bannerbannerbanner
полная версияЯ однажды доеду до счастья

Алексей Юрьевич Гергенов
Я однажды доеду до счастья

Наш проданный смех

                              * * *

                  Был дорог

нам каждый спутник.

                  Лет сорок

                   через двенадцать стукнет…

                  Был отрок

страны Советов,

                  Теперь же

нет тех сюжетов.

                  Которых

затмили тучи,

                  Умчали

                        года певуче.

2006

ПОДРАЖАНЬЕ ПЕСНЕ

Снег лежит январский за окном,

Только я мечтаю об одном:

Как хотел бы завтра встретить

Двух подруг в библиотеке,

И в кафе дешевое потом.

Мы пойдём по улицам ночным

И мороз студён, но он терпим.

И в уютном павильоне

Столик наш, самса в поддоне,

И один лишь поцелуй двоим.

Зимний вечер, ленты автострад,

Огоньки далёкие горят.

Вы забудьте про тетрадки,

Ведь не всё у нас в порядке,

Редко правду нынче говорят.

Научитесь лучше выбирать,

Что в общенье нужно больше знать:

Ненавидеть интриганов,

Ложь газет, телеэкранов

И не верить умников словам.

Снег невидим за ночным окном.

Только я не сплю, в мечтах о том,

Что вновь юность постучится,

И девиц увижу лица,

И душа согреется теплом.

15 января 2009

НАШ ПРОДАННЫЙ СМЕХ

Наше детство советское длилось как надо,

Четверть века назад была радость для всех.

И в потерянный мир смотрим мы виновато:

Не вернётся обратно наш проданный смех…

2009

В ПОСЛЕДНЮЮ ОТТЕПЕЛЬ

Советский мальчик смотрит телик,

Забито льдинками окно,

До смены он второй успеет,

Вновь в полдень – старое кино.

В Сеанс повторный фильмы часто

Шли среди далеких лет и зим:

И Мельница для всех, для счастья,

И Безоружен и один…

Советский мальчик смотрит телик

И не спешит варить обед,

А во дворе цветёт уж зелень

Как у полярника был бред,

Когда в мультфильме замерзая,

На дальней станции один,

Ему почудилось, что тает

Снаружи снег и нет уж льдин…

И вот весна уж расцветает,

И он шагает в светлый май,

И в свитере одном шагает

Среди листвы куда-то вдаль.

Но он всё также замерзает

И на приборах пар везде

И обречённо протирает

Испарину на том стекле…

Весна 2009.

Пора перемен

ДОЖДИ ВОСЬМОГО ГОДА

Я помню май, дожди восьмого года…

Студенты… наставления мои им впрок,

Студенты старших курсов… группы… много.

Как жить им после выпуска давал урок:

Держаться вместе и за правду биться –

И снова вместе собираться с давних дней…

Поддержку видел в их глазах и лицах –

Серьезных, почти взрослых молодых людей.

Надеюсь, что запомнили надолго

Как лучше жизнь свою вести простой совет.

Прошло немало времени. Вот только

Тогда мне тоже было двадцать с лишним лет…

Зеленый май, дожди в начале лета

Семь лет спустя напомнили мне снова

Студентов и про жизнь мои советы

В конце весны две тысячи восьмого…

Май 2015

ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ ДЕТСТВА

В сентябре нам суровая классная

Запретила вдруг галстуки красные.

Пионеров уж нет. И – молчание,

Звеньевой ничего не сказал на прощание.

В декабре же – беда Беловежская.

Звеньевой оказался невежеством

(пусть узнают, его звали Вовою):

«Мы живём в СНГ…». Но не новое

Это имя Союзу: разрушился,

Появилось взамен лишь Содружество.

А спустя пару лет предан Вовою:

Перешли вместе с ним в школу новую,

Где он бросил меня без зазрения,

Дружбу предал, скреплённую звеньями…

Но не мы, пионеры – предатели,

Это в школах часть преподавателей…

УЧИТЕЛЯМ ЭПОХИ ПЕРЕСТРОЙКИ

Учитель по русскому приходит в бреду

Четверть века спустя,

И держа советский мандарин в руке, говорит:

«Я не виновата, геноцид пришел из лабораториев».

Консерваториев

я не кончал – и академия – лишь одна.

Но знаю точно: если сказал –

                  за свои слова

Держи пред обманутым народом ответ.

Не надо было повторять из газет

Пропаганду среднего класса на Западе

(с коттеджем и тремя машинами).

Но школьному «среднему классу» (шестой-седьмой «бэ»)

Можно было не говорить полуправду – родители многих детей

Сами так стали думать, тоже читая прессу

(но поверили люди бесу)…

ЛИРА ОРАНЖЕВОЙ СТРАНЫ

По заброшенной линии цепью –

Средь равнины, где нет человека, –

Поезд едет пустыннейшей степью,

Пусть страны его нет больше века.

Добровольцы придут утром рано –

Чтобы жить на Земле как и мы,

Подлецов же засыплют барханы

Подзабытой Свободной страны…

Пока жизнь у вас – полная чаша.

Хари хамством, презреньем полны,

Даже весело вам и не страшно.

Но поднимутся в небо орлы –

От Драконовых гор на востоке

И до крайней небесной зари,

Станет ясно, что вышли все сроки,

Синим пламенем всё тут гори!

Но запомним людские пороки,

Что до гибели мир доведут!

Мы пока на небесном пороге

Где стоит еще старый редут…

На форпосте от нашего мира,

Стерегут путь пустые холмы,

Ждут сигнала дозорные лирой

От Оранжевой вольной страны!

13 сентября 2016

Исторические стихи

ПЕСНЯ КАНАДСКИХ МЕТИСОВ

Канадские прерии… Желтое поле

И синие горы у Красной реки.

В душе уж безверие. Видно за волю

Боролись напрасно лесные стрелки.

«Мы не индейцы», – поём мы порою.

Но вышивки наши в индейской канве.

И куртка обшита у нас бахромою,

И скрипка висит у нас в каждой избе!

В домах у нас есть и губная гармошка,

Веселье французское частый гость там,

Но белая раса мы лишь понарошку,

Туземцы, цветные – в глазах англичан.

Как землю отнять – так мы словно бизоны

И нас изгоняют из тучных лугов,

Железная воля британской короны

К нам селит шотландских крестьян-бедняков.

Мы не индейцы, но сотни лет вместе

Прожили средь древних индейских столбов.

Шотландцев же селят на нашем же месте,

Тревожа французскую тень праотцов!

В стране, где октябрь из листьев кленовых

Под ноги нам стелет багряный ковер,

Нашли звероловы себе братьев новых,

Приняв из вигвамов индейских сестёр…

И вот изгоняют канадских метисов.

Чтоб землю вернуть и свободу дать снова

Риэль поднял бунт… Но казнили Луиса!

Провинция создана здесь Манитоба…

Осень 2011

* * *

Республики маленьких две не желали

Под властью Британии быть никогда,

Отвергнув владычество спорное сами

Решили за волю стоять до конца.

Узнал тогда мир весь, что буров народ

С Британской империей биться готов.

Свободу свою сохраняя и волю,

И вот, потянулись обозы по полю.

И помощь тогда со всех стран поспешила,

Решили отважные бурам помочь,

И слава побед первых всех удивила:

Разбита империи гордая мощь.

Но в Африку Южную вдруг подоспели

Почти двести тысяч британских солдат;

Всех средств англичане в борьбе не жалели,

И бурам поспешно пришлось отступать.

За Вааль, за Вааль, в родимый Трансвааль

Они уходили, лелея мечту

О мире нескоро пришедшем в Трансвааль,

Горел он в огне весь как будто в аду.

Окрасился Вааль водою багряной

И гул канонады затих вдалеке

Оставили много полков англичане

На этой равнинной, но бурной реке.

Остался отряд на холмах, где дорога,

Из юных бойцов весь – отход прикрывать,

Отбили они страшных приступов много

Спасли все войска, но пришлось всем им пасть.

В багряные воды цветы положи

И в память их голову тихо склони,

И пусть покраснела река от заката,

Но память жива в ней – огнем вся объята.

2002

СТРАСБУРГСКИЕ КЛЯТВЫ

Я слышал Страсбургские клятвы

На галло-римском языке

И первую в трехполье жатву,

Как плуг на смену шёл сохе.

Торговый люд идёт на сборы

На перекрёстке всех дорог,

И строят первые соборы

Из камня римских городов.

И альбигойские походы

Залили кровью весь Прованс,

И выбор тяжкий для Раймонда.

Юг Франции навек угас.

И в Монсегюре – звон набата,

Но стены замка не спасут:

Нет правых, нет и виноватых,

Их разберёт лишь Высший Суд.

Вновь вспомнил Страсбургские клятвы,

Раздел в Вердене трех частей;

Послушную догматам паству,

И непокорных королей.

Но помню тот февраль до дрожи:

В полях под Страсбургом народ,

Два войска вовсе не похожи –

Германец галла не поймёт.

Читают друг за другом клятвы –

Войскам два брата-короля…

Как много на трехполье жатвы

Нам даст обильная земля!

СВЕТ И ТЬМА СРЕДНИХ ВЕКОВ

Я видел битвы спозаранку

У обречённых городов,

Как их штурмуют орды франков,

Снося античность до основ.

И сквозь громаду стрел летящих

Я вижу словно старый сон:

Епископ Хлодвига просящий

О чаше в граде Суассон.

Возводят каменные храмы

По форме римских базилик,

И городов опять немало,

И новый у Европы лик.

Я видел южные закаты,

Куда собрался паладин,

И как блистали сталью латы,

Сминая натиск сарацин.

Я знал зловещий дым пожаров,

Указ жестокий короля,

Но и восточные товары

Манили пряностью в моря.

Уже натянутые тросы

Гудят на мачтах каравелл,

 

И в предвкушении матросы –

Их шлёт в моря принц-корабел:

Энрике ищет путь неблизкий;

Пришёл король уж Мануэл,

Уйдут и мавры, и мориски,

Но найден путь для каравелл.

Но так кончается эпоха,

Европа в круге мятежей,

И Новый свет открыт до срока,

И Средних нет веков уже.

Случились гибель и рожденье

Искусств, ремёсел, городов,

И мир постигло обновленье

Крестов и роз, и мудрых слов.

Мне мысли дал для озаренья

В стихах Аполлинер Гийом,

И тайны тяжкие прозрений

Открылись за ночным столом.

Внимал вершинам духа в свете,

В тени безмолвных алтарей,

И сны двенадцати столетий

Мелькали как мечта о ней.

Но кто возвёл из камня своды,

Где выход из темницы мне?

Когда увижу шлейф свободы

На белом с лентами коне?

27 октября 2008

В КРАЮ ДАЛЁКОМ…

В краю далёком, южном, дивном

Крошатся камни колоннад,

И в изумлении наивном

По ним ступает лангобард.

Под синевою яркой неба

Из камня арка под горой,

И безмятежная Минерва

Хранит классический покой.

Придут ли новые норманны,

Или набеги степняков,

Храним весь край вокруг лимана

Античной мудростью богов.

Жить лангобардам и сарматам,

Дошедшим до земли богов,

Пришлось в Равеннском экзархате,

Меж разорённых городов.

И солнце ласка, моря волны –

Потомкам помогают всем

Слагать напевные канцоны,

И римлян не узнать совсем.

И смотрит дева за нарядом

В венецианское стекло,

Посыльный мавр с нею рядом,

Подносит белое письмо.

Представить не могли сарматы,

Что через дюжину веков,

Их отпрыск слушает сонаты

В концертных залах городов.

Осталось прошлое в балладах:

В них отблеск старины седой;

И флаги в каменных громадах

Сзывают верных вновь на бой.

Сменялись долгие осады

Вновь мирной выдачей долгов,

И зазвучали серенады

В ночи, под окнами домов.

Пусть растворились лангобарды

В Италии за долгий срок,

Их именем зовут ломбарды,

Где вещи ставят под залог.

Исчезло племя бородатых

Свирепых воинов давно,

Но их потомки – средь богатых,

Остались править все равно.

Кровь варваров течёт недаром

У многих графов и князей,

На юг прогнали их авары

С венгерских будущих степей.

Семейства многих знатных родом

Из Тёмных сумрачных веков,

Где рыскали германцев орды

По землям древних городов.

Простыми были предки знати –

Под властью герцогов порой

Сходились на сраженья рати

За край с обильною едой.

Заходят овцы в бывший форум,

И щиплют травы между плит,

Богатства ищут в виллах воры,

Где римский их магнат хранит.

Принявшим весть из Галилеи,

Закрылись знания веков,

Пришельцев волны одолели

Страну поверженных богов.

За мир благие пусть молились,

Шаталась их державы мощь,

Из Рима силы уходили,

И вскоре наступила ночь…

Преданье сложено про тайны

Забытых римских городов

Забредшими туда случайно,

В руины брошенных домов.

Узрев, как фрески бесподобны,

Сказали о творцах былых:

«Хотели быть богам подобны,

Но боги покарали их!»

И лирик лишь напишет строки

О тех погибших городах,

Представив южный край далёкий

И холод в девичих глазах,

Когда коварством из сражённый,

В отчаяньи он пожелал,

Чтоб в крае том синьор влюблённый

Её платочек подобрал.

1-4 февраля 2009

* * *

Достойна многих жарких споров

Судьба античных городов,

Но есть величье у соборов

Из Средних сумрачных веков.

Под острой крышей жил когда-то

В старинном городе из книг,

Часы на башне магистрата

Скульптур святых меняли лик.

Шёл раньше даже по богатым,

Но ныне мёртвым городам,

Где греки торг вели кудлатым

Купцам из скифских зимних стран.

Квартеронка (Красавица южных морей)

Свернув паруса все, корабль стоял,

Где джунгли залив небольшой окружали,

И шлюпки приткнулись на новый причал,

На прибыли зов колонисты сбежались.

Торговцы ступили на белый атолл,

Товар колонистам на пляж выгружая,

Навстречу им вынесли пряностей стол:

Имбирь и корицу всю, злата желая.

Но люди иные сей жаркой страны –

Их лица и руки, и ступни черны –

Тянулись на берег как скот – вереницей,

Одеты в рубахи простые, штаны.

Рабы потащили корзинами ром,

Собратья под пальмой их ждали без дела.

Вдруг в мареве жаркого полдня как сон

Фигурка мелькнула – но вдруг с белым телом!

Девица, чья кожа как полдень светла,

В тени меж невольников прочих стояла:

Цветастая юбка и блузка бела,

Коса лишь черна – ей на пояс свисала.

Купец от жары расстегнув свой камзол,

Спросил у плантатора о синьорите,

И вдруг оказался лицом весьма зол:

Но всё ж уступил островной он элите.

Монет не жалел тот купец молодой,

Часть купленных грузов вернули обратно.

Пусть трюмы пустыми доплыли домой,

Довольным он выглядел невероятно:

– Доставил на родину словно ребенка

Богатство я главное – ту квартеронку!

Последние вещи продам я скорей,

Чем деву прекрасную южных морей.

24, 25 января 2017

На острове неволи

Где-то за Антильскою грядой,

Где голландский остров Кюрасао,

Жил рыбак свободный молодой,

В лодке выходил под парусами.

Как-то раз в столице побывал,

Рыбу от улова продавая,

Незнакомку там он увидал,

Тайну в разговоре узнавая.

Девушка молчала, чуть грустя,

В черной юбке, белоснежной блузке,

От морского судна отойдя,

Что в порту стояло на погрузке.

Незнакомка вся была мила –

Завивались локоны небрежно,

Ей прическа пышная так шла

К персиковой коже очень нежной.

Черную как смоль свою косу

В океан смотря, всё теребила:

Небо, где сливаясь в полосу,

С морем на свиданье уходило.

На причал красавица одна

Для белья корзину прислонила.

Но рыбак не понял, кто она,

Ведь любовь весь разум ослепила.

Он спросил: «Вам место среди дам,

Что вы ждёте на морском причале?

Ваш корабль идет на Амстердам?».

Но она ответила в печали:

– Мне нельзя на судно средь господ,

Мой удел – остаться жить с рабами,

Нам тяжелый труд – один исход.

Белая почти я, но не с вами.

Мать моя мулатка – ей судьбой

Суждено средь негров жить как в стаде,

«Дочь рабыни тоже будь рабой!», -

Ей сказал отец из Виллемстада.

Я цветная девушка, поверь,

Между черных прачек мое место,

Ты ошибся, я не тех кровей,

Белому не буду я невеста.

Разглядеть во мне пусть нелегко

Черных предков, но закон всё знает.

С острова уплыть бы далеко,

Где во мне рабыню не признают.

И рыбак наш после ее слов,

Русою тряхнул вдруг головою:

– Белый я, но без рабов,

И не будешь ты ничьей рабою!

Он ее похитил ее в тот же срок

С острова неволи Кюрасао,

Двух влюблённых уносил челнок

В море под седыми парусами.

Пусть с тех пор прошло немало лет –

В мире стало не намного легче,

Ухожу разбитой страсти вслед

Солнцу восходящему навстречу.

Об отмене рабства раньше весть

Многих в ликовании застала,

Но оковы рабства в душах есть

У людей как в старом Кюрасао.

26 января – 3 февраля 2017

У побережья дикарей

У побережья дикарей стоял наш вольный бриг,

Но шлюпки на воду спускать не мог наш капитан –

Едва ступили б мы на пляж, то с джунглей в тот же миг

В нас туча дротиков и стрел могла бы полететь.

Нас гибель верная ждала от даже мелких ран,

Ведь ядом мажут остриё туземцы нам на смерть.

Сказал одеть наш капитан побольше на себя

Одежды разной. И доспех – нам очень помогал

(Пускай жара кругом мутила разум донельзя)

От стрел, что полетели вдруг – одежда защитила нас.

И каждый наш моряк в ручье – бочонки полные набрал.

Так с пресною водой вернулись на баркас.

В морях Ост-Индии чумной водил корабль капитан.

Не славы он в морях искал, не денег или же похвал –

Порты французов защищал от нападений англичан.

Наш первый консул Бонопарт героя мог Сюркуфу дать,

Но он себя короной увенчал, республиканцев разогнал.

В полях Европы воевал, и собирал за ратью рать…

У побережья дикарей стоял тогда наш бриг –

И нам, французам за морям – не смог никто помочь.

Рейтинг@Mail.ru