Алина Владимировна Кузнецова
Попутчик
Густые брови. Глаза странные. То ли свет преломлялся, то ли действительно так, но они были разного цвета. Не диаметрально различные, как, например, синий и зелёный, а едва уловимо: правый был серым с коричневой радужкой, а левый коричневый с серой радужкой. Взгляд острый, как железная лопата, которая беспощадно вонзается своим краем в землю – такой можно и убить, а можно сделать что-то полезное. Марица Лазаревна нервно покусывала нижнюю губу. Чувствовалось небольшое сумасшествие или напротив – высокий профессионализм.
Нос чуть кривоват, будто сломан был и не раз. Мало ли бывает у мужчин, потасовки юношеские. Или пьяный дебош. Но Марица посчитала, что на пьяницу её попутчик, пожалуй, не похож. Хотя, много ли пьяниц она знала? Разве что насмотрелась в общежитии в годы студенчества на любивших портвейн молодцов, но как их различишь, когда они трезвые и так задумчиво глядят в окно?
Рот большой, губы от уха до уха. Кожа на лице пористая и толстая, как корка у мандарина. Подбородок квадратный, раздвоенный. Нехорошая пометка, но весьма привлекательная. Марица невольно вообразила, как по утрам колется щетина на его щеках, которые сейчас были так гладко выбриты. Молодая одинокая учительница даже слегка покраснела, что совершенно явно проглядывалось из-за её природной бледности.
Из-под рукавов вязаного свитера выглядывали крупные жилистые руки. Общее впечатление: мужчина, с первого взгляда совсем не примечательный – таких по миру много ходит, за исключением….впрочем, излишняя притягательность объясняется совершенным отсутствием в личной жизни молодой учительницы прочих экземпляров.
– О чём же они с Вами говорят? – Голос у Марицы Лазаревны стал немного сиплым и хрустким, от чего она успела подумать, что подхватила ларингит.
– О разном. В основном спрашивают, что будет дальше.
Марице пришло на ум, что он, наверное, экстрасенс или выдаёт себя за такового. А может и того хуже: дурачит её, как школьницу, чтобы произвести впечатление. Вполне возможно: подсел, начал говорить слова с двойным дном, чтобы заинтриговать, а сам наверняка дома перед зеркалом репетировал. Марица даже как-то разозлилась от такой жестокой шутки, которую сама только что придумала.
Нет, подсказывало ей глубокое животное чутьё, этот не врёт. Он может и псих, но в свои слова, похоже, свято верит.
– А Вы знаете, что будет дальше? – Вопрос прозвучал наивно, но без намёка на наигранность.
Попутчик хмыкнул, потерев переносицу, будто только что снял очки, хотя очков не было.
– Позвольте, Марица Лазаревна, кому это дано знать, кроме Бога? Он никому не говорит – здесь он сделал голос тише, – и мне тоже.
Поезд остановился. Люди в вагоне, сгибаясь под ношей и немного матерясь, вываливались наружу, где их встречали другие люди. На станции никто не зашёл. Стало ещё тише.
– Некоторые вспоминают свои увлечения. – Улыбка на лице мужчины игриво заиграла. Попутчик достал маленькую металлическую пилочку и стал подпиливать ногти. И тут Марица заметила: зубы. Они все сплошь в тёмном коричневом налёте. Скалясь, попутчик пилил свои ногти до самого мяса, так, что пальцы начали кровоточить.
– Никто не думает об охоте с гончими, или о победе в игре в покер. В основном на ум приходит дамочка, сидящая в партере, с тоскливым взглядом. Дамочка, к которой он так и не подошёл, хоть она и пришла одна. – Попутчик мечтательно закатил глаза. Черты его лица расползлись, создав подобие доброй ностальгии.
– Кто, простите, не подошёл? – Аккуратно вставила Марица, стараясь не потревожить нависшее облако.
– Гражданин Васильков. Он буквально вчера провёл со мной весь вечер. Очень уж скромный, о чём бесконечно сожалел.
– А сейчас что же, не сожалеет?
