Алиса Комиссарова
Исчезнуть

Глава 5

Снова осень. Скоро зима.

Тяжёлые шаги приближались к моей комнате, я мог их отличить от миллиона других. Отец снова вернулся поздно домой и всё, в чём он был уверен в таком пьяном состоянии, это то, что необходимо проверить у меня уроки. Лучше бы остался там, где так напился… И как его до сих пор не уволили за такое отношение к работе?

Запирать комнату было бесполезно, а если отца разозлить, то его крики разбудят спящего рядом братика, которого ждёт не менее тяжёлая судьба в будущем.

А шаги приближались…

Раздражение тихо подкралось ко мне и замерло в подрагивающих от напряжения мышцах.

Не дышать.

Я хотел закрыть учебник и броситься под одеяло, спрятаться от этого мира, но уроки ещё не были сделаны и если я притворюсь спящим, то будет только хуже, ведь я не успею собрать портфель за эти несколько секунд.

Отец всё поймёт.

Он всё знает.

Сжав зубы от злости, я взял в левую руку ручку и поспешно переложил в правую, вспоминая, что необходимо переучиваться.

Иначе будет хуже…

Сердце тревожно стучало.

В детстве я действительно боялся всего сильнее.

Бежать? Прятаться? Напасть?..

Мысли путались.

Только бы не слышать эти шаги, не видеть на себе пьяный взгляд и не давить в груди слёзы!

Подавляемый страх достиг своего апогея, и я весь сжался, сам не давая себе отчёта, чего я так боюсь. Мне так резко захотелось заорать от ужаса.

Но всё же хорошо! Всё как обычно…

Дверь открылась неожиданно, хотя я только этого и ждал, концентрируясь на каждом приближающемся шагу.

Моё сердце пропустило удар, а дыхание стало неслышным… Нет, его всё ещё не было. Я замер в поле перед глазами хищника, от которого не спастись, потому что он всё просчитал и сам создал это поле для охоты.

Пьяный отец ввалился без стука, без приветствия и разрешения войти, а я уткнулся взглядом в тетрадь. Эти мерзкие клеточки неприятно рябили перед глазами, не фокусируясь чётко.

Снова эта вонь, снова этот скрип зубов и заплетающиеся шаги.

Я на секунду прикрыл глаза, безмолвно и незримо сражаясь с внутренней агрессией, хоть дрожь в руках будто пыталась выдать мои настоящие эмоции. Выдать таившуюся обиду.

Тревога подсказывала, что если я буду занят, то он уйдет быстрее…

Я медленно написал в клеточках несколько цифр, переписывая из открытого учебника уравнения, но дальше ничего не мог разглядеть. Перед глазами всё плыло от страха.

Чего я так боюсь? Всё же хорошо. Всё как обычно!

В страницу уткнулся толстый палец, покачивалась из стороны в сторону, и я на секунду зажмурился, но отец едва держался на ногах.

Похоже, он изучал мой почерк… Искал ли отец ошибки или же пытался понять, какой рукой я писал? Я напряжённо пытался понять это только по одному лишь звуку его дыхания, стараясь при этом не вдыхать вонь спирта.

Желание ударить этого человека накатывало волнами на берег страха, а бессилие перед зависимостью отца только сильнее заставляло меня сжать зубы. Алкоголь уничтожал всё, точно ураган. Точно заклятый враг!

Если бы он не пил, мы бы ели нормально.

Если бы он не пил, я бы не ходил в одежде Виктора, а Лёшка в моей.

Если бы не…

Проверка затянулась и я понимал, что отец молчит только потому, что не может собрать мысли во что-то членораздельное, а братишка видит десятый сон. В следующий момент толстые пальцы обхватили край страницы и резким движением, рассекая воздух, перевернули её назад, отчего я даже вздрогнул, будто меня ударили кнутом.

Ещё бесконечная минута проверки.

Я смотрел на цифры и не дышал.

Всё моё тело было напряжено до предела, как перед бегом от смерти.

И тут он, наконец, отступил…

Было ясно – отец слишком пьян, чтобы формулировать свои мысли, и по пути к двери я услышал, как он дважды чуть не упал, а выбрался из комнаты с большим усилием из-за потери в пространстве. Конечно же, не закрыв дверь.

Я ещё некоторое время не решался выдохнуть и лишь перевёл взгляд на спящего брата. Хорошо, что он ничего этого не видел…

Несмотря на раздражение, которое я испытывал к капризному брату, мне всё равно хотелось его защитить от всего этого как можно дольше.

Насколько это возможно.

В воздухе теперь витала вонь спирта, табака и пота.

После такого волнения доделывать уроки уже не осталось сил и я, прикрыв дверь и собрав портфель, выключил свет и спрятался под одеяло.

Наконец безопасность. Хоть и мнимая.

Я любил такие моменты… Можно отдохнуть от всей реальности, но приходится спать и пропускать это прекрасное чувство уединения от мира.

Поэтому я старался не уснуть как можно дольше, прислушиваясь к ночи. К шуму соседей я привык, но резкие звуки за стенами вызывали во мне в какие-то моменты ярость. И почему людям не спится ночью? Наверное, как и мне. Я вытер со лба выступивший пот.

«– Вот заработаю и ремонт сделаю!» – вдруг вспомнилось обещание папы и я поджал губы, вглядываясь через темноту на потрескавшийся потолок, с которого часто сыпались штукатурка и пыль.

Безопасность…

Тяжёлое солдатское одеяло помогало согреться, а завтра снова идти в школу. Каждый день одно и то же…

В книгах и мультфильмах обычно в подобные моменты с такими отчаявшимися детьми, как я, случалось какое-нибудь чудо, которое спасало их от ужасной реальности. И, каким бы я не хотел быть взрослым в свои тринадцать лет и потом… Я наверное всегда продолжал надеяться на такое детское чудо.

Или нет?

Или я себя обманывал, избегая таких неправильных мыслей о смерти?

Глава 6

Ноги околели.

Именно так я бы объяснил сейчас свою злость, пока стоял лицом к широкой спине и чувствовал, как сзади ко мне стоят слишком близко. Тёмная куртка передо мной крутилась из стороны в сторону, а голова сверху, казалось, сейчас отвалится.

Ненавижу очереди…

Даже замороженные куски мяса и рыба на прилавке не привлекали меня. В воздухе осколком льда замер мороз и будто дрожал при каждом малейшем движении лица.

Если честно, я будто стоял в ледяной воде и даже несколько раз проверял, а не действительно ли это так, но в ответ лишь видел свои ботинки на твёрдой поверхности затоптанного снега и ноги мужчины, стоящего передо мной.

Шаг вперед.

Рядом я услышал тяжелое пыхтение.

Вернулся отец, пока я «держал» место в очереди. Из пакета торчал хвост какой-то рыбы, кажется, карася, но в этот момент подул ледяной ветер и я зажмурился, совершенно потеряв интерес к покупке.

– Руслан, чего такой кислый? – с наигранным задором гаркнул папа, и я бесцельно пожал замерзшими плечами, утыкаясь околевшим подбородком в воротник.

Повисло едкое молчание.

Шаг вперед.

Продавец бегала от стола к столу, чтобы принести очередному покупателю необходимый товар, а я сверлил взглядом замерзший глаз какой-то рыбы на прилавке и невольно сравнивал, что и сам близок к такому состоянию.

– А вот если бы хватало мозгов, принял бы сто грамм! – ехидно продолжал папа, крутясь на месте рядом со мной, чтобы оглянуть толпу и посмотреть, кто над его словами посмеётся. Кажется, кто-то действительно прыснул от смеха, но в общем шуме я лишь сжал челюсти то ли от холода, то ли от злобы, и хранил молчание.

Все шутки отца сводились к спиртному и женщинам, а мимолётные мысли – к философским и поучительным рассуждениям. Если раньше я старался не обращать на это внимания, то сейчас меня это настолько выводило из себя, что я испытывал агрессию даже от одного голоса родителя. Одни и те же фразы казались настолько уже очевидными, что я сжимал кулаки и вдыхал воздух через нос более шумно и глубоко.

Все говорили, что у меня переходный возраст.

Шаг вперед.

– Руслан, да сделай лицо попроще! – вновь раздался голос, раздражающий своей интонацией.

Кажется, я ещё сильнее нахмурил брови. Особенно когда почувствовал широкую ладонь в варежке, поправляющую мне шапку.

Но нет, я не ошибся.

Отец стянул шапку мне на бок, открыв половину головы и подставляя одно ухо под ледяной ветер. Я тут же раздраженно стал поправлять головной убор, сжимая челюсти от холода, а отец лишь усмехнулся и полез в карман за сигаретами.

– Ну, наконец-то оживился! – раздался насмешливый голос, и щёлкнула зажигалка. – А то я собирался тебя уже тут бросать.

Я ничего не ответил. Лишь хмуро отвернул лицо обратно к прилавку, продолжая стоять на месте и заглядывая в пустые глаза рыб. В плечах ощущалось напряжение, будто отец на них давил, а чувство едкого запаха дыма в морозном воздухе ещё больнее напоминало, что он рядом и шумно сопит.

Шаг вперед.

Сейчас мы пойдём по обычному маршруту мимо продовольственного магазина, он купит две или три бутылки водки и мы отправимся домой.

Домой.

Исчезнуть.

Мысли неприятно скребли голову изнутри. Казалось, череп уже настолько замерз, что эти мысли трутся о его стенки, как короткие ногти о зимнее окно.

Ещё шаг вперед.

Скоро подойдёт очередь.

Чтобы отвлечься, я стал наблюдать, какие товары набирают другие люди. В основном все брали рыбу и части курицы, кто-то брал масло, а кто-то кости. Наверное, для собак.

Продавец быстро ходила от стола к столу, брала то, что просили, взвешивала и озвучивала сумму. Будто заведённая кукла или что-то вроде того. Я лишь слышал от неё цифры, каждое слово проговаривалось с уставшей интонацией радости и поспешно. Судя по голосу, ей лет за тридцать пять, но не больше сорока. Чтобы было удобнее брать продукты с прилавка, она не надевала варежки, поэтому между рыбой и мясом то и дело мелькали её побелевшие руки, а на пальце сверкало обручальное кольцо, отражая яркое утреннее солнце.

Глядя на голые руки, у меня всё внутри сжималось от холода. А ведь она ими берет замёрзшее мясо.

Ещё шаг.

– Что Вам, молодые люди? – раздался её голос в мою сторону и я заметил краем глаза, как отец бросил окурок на лёд.

– Костей килограмма два… – проговорил прокуренный и хриплый голос, а я немного посторонился от стола, бросая взгляд на очередь позади себя.

В мгновение продавец уже набирала кости в пакет, а отец пристально смотрел на женское лицо.

Порой, когда видишь лица, на остальное внимания не обращаешь, наверное. Прозопагнозия лишила меня этой возможности.

– Вы бы хоть одевались теплее, красавица, а то замёрзните и мужчины на Вас смотреть перестанут! – с ноткой флирта усмехнулся отец, пока продавец взвешивала пакет на весах.

Судя по вздоху женщины через нос, она приподняла уголки губ в попытке смущённо улыбнуться, чтобы поддержать этот диалог.

– А мне надо, чтобы мужчины на товар смотрели, а не на меня, – добавила продавец и назвала сумму покупки.

– Все мы по-своему товар, – отозвался отец и заплатил, а я инстинктивно взял пакет, подняв с весов.

Мне снова стало мерзко даже от одного тона отца.

Интересно, что женщина почувствовала в этот момент?

– Мне тоже костей для собак! – услышал я напоследок голос мужичка, который всю очередь стоял за моей мной.

«Тоже костей для собак».

Должен ли я гавкнуть в подтверждение этой покупки или всё же лучше промолчать?

Нет, я не был привередлив, из этих костей получался отличный суп, но тот факт, что отец работал для поддержания своего алкоголизма – злил меня до потемнения в глазах.

И я ничего не мог с этим сделать, лишь молчал и наблюдал, как в сумке отца вновь и вновь исчезают прозрачные бутылки, как в детстве я их называл.

За моей спиной хлопнула дверь, когда мы вошли в магазин.

Я по-прежнему ненавидел зиму, но теперь и к осени относился напряжённо.

– Здрасте! – услышал я прокуренный голос продавщицы в годах и бросил на неё скользящий взгляд.

– Здравствуйте, Людочка… – поздоровался папа и расстегнул куртку, чтобы достать кошелёк. – Дай-ка мне вон те макароны.

Точно пароль или кодовая фраза.

Я отвернулся от прилавка, заглядываясь на холодильник с колбасными продуктами. Я стал выше. Хотя после школы мне всё так же ужасно хотелось есть, я знал, что папа не купит всё необходимое.

Я оглянулся обратно к кассе и заметил, как в сумке отца скрылась прозрачная бутылка. Ему даже не надо было говорить, что подать, продавец и без того всё знала.

По-прежнему.

И всё также она представлялась мне безобразно накрашенной старой тёткой, которая после смены придёт домой, чтобы ждать следующий рабочий день.

– Руслан, – позвал папа, и я быстро обернулся к нему, хватая взглядом каждое движение его тела и вслушиваясь в интенсивность дыхания, которое с годами становилось тяжелее. – Макароны понесёшь.

С таким питанием я скоро стану макаронным монстром.

– Какой помощник вырос! – радостно цокнула продавщица, но я даже бровью не повёл, а лишь молча принял пачку макарон и сунул их себе подмышку, чтобы не уронить по дороге домой.

– Что надо сказать? – строго проговорил отец.

– До свидания, – бросил я и отошёл к выходу, хватаясь за тепло магазина, как за спасательный круг.

Тем временем в сумке отца скрылась ещё одна бутылка, встретившись с первой звоном. Вчера он покупал меньше «лекарства», но сегодня ведь выходной.

Мне пятнадцать лет.

Ничего не изменилось за эти годы.

И не изменится…

Спасение я видел в том, чтобы исчезнуть.

Мы заходили каждый день в этот магазин. Отец здоровался с продавщицей, та бодро ставила на прилавок по две-три прозрачных бутылки, на этикетках которых было написано «водка», а я одаривал голодным взглядом холодильники.

И как им это всё не надоедало?

Меня уже выворачивало от этого безумия.

Кажется, они все наслаждались этим повторением действий и фраз, раз за разом радуясь, что действительно в жизни ничего не меняется.

Не добавив ни слова, я толкнул дверь и вышел на улицу. Под ботинками снова захрустел снег, а дверь громко закрылась, скрыв за собой тепло магазина.

Мы пошли домой.

– Чего опять такой недовольный? – щёлкнула зажигалка и до меня дошёл едкий запах сигарет, который я ненавидел точно так же, как звон стекла. – Девчонки что ли обижают?

Лучше бы девчонки обижали. Я потёр болящую челюсть, двигая нижней, будто чтобы в который раз после вчерашней драки убедиться, что все зубы пока ещё на месте.

В глазах моментами всё мутнело, но я шёл заученной дорогой и не задумывался уже об этом. Отец выдохнул из лёгких мерзкий дым и покашлял, прочищая горло. В такие моменты я не понимал, от чего меня трясёт: от мороза или злости.

Глава 7

Я опоздал и даже не знал точно, на сколько минут, но моё сердце поедала дикая тревога. В классе учителя не оказалось, и я облегчённо выдохнул, хоть и чувствовал, как на меня поднялись несколько десятков глаз.

Тревога сковала с новой силой.

Одноклассники что-то писали на листочках и, судя по отсутствию каких-либо колкостей в мой адрес, это было что-то очень серьёзное.

Я скользнул между рядами и бесшумно сел за свою парту, поспешно положив сумку на свободный стул.

Прищурив глаза, я глянул с третьей парты на доску. Буквы расплывались и плясали, не позволяя четко прочитать задание, как вдруг дверь резко хлопнула и со строгим видом зашла учительница математики, отчётливо отбивая каблуками каждый короткий шаг. Она была и нашим школьным завучем, которую легко можно было узнать по строгой осанке и повисшему напряжению в классе. За ней просеменил учитель русского языка, на уроке которого мы и находились.

Его я всегда узнавал по заметному шумному дыханию и быстрой походке, будто он пробежал кросс и никак не может отдышаться.

Меня пробил холодный пот, и я склонился над партой, молясь, чтобы меня не заметили, точно партизана, но у одноклассницы на соседнем ряду я так и не смог разобрать ни слова на исписанном листе.

Судя по количеству заполненных строк, я опоздал сильно…

– Иди сюда! – раздался до жути строгий голос завуча, и я зажмурился, когда весь класс замер, точно кролики в траве.

Меня сейчас убьют. Как всё просто.

Я чувствовал, как меня пробирает холод чужих взглядов и смотрел на безликих одноклассников, стараясь уловить по дыханию хоть один намёк на мой шанс спасения, но его не было.

Может, она это говорит не мне?

Стук каблуков приблизился прямо к моей парте и в следующее мгновение я увидел, как морщинистая женская рука резким движением поднимается вверх. Мне хватило доли секунды, чтобы обхватить по привычке голову руками и сжаться в комок, когда по парте со всей силы обрушилась тонкая стопка тетрадей отсутствующих учеников. Сверху я узнал свою по неопрятной обложке…

Эта фурия наверняка увидела меня в коридоре, когда я заходил в класс.

– Я СКАЗАЛА ПОДОЙТИ! – холодный и строгий голос завуча приковал меня к невидимой стене, и я боялся пошевелиться, пока нас сверлили глаза одноклассников. – Быстро встал!

Я поспешно упёрся руками в парту и поднялся на ватных ногах, которые вот-вот обещали меня не выдержать от волнения.

Но я точно знал – будет хуже.

– Почему ты опоздал?! – лучше бы меня проткнул нож, чем этот тон.

Я опустил взгляд и сильнее упёрся мокрыми ладонями в поверхность парты. Хоть бы она ещё и не учуяла от меня запах сигарет!

Не молчать.

– Я… – начал было я, но ещё один удар тетрадями по парте заставил меня вздрогнуть с новой силой.

Каким же я стал нервным!

– Как ты разговариваешь со мной?! – злобно крикнула Алевтина Анатольевна, и я широко распахнул глаза, не поднимая их.

Я же даже ничего не сказал!

Агрессивный стук каблуков по побитому линолеуму отдалился к первой парте, но я ясно слышал, что завуч обернулась.

И точно знал – садиться будет смертельно.

– ИДИ СЮДА-А! – гаркнула она, будто требовала от меня это уже в тысячный раз.

Я поднял взгляд и понял, что она зовёт к доске, чтобы отчитать меня перед классом… Такого удовольствия я им не доставлю.

– Нет… – мой голос прозвучал тихо, но его услышал, казалось, весь мир.

– ИДИ СЮДА! – прокричала она и вдруг реальность замерла с её глубоким вздохом. – Так, быстро сюда дневник.

Только не дневник…

Моя сумка предательски рухнула со стула на пол вместе с дневником, будто в попытке сбежать, и я на мгновение прикрыл глаза, собирая всё своё мужество перед предстоящим кошмаром.

Я напряжённо молчал и мог поклясться, что каждая нервная клетка во мне умерла от тревоги.

Возможно, одноклассники меня даже мысленно пожалели, ведь такое и врагу не пожелаешь, отчего я неуверенно переминался на вспотевших ладонях, ощущая сильную усталость от напряжения в руках.

По одному повороту безликой головой я понял, что завуч сейчас взорвётся от возмущения. Боюсь представить, что бы случилось, если бы я попытался оправдаться.

– Ты как со мной разговариваешь? – злобно проговорила она, и я ощутил в её стальном голосе десятки лет мучений школьников. – Ты кто такой вообще здесь?!

– Я-я?.. – Мой голос дрогнул, и я только в этот момент понял, что отвечать нет смысла, её теперь не остановить.

– Да ты устав почитай, как должен разговаривать с взрослыми! Ещё стоит, ухмыляется! Отойди от парты сейчас же, тебе подпорки нужны?! Без них не можешь стоять? Так, быстро собирай вещи и ПОШЁЛ ВОН ОТСЮДА!

Я остолбенел и поднял глаза на учителей, ощущая на себе колющие взгляды класса.

Мысли в голове свернулись в клубок от потока информации.

Я ухмылялся?

Мне казалось, что я пытаюсь сдержать слёзы, которых уже нет, это было даже доблестно. А с взрослыми я сейчас и не говорил.

Я не сдвинулся с места, будто парта – мой единственный островок в этом океане крика и злобы, хоть я бы с большим удовольствием сейчас провалился под землю.

От мысли об ударе об асфальт я ощутил облегчение и смог поднять голову, не находя ни слова в ответ на этот поток агрессивной ругани.

Мне почему-то казалось, что взрослый человек в этой ситуации я.

– Лебедев, нельзя себя так вести, понимаешь? – услышал я знакомый голос нашего учителя русского языка.

Спасибо, конечно, Андрей Владимирович, но лучше застрелите.

Судя по дыханию, он боялся сейчас что-то сказать, но, видимо, попытался из меня хоть что-то вытянуть.

– Не надо с ним сюсюканья разводить! – обрубила завуч, и я услышал стук каблука в мою сторону. Она сделала шаг. – Отойди от парты! Я стою! Я женщина и старше тебя, но я стою! Уважение надо проявлять! Или тебя этому не учили?!

Но я ведь тоже стою…

Я вжался пальцами в деревянную поверхность парты, будто хотел её продавить и упереться ещё крепче, чтобы меня даже с силой не оторвали, но строгий взгляд пробивал тараном мою голову.

Меня учили уважать старших, но не учили, что им необходимо отвечать в ситуации, когда они орут на меня при всём классе, не позволяя сесть или вставить слово.

Кажется, я потерял нить происходящего…

На меня орут за опоздание? Или уже на все грехи этого мира? Не похоже, что учитель русского языка разводил со мной «сюсюканья» или даже пытался, но в голове стучал лишь один вопрос: почему я должен её сейчас уважать?

По-прежнему хотелось провалиться под землю.

– Любой человек, НОРМАЛЬНЫЙ, должен уважать человека старше себя! – строго произнесла завуч и упёрлась взглядом в мою забившуюся куда-то в пятку душу.

– Нет… – тихо ответил я и даже сам толком не знал, на что именно.

– Нет, не должен? – уродливо передразнил меня старческий голос и тут же стал выше, будто вот-вот своим напряжениям выбьет окна. – Да ты элементарных вещей не знаешь! С тобой говорит НОРМАЛЬНЫЙ человек, а ты хамишь! Пошли к директору, с тобой поговорят НОРМАЛЬНЫЕ люди и научат, как ты разговаривать должен с учителем! Я тебе это обещаю!

– Обещайте, – с ноткой безразличия ответил я, мысленно молясь, чтобы это поскорее закончилось. Акцент на нормальности заставлял усомниться.

Кроме ступора и тревоги я ощутил ещё кое-что… Злость. Злость от несправедливости происходящего. И, когда я взглянул на свои руки, то увидел, как побелели костяшки пальцев.

– Так… – выдох завуча, казалось, подписав мне смертный приговор. – Ты хорошо подумал? Ты хорошо подумал, что сейчас сказал?

– Да, – набрав воздуха в грудь, ответил я, но эта женщина решила добить меня своим тоном.

– Вот при всех скажи, ты хорошо подумал, что сейчас сказал?! – гаркнула она.

А что я сказал? Я уже не помнил.

Кажется, я согласился, что со мной поговорят НОРМАЛЬНЫЕ люди. Если это так, то я буду только рад, но если и она себя минуту назад называла нормальной, то я лучше потерплю её крики и потом пойду на мост.

Я знал, что следующий ответ будет равен контрольному выстрелу в голову, причем самому себе, но пути назад нет, иначе я дам слабину и просто расплачусь при всём классе, а все этого уже ждут.

Запястья подрагивали от напряжения.

– Да.

– Ах, да? – завуч демонстративно кивнула, сдерживая агрессию. Я это понял по её злобному дыханию, как у разъяренного быка. – Вот за свой «базар» ты ответишь. Ответишь за свой «базар», понял меня, тупица?! Так, рот свой закрой!

Я и не открывал.

Но ощутил, как десяток горячих игл впились мне в затылок, наливая голову жаром.

Главное – не заплакать.

Теперь ещё и обзывается…

– Ты понимаешь, что не прав? Раз по-хорошему не понимаешь, то идём к директору!

Это было по-хорошему?..

Вот на этом моменте я мог бы ухмыльнуться, не будь ситуация настолько плачевной. В прямом смысле этого слова.

Я уже думал наклониться за упавшей сумкой, как вдруг открылась дверь кабинета, и вошёл директор, я узнал его по деловому костюму.

Сегодня плохой день…

Завуч оказалась в одном права: это всё было по-хорошему.

Ноги предательски пошатнулись, и я опустился на стул именно в тот момент, когда Алевтина Анатольевна подбежала чуть ли не в истерике к вошедшему мужчине и начала ему с криком и очень криво пересказывать всё, что произошло за эти минуты.

Я с удивлением узнал, что являюсь дерзким хамом и выскочкой, но никто не посмел это оспорить, включая меня.

– ВСТАНЬ! – громом прокатился возмущенный голос завуча и я соскочил с места, будто подорвался на мине.

Пора начинать сначала.

– ТЫ У МЕНЯ НА ВТОРОЙ ГОД ОСТАНЕШЬСЯ! – проорал такой же безликий директор, и я вновь упёрся мокрыми ладонями в парту, будто крик мог меня свалить. – СЮДА ВЫЙДИ! ВЫЙДИ, ПУСТЬ НА ТЕБЯ ЛЮБУЮТСЯ, РАЗ ДЕРЗКИЙ ТАКОЙ! БЫСТРО!

Я не сдвинулся с места, пока моё сердце отбивало похоронный марш. Никто из одноклассников даже не решался переглянуться от накалившейся атмосферы.

С кем я сражаюсь, если даже лиц не вижу?

Возмущению директора не было предела, и именно в это мгновение я ощутил жуткий ком в горле.

Ничто не собиралось прекращаться.

– Почему опоздал на урок?! – крикнул директор, будто участвовал с завучем в соревновании на самый агрессивный крик. Сложно выявить победителя в этой борьбе. – Дневник немедленно мне давай! НЕМЕДЛЕННО РОДИТЕЛЕЙ В ШКОЛУ!

Я толкнул сумку под стул в надежде, что она сгорит со всем содержимым в пламени моего бессилия.

– Я вообще-то тут по делу, – вдруг сообщил багровый от злости директор и посмотрел на учителя русского языка, который не меньше меня ждал, когда пытка закончится. – Сегодня утром мне сообщили о смерти одной из ваших учениц. Всё никак не мог дойти сообщить, а в учительской Вас не было.

"Повезло ей!" – быстро пронеслось в моей голове от отчаяния, и я медленно сел под общий шёпот одноклассников о том, что случилось и кого в классе нет.

Не было Полинки.

Больше я не услышу просьбы улыбнуться. Меня сковал ужас.