Алексей Юрьевич Петров
Старая крепость
Глава 6
Самолёты долго кружили над крепостью, прежде чем начать нас бомбить. Мельком глянул на небо: Ju-88. Это хорошо, что не Ju-87, который наши называли «лаптёжник». Те способны положить бомбу точно в ведро, мне кажется. А эти… Нет, пикировать Ju-88 тоже способны, конечно. Однако же, с утра мазали. Из десяти, – попали только восемь, а разорвались из них шесть. Процент, возможно, неплохой, но ведь цель достаточно большая и, к тому же, неподвижная. Ладно, сейчас мы это ощутим на собственной шкуре…
Понеслась душа в рай! Тум! – сначала тупой удар, свидетельствующий о том, что бомба встретилась с землёй, потом разрыв. По форту будто огненный смерч пронёсся. Взрывы следовали один за другим, почти без перерыва. Качались стены, скрипели и отваливались кирпичи с потолка, ударная волна била по ушам так, что никакие прижатые к голове руки не спасали. Всё заволокло дымом и пылью. Я насчитал десять разрывов на двенадцать сброшенных бомб. Две, получается, не взорвались. Три упали перед нашим внутренним валом, две на сам вал, остальные, – где-то сзади, в районе горжевых казарм. Несмотря на сущий ад, – потерь у нас нет: только контуженые. Оглохшие от грохота и ослепшие от дыма, мы выглянули в амбразуры. Пыль, – ничего не видно. И вот, в это серо-чёрное облако, устремляются несколько бойцов. Прямо вот рядом стоящих! Отбрасывая в сторону винтовки и что-то крича, они выбираются через оконные проёмы на улицу. Не стесняясь ни своих товарищей, ни командиров. Я бы так не смог. Мне кажется, сдаваться нужно или всем, – или никому.
Понемногу, пыль начала оседать. Вдруг, со второго этажа кто-то крикнул:
– Немцы! Немцы атакуют!
– К бою! – тут же скомандовал Гаврилов и мы ринулись к амбразурам, готовясь отразить атаку.
Впрочем, это опять была разведка боем со стороны немцев. Убедившись, что гарнизон, кроме нескольких десятков человек, капитулировать не собирается, – противник снова отступил.
Так, теперь, – основное блюдо. Если я всё правильно помню, – 1800-кг бомба разорвётся как раз на той оконечности внешнего вала, откуда ушли бойцы роты Зульфугарова. Теоретически, нас задеть не должно. Но такой взрыв, да в ста метрах от тебя… Может, того…отбежать подальше? Хорошая мысля приходит опосля, так что дёргаться уже поздно. Остаётся только как-то сгруппироваться…
Земля вздрогнула. Тум! Ну, теперь держись! Как я к этому ни готовился, – а рвануло всё равно неожиданно. Чудовищный силы взрыв сотряс Восточный форт. В глазах на мгновение потемнело, по ушам ударил страшный грохот: было такое ощущение, что наше укрытие подпрыгнуло в воздух на добрый метр, а потом опустилось обратно. Я полетел на пол, больно ударившись локтём при падении. Свет превратился во тьму, в казематы картечью влетели комья земли вперемешку с камнями. В окна и амбразуры пахнуло нестерпимо горячим, остро запахло сгоревшей взрывчаткой. Всё вокруг заволокло пылью, от которой было не продохнуть. Жуткая картина. Такое ощущение, что мы заживо погребены в этом каземате. Кашляя и матерясь, стали подниматься бойцы.
– Ещё один такой налёт, – и нам здесь всем хана! – мрачно заметил невидимый в темноте красноармеец.
– Сдаваться надо! Сдохнем здесь ни за грош! – заистерил, срываясь на визг, ещё один.
Притихший было каземат, наполнился шумом и гвалтом.
– Прекратить панику! Доложить о потерях! – перекрикивая гомон, раздался откуда-то сбоку зычный голос Гаврилова, – Раненых – в лазарет, живые, – к амбразурам! Командиры – ко мне! Домиенко!
Как ни странно, убитых в результате авианалёта опять не было, – только раненые. Контузиями различной степени тяжести, по-моему, обзавелись все.
Бомбардировка оказала на гарнизон больше психологический эффект. Крупно повезло, что последняя бомба попала именно туда, куда надо, чтобы минимизировать потери защитников: на скат внешнего вала. Его толща оказалась первым препятствием на пути разрушительной взрывной волны. Второй преградой стал внутренний вал форта, в котором мы и находились. Пока не ясна обстановка у Касаткина с Коломийцем, но не думаю, что там хуже, чем у нас. Мою догадку подтвердил посыльный от начальника штаба, которым оказался сухопутный одесский моряк Вороненко. Он вихрем ворвался в каземат и оторопело застыл в дверном проёме:
– Ох ты, мама моя родная!
– Проходи, не стесняйся, – кашляя, пригласил я Костю внутрь.
– О, живой, братишка! – искренне обрадовался он, – Где тут майор наш?
– Кто меня ищет? – из пыльного тумана появился Гаврилов.
– Это я, – рядовой Вороненко! Капитан прислал. Иди, говорит, узнай как обстановка…
– Терпимо. Что у вас?
– Нормально! По ушам, правда, хорошо вдарило, а так, – жить можно!
– Это радует. Ладно, пошли к капитану, здесь Домиенко сам разберётся.
Касаткина мы встретили по пути, – не выдержал, помчался сам узнавать положение дел на нашем участке.
– Ну, слава богу, – живой! – облегченно выдохнул капитан, – А я тут уже, грешным делом, плохое подумал. Бомбили-то вашу сторону знатно!
– Да уж, постарались немцы… Что у Коломийца? Убитые? Раненые?
– Раненых шесть человек, убитых нет, – чётко доложил начштаба.
– У нас тоже потери минимальные. Но, сдаётся мне, оборона наша подходит к концу…
– Да, взялись за нас немцы крепко…
– Собирай людей, я сейчас буду.
– Сделаем.
Дождавшись, пока Касаткин с Вороненко скроются за поворотом коридора, Гаврилов повернулся ко мне:
– Ну, вот и всё, Иван. Тошно на душе…
– Понимаю твоё состояние, но оборона действительно исчерпала себя. Пора принимать неприятные решения.
– Да, ты прав, но…
– Что «но»?
– Может, дотянем до темноты, а там, – на прорыв? – горячо заговорил майор, – В последний, решительный, бой?
– Благодаря сапёрам, до темноты доживут немногие… А там, идти под светом прожекторов и под дулами танков и пулемётов? Самоубийство. Успокойся, не губи людей!
– Эх! – в сердцах ударил по кирпичной стене Гаврилов, – Умом понимаю, а сердцем…
– Делай что должно – и будь что будет, – криво процитировал я Марка Аврелия.
– Хорошо сказано. Ладно, пойдём!
В казематах горжевой казармы Восточного форта, Касаткин собрал всех бойцов роты Коломийца: чуть меньше двухсот человек. Я занял место в строю рядом с лейтенантом. Гаврилов медленно обошёл нас, вглядываясь в усталые, закопченные лица красноармейцев. Наконец, он остановился.
– Товарищи! Сильный и коварный враг напал на нашу Родину! Напал вероломно, без объявления войны! Несмотря на это, мы, бойцы Красной армии, оказали достойный отпор агрессору! Здесь, в Брестской Крепости, нашли свою погибель немало фашистов! Посмотрите вокруг: подступы к Восточному форту завалены трупами немецких солдат! Целых семь дней продолжается наша героическая оборона! Хочу поблагодарить вас за стойкость и мужество! Невзирая на тяжёлое положение, вы до конца остались верны долгу и присяге! Спасибо, товарищи! К сожалению, сегодня наше сопротивление потеряло смысл… Фашисты оставили попытки взять штурмом форт и нащупали слабое место обороны… Их сапёры взрывают валы и помешать этому мы не в силах… Погибать под завалами, не нанося никакого урона врагу, – считаю недопустимым! Попытки прорыва приведут только к новым бессмысленным жертвам. Мы должны жить, чтобы и дальше бить врага! Бить до полной победы! Это решение, поверьте, далось мне нелегко. Кто желает сдаться, – осуждать не буду… Оборона закончена, я распускаю гарнизон.
– А как же Вы? – выкрикнул в наступившей тишине лейтенант Коломиец.
– Я в плен не пойду, – упрямо качнул головой майор, – Вольно – разойдись!
Строй сразу же распался. Бойцы зашумели, задвигались, обсуждая потрясшую всех новость. Гаврилов стоял, глядя на разбегающихся красноармейцев. К нему подошли Коломиец, Касаткин и Абакумова.
– Как же так, товарищ майор? – растерянно вопрошал Коломиец, – Неужели, конец?
– Я всё сказал, – грубовато ответил Гаврилов, – Дальнейшее сопротивление считаю бессмысленным.
– Я останусь с ранеными, – твёрдо сказала Абакумова.
– Приказать я Вам не могу… Спасибо за всё, – присмотрите за ними…
– Пётр Михайлович! – Касаткин был спокоен и деловит, – Что будем делать с оставшимися запасами продовольствия и боеприпасов?
– Взрывать нечем, так что оставим всё как есть. Или у Вас есть какие-то другие предложения, Константин Фёдорович?
– Других нет, – пожал плечами Касаткин, – Для меня было честью сражаться вместе с Вами!
– Спасибо, капитан! Не поминайте лихом! Алексеев! – это уже мне, – Пошли к Домиенко, закончим с этим…
Для бойцов, находящихся в помещениях внутреннего вала, Гаврилов произнёс примерно такую же речь, сложив с себя полномочия командира и предоставив им полную свободу действий. Из форта потянулись первые сдающиеся…
Мы вернулись в штабной каземат. Ломая спички, я светил Гаврилову, который выгребал из ящиков документы и складывал их на стол. Какие-то ведомости, бланки, приказы, – бумаг было не очень много. Вытащив всё, что не должно достаться врагу, майор поджёг образовавшуюся кучу. Печать 44-го стрелкового полка он сунул в карман. Пока мы занимались уничтожением документации, у входа в штаб собралось несколько человек: Вороненко с каким-то молодым бойцом, пограничник Силаев, лейтенант Коломиец. Заметив их, Гаврилов спросил:
– Чего вам?
– Мы с Вами, товарищ майор, – ответил за всех Вороненко, – В плен ещё успеем.
– Хорошо, – немного подумав, кивнул майор, – План такой: прячемся в форту, а когда уйдут немцы, – собираемся здесь и думаем что делать дальше. Если найдутся ещё желающие, – передайте им мои слова. Выполняйте!
– Сделаем в лучшем виде! – повеселел одессит.
Пока догорали бумаги, я нашёл на полу второй диск к своему ППД, взял из ящика несколько гранат и пару пачек патронов, – пригодятся. Гаврилов нацепил маузер, снял фуражку и пригладил свою роскошную шевелюру:
– Ну что, вроде, всё сделали…
– Воды неплохо бы захватить, да пожрать чего-нибудь…
– Мысль здравая, – одобрил майор, – пошли.
Запихав несколько консервных банок с тушёнкой в найденную противогазную сумку и наполнив фляги дурно пахнущей водой из вырытого в одном из казематов колодца, мы двинулись искать подходящее для пряток с немцами место. Форт покидали последние защитники. Кто-то, – с радостью, кто-то, – с неохотой. Сержант, встреченный нами в коридоре, со всей силы саданул винтовку об стену, разбив приклад в щепки.
– Вот, так-то лучше! – пробормотал он, с удовлетворением глядя на изуродованную «мосинку».
Отбросив в сторону обломки, он посмотрел на Гаврилова:
– Ничего, товарищ майор, – мы сюда ещё вернёмся!
Ласково погладив стену каземата, сержант легко выпрыгнул наружу и, засунув руки в карманы, независимой походкой зашагал в сторону домов комсостава.
Форт затих и опустел, – только из лазарета доносятся стоны раненых. Мы с майором Гавриловым совершаем последний обход уже оставленных позиций. Под ногами хрустят гильзы и битый кирпич. Сквозняк гоняет по коридорам обёртки из-под пачек патронов, обрывки бумаг и окровавленных бинтов. На стенах – выщербины от пуль и осколков. Старый форт, ты с честью вынес испытания огнём и сталью, но осталось ещё одно, не менее важное: укрыть от врага горстку твоих последних защитников…