Я гладил ее по спине и ждал.
– Пора отказаться от глупых надежд, все равно мне никогда не стать такой, как другие, с костюмом или без, – внезапно сказала Эли.
Слезы словно перемкнуло, она стояла и смотрела на меня равнодушным взглядом человека, потерявшего ту самую внутреннюю опору, без которой решительно невозможно продолжать жить.
– Что случилось? – настойчиво переспросил я. И она рассказала.
Смотреть на расстроенную Эли было невыносимо, нужно было хоть с кем-то поделиться, и я набрал номер деда. Единственного, с кем я мог обсудить что угодно.
–…Понимаешь?! Они говорят, что напутали, в записях. И костюм достался кому-то другому. Новую единицу придется ждать годы! Она приехала, такая счастливая, а они…
– Да понятное дело, кто-то без очереди пролез, не бывает там у них бесплатных случайностей, – голос деда звучал бодро. – Приводи после уроков подружку ко мне на чай.
– Она не моя подружка!
– Кому-нибудь другому расскажи. У меня как раз свободный вечер.
Дед всегда был невероятно занят все мое детство, так что «целый вечер» был невероятно щедрым предложением.
Эли обожала бывать у него в гостях, это должно было ее взбодрить.
Так что я решил не ждать чуда и с последних двух уроков мы просто сбежали.
Выпускной класс, контрольных нет, вероятно, никто и придираться не станет. На всякий случай сказал учителю, что Эли нехорошо себя чувствует и я провожу ее домой. Ее бледное заплаканное лицо было очень достоверной иллюстрацией выдуманного недомогания.
О том, что мы собираемся к деду, я не сказал даже ей.
– Декс, куда это мы?
Знакомый район, в котором располагался исторический факультет, Эли узнала сразу. Бывали мы здесь нечасто, но каждый поход оказывался интереснее предыдущего.
– У одного старого профессора свободный вечер.
Эли улыбнулась.
– Помнишь, как в прошлый раз, когда мы втроем пришли в музей, твой дедушка закатил лекцию, на которую собрались все экскурсионные группы, администрация музея, спешно вызвали даже экскурсоводов, которым не посчастливилось иметь в тот день выходной. Профессору дали усилитель голоса, и все окончательно превратилось в четырехчасовой семинар, который потом транслировали по всем федеральным каналам.
– Ты принесла ему кофе и воду, – охотно подхватил я, – и твое лицо целых тридцать секунд видело четыре ближайших галактики.
Эли не удержалась и фыркнула. Забавные воспоминания медленно вытесняли печаль последних событий.
В профессорский кабинет тянулась огромная очередь из студентов, жаждущих пересдачу, аспирантов, акульей стаей повсюду следовавших за дедом, научных работников «с самым последним очень важным вопросом». На нас, решительно проталкивающихся к двери, недовольно косились, но остановить не спешили, все-таки я копия деда. Сделать вывод, кто пришел на аудиенцию без очереди, могли даже непутевые историки с третьей пересдачей.
Прямо перед входом толпа страждущих уплотнилась настолько, что единственным способом попасть в кабинет было махнуть рукой на правила приличий и пройти прямо сквозь стену.
Кивнув Эли, я решительно шагнул вовнутрь.
– Добрый день, Декстер, – поздоровался дед.
Пяток аспирантов и один научный сотрудник подскочили и обернулись. Проекция какого-то памятника на тяжелом профессорском столе, обиженно мигнула, оставшись без внимания.
– Думаю, на сегодня все, – дед решительно поднялся со стула. Мы были с ним одного роста, то есть на голову ниже всех присутствующих.
Впрочем, это не мешало деду смотреть на окружающих свысока.