Алена Пиронко
Электронное чтиво
"Используя генеративные состязательные сети (GAN), мы можем научиться создавать реалистичные поддельные версии практически всего."
https://thisxdoesnotexist.com/
Электронное чтиво
Цифровая или бумажная?
Недавно в ленте Facebook одной моей френдессы раздался крик о помощи (шуточная орфография автора сохранена):
«Произошел ужОс. В аэропорту … любимая подруга купила мне книжку Амоса Оза 'A Tale of Love and Darkness'.
Это прекрасная книга. Она мне очень нравится. И я прочла уже 28 страниц. За месяц. Друзья мои, это чудовищно.
• Сколько ни делай характерных движений пальцами, шрифт не становится больше
• На нее надо светить лампой, так как она вообще не подсвечивается
• Там внутри очень много листов, которые надо чем-то прижимать, чтоб они не перелистывались
• Она не запоминает, где я кончила читать
Короче, это реальное страдание. Никто не знает, где взять эту книгу в привычном (электронном) виде? Очень хочется прочесть, а глазки прямо-таки вытекают. Хелп!»
Какая же форма книги нам нужна больше – бумажная или цифровая? Заменит ли цифровая книга традиционную бумажную? История последних двух десятков лет показывает, что эти две формы словесных публикаций успешно дополняют друг друга. Можно, однако, выделить несколько аргументов в пользу неоспоримой живучести и нужности бумажной книги.
Я начну издалека – из своего детства. Первой «замученной» и самостоятельно зачитанной до полной трухи книгой в моем детстве была книга Джанни Родари «Чиполлино». О, эти переживания за бедных угнетаемых – сапожника Виноградинку, кума Тыкву, девочку Редисочку и прочих полезных овощей и ягод. Здоровая классовая злость к угнетателям – бессердечным принцу Лимону и его управляющему синьору Помидору – поселились в моей детской душе навсегда. Я брала с книжной полки эту книгу всякий раз, когда мне хотелось поговорить с кем-то из сверстников, и разговаривала с героями. И текст, и картинки отвечали мне на мои вопросы и задавали мне в свою очередь свои. Эта книга до сих пор жива, бережно хранится на самой верхней, недоступной книжной полке, для пущей сохранности. Иногда я достаю её, оглаживаю старый шершавый переплет с отвалившимися углами, перелистываю любимые страницы, вспоминаю детское ощущение времени и пространства, которые были «здесь и всегда», и не было ни прошлого, ни будущего, никаких там, тогда, потом, никогда …
Пять органов чувств
Полное собрание сочинений
Летние каникулы, когда меня на месяц отправляли к бабушке с дедушкой в рабочий поселок на Урале, – это воспоминания о ночных чтениях во время северных белых ночей. Сначала был прочитан весь Жюль Верн, затем, следующим летом – весь Антон Павлович, а там уже и до Федора Михайловича дело дошло. Шеститомник Пушкина, три тома Мамина-Сибиряка – были перелопачены все ПСС (полные собрания сочинений), собранные бабушкой-дедушкой для любимых подрастающих внуков. С тех самых пор, всякий раз когда я читаю Чехова, меня начинают окружать запахи детства: запах теплого домашнего печенья, доносившийся из бабушкиной кухни, и аромат свежей малины, сорванной с куста в огороде.
Навсегда запомнилась мне удивительная книга со стереоскопическими картинками, для рассматривания которой в бумажный кармашек, прикреплённый к обложке, были вложены картонные очки с разноцветными линзами – книга называлась «Сухумский зоопарк». Спустя 40 лет после издания стерео-книги о зоопарке, в 2012 году интернет-проект «Москва, которой нет» издал бумажный стерео-альбом «Объёмное прошлое».
Фото автора
«Сказка о глупом мышонке», которую в детстве мне читал на ночь отец, навсегда связалась в моей памяти с его тембром голоса. Возможно поэтому я не могу воспринимать аудио-книги, даже если они записаны выдающимися актерами: мне не хватает родного отцовского голоса.
Сейчас я осознаю, что бумажная книга входила в меня через все органы чувств – зрение, осязание, обоняние, слух. Исключим «вкус» в его первом, прямом смысле, потому что бумажные страницы я все же не ела, но добавим – в другом смысле: бумажные книги сформировали мой вкус, внимание к деталям оформления, иллюстрациям; даже как часть интерьера, книжная полка стала обязательным атрибутом моего понятия «дом». Часто я ловлю себя на мысли, что, придя в гости в новый дом, ищу взглядом книжную полку, чтобы понять о хозяине или хозяевах дома что-то еще до того, как завяжется разговор. К сожалению, всё чаще я никакой книжной полки не нахожу.
Интерьер домашней библиотеки, воспроизведенный в одном из ресторанов в Бостоне, фото автора
На нашей книжной полке живут две подарочные книжки небольшого дорожного формата, переводные детективы, привезенные из бизнес-класса самолёта авиакомпании «Трансаэро» – авиакомпании уже нет, а книги и воспоминания о путешествии и перелете– остались!
А как быть с автографами, полученными на незабываемых авторских встречах? В нашей домашней библиотеке есть книги, подписанные авторами, из-за чего они стали для меня бесценными. А книги-фотоальбомы? Большие тяжелые фолианты, которые нужно держать на коленях, перелистывая с почтительной неспешностью, дарящей настоящий Дзен –«здесь и сейчас», а значит – всегда.
Может ли со всем этим конкурировать удобный и практичный цифровой гаджет? Делающий возможным иметь целую библиотеку у себя в кармане? Наверное может, но зачем? Никакой конкуренции нет, а есть преемственность и «разделение труда» – в этом я уверена.
И еще я убеждена – если мы не будем давать ребенку в детстве читать бумажные книги, дети будут обделены памятью, связанной с восприятием через различные органы чувств. Они могут вырасти в какой-то степени «бесчувственными».
История книжного холокоста
Цифровые книги не горят
Одна из последних книг Владимира Сорокина «Манарага» написана в традиционном для этого автора жанре антиутопии.
Сюжетом «Манараги» являются отношения человечества и книги, вывернутые наизнанку: после Нового Средневековья и Второй исламской революции книги больше не читают. Их бережно хранят за семью замками. Но люди придумывают опасный бизнес: готовить на огне из редких бумажных книг вкуснейшие блюда, используя редкие книги как полена. Необычная профессия главного героя – шефа-подпольщика, романтика, профессионала своего дела, предлагает нам иначе посмотреть на привычные печатные экземпляры книг. Здесь задействован только один из шести органов чувств человека – вкус. Ни зрение, ни слух не нужны новому поколению людей – они не читали книг, и уже никогда не прочтут. Ценность имеет лишь вкус еды, приготовленной на горящем бумажном полене: чем ценнее книжная реликвия, тем вкуснее блюдо, приготовленное на огне, в котором сгорает эта книга. Деликатес – это стейк на огне от первого издания Гоголя.
Роман Сорокина можно прочесть как эпитафию бумажной литературе – и, одновременно, как гимн ее вечной жизни.
Этот роман долго не отпускал меня, приведя к мысли о том, что ничего съедобного не удалось бы приготовить на книгах некоторых популярных авторов. Мало того, задолго до того, как была написана Манарага, я искала случая сесть перед камином и сжечь все книги ЗП (нет, расшифровывать не стану – читатель сможет догадаться, я уверена), купленные когда-то по недоразумению, когда ЗП казался не только «нормальным», но и свежим, оригинальным. Впервые в жизни испытала и продолжаю испытывать такое желание. Останавливает меня лишь то, что у нас дома нет камина. Согласитесь, ведь электронная версия не дает такой возможности, такого удовольствия – церемониального сожжения книг. Можно воспринимать это как шутку, однако помнить, что в каждой шутке, как известно, есть доля шутки.
Интересна история ритуала сожжения книг, которой я не могу не коснуться.
Первой такой библиотечной катастрофой считается сожжение книг в Древнем Китае, в 212 году до н.э. Как говорится, «кто девушку ужинает, тот её и танцует» – китайцы сами изобрели бумагу, сами написали первые книги, сами их и сожгли. Что заставило императора Цинь Ши Хуан сжечь книги? Исследователи-китаисты говорят о том, что побуждения эти диктовались исключительно целями сохранения власти. Ни записанные научные знания, ни законы прежних властителей не должны были затмевать, по мнению императора, Его волю и свет Его знаний. Ирония состоит в том, что вскоре после того как китайский император устроил библиотечное очищение огнём, его династию свергли неграмотные простолюдины.
Позже в Китае книги сжигались уже по совсем иным мотивам. Как ни странно это звучит сейчас, но «книжное знание» отвергалось практиками школы Дзен – влиятельной школы буддизма, сформировавшейся в Китае примерно к V веку. Практики Дзен считали, что просветление необходимо искать не в культовых предметах, не в религиозных символах, а в истинной природе человека, которая и есть «природа Будды». С помощью церемонии сожжения сутр учителя показывали ученикам, что никакие привязанности к предметам культа, к символам и образам, не должны и не могут заменить основной принцип передачи тайных знаний от сердца к сердцу без опоры на письменные знаки.
Считается, что основатель дзэн, Бодхидхарма, просил своих учеников сжигать его тексты, потому что замечал, как ученики «становились рабами слов вместо того, чтобы практиковать учение, выраженное словом».
В ранней христианской истории первым известным фактом массового сожжения книги стал сюжет из Деяний Апостола Павла: в 35 году н.э. после проповеди апостола Павла в Эфесе «из занимавшихся чародейством довольно многие, собравши книги свои сожгли пред всеми; и сложили цены их, и оказалось их на пятьдесят тысяч драхм». Этот сюжет можно увидеть на картине Гюстава Доре Illustrationen zur Bibel: Paulus in Ephesus
Фото из общедоступного источника Wikipedia.org
Дальше – больше. Католическая церковь на протяжении веков устраивала костры, в которых горели копии Талмуда: так, в XVI веке Талмуд сжигали не менее 6 раз. В XV веке в Испании Инквизиция сожгла все арабские манускрипты, к счастью, сделав исключение для медицинских записей. Во Флоренции Савонарола приказывал делать рейды, в ходе которых из домов горожан изымалось все, что не было связано с десятью заповедями, в том числе любые светские книги, чтобы затем сжечь на городской площади – тогда в костер летели не только книги, но и настольные игры, женские предметы ухода за собой, и даже музыкальные инструменты.
Византийский вариант христианства старался не отставать от Западного. В 1284 году в русской «Кормчей книге» (сборнике церковных и светских законов) появляется следующая норма: «Если кто будет еретическое писание у себя держать, и волхованию его веровать, со всеми еретиками да будет проклят, а книги те на голове его сжечь». Как видим, «сжигание на голове его» – новый шаг в развитии книжного холокоста.
В Новой Истории широко известна массовая акция сожжения книг 10 мая 1933 г. в Германии. Сотни студентов, профессоров, штурмовиков СА и СС уничтожили на костре книги «врагов немецкого народа», среди которых оказались Зигмунд Фрейд, Эрих Кестнер, Генрих Манн, Карл Маркс, Стефан Цвейг, Эрнест Хэмингуэй и многие другие. В числе книг, подвергавшихся сожжению, были также творения знаменитого немецкого поэта девятнадцатого века Генриха Гейне, который написал в своей пьесе «Альманзор» ещё в 1821 году знаменитую фразу «Dort, wo man Bücher verbrennt, verbrennt man am Ende auch Menschen»: «Там, где сжигают книги, впоследствии сжигают и людей».
Берлин, 10 мая 1933 года. Фото из открытого источника Wikipedia.org
В память о сожжении книг в нацистской Германии на Оперной площади (ныне – Бебельплац) в Берлине был в 1995 открыт памятник работы израильского скульптора Михи Ульманна – библиотека с опустевшими книжными полками, уходящая в пропасть.
Мемориал «Сожжение Книг», фото из открытого источника Wikipedia.org
После поражения Германии в войне союзники в рамках денацификации провели массовое уничтожение нацистской литературы (в том числе полному уничтожению подлежали все школьные учебники времён нацизма).
В начале 2-й Мировой войны эстафету немецких нацистов подхватили румынские: заняв в 1941 году Бессарабию, новая румынская администрация изымала и сжигала из библиотек все книги, написанные не на румынском языке (в том числе на дореформенном русском и европейских языках). Тогда в Кишинёве было сожжено 1 миллион 200 тысяч томов, в Тирасполе – 250 тысяч. В Бельцком уезде румынские войска сожгли 15 вагонов книг.
В «самой свободной стране мира», в США, следуя пуританским традициям, сжигались книги комиксов, видимо, из опасения, что комиксы распространят среди американской молодёжи «моральную развращённость» (1946 год). В 1954 году после публикации книги Фредерика Вертам «Совращение невинных» случаи сожжения комиксов прошли по всей стране. В 2001 году в США минимум 6 раз сжигались книги о Гарри Поттере. В сентябре 2010 года минобороны США скупило и сожгло весь тираж книги «Операция “Тёмное сердце”», написанной бывшим сотрудником разведки Энтони Шеффером.
В 2010 году, в годовщину терактов 11 сентября 2001 года, в США состоялось сожжение священной книги мусульман. Правда, было сожжено не две сотни экземпляров Корана, как намеревался сделать получивший мировую известность пастор-евангелист Терри Джонс, а всего два. Инициативу Джонса подхватили два священника из города Нэшвилл (штат Теннеси). 11 сентября 2010 года они сожгли два экземпляра Корана. 20 марта 2011 года Джонc всё же сжёг Коран в одной из церквей Флориды, что спровоцировало радикальных исламистов на массовые беспорядки в Афганистане, в результате чего были убиты случайные люди.
В современной России в 2002 году члены молодёжного движения «Идущие вместе» установили муляж унитаза перед зданием Большого Театра, после чего в нём были сожжены специально отпечатанные брошюры выдержками из книг Владимира Сорокина. Акция была связана с постановкой оперы на либретто, написанное Сорокиным. Впрочем, по утверждению авторов акции, книги были не сожжены, а утоплены.
Круг замкнулся: те, кто сжигал произведения Сорокина, стали действующими лицами его романа «Манарага» – теми самыми заказчиками стейков, приготовленных на книжном огне. Костёр тлеет, и, похоже, иссякнет лишь в тогда, когда не станет бумажных книг.
