Алиса Селезнёва
Душа. Никто, кроме тебя

Глава третья

Поспешно убрав пальцы с двери, будто ошпарившись, я взволнованно прикусила губу. Уж кого-кого, а человека, сбившего меня на машине три месяца назад, я никак не ожидала здесь увидеть. Судя по выражению лица, он тоже не был готов к встрече со мной.

– А это моя будущая квартирантка, Рома, – проговорил Николай Андреевич, приветствуя гостя, – Светлана…

– Никитина, – отозвалась я, понимая, что хозяин квартиры вряд ли запомнил мою фамилию.

– Квартирантка, значит. – Покачав головой, «Рома» нахмурился и приподнял брови так, словно испытывал высшую степень удивления. Правая при этом вновь намного отстала от левой. – Мы же вроде договаривались, что я подыщу медсестру, которая в случае чего и укол сможет поставить, и капельницу и первую медицинскую помощь окажет.

– Прошёл месяц, а медсестры как не было, так и нет.

– Я же не виноват, что ни одной порядочной медсестре пока не нужно жильё в этом районе.

– А этой девушке нужно.

Атмосфера в прихожей была ледяной. Я стояла на коврике перед порогом и, то расстёгивая, то застёгивая пуговицы на пальто, абсолютно не представляла, что теперь делать дальше. Ну не сбежать же, в конце концов, не сказав никому ни слова! Оставалось только одно ‒ смотреть на огромного косматого пса, который внимательно изучал меня большими графитового цвета глазами. С тех пор, как на меня в третьем классе едва не напала свора бродячих собак, к крупным породам я относилась с большой осторожностью, но этот, как ни странно, несмотря на свой весьма воинственный вид, страха мне не внушал.

– Да она даже учится не на медика.

– Ну, в нашей стране это пока ещё не приравнивается к преступлению, да и Псу она понравилась. Гляди, как смотрит и нюхает.

– Псу? – слова вырвались из моей груди против воли, и я так испугалась собственного голоса, что прикрыла ладонью рот. – Неужели это мохнатое недоразумение живёт здесь?.. – мысленно задала я вопрос самой себе.

– У него нет клички, поэтому я зову его Псом, – объяснил Николай Андреевич, почёсывая собаку за ухом. – Восемнадцать лет назад в городе стояли лютые морозы, он был тогда худющим щенком-подростком, вот я и забрал его к себе, начал подкармливать, а он возьми да останься. Никто не верит, что ему восемнадцать, но я и не доказываю обратное. Он ведь на улице родился, а из документов принёс мне только лапы да хвост.

Вздохнув, я перевела взгляд на собаку и ещё раз быстро осмотрела его. На ум снова пришло только одно слово – «громадный», а уже потом, минуту спустя, добавились «лохматый» и «старый». Действительно, старый: глаза слезятся да и шерсть местами седая, прямо как у человека. Но взгляд умный, понимающий. Смотрит так, словно знает что-то, только сказать не может.

– Но ты не бойся, – вдруг ни того ни с сего Николай Андреевич перешёл на «ты». Мне это понравилось. Была какая-то неправильность в том, что такой пожилой человек выкал восемнадцатилетней девчонке, – гулять с Псом тебе не придётся. Когда смогу, буду сам выходить, а так над ним ещё года два назад шефство взял парнишка из соседской квартиры. Андрюшкой зовут. Хороший парень. Историю любит. Военные корабли собирает. Роман Пса как раз у Андрея забрал. Ах, да, дурья моя башка! Ему сказал, а тебе нет. Это же и есть мой зять.

«Ещё и зять…– Прикрыв глаза, я потёрла висок. – Мир порой бывает на удивление тесен».

– … Иванов Роман Алексеевич.

– Да знает она. – Иванов Роман Алексеевич, махнув на меня рукой, занёс огромную сумку продуктов на кухню и поставил на одну из табуреток.

– Знает? – На этот раз вверх полетели брови Николая Андреевича.

– Эта та девушка, которую я сбил третьего июля. Кстати, как нога?

– Нормально, уже не хромаю.

– Тогда тем более пусть живёт!

– Мне нужно идти, – тихо проговорила я, вновь попытавшись открыть дверной замок, который кто-то уже успел закрыть. Тот, конечно же, не поддался. На душе сразу стало гадко. Видимо, не придётся мне здесь жить…

– Конечно. – Николай Андреевич потёр подбородок и, распахнув дверь, по-джентельменски пропустил меня вперёд. – До свидания, Светлана, был рад познакомиться.

Его зять не проронил ни слова.

В общежитие я возвращалась в расстроенных чувствах и с трудом удерживалась от того, чтобы не заплакать. Квартира, комната и Николай Андреевич мне понравились. Район хороший и к университету близко, жаль только, Иванову Роману Алексеевичу я не слишком-то приглянулась. Уходя, я затылком чувствовала его неприязнь и понимала, откуда та взялась.

Упав на первую попавшую скамью, я закрыла лицо руками, провела пальцами по бровям и посмотрела вдаль. В метрах ста от меня грузного вида женщина толкала розового цвета коляску и интенсивно болтала с кем-то по телефону. Жёлто-красные листья продолжали падать на землю, превращая дорогу под ногами прохожих в мягкий разноцветный ковёр. Погода начала портиться, и небо медленно заволакивало бледно-серой пеленой туч.

В свою комнату я вернулась только в начале десятого. Забралась на кровать прямо в пальто и наконец дала волю чувствам. Куда идти и что делать дальше я не знала. Учить уроки сил не было, а просматривать объявления о сдаче новых квартир уже не хотелось. В ту ночь я спала плохо, а потому не сразу сообразила, кто позвонил мне в четверть девятого утра долгим и донельзя упрямым звонком.

– Так в каком часу Вас ждать? – спрашивал пожилой и очень вежливый голос.

– Куда ждать? – зевая, не поняла я.

– На квартиру. Николай Андреевич Белов беспокоит. Этот номер дала Ваша подруга, – на секунду он задумался. – Вера. Вероятно, Вы звонили с её телефона.

«На квартиру?»

«Николай Андреевич!»

Сбросив покрывало на пол, я стрелой вскочила с кровати.

– Значит, мне правда можно занять комнату? Правда, можно? И Ваш зять не против? – на всякий случай уточнила я, с трудом удерживаясь от желания захлопать в ладоши.

– Ну, конечно, не против. Он только с виду кажется сердитым и грозным, а на самом деле он другой. Ах, да… Забыл уточнить вчера один важный вопрос.

Я напряглась. Николай Андреевич замялся.

– Вредные привычки? Современные девушки крепко дружат с сигаретами.

Облегчённо выдохнув, я позволила себе немного гордости.

– Я не слишком современна. К сигаретам и спиртному меня никогда не тянуло.

– По лексикону заметно. Так во сколько тебя ждать?

– Сегодня пары заканчиваются в три, но мне надо собраться. Думаю, у Вас буду около шести.

– Приезжай.

По-видимому, Николай Андреевич так и не определился, как ко мне обращаться, но это теперь меня волновало мало. Главное – есть где жить, а остальное приложится. И, быстро умывшись, я, абсолютно счастливая, побежала на занятия.

Две пары философии и психология прошли быстро. Мне удалось максимально сосредоточиться на учебном процессе и успеть записать абсолютно всё, что говорил преподаватель. Бабушка уже перевела на мою карту три с половиной тысячи рублей для оплаты аренды, но брать с неё такие деньги каждый месяц я не могла, именно поэтому и записала на обратной стороне тетради две важные цели:

Начать получать стипендию и лучше повышенную.

Найти работу, которая бы не мешала учёбе.

«Может, санитаркой в больницу устроиться? ‒ рассуждала я, грызя ручку. ‒ Мыть пол вечерами или с утра. Не весть какие деньги, но уже неплохо. Или попробовать заняться репетиторством с младшими школьниками? А ещё я могу помогать первокурсникам с домашними контрольными или заочникам. Вариантов много. Если правильно распределить время, можно успеть всё. Главное – шевелить лапками и поменьше себя жалеть».

С этими мыслями я и вышла из здания университета и побрела в общежитие. Вещей у меня было немного, а потому упаковала я всё достаточно быстро. Пальто на плечах, сумка на колёсиках в правой руке, пакет с учебниками и тетрадями – в левой и маленький рюкзачок на плече у единственной оставшейся подруги Веры, которая пришла меня проводить.

– Комната свободна. Вещи забрала, – тихо произнесла я, положив на стол Любови Ивановне ключ с номерком четыреста одиннадцать.

Комендант общежития на меня даже не взглянула и только молча убрала номерок в стол. На языке вертелась гадость. Хотелось сказать что-нибудь едкое и злое, но я сдержалась. Если уж она не поверила мне тогда, чего вдруг сейчас должна была поменять своё мнение и проявить участие?

«Ладно, Бог с ней», – подумала я, хотя в душе и надеялась, что Любовь Ивановна пожелает мне хотя бы счастливой дороги.

– Наплюнь! – Хлопнула меня по плечу Вера, как только мы вышли из комендантской. – Нет худа без добра. Зато спать будешь ложиться тогда, когда захочешь, мыться в ванне, и еду твою больше никто не возьмёт. Помнишь, ты как-то сказала: «Если это бремя досталось тебе, значит, тебе оно по плечу». Тебе по плечу комната у того пенсионера – я точно знаю.

Я промолчала и, поставив пакет с учебниками на пол, быстро нажала на приложение «ЯндексТакси» на смартфоне.

«Место назначения – Проспект Декабристов 14. – Быстро напечатали мои пальцы. ‒ Классом – эконом».

Сообщение от перевозчика ждать себя не заставило:

«Через шесть минут к Вам приедете серебристый LADA Granta. K 929 KP 159».

«А у Романа Алексеевича машина тоже была серебристого цвета. – отчего-то вспомнилось мне. – Кажется, «Volkswagen Polo». Жаль, номер мне уже ни за что не вспомнить…»

Подняв с пола пакет, я в последний раз оглядела первый этаж общежития и, подняв голову, открыла дверь на улицу. На душе заскребли кошки, и я с трудом заставила себя держаться и не раскисать хотя бы до приезда такси. Сердце стучало, как барабан: я боялась. Боялась Романа Алексеевича и перемен, которые ждали меня за этой дверью.

– Ну, ладно, подруга, встретимся в университете. Звони, пиши, не забывай. – Вера привлекла моё внимание, прищёлкнув пальцами. Мы вышли на крыльцо, и я прислонилась к холодной стене общежития спиной. – Всё будет хорошо. В крайнем случае, если этот мужик будет тебя донимать, подыщем другую квартиру со старушкой.

Какой именно мужик будет меня донимать, молодой или старый, она не уточнила.

– Всё будет хорошо, – повторила я. – Всё, что не делается, к лучшему…

Такси приехало без опозданий. Вера помогла мне сесть на заднее сидение и вложила в руки рюкзак. Она продолжала стоять на улице до тех пор, пока водитель не свернул на главную дорогу.

***

К счастью, мои страхи не оправдались. Всё действительно было хорошо. С Николаем Андреевичем мы поладили, и я всем сердцем полюбила свою новую комнату с синими шторами в жёлтых полумесяцах. Роман Алексеевич на той неделе больше не приходил, и я вовсю наслаждалась тишиной и покоем почти отдельного жилья.

Собакой в квартире не пахло, а её хозяин держал своё слово крепко. Ухаживать за Псом мне не приходилось. Кормил он его сам, гулял тоже сам, по-видимому, прибегая к помощи соседского мальчика только, если плохо себя чувствовал.

С работой я решила повременить до следующего понедельника, но Вера уже изо всех сил искала для меня первокурсников, не справляющихся с домашними контрольными по матанализу. Пару дней назад у раздевалки я нос к носу столкнулась с Машей. Отпрыгнув от меня, как от прокажённой, она прижалась к стайке своих подружек, которые тут же весело захихикали. От одной послышалось что-то похожее на: «Вот ведь волк в овечьей шкуре». Я промолчала и, сжав крепко зубы, прошла мимо.

Порой я ловила себя на мысли, что хочу отомстить Маше и сделать какую-нибудь гадость, от которой ей будет так же плохо, как мне. Да хотя бы дать кому-нибудь послушать парочку голосовых сообщений, в которых она не слишком-то лестно отзывалась о тех, с кем сейчас хихикает. Но всякий раз я старалась гнать от себя эти мысли и переключалась на что-нибудь хорошее. Не дождётся! Жизнь её и без меня накажет, а я просто буду жить дальше.

В воскресенье я не поехала домой и решила устроить уборку. У Николая Андреевича оказался очень мощный пылесос, который почему-то напоминал мне огромного африканского слона. Чистил он хорошо и быстро, но, на мой взгляд, производил слишком много шума.

– Поставь его, пожалуйста, в кладовку, когда закончишь, – попросил он, устроившись на диване с газетой. – Она у меня самодельная, слева на лоджии.

– Да, я помню.

– Помнишь? – Хозяин квартиры с интересом посмотрел на меня. От такого взгляда я почему-то покрылась мурашками. Даже Пёс, дремавший на ковре возле дивана, вдруг поднял левое ухо и, зевнув, показал мне длинный бледно-розовый язык.

– Я хотела сказать: знаю.

– Знаешь? Я разве тебе её показывал?

Не показывал. Но на лоджии я была. Может, тогда и приметила? Как же по-другому я могла догадаться, что пылесос хранится именно там? Кладовка на лоджии казалась мне совершенно обыденной вещью.

Пожав плечами, я принялась дышать на стеклянные дверцы серванта, протёрла ручки и уже собиралась проделать то же самое с книжным шкафом, как вдруг заметила на одной из полок фотографию без рамки. На скамейке сидела девушка с длинными светлыми волосами. Худенькая, миловидная и широко улыбающаяся миру вокруг.

– Её звали Наташа.

– Что?

Николай Андреевич встал с дивана и, достав фотографию с полки, вручил мне.

– Это моя дочь.

Приглядевшись, я узнала её. Без косметики, без пышного платья, но это, конечно, была она ‒ та самая девушка со свадебного портрета в квартире Романа Алексеевича.

– Сколько ей тут? Двадцать?

– Девятнадцать.

– А как она сейчас выглядит? Есть свежие фотографии?

Николай Андреевич снял очки и тщательно протёр их полой рубахи. К мелким коричневатым пятнам на его щеках добавилось несколько крупных и красных.

– Эта самая последняя её фотография. Июнь, две тысячи десятого. А третьего июля Наташи не стало.

Тряпка выскользнула из моих рук и упала на пол.

– Как не стало? – Я продолжала рассматривать фото, силясь понять, что могло случиться с такой молодой, пышущей здоровьем девушкой. – Рак?

– Её сбила машина. В последний день сессии. За рулём сидел совсем молодой мальчик, только-только окончивший школу. Ему ещё даже восемнадцати не было. Она умерла на пешеходном переходе.

В груди кольнуло, и я поспешила избавиться от фотографии, убрав её на место и закрыв дверцу шкафа.

– Они с Романом поженились рано. На втором курсе. В середине апреля, а третьего июля её не стало, – как заведённая пластинка, снова и снова продолжал повторять Николай Андреевич.

Я помотала головой. Третьего июля. Третьего июля… В тот самый день, когда меня сбила его машина. Неужели он тогда на кладбище торопился и все те розы вёз на могилу покойнице?

Брр.

От осознания происходящего меня передёрнуло. По коже опять побежали мурашки, и я заторопилась к дивану, ведя за собой совсем расклеившегося Николая Андреевича.

– Нынче девятнадцать лет исполнилось со дня её смерти. – Посмотрев невидящим взглядом в окно, он потёр висок и свесил руку с колена. Грузно поднявшись с пола, Пёс тут же принялся лизать его пальцы. – На этом свете я давно один. Жена умерла, дочь умерла, была сестра старшая, так и та десять лет назад ушла на тот свет… Один только родной человек остался. Зять. Сначала я за ним присматривал. Теперь он за мной. Главное, чтобы она там была спокойна.

От его слов внутри будто что-то оборвалось, но я выбросила из головы мысли о собственной боли и, сходив на кухню, принесла старику воды.

– А Роман Алексеевич, выходит, так и не женился?

– Не женился. Мать, конечно, его пилит. Каждый месяц новых невест показывает. Хочет женить, но он ни в какую.

– А Вы?

– Что я?

– Хотите, чтобы он женился?

– Я хочу, чтобы он был счастлив, а женатым или нет, пускай сам решает.

Вздохнув, я встала с дивана. Николай Андреевич продолжил пить воду и гладить Пса. Он сидел, опустив плечи, и казался маленьким и хрупким, точно ребёнок. Подняв тряпку с пола, я решила, что самое лучшее будет оставить его одного, и ушла прибирать свою комнату.

В ту ночь уснуть мне так и не удалось. Ворочаясь с боку на бок, я неожиданно поняла, почему Роман так вёл себя со мной. Много лет назад его жену насмерть сбила машина, а я бросилась ему под колёса сама да ещё и в годовщину её смерти. Наверное, это сильно растревожило его раны. Отчего-то мне стало жаль его, жаль настолько сильно, что я сама не заметила, как убрала от его имени отчество. Теперь в моих мыслях он был просто Романом.

Глава четвёртая

– Ты бы пошла, погуляла, а, Света? – мягко проговорил Николай Андреевич, придерживая дверь в мою комнату. – Посмотри, как солнце светит. Наверное, последний тёплый день в этом году выдался.

Проследив за его рукой, я выглянула в окно. Солнце и правда светило ярко, а на деревьях кое-где ещё висели тёмно-красные и коричневато-жёлтые листья. Лёгкий ветер срывал их по одному, а затем пускал наперегонки, изредка подбрасывая вверх вмсте с облаком пыли. Большинство птиц уже давно покинуло родные гнёзда, и только одна старая, потрёпанная временем ворона сидела на берёзе возле нашего дома и громко каркала на собак и прохожих, то ли пытаясь проклясть весь мир, то ли жалуясь на свою непростую судьбу. Вздохнув, я опустила взгляд, перевернула страницу тетради и записала новую функцию для дифференцирования. Выйти на улицу сегодня мне было не по карману. Вчера исполнился ровно месяц с тех пор, как я переселилась на проспект Декабристов, а это означало только одно. Мне нужно было где-то срочно найти три с половиной тысячи рублей, чтобы оплатить съём комнаты за ноябрь.

Деньги у бабушки я брать не хотела, а потому крутилась как могла, пытаясь заработать нужную сумму. Делала нерадивым первокурсникам контрольные по геометрии и математическому анализу, а по выходным помогала с высшей математикой однокласснице Веры, которая училась в институте культуры. Той никак не давались интегралы и производные, и я терпеливо объясняла ей правила работы с ними.

Что же до Николая Андреевича, то жили мы с ним вполне хорошо и за предыдущий месяц ни разу не поссорились. Он достаточно спокойно относился к моему частому мытью в ванной, а я закрывала глаза на его громко работающий телевизор. Мы уживались, и это, без сомнения, радовало нас обоих.

Каждую субботу я делала в квартире уборку, тщательно пылесосила ковры и протирала пыль. Что-то готовить он пока не просил, да и в магазин за хлебом и молоком я ходила всего два раза. Николай Андреевич со многим справлялся сам и лишний раз старался меня не беспокоить.

Роман исправно приезжал к нам раз в неделю, чаще всего по воскресеньям, и всегда привозил с собой целую сумку продуктов. Я больше не испытывала перед ним ни страха, ни трепета, но в часы, когда он находился в квартире, из комнаты лишний раз не высовывалась. Обычно они с Николаем Андреевичем сидели на кухне либо, если стояла сухая и тёплая погода, уходили гулять в сквер, находящийся по соседству с проспектом Декабристов, и порой я ловила себя на мысли, что хочу приоткрыть дверь и послушать их разговоры: вдруг Роман спрашивает обо мне, но никогда не решалась довести задуманное до конца, а потому сидела у себя тихо словно мышка.

Учёба в университете вошла в привычное русло. Я строчила лекции, отвечала на семинарах и начала очень-очень осторожно осваивать программирование. Си++ нравился мне гораздо больше Pascal, и в последние две недели я уделяла ему особенно много времени. С Верой мы теперь виделись только на парах, проводили вместе перемены и ходили обедать. До Маши и Лёши мне больше не было дела. Так или иначе, Вера оказалась права: я высыпалась, имела личное пространство и, самое главное, не беспокоилась из-за пропажи продуктов и открытой форточки. Порой, глядя вслед хихикающим Машинам подругам, я размышляла о том, что она, возможно, даже сослужила мне некую службу, выставив меня вон из общежития. О деньгах, которые приходилось отдавать за съём жилья, в такие моменты я старалась не думать.

А ещё я старалась не думать о своей личной жизни, точнее, об её отсутствии.

В день моего заезда Николай Андреевич сразу предупредил, что стерпит всё, кроме парней, остающихся у нас на ночь.

– Считай меня ханжой, – произнёс он тогда ровным, безапелляционным тоном, – но на разврат в квартире закрывать глаза я не стану.

После такого заявления щёки мои покрылись густым румянцем, а в голове тут же замелькали воспоминания, в которых комендант общежития бросала на мою кровать бумагу о выселении из комнаты. Наводил он обо мне справки или нет, я не знала, но на всякий случай пролепетала что-то вроде: «Да у меня и нет никого, чтобы на ночь оставлять». Но Николая Андреевича, по-видимому, такой ответ мало устроил, потому что, глядя мне в глаза, он продолжил и причём без всякого намёка на шутку:

– Если нет ухажёра сегодня, это не значит, что он и завтра не появится. Ты молодая, симпатичная девушка, поэтому просто запомни одно-единственное правило. Хочешь встречаться с парнями, встречайся на нейтральной территории.

Вздохнув, я кивнула и пообещала самой себе раз и навсегда запомнить эту не то просьбу, не то приказ, просто и на всякий случай, потому что объект для свиданий не появился у меня ни через неделю, ни через месяц…

– В студенческой библиотеке ты никого не подцепишь, – сокрушалась Вера, сверля глазами кипу книг в моих руках. – Кино, бары, клубы, спортзалы, на худой конец университет. Мы, слава богу, не в педагогическом учимся, и здесь полным-полно парней. Вон взгляни хотя бы на Алека. Какое тело, какие губы, и, судя по взглядам, которые он на тебя бросает, замутить он явно не против.

Но на Алека я смотреть не хотела. Почему-то глядя на всех этих парней в рекреации, на скамейках в парке и на ступеньках перед корпусом, я вспоминала лицо Романа. Его чёрные, как ночь глаза, и длинные изогнутые веером ресницы. Временами эти воспоминания казались мне наваждением. Не то, что бы он мне нравился. Да и как он вообще мог нравиться? Всегда такой хмурый, строгий и… старый, но в прищуре его глаз, изгибе бровей и губ было что-то такое, что выделяло его среди других и заставляло снова и снова думать о нём…

– Сегодня мне совсем некогда гулять, – с улыбкой произнесла я, оборачиваясь к Николаю Андреевичу, – работы много, а вечером я собираюсь побаловать Вас кое-чем вкусным.

Вчера хозяин квартиры угощал меня тортом, и сегодня мне хотелось отплатить ему чем-то не менее хорошим.

– Звучит заманчиво. – Глаза старика просияли весёлыми искорками. – Роман ещё в прошлое воскресенье принёс свиную вырезку. Может, запечём её в духовке?

– А если гуляш? Да с картошечкой? – Я радостно потёрла ладонями. – Или лучше с пюре?

– Можно и гуляш. – Он пожал плечами. – Пойду-ка, разморожу мясо в раковине.

Но, как только дверь за Николаем Андреевичем захлопнулась, в комнату тут же просочился Пёс и как обычно улёгся на середину ковра с таким видом, будто всё здесь вместе со мной принадлежит только ему.

Первые две недели Пёс очень сильно раздражал меня. Всякий раз, когда Николай Андреевич отдыхал у себя или просто уходил по делам на улицу, он тащился в мою спальню. «Следит что ли?» – порой мысленно задавалась вопросом я, терпя его обнюхивания и сосредоточенные взгляды, особенно в моменты моих разговоров по телефону. Впрочем, рычать или кусаться он не пробовал и чаще всего просто лежал около кровати или стула, изредка пытаясь облизать мне пальцы.

– Ищет внимания молодой симпатичной девушки, – смеялся после моих рассказов его хозяин, – я-то что? Старьё… Руки трясутся, ноги уже давно не те. А ты – кровь с молоком, вот ему и понравилась. Но ты не бойся – не укусит. Я вижу. Чувствую. Он смышлёный пёс, хотя и породы в нём ни на грамм нет. Мать и отец – оба уличные, но он умный. Я давно это понял. Да и не со всеми он такой. Кроме тебя, только одного человека так принимает.

Что это за человек, я спросить не осмелилась. Может быть, Николай Андреевич имел в виду Романа, а может, соседского мальчика или кого-то совсем мне незнакомого, с кем иногда он подолгу говорил по телефону, закрывшись у себя в спальне.

Тем не менее постепенно к чудачествам Пса я привыкла и даже начала находить в его поступках определённое удовольствие. В конце концов, у нас свободная страна, и он может лежать, где хочет. Главное, чтоб не мешал делать уроки и не лаял по пустякам.

***

– Помочь чем? – Николай Андреевич замер в дверях кухни, поглядывая в сторону сковородки, скворчащей на плите.

С тех пор, как он заходил ко мне, прошло уже порядка двух часов. Я закончила с контрольными и порезала мясо, а теперь вовсю тёрла морковку и собиралась шинковать лук.

– Если есть желание, можете почистить картошку. Я возьму кетчуп?

– Бери, что хочешь. – Николай Андреевич, достав свой любимый нож, принялся очищать от кожуры уже тщательно вымытые мной клубни.

Мы сели ужинать примерно минут через сорок, и следующую четверть часа он поглядывал на меня так, словно видел впервые.

– Невкусно? – уже почти ощетинилась я, когда он наконец донёс свою ложку до рта, предварительно зачем-то прикрыв глаза. – Простите, я, наверное, некрасиво выложила пюре.

– Напротив. Очень красиво. – Николай Андреевич улыбнулся, тщательно пережёвывая попавший ему в рот кусочек мяса. – А кто научил тебя готовить именно так? Ты взяла не томатную пасту, а кетчуп и не использовала муку для соуса. Обычно в столовых и в детских садах кладут её, чтобы возникла подливка, а у тебя получилась зажарка из овощей.

Не зная, что ответить, я прикусила губу и принялась размазывать пюре по тарелке.

– Вы скажите, как Вам нравится. В следующий раз я сделаю…

– Нет-нет. Мне так нравится. Очень нравится. – Николай Андреевич отложил ложку и, поставив правый локоть на стол, подпёр кулаком подбородок. – Моя дочь всегда готовила именно с кетчупом и зажаркой, поэтому я и спросил: кто тебя такому научил?

– Да никто не учил! Само как-то вышло. Я, если честно, мало что умею, но гуляш всегда хвалили.

Мой голос походил на писк котёнка. Николай Андреевич, как обычно, говорил мягко, но аппетит у меня всё равно пропал, и я с трудом дожевала остатки ужина.

– А она снова там… – как-то резко сменил тему для разговора мой собеседник, и мне пришлось оторвать взгляд от замученной вилкой тарелки.

– Она?

– Женщина, которая роется в мусорке. Почти каждый день там бывает. Не замечала?

– Нет. – Я махнула рукой. – Бомжиха какая-то, наверное. Ищет бутылки.

Выражения лица Николая Андреевича изменилось, из задумчивого став печальным и немного рассеянным.

– Не спеши развешивать ярлыки. Подчас всё бывает не таким, как кажется. Повезло тем старикам, у которых кто-то есть на этом свете. Мне помогает Роман, да и не работаю я всего полтора года. Пенсию долго удавалось откладывать, а вот у неё совсем никого нет. Мы живём в ужасное время, Света. Эта женщина всю жизнь честно работала в детской поликлинике медсестрой, а теперь вынуждена рыться в мусорке.

Подавшись вперёд, я нечаянно стукнулась ногой об угол стола и прикусила губу, чтобы не застонать от боли. Время, отпущенное на вопросы об этой женщине, безвозвратно кануло в лету. Я изо всех сил тёрла ушибленное колено, и Николай Андреевич, вероятно, решил, что мне не интересны разговоры о людях, находящихся за чертой бедности.

– Если будут проблемы с историей, обращайся, – непринуждённо сказал он, продолжая следить за бывшей медсестрой за окном. Она была одета в старомодный жёлтый плащ и сиреневый берет и отчаянно прыгала вокруг железного бака, пытаясь вытащить оттуда с помощью своей трости пакеты с отходами. – Помогу с удовольствием.

Я кивнула и выдавила улыбку.

На самом деле история закончилась у меня ещё на первом курсе, и наш преподаватель, Корниенко Сергей Дмитриевич, всегда выделял меня среди студентов мехмата и даже хотел, чтобы я выступила с рефератом на междисциплинарной конференции по непрофильным предметам, но я отказалась, некстати увлёкшись серией книг Роджера Желязны. Заниматься историей дополнительно мне было некогда, что в итоге, естественно, повлияло на мою зачётную книжку, в которой рядом с подписью Корниенко оказалась отметка не «отлично», а «хорошо».

Но рассказывать об этом Николаю Андреевичу я не видела смысла, а потому, встав из-за стола, начала собирать тарелки.

– Оставь, я помою. Мне надо выполнять какую-то физическую работу, а то совсем одряхлею. – Хозяин квартиры отобрал у меня посуду и аккуратно опустил в раковину. – Мука, если понадобится, на верхней полке в красной банке.

Я снова кивнула и поспешила скрыться у себя, но, поддавшись внезапному порыву, набросила на плечи пальто и выбежала на улицу. Ветер растрепал волосы и больно саданул по ушам. Пожалев, что до сих пор не привезла шапку, я набросила на голову капюшон и уже засобиралась домой, но вдруг заметила его. Роман стоял возле аптеки и обнимал за талию высокую фигуристую женщину с длинными светлыми волосами, собранными в густой «хвост» на затылке.