Алинда Ивлева
Майор Киборг
Синий дом, сарай, синяя машина? Что это? Морг. Больница? Щёлк. На двери появился рот, который отчётливо произнес: «Двадцать девять могил. Ищи синий дом. Первомай. В подвале тыквенные семечки. Десять лет перерыв. И опять могилы». Дверь замолчала. Завибрировал телефон, снова прервав ее видения звонок.
– Серега! Спасай! – выкрикнула Римма.
– Я, судя по карте где-то рядом. Опять?
– Опять…
Римма начинала выходить из себя, уперлась здоровой ногой в порожек, схватилась за косяк и потянула застрявшую. Не смогла высвободиться. Боль прожгла, словно паяльником. Видимо, подвернула лодыжку, опять! Накрапывал дождь. «Хорошо, хоть навес над крыльцом не дырявый», – вспомнила она баб Фёклу добрым словом.
Чтобы отвлечься от панических мыслей и не упустить главную, достала блокнот из нагрудного кармана. На нее пялился, ухмыляясь, кот Базилио и подмигивала лиса Алиса. Вот-вот выпрыгнут с картинки и запоёт: «А поле-е-е чуде-е-ес… В стране дураков». Приехала «коттедж» продавать, дура. В ухо тут же прошамкал Базилио: «…Крекс-пекс-фекс. Не прячьте ваши денежки по банкам и углам. И в полночь ваши денежки заройте в землю там…». Заройте денежки. Там. Что там за холмы? Мальчик с девочкой, одежда. Хм. Вообще не наша. Так, думай, майор, думай, так, крекс, блин, пекс, фекс. Клад? Ну не, слишком просто. Баба в жёлтом плаще. Тут рядом уже Московская область. Я в Смоленской. Что здесь было? Ноут бы сюда. Боль отступила, мандраж прошёл. Панические атаки всегда исчезали, как только с головой ныряла в работу. Смоленская область входила в Литовское Государство. Эх, или как там? М-м, Княжество! Хорошо учили в школе, ядрена балалайка. Так, думай, думай. Римма вгрызлась в версию, которая становилась стройнее. Порывшись в кармане ветровки, выудила шариковую ручку. У парня был говор похож на прибалтийский. Дверь, твою мать, что ты мне хотела сказать? Кто услышит, подумает – психи на выгуле. Римма хихикнула и записала: «Тыквенные семечки. Смоленск. Двадцать девять могил. Десять лет перерыва». Точно, прабабка часто оговаривалась, Смялинис называла Смоленск, а Римма подшучивала да подтрунивала над заговаривающейся беззубой Фёклой. Гордо величавшей себя литвинкой. Кто такие литвины, маленькой Римме было невдомёк. Где этот обалдуй с энциклопедическими знаниями. И как его занесло в судебно-медицинскую экспертизу?
– Отдыхаешь, доча? Опять же, отдыхать в доме получше! Да и темнеть скоро будет. Электричеству вырубили уж год как. Свечу тебе принес, – вырос как гриб из-под земли дед в выцветшем плаще. – Я тебе так скажу, ты лучшее из дому не выходь, жёлтые шары безобидные для местных. А ты чужачка. Почем зря че приваживать темень. Откуда та темень, мне немыслимо. Но шо нечистое то дело – зуб положу, – дед сдвинул набекрень суконную шапчонку, нахлобученную будто на чучело, и по-рачьи уставился на на ногу Риммы. Та, вспомнив, что в тисках, напыжилась:
