Алиса Аве
Селфи
***
Таксист кидал восхищенные взоры на скукожившуюся на заднем сидении Катю, и усталость долгой, насыщенной ночи для него отражалась разве что в томных зеленых глазах пассажирки. Больше не требовалась целая ночь, час-два от силы, и красота возвращалась. Катя зажимала ворот пальто у горла, прикрывала обнаженное тело, распаренное яростью взбунтовавшейся крови, и кровь Даши, покрывшую ее сперва безупречно, как красное платье, а после побуревшую, ссохшуюся, подобно старой змеиной шкуре, из которой Катя выросла. Катя косила. Один глаз не отрывался от мутного окна, другой, шальной, горящий, принимал молчаливые знаки восторга таксиста. Катя с трудом сдержалась, чтобы не пригласить его в дом. Молчание спасло мужчину от бьющего в Катин висок требования.
«Еще!»
У программы насчитывалось более семидесяти тысяч скачиваний. Среди хвалебных отзывов маячили Катины пять звезд и благодарность разработчикам. «Лучшее приложение». «Стоит своих денег». «Пользуюсь уже год, очень довольна». В потоке радости мелькнул чей-то слабый писк: «Как удалить приложение?» Катя хмыкнула глупому вопросу. Нажала на иконку, подержала, дождалась появления «минуса» и удалила. Очистила галерею и корзину, изгнав с телефона селфи, и уснула крепким сном в своей бурой змеиной коже. На утро фотки и приложение встречали Катю на привычных местах. Отражение в зеркале таращилось испуганными зелеными глазами, именно того цвета, что Катя подобрала в вечер своей великой боли, и улыбалось спелыми губами.
«Не надо, а?» – пищала неуверенная, некрасивая Катя, когда прекрасная Катя, вошла в квартиру Даши.
– Чего тебе? – спросила Даша, вскинув точенный подбородок.
– То, что мое, – прошипела Катя.
***
Стас запивал недавнюю смерть Даши джином с тоником, телефон беззвучно разрывался в кармане. Звонила какая-то из многочисленных Дашиных подруг, обвинявших Стаса во всех грехах, но не явившихся на похороны любимой-обожаемой-бедняжки. «Это Света. Как какая? Света Павлова. Ты совсем, Стас? Ну рыжая, блин… Короче, эта ненормальная… прости Господи… Дашкина однокурсница. Не притворяйся, что не въезжаешь! Катька Сенчина, короче, умерла. Повесилась. Да откуда я знаю?! Даша с ней возилась, я эту придурочную на дух не переносила!»
В то утро Стас летел к Даше с букетом роз сорта Аргентина, оттенка Пинк Флойд, купленный вместо пионов. Пионов Стас не нашел, но надеялся, что бархатная коробочка со сверкающим сюрпризом перевесит по значимости неправильные цветы. Он почти видел, как Даша прыгает при виде кольца с бриллиантом и хлопает наращенными ресницами, смахивая последнее недоразумение между ними. Она уже простила Стаса, неразумного, запутавшегося, любящего её одну и больше никого-никогда-ни за что. А до него снизошло озарение, что он не скоро найдет кого-то более красивого и отходчивого на данном отрезке своей жизни. Катя, конечно, получше, поэффектнее, но на «прости» она реагировать не пожелала. Последнее Даше знать было ни к чему, и Стас прятал бегающие глаза за лепестками роз и терзал домофон.
