Алиса Лилит
Чернильное пятно
–Я жду объяснения твоего мерзкого поступка,– она решила сразу брать «быка за рога», изъясняясь (пока) культурно, помня о том, что она-работник «высоких сфер».
Сергей Васильевич снова тяжко вздохнул, понимая, что молчать бесполезно и попросту опасно, неспешно поведал о своём грехопадении…
Оказалось, что вчера он честно решил прогуляться до хлебного ларька, ноги, так сказать, размять, и абсолютно случайно наткнулся на…отца Аркадия. Тот, в своей манере, с идиотскими шутками-прибаутками, можно сказать. утащил бедного Сергея Васильевича «в гаражи», где до этого уже «разговлялся» с мужиками, и, пока ходил за «догоняем», эти мужики, которых он, очевидно, уже достал своими скабрезностями (они «под это дело» лезли из него через край, и даже самые бывалые мужики не выдерживали потоков мерзостей, льющихся из пасти этого маргинала. Его пытались останавливать, увещевать, даже иногда морду били, но всё было бесполезно. Именно фонтан г…на лился из него потоком, когда он пил, а это случалось нередко.
Он уже был изрядно пьян, когда приволок слабо упирающегося свата «в гаражи», обнаружив отсутствие собутыльников, нисколько не расстроился, и тут же стал разливать в грязные стаканы подозрительную водку. Закуски не оказалось…
–Ну, и…вот,-виновато подытожил Сергей Васильевич.– Аглая, я честно хотел хитрить, думал, ну, повыливаю, понедопиваю, но он просто выбил меня из колеи…
–И чем же?-язвительно, но уже заинтересованно спросила жена, успевшая присесть рядом с мужем на кухонную табуретку к столу.
Её муж как-то воровато оглянулся, и понизив голос, продолжил:
–Понимаешь… он совсем окосел, стал хаять весь женский пол, ну, ты знаешь, в своей грязной манере, и совершенно неожиданно…перешёл на свою жену. Я только понял, что она ему по гроб жизни обязана, что он её срам прикрыл, и что Аркаша-не его сын… Он много ещё чего молол, что, типа, Лизка вот у него где,– и Сергей Васильевич поднял сжатый кулак.– Но что окончательно меня добило-то, что «щенка» этого, я так понял, это про Аркадия-он никогда пальцем не тронет, потому что мелкий не виноват, что его мамаша-б… Да и о неё руки марать он не стал бы-так он и сказал, с пафосом даже. Ты понимаешь меня, Аглаша?-возвысил несколько голос Сергей Васильевич и тут же снова спохватился, заговорил тише:
–Вот это меня добило…Это в одном, казалось бы, таком примитивном, низменном человеке, которого и человеком-то с трудом можно назвать иногда-уживаются две прямых противоположности-низменность и своего рода благородство! И, ты знаешь, Аглаша…мне показалось, что он искренне любит свою жену. Не смейся, -нахмурился он, видя, как губы жены начали растягиваться в сардонической улыбке, -да, вот так, примитивно, нечутко, равнодушно…любит. Вот тут-то я задумался над этим парадоксом…и напился.– вздохнул Сергей Васильевич.
Аглая Борисовна была женщина не злая, в общем-то, даже по-своему, добрая, но едкая. И её приятно «царапнула» правда, всплывшая о Елизавете Петровне. «Ай да фря…»-подумалось ей.-«А строит-то из себя…» И тут же чутьём неглупого человека она поняла-именно потому и «строит», что стыдится. Стыдится того, что её сын-бастард, того, с кем приходится жить, чтобы это скрыть, и кто пожизненно прикрывает её «срам»… В общем-то, дело-то было житейское ,ну, мало ли женщин рожают от «Ваньки Ветрова»,для себя, растят детей одни, смело смотря в глаза окружающим и игнорируя возможные пересуды за спиной, но Елизавета, видимо, была не из таких… А, может, была и другая причина, ещё менее приятная, может, и не одна, но Соловьёвы (родители Лиды) были люди порядочные , и копаться дальше во всём этом им совершенно не хотелось.
И посему Аглая Борисовна резюмировала:
–Ну, хоть один плюс-в Аркадии гены не этого твоего противоречивого маргинала,-она не удержалась и хмыкнула.-Хотя кто знает, чьи гены там вообще, но копаться мы в этом не будем. Знаем, и знаем, и больше никому об этом знать незачем.-и она легонька хлопнула ладошкой по столу, как бы подводя итог разговора.– Лишь бы Серёжка вырос здоровенький.
–А Лиде сказать?– спросил муж.
–А зачем?– вопросом ответила она, на что он пожал плечами. А и правда-зачем?
На том и порешили. И не услышали, как тихо закрылась дверь комнаты, из которой до этого вышла Аглая Борисовна.
Лидия Сергеевна почувствовала, что тело затекло от долгого сидения на высоком табурете в одной позе, допила уже ставший не таким ледяным сок, и решила: хватит воспоминаний, пора браться за уборку и готовку. Скоро должен был вернуться муж, потом сын, и они будут голодны.
Ещё на несколько мгновений она позволила себе задержаться на воспоминаниях о тех эмоциях, что испытала тогда, много лет назад подслушав разговор родителей. Да, гамма ощущений была не из приятных, но она и по сию пору была уверена, что приняла тогда правильное решение-молчать.
…А потом случилась Лена.
Дорога извивалась то по лесу, то вдоль довольно больших полянок, был на удивление тёплый вечер, вовсю пахло весной, и Сергей слегка отвлёкся от мыслей о Кате, любуясь пейзажем.
Как- то было пустынно, солнце потихоньку катилось к закату, унося с собой тепло дня, редкие встречные машины проносились мимо, и вдруг впереди, в сгущавшихся сумерках он увидел женскую фигурку, голосовавшую на дороге, что, в общем- то, было редкостью в здешних местах. Сергей подъехал ближе, решил её подвезти, тем более что она вроде бы ничего…
– Куда вас подбросить, мадам?– шутливо спросил он, выглядывая в окно.
Девушка подошла к машине, и до ноздрей Сергея донёсся запах каких- то странно волнующих, но приятных духов, к которому слегка примешивался другой, знакомый, но не столь приятный. Чем это пахнет, подумал он, не могу понять… Тут она нагнулась, и он забыл обо всём: о Кате, об их разговоре, о том, чем это пахнет… Обо всём.
Прямо ему в глаза взглянули другие глаза, показавшиеся ему огромными. Цвет их был… То ли зелёный, то ли коричневый, в зависимости от освещения, но разрез… Сергей вспомнил необычные глаза на древнеегипетских изображениях, Нефертити, что ли… Из- за угольно- чёрных ресниц глаза казались словно подведёнными, хотя девушка была вроде бы без макияжа. Тут же масса густых тёмно- рыжих вьющихся волос упала ей на лицо, она засмеялась.
– Во- первых, я не мадам, а скорее мадемуазель.– Боже, а голос… Низкий, до ужаса сексуальный. Она что, инопланетянка? Теперь Сергей не сомневался, что всё остальное в ней так же безупречно, как и то, что он только что увидел и услышал.– А во- вторых… Понимаете, я отбилась от тургруппы, не могли бы вы отвезти меня в ближайшую гостиницу?..– и, не дожидаясь его ответа, она села в машину. Юбка- шотландка была слишком коротка, несмотря на прохладный вечер девушка была без колготок, и золотистые коленки оказались рядом с его бедром.
Сергей прокашлялся.
– Я… Боюсь, что тут у нас с гостиницей напряг, понимаете, я еду в другую сторону, и…
– Ничего страшного.– она повернулась к нему всем телом.– Я не сомневаюсь, вы поможете мне.– и неожиданно её рука оказалась у него на промежности, где член тут же поднялся, вырываясь из брюк и трусов. Она чуть улыбнулась.– А я помогу вам.– она взяла его безвольную руку и просунула себе между ног, под тонкие трусики. А там… Так горячо и влажно, и жёсткие волоски щекочут пальцы… Неожиданно она дёрнула рычаг своего сиденья, отчего оно опустилось вместе с ней. Смеясь, притянула его к себе.– Снимай…– жарко шепнула ему в ухо, с невероятной быстротой расстёгивая его брюки. Внезапно перестав понимать, что делает, он рванулся к ней, неуклюже навалился сверху и, не соображая почти, что делает, до упора резко вошёл в неё. Что было впоследствии, он плохо помнил. Только жаркое влажное наслаждение, её губы, шепчущие низким гортанным голосом грязные слова, от которых он дрожал, и хотел войти в неё, глубже, ещё, ещё… А её груди… Прохладные, упругие и вместе с тем мягкие, он зарылся в них лицом, глубоко вдыхая её запах, и пытаясь отгадать, что же это за отголосок другого запаха, тревожащего и неприятного?.. Но, впрочем, сейчас ему это было всё равно…
После он сел, плохо соображая, где он, кто он, и вообще… Мутными глазами посмотрел на неё…Слегка улыбаясь, она привела в порядок свою одежду и промурлыкала:
– Ведь у тебя найдётся место в доме для бедной одинокой странницы?.. Кстати, меня зовут Лина.
– Я живу с родителями, боюсь, что… -голова напрочь отказывалась соображать.
– Вот так всегда.– она горько усмехнулась.– Использовал и выкинул.
– Да нет, я… Ну, до завтра если, то можно что- нибудь придумать…
– Конечно, милый, до завтра… Тебя- то как зовут?
– Сергей…– промямлил он.
– Серёженька, завтра я свалю, не бойся.
В полном молчании они доехали до его дома. Сергей силился как- то понять, осознать происшедшее и складывавшуюся ситуацию, но его мозг словно окутало тончайшее и вместе с тем плотное покрывало, от которого он никак не мог избавиться. Где- то краем сознания он понимал, что произошло что- то не то, что- то, на что он не был способен ещё днём, просто в силу характера и воспитания. Спонтанный, внезапный секс с абсолютно незнакомой девушкой- это было как- то неправильно, и в то же время будто какой- то голос нашёптывал ему: не думай, не думай, всё в порядке, всё правильно… Просто не думай. Он взглянул на неё ещё раз. Лёгкая полуулыбка не сходила с лица девушки, она взглянула на него и сказала:
– Ведь я тебе понравилась?..
Он кивнул, но что- то в нём не согласилось с ним.
Дом был освещён фонарями, стоящими по периметру, казалось, что намечается какой- то большой приём- фонари, оформленные "под старину", создавали торжественную атмосферу. Во всём доме так же горел свет.
Плохо понимая, что скажет дома, Сергей пультом открыл высокие кованые ворота для автомобилей, рядом с ними была встроена калитка для пешеходов, она открывалась не пультом, но кодовым замком, код которого знали хозяева дома и охрана; рядом был построен маленький кирпичный домик для охраны, нечто вроде КПП.
Лина присвистнула:
– Вон у вас как!.. Неслабо живёте. Охрана есть?
Он осторожно ответил:
– Есть всё, что надо.
Дверь была не заперта. Они вошли в просторную прихожую, направо от которой находилась кухня, налево- столовая, она же гостиная. Вкусные запахи долетали из кухни, и Сергей вдруг вспомнил, что за день так ничего толком и не поел. Слишком уж насыщенным выдался этот день.
– Серёженька, это ты? Что так поздно? Мы тебя ждём, ужинать не садились!..– крикнула из кухни мать.– Мой руки быстренько, и к столу!
– Раздевайся.– вполголоса сказал Сергей Лине, она не заставила себя ждать. Здесь, в ярком свете прихожей можно было рассмотреть её получше. На ней была короткая куртка цвета оливок, бордовая, в сине-зелёную клетку, юбка- шотландка- "юбчонка", как сказала бы Лидия Сергеевна- высоко открывала стройные ноги. Блузка нежно- зелёного цвета облегала тонкую талию и высокую грудь. Густая масса медного цвета волос мешала толком рассмотреть лицо, только её сводящие с ума глаза странно переливались в свете прихожей, да улыбка Джоконды наводила на определённые размышления. Словом, девочка была кульная, как сказали бы друзья Сергея, состоящие, конечно же, из местной «золотой» молодёжи.
Лидия Сергеевна, улыбаясь, вышла из кухни, и тут же улыбка её увяла. Рядом с сыном стояла девица определённого сорта, как их про себя называла Лидия Сергеевна, из тех, что ошиваются на известной всем улице в столице. Она вообще избегала называть такие вещи своими именами, как- то стеснялась, над чем её муж иногда подтрунивал. Девица глянула на Лидию Сергеевну своими глазищами, и по взгляду женщина поняла- девица, что называется, тёртая, где- то лет 25, не меньше. Потом, правда, пришло сомнение- скорее всего, она много моложе, просто взгляд был какой-то… не по возрасту… Но где её откопал Сергей?.. Он стоял рядом с девушкой с отсутствующим видом. как будто плохо понимал, куда и зачем пришёл. Волосы его были взъерошены, и одежда в лёгком беспорядке, что не укрылось от матери. Он был всегда опрятен, а тут… как будто его только что разбудили!
– Мам, знакомься, это Лина. Ей негде переночевать, я не мог её бросить на дороге.– вяло сказал Сергей, не глядя матери в глаза.
– Очень приятно, Лина. Меня зовут Лидия Сергеевна- ответила мать, стараясь говорить ровно и приветливо.– Серёжа, ты не заболел?.. Конечно, у нас есть гостевая комната, но…
– Просто устал. Давайте поужинаем.– прервал её сын, проводя девушку в столовую. Лина не проронила ни слова.
В столовой, на мягком кожаном диване, отец читал газету. Стол был почти полностью накрыт, и мать сновала из комнаты в кухню и обратно.
Аркадий Михайлович был мужчина, что называется, в самом расцвете лет. В свои 56 он прекрасно выглядел- регулярные визиты в спортзал и здоровое питание делали своё дело. Светлые волосы, в которых не было видно седины, были зачёсаны назад, открывая широкий умный лоб, а остальном- Сергей был молодой, усовершенствованной копией отца, только взгляд у отца был более глубокий, взгляд много видавшего на своём веку человека.
Когда Сергей с Линой вошли в столовую, отец тут же оторвался от газеты и увидел Её. В юности он, что называется, балдел от актрис старого кино, в частности, от Софи Лорен, и Лина показалась ему её копией, только нос и рот были поменьше. Однако разум опытного человека взял верх, и Аркадий Михайлович, чуть кашлянув, встал и спросил:
– Сынок, что же ты так поздно? И кто вы, прелестное дитя?– на что Лина засмеялась тихо, от её голоса у Аркадия Михайловича началась эрекция, что в последние годы было не столь часто, и он, смутившись, тут же прикрылся газетой. Взгляд девушки проник, казалось, до того, чем мужчины частенько, к сожалению, "думают", и Аркадий Михайлович тут же мысленно надавал себе пощёчин.
– Я- Лина.– она чуть кокетливо присела.
– Лина?.. А дальше?
– Просто Лина. Ведь я завтра уеду. Ваш сын был столь галантен, что подобрал на дороге одинокую туристку, и не отказал мне в ночлеге.
– Ах, вот что… Ну, что ж… Милости просим к столу в таком случае. Вы правы, наш сын прекрасно воспитан, он всегда поможет любому, особенно столь прекрасной незнакомке. А меня зовут Аркадий Михайлович.
Аркадий Михайлович с некоторым изумлением слушал себя. Обычно он был немногословен, но тут слова лились словно " фонтан г…на", как сказал бы его отец, тот ещё жлоб, который никогда не выбирал выражений в определениях вещей и ситуаций, и кичился своим «пролетарским» происхождением, вкладывая в это определение свой смысл и выражая его в основном матерными выражениями и подкрепляя действиями, про которые в «народе» принято говорить: «что естественно. то не постыдно». Аркадий Михайлович всю жизнь изо всех сил старался доказать всем и себе в первую очередь, что он абсолютно не такой, как его папаша, тем более, что мама Аркаши, миловидная спокойная женщина, хорошо воспитанная и сдержанная (для сына так и осталось загадкой, что же свело двух таких полярно разных людей и держало их рядом друг с другом всю их жизнь), как-то сказала ему, подростку, положив свою теплую руку на его светло-русую голову и глядя куда-то вдаль поверх него: «Сынок, я всё вижу… Не мучай себя, всё в твоих руках… Ты ещё можешь повернуть себя, как надо т е б е.» Он тогда спросил: «Мам, а ты?..» «А я привыкла»-просто ответила она, грустно и загадочно улыбнулась, и к этому вопросу они больше не возвращались. Но этот простой короткий разговор перевернул его его мировоззрение, помог понять то, что, как сказал, кажется, Сталин, правда, в другом контексте: сын за отца не ответчик, и снял камень с его души. Аркадий перестал обращать внимание на выходки и высказывания маргинала-папаши, который, надо отдать ему должное, никогда не поднимал руку ни на жену, ни на сына, в общем-то он вообще вёл себя с ними так, как будто ему наплевать-есть они или нет, и вскоре после окончания школы уехал поступать на учёбу в другой город. Дома старался появляться как можно реже, в один из таких приездов на танцульках он и встретил Лиду, а когда не стало мамы, и вовсе «забил» на престарелого родителя, изредка справляясь о его житье- бытье у знакомых да подкидывая иногда деньжат. И теперь вот эта девица непонятным образом воскресила в памяти Аркадия образ его отца, и, в частности, его это презрительное и хамское высказывание о том, кто, по его мнению, говорил много непонятных и утомительно-скучных слов.
Лидия Сергеевна была так же немало удивлена этим многословием мужа, когда вошла с источающей ароматный пар супницей в столовую, что-то неприятно царапнуло в душе, но она тут же осадила себя: он мужчина, как все, перед красивой шлюшкой они становятся клоунами.
Поэтому она тут же заставила себя улыбнуться и пропела:
– К столу, к столу!
Ужин прошёл довольно непринуждённо, хотя Лина больше молчала, улыбаясь своей странной улыбкой, Сергей на удивление был тоже молчалив, как- то вяло ковырялся в тарелке, хотя есть очень хотелось. Было такое чувство, что он обессилел. Шутливо переговаривались Лидия Сергеевна и Аркадий Михайлович, хотя последний нет- нет, да и бросал на девушку быстрые взгляды, что не ускользало от Лидии Сергеевны, и на что она пыталась реагировать снисходительно. Безошибочным чутьём женщины она понимала, что эта девушка опасна, как соперница, а может, и просто как человек, но сегодня сделать ничего уже было нельзя. Завтра… С утра надо выпроводить её, не медля. Тут Лина в упор взглянула на Лидию Сергеевну, и той показалось, что девица прочла все её мысли, но в ответ послала лишь одну, которую было не обрисовать словесно, это был какой- то сгусток угрозы и еле сдерживаемой ненависти, который Лидия Сергеевна ощутила почти физически. Зрачки её расширились, внезапно защемило сердце, она повернулась к мужу и, пытаясь улыбнуться, прошептала:
– Аркаша… Что- то нехорошо мне, устала, должно быть… Вы кушайте, кушайте, только уберите сами со стола, пожалуйста…
– А что, у вас нет прислуги?– усмехнулась Лина.
– Нет, деточка…– ответила Лидия Сергеевна.– Я целыми днями дома, зачем прислуга?
– А в магазин кто ездит, на рынок?– не унималась Лина.
– Кто посвободнее, тот и ездит. – резковато ответила Лидия Сергеевна и встала.– Пойду прилягу, а вы…
– Понял, понял.– шутливо оборвал её муж и вроде даже чуть не подмигнул этой… девице.– Мы уберём, отдыхай, родная.– тут он взял жену за руку и поцеловал, и у неё немного отлегло от сердца, как будто хотел сказать: не волнуйся, люблю только тебя.
Сергей встал и сказал:
– Я помогу тебе подняться, мама.– в его каких- то потухших глазах она прочла непонятную мольбу, но он их тут же опустил.
Спальни находились наверху, и занимали весь верхний этаж, шли по периметру здания – спальня сына, спальня родителей, две гостевые- родня и друзья, слава Богу, были, и приезжали регулярно и с удовольствием- семья Максимовых славилась своим гостеприимством.
Пока они поднимались по лестнице, Лидия Сергеевна тихонько спросила:
– Что с тобой, сынок?.. что случилось? Скажи мне… я же вижу, ты утром был одним, а сейчас тебя словно подменили.
– Не знаю, мама… Столько всего… Надо мне поспать, потом поговорим.
– А Лина? Кто это?
– Не знаю, правда. Подобрал… Завтра уедет.
Сын поцеловал её в лоб, уложил на кровать, бережно укрыл покрывалом и выскользнул из комнаты.
В это время в столовой Аркадий Михайлович, чувствуя, что тишина повисла неловкая, решил заполнить паузу :
– Лина, вы студентка?
– Можно сказать и так.– Она улыбнулась, откинулась на спинку стула, закинув ногу на ногу, отчего её гладкие коленки блеснули в свете люстры. Лина беззастенчиво разглядывала его, от этого взгляда ему было не по себе, и одновременно снова началась эрекция, он даже разозлился на себя… и на неё.– А можно сказать по-другому…Зачем вам знать обо мне? Я просто случайный гость в вашем доме.
– Ну просто… Раз вы к нам попали… Хоть какую- то информацию…
– Отсосать тебе?
–Что?– он ослышался?
– Приходи ко мне сегодня… И я дам тебе… полную информацию,– тихо произнесла она, одновременно ошарашенный мужчина почувствовал, что пальцы её ноги скользят вверх по её ноге, бедру, подбираясь к его… предателю. Из последних сил он резко мотнул головой, дёрнулся назад и сипло произнёс:
– Ну, вот что, девочка… Ты очень шустрая, но завтра ты уедешь. А сегодня веди себя прилично.
– Но ты ведь хочешь… какие проблемы?– она не сдавалась.
– Я пожилой человек, я много видел, и таких, как ты, тоже. Поэтому веди себя прилично, маленькая сучка, и ради сына я не выкину тебя сегодня.– тихо прошипел он, даже порадовавшись злости, которая поднялась в нём. На неё, но главным образом на себя.
Похоже, это её даже развеселило, словно она, наконец, нашла достойного противника, она даже подняла вверх кулак с оттопыренным большим пальцем в знак восхищения. Что же, сейчас он мог праздновать победу… но с ней надо было быть начеку.
Вошёл Сергей. И она тут же зевнула, картинно потянулась, нарочито выпятив грудь:
– Я так устала… Серёжа, проводи меня…– встала, крутанулась.– Спасибо за приятный ужин, Аркадий… Михайлович. Спокойной вам ночи.
– И вам того же, деточка,– в тон ей ответил он.– Выспитесь получше, вам ведь рано уезжать.
Она усмехнулась и вышла.
Лидия Сергеевна лежала и прислушивалась к голосам снизу, обдумывая сложившуюся ситуацию. Муж "сделал стойку" на эту Лину, что было очевидно, и тут же одно за другим стали наплывать неприятные воспоминания, воспоминания, которые есть в каждой семье, и которые лежат в глубоком грязном подвале памяти, ключи от которого есть и у мужа и у жены, и который супруги предпочитают не открывать, но иногда… вот как сейчас… приходится.
Её подруга… Чем- то похожа на Сережину Катю… Худощавая, а ведь мама предупреждала Лиду: " Гони её от себя, эту суку, худые, они все заё… стые, гони", но Лида только смеялась: " Мама, мы дружим с детства, что за предрассудки, кто угодно, но не Лена", но мама, как всегда, оказалась права. Сначала на дружеских вечеринках Лена как бы невзначай пару раз погладила Аркадия по плечу, потом походя провела костлявой ручкой по его груди, что, впрочем, она "под это дело" проделывала со всеми мужиками, все уже знали эту её "фишку", когда уже совсем " косела"-во время танцев начинала приподнимать юбку, как танцовщицы в кафешантане, хотя у неё был муж, но он, и без того толстый и флегматичный, ещё очень любил одну женщину- водку, и ему было абсолютно "фиолетово" после бутылки, выпитой " в одно лицо", где и что поделывает его шустрая жёнушка, и вот уже её ночные смены( она была дежурной по чему- то там на железной дороге) стали совпадать с «командировками» Аркадия «в соседний город», нечасто, где-то раз в неделю, но совпадали обязательно. Лида мучилась, но не знала, что предпринять, поговорить с ним- а вдруг это всего лишь её паранойя, и просто совпадения, и вообще она дура, и всё … Но после пятого совпадения подряд она решилась… Где- то в 2 часа ночи села на велосипед и поехала на железнодорожную станцию. Где искать Лену, она толком не знала, станция была ярко освещена, и она боялась: вдруг встретится кто-то из знакомых, вдруг уже все всё знают… Набравшись храбрости, спросила мужика в "желтухе", пробегавшего мимо: не знаете, где обычно Лена Н… работает? Он с любопытством глянул на неё и объяснил: стеклянный " скворечник" высоко над шпалами, рядом с переездом- она там и сидит.
Это оказалось недалеко, но каждый шаг Лиде давался с трудом. Она никогда ни за кем не шпионила, но понимала- это надо как- то прекращать, скоро станет всем всё известно, город- то небольшой, да и пытку подозрениями и неизвестностью долго она бы просто не выдержала.
… "Скворечник" просматривался далеко, он был застеклён почти полностью, и сразу стало видно хохочущую Лену, и его тоже… Нет, они не трахались, нельзя ей отвлекаться на такой ответственной работе, они займутся этим потом, в гостинице, куда он повезёт её после бессонной трудовой ночи, а пока он даже здесь не мог от неё отлепиться. Лиде вдруг безумно захотелось взять огромный булыжник и засадить в этот стеклянный бордель, где её муж, не думая о своей репутации и репутации семьи, развлекался с этой худой шлюхой на потеху всей станции…
На негнущихся ногах она еле дошла до велосипеда, " на автопилоте" доехала до дома. Было такое чувство, будто пнули в живот, она не знала, что боль будет такая сильная и… физическая. Но плакать было нельзя, потому что если она начнёт, то уже не остановится. После бессонной ночи, с воспалёнными глазами, она собрала маленького Серёжу в садик, отвезла его туда в специально выделенном для этого автобусе ( новомодная по тем временам фишка, эксперимент местных властей, которые, видимо, решили перещеголять Америку), во время поездки тоже надо было «держать лицо», так что волей-неволей постепенно она немного успокоилась, потом дома нашла спортивную сумку и стала швырять в неё вещи мужа, наконец- то пришла ярость: ничего, она ещё молодая, сможет устроить свою жизнь, ребёнка вырастить сумеет и одна, ничего, подумаешь- большая шишка, и работать пойдёшь, хоть поломойкой, хоть кем, невелика барыня!– мысленно кричала она себе. А вещички и не буду толком складывать, пошёл он, пусть со своей шлюхой разгребает!
Где- то в полдень подъехала машина, муж, насвистывая какой- то весёлый мотив, взбежал( совсем как теперь Серёжка) по лестнице, остановился в проёме открытой двери, глядя на неё, измученную эмоциями и бессонной ночью, сидящую на кровати среди его разбросанных вещей. И она поняла, что чувствуют люди в состоянии аффекта. Воткнуть огромный нож в его лживое сердце, сердце предателя- вот что было самым большим её желанием сейчас. Но она усилием воли прогнала эту мысль… Грех… И Серёжка…
Муж тоже всё понял. Не нужно было слов, он опустился перед ней на колени и обнял её ноги.
И она с наслаждением вырвалась и пинком ноги в плечо оттолкнула его, он нелепо упал на задницу, ей даже стало на секунду смешно. А потом на удивление самой себе спокойно сказала:
– Сейчас уйдёшь ты. Вернёшься, когда я соберу вещи и съеду.
– Лида…– растерянно промямлил он, даже не обидевшись на пинок.– Но куда?..
– Куда угодно!!– с силой выкрикнула она.– В гостиницу! На улицу! В подворотню!– у неё началась истерика.– Ты… с этой… ты предал меня! Предал!! И сына!! Да кто её только не драл!!! И «гастролёры» всякие, и половина всех твоих дружков, и ещё много кто, а теперь ты!– ей было стыдно за себя, эти слова, но остановиться она не могла.– Знаешь, как это называется? Макать конец в помойку!!!– выдала она когда- то любимое в их подростковой компании выражение- её корчило от унижения, ненависти, и того, что эта сука, эта Ленка, снова одержала над ней верх, как во времена их детской дружбы- соперничества, когда Ленка, более наглая и бойкая, получала мальчика, нравившегося Лиде, только из вредности, а вовсе не для того, чтобы с ним дружить.
Из- за этого детского выражения на неё вдруг снова напал смех, истерический, в большей степени, но и вместе с тем дающий разрядку. Её пока ещё муж не пытался ее успокоить, он всё так же сидел на полу и молча растерянно моргал.
– Всё кончено…– выдавила она сквозь смех, и Аркадий внезапно понял, что вот теперь всё, он теряет её, теряет навсегда, она захлопывает перед ним дверь своей жизни, дверь, на которой была только одна ручка- с её стороны. И ему стало страшно, и внезапно Лена, с её неистовым темпераментом, крепкими костлявыми объятиями, узким и словно тоже каким- то костлявым влагалищем показалась ему такой … омерзительной обузой, что он готов был в ужасе разрыдаться. Потому он снова как- то судорожно обхватил колени своей жены, жены, которая становилась чужой, посторонней женщиной прямо на глазах, и крикнул:
– Нет! Не пущу! Лида, Лида, всё кончено, с этой минуты всё, как морок какой- то нашёл, ну, прости меня, Лида, родная… Никогда, никогда больше…
Тогда она оттолкнула его и вышла, и жили полгода они под одной крышей, как чужие люди, но в «командировки» он больше не ездил, стал какой- то " запущенный", стал реже бриться, попивать, но все вечера проводил дома, пока она однажды не сказала:
– Если наше с Серёжей присутствие так гнетуще действует на тебя, мы можем уйти.
– Лидушка, родная, почему ты так решила?..– как- то жалко, заискивающе спросил он.
–Ты не следишь за своим внешним видом, пьёшь, карьера твоя, я слышала, медленно, но верно покатилась вниз, я не хочу кому- то рушить жизнь. Мы уйдём.
Начиная со следующего дня, он взял себя в руки-привел в порядок внешность, от него перестало пахнуть перегаром, постепенно к нему вернулся его вид делового человека; мало- помалу рана на душе Лидии стала зарубцовываться, и вот наступил день, когда он несмело взял её за руку, и повёл в их спальню, всё это время она спала в гостевой комнате, и она не отказала ему, позже, во время секса она поразилась себе, как же она, оказывается, изголодалась по мужчине! По э т о м у мужчине… Потом, со слезами на глазах, он молча прижал её к себе и так заснул, а она ещё долго не спала, глядя в тёмное окно, и пыталась разобраться в себе, и поняла: душевная рана зарубцевалась только сверху, внутри она никак не заживала, саднила, и Лида поняла, что эта боль останется с ней до самой её смерти.
И вот теперь, спустя 19 лет, она так же лежала, глядя сухими глазами в тёмное окно спальни и думала: были за эти годы ещё кое- какие моменты, когда муж обращал внимание на других женщин, она угадывала их чутьём, но если и бывали у него интрижки, то он обставлял всё так, что она никогда ничего не знала, так, лёгкая тень подозрения, не более. Та история с Леной его многому научила. Лена больше не появлялась в их доме, и никто не вспоминал о ней, хотя до Лидии Сергеевны долетали кое- какие слухи- город- то маленький!– что Лена " в плане мужиков совсем с катушек съехала", а позднее ей был поставлен диагноз- рак матки, и она "сгорела" за полгода, но и самой её смертью была связана какая-то «мутная» история. Смерть её ,тоже по слухам, была какая-то нехорошая- не перенеся начавшихся болей, она то ли утопилась, то ли повесилась, но в доме Максимовых эта тема была табу, и общие знакомые при встречах старались её не поднимать. Лидия Сергеевна прочла в каком- то медсправочнике, что нимфомания может быть одним из симптомов онкозаболевания. Видимо, это был Ленин случай. Лида сходила в церковь, поставила свечу за упокой души бывшей соперницы и попыталась мысленно сказать ей, что простила её, но пришлось себе признаться, что это неправда, и на похороны себя заставить пойти она не смогла.
И вот сейчас, ветреным апрельским вечером, когда ветки Лидиной любимой берёзки бились о стекло их спальни, она чувствовала всей душой- в дом они впустили что- то нехорошее и опасное, какое- то зло, которое притаилось через две спальни от неё. И Лидия Сергеевна подумала, что сегодня она вряд ли будет спокойно спать.