Алина Менькова
Шанс
– Итак, у вас есть ровно 48 часов. Потратьте их с умом.
– Если бы каждый человек имел такую возможность… знать, что он живет свой последний день и прожить его по-человечески…, – растянул слова санитар и улыбнулся.
Кажется, он осознал, наконец, что произошло. Он проводил ожившего пациента в коридор к его ожидающей жене. Тот шел, шатаясь, и повторял: «Ожил?»
– Стасик!, – бросилась к нему на шею женщина и снова зарыдала.
Ее нарощенные ресницы слиплись от слез и напоминали тараканьи лапки.
– Я тебя оживила! Я просто так хотела тебя еще раз увидеть! А ты так внезапно перестал дышать. Говорили тебе врачи – не трепать себе нервы после того инфаркта.
– Они говорили не трепать тебе мне нервы, – подметил мужчина и присел на скамейку.
Женщина нахмурилась, в его глазах стояли слезы. Она молчала, держала мужа за руку, а потом снова заговорила:
– На прошлых выходных я видела, как под козырьком магазина застрял котенок. Навес был прозрачным, и я видела его бешеные глаза – он отчаянно царапал козырек и мяукал.
Мужчина закатил глаза к потолку и выдохнул. Женщина продолжила:
– Боролся за жизнь. Я попросила помощи у продавцов: «Дайте лестницу!». Они посмеялись. Позвонила в 911, там было занято.
Валеревский вышел из своего кабинета, остановился, чтобы что-то сказать, но решил дослушать Елену. Вот только муж, похоже, ее совсем не слушал. Он рассматривал свои серые ногти, дышал себе в руку, затем нюхал ладонь и кривился.
– Потом он перестал шевелиться. Всем было плевать…я так тебя люблю, я так хочу, чтобы ты жил – и на это у нас два дня.
– К людям не сразу приезжают, к коту прям приедут!, – засмеялся врач.
– Эээ… Почему два дня? Я ничего не понимаю. Я воняю, как дохлая крыса. Поехали домой, и решим все там. Где моя одежда?, – взволнованно произнес Станислав Викторович, и устало выдохнул.
– Вот, тут брюки и рубашка, – Елена протянула мужу пакет. Он стал одеваться прямо на кушетке. Елена помогла супругу застегнуть пуговицы на рубашке и, взяв его под руку, повела по коридору.
– Елена!, – обратился к женщине Валеревский.
– Да?.
– Тсс, – врач прислонил указательный палец к губам, – не нарушайте договора. Жду вас послезавтра.
Елена и ее муж обернулись, оба кивнули и направились к выходу. К ним на встречу шли врачи и болтали, держа в руках стаканы с горячим кофе.
– Добро пожаловать в лабораторию. Вас приветствует электронная регистратура. Прижмите к моей ладони ваш пропуск и озвучьте вашу цель визита, – обратилась к врачам голограмма красивой блондинки в черной блузке и тугой серой юбке.
Мужчины прижали к ее ладони пропуски и прошли вперед, не переставая обсуждать какой-то новый фильм.
На экране большого ЖК-телевизора в холле диктор читала мировые новости:
«…Первый такой конструктор сейчас проходит апробацию в Нью-Йорке – робот уже научился говорить, ходить, и даже мыслить. Суррогат внешне полностью напоминает человека. Как и человек, он умеет самостоятельно принимать любые решения, а главное – быстро, и руководствуясь лишь разумом. Трех таких суррогатов после успешных результатов исследования направят в медицинский центр Белвью для работы. Еще в начале века, а именно в 2015-ом году итальянский ученый Джон Кеймрут предсказывал, что к 2062-ому году большую часть работы вместо человека будут выполнять молекулярные конструкторы, а продолжительность жизни значительно увеличится. По его словам в 2062-ом году родится ребенок, который будет жить 152 года… Похоже, предсказания Кеймрута действительно сбываются. Суррогаты уже ходят по нашей земле, а вчера умер самый старый человек на планете Акира Самуи из Токио – ему было 142 года…»
Парни усмехнулись:
«Суррогаты – помнишь, фильм такой был? С лысым этим… в главной роли?».
«Да, я смотрел в детстве…», – ответил другой.
«Всего доброго. Удачного дня. Приходите к нам еще», – голографическая девушка обратилась к выходящим из лаборатории Елене и Станиславу.
«Как ты узнала об этом?», – вдруг спросил муж Елены уже у машины внизу.
«Ты мне сказал… сам. Потом вспомнишь, я просто проверила то, что ты мне сказал, приехала, понаблюдала, а потом в наглую позвонила…»
«Да, уж с твоей прытью», – усмехнулся Стас.
Он уже вышел из шокового состояния и стал осознавать, что происходит вокруг.
«Что творится-то,… я сплю?» – у мужчины вновь помутнело в глазах, и он оперся о дверцу машины.
Елена прижала подушечку большого пальца к желтому круглому монитору на дверце автомобиля, и она открылась.
«Садись, поехали – тебе нужно отдохнуть».
«Обычно первые вздохи всегда бывают поверхностными, осуществляются за счет шейных мышц, затем в акт дыхания включаются мышцы грудной клетки и диафрагма. Глубина вдохов нарастает постепенно, вот, видишь, задышал…», – Валеревский нажал на грудь 26-летнего Сильченко, лежавшего в морозильнике, и тот открыл глаза.
Санитар стоял рядом и нервно улыбался.
– А сколько вы уже таких операций сделали?.
– 19… это 20-ая.
15-летняя Яна Савитова погибла, не дойдя до дома сто метров. Все случилось более чем банально. Она возвращалась домой с учебы. Последняя пара в колледже закончилась в начале девятого вечера. Яна шла вдоль соседнего дома и думала о завтрашнем дне. Ее пригласил на выставку робототехники приезжий из Франции программист… говорил, что таких роботов еще не видела Москва – мол, они умеют совершать маневренные полеты и их можно использовать, как личный транспорт. И стоят не дороже 10 тысяч долларов.
«Эй, стоять!» – окликнули ее сзади два голоса в унисон.
Яна не послушалась и ускорила шаг.
Очнулась на земле – на ней лежал незнакомый парень со спущенными брюками и серьгой в губе. Она была в одном чулке… с синяками на руках и разодранными в кровь коленками. Под ее тазом растекалось горячее алое пятно. Она пыталась сопротивляться, кричала и дралась, но силы покидали ее, через минуту она уже не могла поднять ягодицы, и поняла, что не в состоянии даже шевельнуться – внутри все болело так, словно в ней были тысячи пуль.
«Теперь я, слезай!», – сказал парень в кепке.
Тот, что со спущенными брюками поднялся, застегнул их и уступил место другу. Насилие над девушкой продолжалось около часа. Наконец, утолив свою плотскую жажду, парни поняли, что случилось. И тогда тот, что с серьгой, прильнув ухом к груди девушки, тихо сказал:
– Дышит еще – потом очнется, все растрепает. Давай ее закопаем.
Парень в кепке размахнулся и что было силы ударил Яну по животу железной палкой, похожей на кочергу. Девушка тот час умерла от разрыва легкого. Но перед смертью успела запомнить лица своих убийц… Парни вытащили из ее сумки все деньги, сняли украшения с рук и шеи. Затем вырыли яму между гаражами…
– Давай же, дрянь, – парень в синей кепке приподнял мертвую Яну и пытался положить в вырытую яму ее тело.
– Не поместится. Давай листьями засыплем… я уже устал, – сказал тот, что с серьгой.
Парни так и сделали – оставили копать яму, положили Яну на землю и засыпали землей и листьями.
Яну нашла мать утром, когда шла на работу мимо гаража у соседнего дома – узнала по татуировке. Накануне Яна сделала тату на запястье с символичными словами: «Momento more». Мать девушки увидела руку с этой татуировкой, торчащую из-под листвы. Кинулась к земле, убрала листья, а там ее дочь, в крови и земле. Глаза закрыты, лиловые синяки на щеках.
– Малышка, девочка моя!– женщина плакала долго-долго, пока прохожий не подошел к ней.
– Может, скорую вызвать?».
– Спасибо, сама! Ступайте!, – в глазах женщины горела боль.
Когда к ожившему Сильченко в реанимационную зашел Матвей Александрович Лапин, тот его, конечно не узнал. Врач дал Лапину ровно 5 минут, чтобы забрать парня, сказал, что дико устал и что так много оживлений подряд за последние полгода у него не было.
– Здравствуй, дружочек. Мы когда-то с твоей мамой дружили… Меня зовут Матвей. Ты Кирилл – я знаю. Ты тут попал в какую-то передрягу на улице, еле откачали…, – присел рядом с ним на кушетку Лапин.
Сильченко ничего не ответил, уткнулся холодным носом в свои ладони. Долго-долго молчал. Потом отпрянул от них и пробормотал:
– Мама меня любила, но никогда не понимала, как и все.
Сильченко напоминал Лапину расстроенный рояль – небритый, испачканный, грустный. И он то и дело гонял одну мысль в голове – вот если бы кто-то взял, сел за него, провел пальцами по его «клавишам»… и получилась бы мелодия. Звучная, легкая, которой никогда не было в его жизни. Настроил бы музыкальный инструмент с первой ноты… и навсегда. Он бы тогда сказал этому человеку: «Ты понимаешь меня». Не было жизни в глазах этого молодого мужчины… – он так и продолжал походить на труп.
Сильченко снова прильнул сырыми яблоками глаз к рубашке совершенно незнакомого Лапина. Ему нужно было выговориться.
– Ко мне что-то приходило вместе с бутылкой…, – вдруг сказал Сильченко.
– И что же? Белочка?.
Сильченко не среагировал и продолжил:
«Я словно видел, как в микроскоп. И был как лазер – то есть чувствовал любую фальшь. В нашем мире выживают навзничь наглые, упорные, корыстные. И я был таким…»
Лапин смотрел на лицо Сильченко и думал… – то ли избалованный, то ли до предела обделенный. В общем, странный. И пьет ведь всего год. Что-то в его жизни такое случилось, что так его надломило.
– Все озабочены собой. Так правильно. Всем наплевать друг на друга. Я часто думаю о том, что мы – звери. Наш биологический вид сформировался тысячи лет назад… Мы жили племенами. Выживал сильнейший. С тех пор мы сами и наши инстинкты не изменились, изменились лишь условия существования. Мы живем в 21-ом веке, а чувствуем себя так, словно мы в первобытном.
– Почему ты стал пить?.
– Дочь мою изнасиловали – этих подонков так и не нашли, она умерла в больнице через неделю. Ей было три. Я сам их искал, ничего – никто ничего не видел, не слышал. Жена ушла, уехала в другой город. Я держался сначала, но потом умерла мать. И все – больше не смог.
– Пытался покончить с собой?
– Нет, просто часто жить не хотелось… и сейчас не особо. Ради чего? Люди всегда живут ради чего-то, а когда не за чем…то смысл?.. Так и будем сидеть?.
– Нет, пойдем-пойдем. Кофе хочешь?.
– Да, с коньячком?
Сильченко заговорщески улыбнулся, Лапин лишь промямлил что-то типа: «Мм, щаз».
Станислав Решетов, наконец, понял, что же произошло. Он вспомнил – о подпольной лаборатории Валеревского ему говорили еще несколько месяцев назад. За коньяком в покерной. В этот же вечер он пришел домой и поделился этим с женой, но наутро уже ничего не помнил. Потом он баллотировался в Гордуму, потом инфаркт, после он еще месяц бодрствовал, но потом слег…. Елена подумала, что в тот день муж просто нес пьяный вздор, пока не решилась найти эту лабораторию. Вход туда строгий, по пропускам. Чтобы пройти, Елене пришлось воспользоваться своим служебным положением – она была редактором в одном интернет-издании. Депутатских денег, конечно, хватало. Но Елена никогда не была содержанкой. Может, за такой твердый характер Решетов ее и полюбил. Твердый характер и женская наивность – вот что ему в ней нравилось. Елена познакомилась с 44-летним Решетовым, когда ей было 30… именно тогда она решила бросить работу моделью, потому что потеряла родителей, долго сидела дома без дела, а потом стала работать фрилансером на несколько изданий – писать статьи на психологических форумах.
– Я перестану писать в стол, я могу добиться чего-то умом, а не телом!, – говорила она и дерзко смотрела мужу в глаза.
– Я знаю, что в тебе много потенциала, поэтому и женился на тебе!
Через три года Елена уже работала на популярное издание. А еще через два стала его редактором. Тогда Станислав был хорошо оплачиваемым столичным адвокатом.
И сегодня они стояли в своей большой кухне шикарной пятикомнатной квартиры в Барвихе и снова смотрели друг на друга, как будто их не разделяли эти девятнацать лет.
– И не пожалела денег…, – сказал Станислав и налил себе кофе – он за последний час понемногу свыкнулся с ужасной мыслью близкой смерти и даже привык к ней.
– Нет…, – Елена обняла мужа и посмотрела на его морщины у глаз.
– Два дня…только подумать… а если бы у всех была такая возможность? Ну-с, час мы уже потратили. Что делать будем? Хотя что бы не сделали, мало будет. Может, слетаем куда-нибудь? Париж? Рим? Мальдивы?
– Нет, не хочу тратить время на перелеты. А может… сделаешь это?, – Елена наклонила голову набок и прошла расческой по волосам.
