георгиевна всегда выкупала полное купе, но четвёртое место в девяти случаях из десяти оказывалось свободным. Оно как будто ждало то ли Агатиного отца, то ли Никитину мать. Но ни тот, ни другая на это место никогда не претендовали.
Насчёт трудного завтрашнего дня Агата не преувеличивала ни на йоту. Отдыхать завтра действительно было некогда. В Ижевск они приезжали в начале двенадцатого ночи, прыгали в такси и мчались в сторону гостиницы «Жемчужина», спали там до семи, а потом снова прыгали в такси и мчались уже в сторону салоны красоты «Ева», где Агате должны были делать макияж и причёску. К счастью, с маникюром и педикюром вопрос решился ещё вчера, и Агата не без удовольствия рассматривала свои ногти, выкрашенные перламутровым лаком. Два бальных платья, одно изумрудно-зелёное, а другое кораллово-красное, висели на вешалке возле матери. Оба костюма Никиты лежали в его сумке, и Агата до потери пульса радовалась тому, что не увидит их до начала соревнований.
***
В зале, где они выступали, было шумно, тесно и катастрофически не хватало воздуха. Судья, участники и сопровождающие стояли вдоль стен, галдели, как чайки, вздыхали и активно жестикулировали. Агата была размалёвана, как кукла. Ярко-синие тени и накладные ресницы делали её и без того большие глаза просто огромными. Песочного цвета волосы уложили к верху и тщательно залакировали. Брови выщипали и подвели, на скулы нанесли румяна, а на оголённые участки тела вылили целую тонну искусственного загара. От воспоминаний о парикмахере Агату покачивало из стороны в сторону. «Да ей людей пытать надо, – сказала она матери, когда они выходили из салона. – Полголовы мне, наверное, выдрала. С нашей Алей не сравнить». Мать на это только усмехнулась, но вслух ничего не добавила. Она была слишком занята поиском очередного такси.
Им предстояло станцевать десять танцев. Пять по типу «стандарт» и столько же под названием «латина» Каждый длился не более двух минут, и между ними делали перерывы, но тех чаще всего хватало только на то, чтобы выпить воды, отдышаться и съесть что-то из рук сопровождающего.
Когда объявили первый танец, руки у Агаты задрожали. Она стояла в пышном платье, напомаженная и принаряженная, как королева, и тряслась, словно мышь, зажатая в когтях у кошки. Больше всего на свете ей хотелось сейчас, чтобы рядом оказался Данил. И, крепко зажмурившись, Агата отчаянно попросила Бога исполнить её последнее желание перед «казнью». Но…Чуда не произошло. Перед ней по-прежнему стоял Никита. С намазанными гелем волосами, в белой отутюженной рубашке, чёрной жилетке и такого же цвета брюках. От запаха его одеколона Агате захотелось нацепить на нос прищепку.
– Агата, – он впервые за несколько месяцев назвал её по имени. Глаза его смотрели спокойно и на удивление ласково. Почти как у Данила. А потом он крепко сжал её запястья. «И зачем так давить? Синяки ведь останутся?» – подумала в сердцах она, но боли, как ни странно, не почувствовала. – Смотри только на меня. Только на меня, слышишь? И больше ни на кого, – произнёс он и закружил её в вальсе.
К этому совету Агата решила прислушаться. Без очков она всё равно не видела ничего, кроме лица партнёра.
***
По словам Ольги Викторовны, «латину они продули всухую, а вот стандарт станцевали как боги», благодаря чему в общем зачёте золото всё-таки досталось именно им. Никита так обрадовался медали, что не захотел снимать её даже в поезде. Он рассказывал о своей победе всякому, кто только хотел слушать и даже дважды сходил до вагона-ресторана и обратно только для того, чтобы его увидело как можно больше народа. Анна Георгиевна старательно искала фирму, которая бы смогла сделать кубок и надпись точь-в-точь, как на том, что выдали им. Кубок присуждался паре, но поставить его дома на «полку почёта» хотелось и тому, и другому. Агата радовалась победе не меньше Никиты. Тщеславие не было ей чуждо, и она мечтала, чтобы об этой победе узнал весь клуб, а лучше весь город, однако медаль сняла и убрала в сумку.
«Жаль, конечно, что мы не ничего не успели посмотреть в Ижевске. Только вокзал да гостиницу, – рассуждала она мысленно, рассматривая фотографии, выкупленные матерью у местного фотографа, – но один день выступлений всё же лучше, чем два по полдня. По крайней мере, отосплюсь и отмоюсь в воскресенье».
Одна из фотографий особенно заинтересовала Агату. На ней был запечатлён прыжок, а точнее, некое зависание в воздухе. Всего на три-четыре сантиметра от земли, но удивительно синхронное и гармоничное. Обычно Агата не выкладывала своих фотографий в сети, даже на аватарке у неё стояла стандартная синяя картинка, но для этого снимка решила сделать исключение. Фотография тут же появилась на её «стене», а потом к ней добавилась ещё одна, где их с Никитой награждали золотыми медалями.
Первый «лайк» пришёл через десять минут после выкладки. Его поставила Ника, самая юная участница клуба «Стратегия», которую на эти соревнования почему-то не пустили. Агата вздохнула и буквально впечаталась взглядом в экран. Больше всего ей хотелось увидеть оценку от Данила. Она ждала, что он увидит и поздравит её каким-нибудь душевным комментарием. Но Данил почему-то не спешил «лайкать» такую важную для Агаты новость.
Нахмурившись, она щёлкнула по его профилю. Ночью он сменил аватарку, на которой опять стоял в обнимку с Лерой. Ярко-накрашенной, в мини-юбке и длинных сапогах до середины бедра. Её медного цвета волосы крупными локонами лежали на его левом плече. Сам Данил был одет в чёрное худи, а на голову набросил капюшон.
– Ну, и кого ты там опять разглядываешь? – Никита вырвал из её рук телефон и уставился на экран. – Чё за чел? Да ещё и с девкой!
– Ни на кого! Отдай немедленно. – Агата выпучила на партнёра глаза и с силой топнула ногой.
– Чё за чел, я спрашиваю? – Никита повысил голос. – Или ты на девку смотришь? – Его лицо приняло брезгливое выражение. – Ты что, из этих?
– Я не из каких! – Из глаз Агаты брызнули слёзы. – Отдай немедленно!
В клубе она никому не рассказывала о том, что у неё появился одноклассник. И уж тем более, никому не говорила, как сильно он ей нравится.
Лицо Никиты перекосило от гнева. Он был на целую голову выше её и поднял телефон почти к самому потолку. Плача навзрыд, Агата прыгала вокруг партнёра, как детвора вокруг елки в Новогоднюю ночь, но не могла достать даже до его локтя.
– Отдай немедленно!
– Не отдам, пока не скажешь, кто это? Будешь меня злить, выброшу твой айфон в окно. Ты меня знаешь. За мной не заржавеет.
– Я просто на юбку и сапоги бывшей одноклассницы смотрела. Отдай! Отдай, кому говорю?!
Услышав крики и плач дочери, Анна Георгиевна выбежала из купе и моментально прояснила ситуацию. Ей даже говорить ничего не пришлось: руки у Никиты обмякли сами, а глаза забегали, как у вора, пойманного на месте преступления. Больше всего он уважал силу, и Анна Георгиевна была единственной женщиной, кого он по-настоящему боялся. Ни мать, ни Ольга Викторовна на парня такого влияния не имели. Пальцы его разжались, и Агата, выхватив телефон, тут же закрылась ото всех в туалете.
Вышла она только через четверть часа и, едва успокоившись, снова заплакала на груди у матери. Та ждала её возле дверей и стучала каждые три минуты, прося выйти и освободить место для других пассажиров.
– И как с ним разговаривать? – всхлипывала девочка, вытирая слёзы материнской кофтой. – Он же невыносимый! Невыносимый, подлый и гадкий!
Анна Георгиевна пригладила растрепавшиеся волосы дочери. Шпильки Агата уже вытащила, но расчесать слипшиеся после лака пряди так и не смогла. Те висели неаккуратными сосульками и казались темнее, чем обычно.
Анна Георгиевна изо всех сил старалась быть ласковой с дочерью, но получалось у неё это не всегда. Жизнь заставляла её быть сильной, и после ухода мужа она долгое время не могла себе позволить с кем-то сюсюкаться, даже с Агатой, потому что боялась, что кто-нибудь примет нежность за слабость.
– Зато с ним ты начала побеждать!
***
Поезд привёз их домой ровно в четверть восьмого. Солнце было спрятано за плотными серыми тучами. С неба падали крупные капли дождя, ветер трепал верхушки деревьев и заставлял немногочисленных прохожих посильнее кутаться в плащи и куртки. Большая часть из них была без зонта, но в капюшонах и шапках.
– Аня! – громко прокричал кто-то прямо в открытые двери вагона. Агата повернула голову и заметила невысокого, крепкого мужчину в кожаной куртке. Того самого работника центра, который встречал её после занятий, если мать была сильно занята на работе.
– Вадим, – Анна Георгиевна улыбнулась и приветливо помахала ему рукой. Он с лёгкостью спустил их чемодан, а после помог сойти на перрон сначала ей, а потом Агате.
Пока они шли к его черной «Ладе», мать, заливаясь смехом, в красках рассказывала о поездке. Мужчина улыбался и всё время кивал. Агате не нравилась его улыбка. Не нравился мягкий, спокойный голос, и самое главное – не нравилось, как блестели глаза матери, когда он открывал для неё дверь своей машины.
«Как же так! – возмущалась про себя она, – ведь мама принадлежит только папе и мне. Разве она может вот так улыбаться одному из своих работников?» – Агата даже не знала, что именно этот Вадим делает в центре. Чинит компьютеры или парты, а может, занимается рекламой или отвечает на бесконечные звонки от клиентов? Ей было без разницы. Она просто хотела, чтобы он выполнял свою работу, а не улыбался её матери и не называл фамильярно «Аней».
Сначала они довезли до дома Никиту. Он, сухо попрощавшись, забрал сумку из багажника и, не оборачиваясь, заторопился к своей «хрущёвке». Мать продолжила что-то говорить Вадиму. Агата не вслушивалась в беседу, но уже вовсю «дулась» из-за их совместного хохота. Ей было обидно за отца. За отца, который ушёл к другой женщине два года назад. Из-за многочисленных тяжб по делению имущества Анну Георгиевну и Андрея Игоревича Наумовых никак не могли развести, и девочка глубоко в душе до сих пор надеялась на их примирение.
Когда черная «Лада» остановилась около бело-розовой высотки, где располагались учебный центр и квартира Наумовых, Агату попросили выйти. Мать сказала, что ей нужно решить один важный вопрос, и она поднимется минут через десять. Агата нахмурилась, но из машины всё-таки вышла и простояла под мелким моросящим дождём около получаса. Мать продолжала сидеть рядом с Вадимом. И, когда её губы потянулись к его губам, Агата резко отвернулась и побежала к подъезду.
Аля встретила её привычными объятиями и поцелуями. Агата так соскучилась по теплу семейного очага и так расстроилась из-за невнимания Данила и чересчур большого внимания Вадима, что забыла о своей обиде на няню. Она принялась рассказывать той о поездке в Ижевск, соревнованиях и победе. Но Аля о золотых медалях уже, конечно же, знала. Мать в таких случаях звонила в первую очередь ей. Родители Анны Георгиевны умерли несколько лет назад, братьев и сестёр у неё никогда не было, а с бывшим мужем и его родственниками она предпочитала не общаться.
Наскоро перекусив пюре с гуляшом, Агата направилась в ванную и долго смывала с волос лак, а с тела – уже начавший раздражать кожу искусственный загар. Аля купила какую-то новую пену. Та приятно пахла лавандой и чем-то хвойным, снова и снова возвращая Агату к воспоминаниям о Даниле.
Из ванной комнаты она вышла только часа через два. Посвежевшая, отдохнувшая и закутавшаяся в длинный махровый белый халат, подаренный на прошлый Новый год матерью.
На столе возле зеркала остывали пирожки с брусникой. Аля разобрала вещи ещё час назад, а сейчас вовсю стелила постель для воспитанницы.
– Знаешь, – проговорила Агата, взяв с тумбочки щётку для волос, – мне кажется, на нашу семью навели порчу.
– Это что ещё за глупости? – округлила глаза Алевтина Михайловна. – И как ты вообще до такого додумалась?
– Папа ушёл, у меня нет друзей, и Данил…
– Слепой как крот? – закончила за неё Аля.
– И это тоже, – кивнула девочка и ещё больше загрустила, снова вспомнив о Вадиме. Она не знала, вернулась ли домой мать, но спрашивать не захотела из вредности.
– Зато ты победила на соревнованиях по бальным танцам.
– Всё сделал Никита. Он умело маскировал мои ошибки. Я не могу собраться, когда волнуюсь, а он может.
– Так будет не всегда. – Аля села рядом и, отобрав щётку, начала сама расчёсывать по-прежнему спутанные волосы девочки. – Просто у тебя сейчас такой возраст, и многое видится только в чёрном цвете. А когда ты поступишь в университет, то…
Но Агата не хотела ждать светлых тонов ещё два года. Она хотела видеть и чувствовать их сегодня. Или, на худой конец, завтра. Количество «лайков» на выложенных фотографиях росло как на дрожжах. Их, не жалея, ставили работники и ученики центра, воспитанники клуба по танцам и друзья Никиты. Оценка от Данила Агате так и не пришла…
