Алексей Эрр
Сказка о сказке. Том первый

Они ещё раз окинули взглядом свой уютный кофик, прошлись по всем его углам, уголкам и даже зажмурились, соображая, чтобы ещё прихватить с собой. Но на ум больше ничего не шло, и потому девчонки вздохнули кротко-коротко, заперли двери и потащили рюкзаки по лестнице вниз.

VI 

Лестница вела вниз, в тот самый подвал. Обычно девчонки её быстро проскакивали – через две, через три ступеньки, но сейчас не торопились. Вдруг этот лупоглазый сидит там внизу и ждет их? И ка-ак выскочит! Или ещё какую гадость сделает, жаба такая! От этих мыслей становилось не по себе, но подруги их храбро отгоняли. И от большой храбрости дышали еле слышно, фонарики забыли достать и долго искали выключатель на стене. Он там словно потеряться решил, радовался, что его так долго ищут. И только когда Лю̀си стала сердито сопеть и ворчать что-то про «дурацкий выключатель» – только тогда нашёлся.

Нашёлся и щёлкнул, и под потолком зажглась пара тусклых лампочек в серых кривых колпачках, а в полумраке перед девчонками выросла целая гора старых «сокровищ», покрытых толстой пылью. Гора эта как настоящая выросла, всё собой заслонила, казалось, весь свет в себя втягивает. Но девчонки и в полутьме смогли понять – место, где великан спустился под каменные плиты, было у дальней стены.

– Да-ар, нам вот туда надо пробраться!

Эли шептала тихо, а пальчиком показала на дальний угол, но Лю̀си её не дослушала и на пальчик не посмотрела. Она стала на цыпочки, дотянулась до ножки жёлтого дивана, что высовывался из горы, и – оп-ля! – через секунду сидела верхом на этой ножке.

– Давай мне рюкзаки, я их здесь прилажу.

Лю̀си говорила так, будто они с Эли всё вместе решили. Впрочем, она не ошибалась: девчонки умели договариваться без слов, порой просто кивали друг другу и всё понимали, а потом делали дело так, будто превратились в одного человека. И сейчас превратились. Они почти не глядя передавали рюкзаки из рук в руки, за ножки «сокровищ» осторожно хватались, а толстую пыль просто смахивали. Быстро-быстро девчонки добрались до самой верхушки, под потолок и там увидели, что дальше гора скатывается в глубокую яму. Не сама, конечно, скатывается – просто в ней глубокая яма образовалась, будто какая-то бомба взорвалась, разорвалась и раскидала старые «сокровища» в разные стороны.

Подруги осторожно, тихонечко сползли вниз, к самому дну, стали на ноги, осмотрелись, но ничего опасного не увидели. И ничего страшного тоже не увидели. Под ногами у них лежали спинки старых кресел, а на одной спинке спокойно перекатывался кудлатый моток из толстой шерстяной пряжи. Круглый и кудлатый.

Лю̀си секунду подумала и недовольно фыркнула – рассердилась. Не могла понять, куда дальше пробираться. Вот они на дне ямы стоят – ямы, которую великан раскопал. Ну да, великан, кто ж ещё? А дальше что? Куда он делся? Он, наверное, тайную дверь здесь нашёл, или тайный ход. А потом завалил этот ход, чтобы никто за ним не погнался. Это понятно! Но как найти этот ход? Они же не великаны, чтобы голыми руками ворочать тяжёлые «сокровища».

Лю̀си пару раз наступила на старые спинки и отпихнула кудлатый моток, чтоб не мешался под ногами. Отпихнула и удивилась: моток прыгнул вниз и покатился по ровному кругу – раз, другой, третий – и пропал, будто не было. Лю̀си потянулась за ним, сделала шаг и вдруг замахала руками, словно птичка на сухой ветке.

Конечно, птичка не руками машет, а крыльями. А если сухая ветка под ней ломается, очень быстро машет, чтоб не упасть. Вот и Лю̀си быстро замахала руками, но взлететь не смогла. Она чуть не провалилась вслед за клубком, но каким-то чудом встала на пятки, перегнулась пополам и перескочила на другой край опасной дырки. Клубок в этой дырке исчез, а Лю̀си даже испугаться не успела, только округлила глаза и застыла. Но потом поняла, что никуда не падает, осторожно повернулась и заглянула в тёмную дыру – удивилась, как она её сразу не заметила, такую большую. Правда, в этой дыре ничего не было видно – там, где клубок исчез, было совсем черно.

А Эли в это время смотрела наверх и ничего не могла найти в верхней темноте, пока не догадалась щёлкнуть фонариком и острый лучик направить прямо в потолок. Она провела лучиком по каменным сводам и плитам, что нависли над сводами.

– Смотри, дар, видишь?! – Эли перешла на совсем тихий шёпот, – Этот великан спустился на гору наших «сокровищ». Потом задвинул плиту и стал раскапывать проход.

– Вижу, вижу! – потянула Лю̀си, – Это понятно. А потом он вот в эту дыру чёрную полез.

– Куда полез?

Лю̀си тоже щёлкнула фонариком, провела лучиком по тёмным краям большой дырки, чтобы Эли их рассмотрела.

– Вот он туда забрался, наш великанчик. Ничего там не видно!

Да, там ничего не было видно. Острые лучи фонариков терялись, пропадали в густой темноте. И от этого у девчонок мурашки побежали по коже. Побежали, но вдруг замерли: подруги увидели, что от самого края дыры вниз тянутся серые полоски – ступеньки подземной лестницы.

Ох! Лестница под землей! Фонарики заскользили по ступеням: по первой, второй, третьей. Девятую ещё можно было разглядеть, а десятую – только угадать, она еле виднелась в непроглядной мгле, будто лестница началась и сразу закончилась.

– Что-то какая-то невесёлая картинка у тебя там внизу, – Эли посветила своим фонариком и нахмурила брови, потому что два лучика тоже не справились с подземной темнотой.

И пока она раздумывала – опасно это или не очень, спускаться в подземелье или не надо? – быстрая Лю̀си уже взвалила на плечи рюкзак и ногой нащупала первую ступеньку. Потом вторую, третью, четвертую, пятую, шестую, седьмую, восьмую, девятую… Десятую она нащупала осторожно, не зная, будет за ней одиннадцатая или вообще ничего не будет? Но одиннадцатая ступенька оказалась на месте – там, где должна была быть. Лю̀си обрадовалась, но всё равно не собиралась сильно рисковать: она прицепила фонарик к кармашку курточки и теперь крепко держалась за лестницу двумя руками.

– Слышишь, дар? – снизу Люсин голос звучал гулко и глухо. – Похоже, здесь долго придется. Спускаться.

– Долго? – Эли вздёрнула брови, перестала их хмурить, поняла, что от хмурых бровей ничего нового не придумается. – Подожди, не спеши, я сейчас! – Она тоже прицепила фонарик к кармашку курточки и отправилась вслед за подругой.

VII 

Сначала девчонки медленно перебирали ступеньки-полоски – всё боялись непонятно чего, да и оступиться, сорваться было страшно. И вообще, не каждый день им такая длинная лестница попадалась, да ещё подземная, да ещё отвесная! И распухшие рюкзаки сильно мешали: они тянули вниз и неприятно скребли по подземным стенам. Но потом неуверенность и страхи куда-то пропали, руки и ноги ловко научились хвататься и перебирать, и ступеньки пошли быстрее.

Эли и Лю̀си их считали, с самого начала. После девяти было десять. Потом одиннадцать, потом – сорок – сто – двести – триста – девятьсот. А после тысячи счёт сбился и потерялся. Подруги сначала этого не заметили, а когда потеряли счёт, уже было поздно – они сами немного потерялись, не могли понять, то ли они глубоко ушли под землю, то ли очень глубоко? Девчонки устали, всё чаще зависали на лестнице, хватали фонарики и пытались хоть что-то новое разглядеть. Но лучики каждый раз показывали двадцать ступенек – десять сверху и десять снизу, и ничего больше, всё остальное пропадало в чёрной темноте. Она была очень тёмная, но потом…

– Знаешь, дар? – Лю̀си долго молчала и теперь не узнала своего голоса, он стал глухим и каким-то хриплым. – А темнота наша вокруг стала другой, она светится немного. Да, по-моему, немного, чуть-чуть.

Лю̀си щёлкнула фонариком, выключила, Эли тоже щёлкнула.

– Хмм! Кажется, ты права. Я тебя почти вижу. Странно, откуда свет? Не должно быть здесь никакого света.

Лю̀си дважды щёлкнула – включила, выключила.

– Не должно. Но я тебя – вижу. Свет откуда-то идёт, снизу, по-моему.

Девчонки очень внимательно посмотрели вниз, даже глаза прищурили, будто искали иголку, и увидели слабое сияние. И от этого им снова стало немного страшно, но ещё больше – любопытно. Лю̀си чуть не сорвалась вниз, но не сорвалась, а попрыгала по лестнице к слабому сиянию. Она так спешила, что перескакивала через ступеньку-другую. Эли только успела крикнуть: «Ты там поосторожнее!» Но Лю̀си этот крик не услышала, и тогда Эли снова вздохнула и тоже стала быстро спускаться. Конечно, не так быстро, как Лю̀си.

А слабое сияние внизу становилось сильнее. Сильным оно так и не стало, потому что лестница вдруг – закончилась. Да, так просто: тянулась, тянулась вниз и закончилась. И привела подружек в небольшую пещеру – она была круглая, а пол у неё был ровный. Теперь стало понятно, откуда шёл слабый свет: это сама пещера светилась – несильно и как бы сама по себе, будто её стенки намазали какой-то волшебной краской. Но даже в слабом свете девчонки могли видеть друг друга без фонариков, им даже не надо было вглядываться, щуриться, глаза напрягать.

Впрочем, сейчас они об этом не думали. Лестница кончилась, а руки так привыкли хвататься за ступеньки, что снова хотели за что-то схватиться. А ноги так привыкли нащупывать ступеньки внизу, что невольно сгибались и норовили нащупать ещё одну. Но лестница кончилась, больше не за что было хвататься и нащупывать было нечего. Эли пошевелила руками-ногами и решила чуток постоять, привыкнуть к гладкому полу. А Лю̀си не могла стоять на месте: ноги её плохо слушались, но она пошла-заковыляла, пока не упёрлась в стену пещеры. Потом подумала чуть, щёлкнула фонариком и дальше вдоль стены пошла, светила лучиком во все стороны, искала что-то.

Так она прошла по небольшому кругу, а когда круг кончился и снова начался, стало ясно, что лестница, хоть и тянулась долго, никуда толком не привела. Пол маленькой пещеры – он по кругу в стенки упирался. А потолок потихоньку сужался и уходил наверх вместе с лестницей. И никакого другого выхода, даже крошечного, даже мышиной норки нигде не было видно. Лю̀си ещё раз пошла по кругу, всё рассмотрела, всё обшарила.

– Странно! – она сбросила рюкзак, привалила его к стене и сама привалилась. – Странно. Не мог же этот великан сюда притопать и вот так (Лю̀си щёлкнула пальцами) раствориться?

Эли тоже сбросила рюкзак, но ничего не ответила. Она всё стояла, с места не двигалась и думала. Да, думала. Только мысли её по кругу ходили, как Лю̀си вдоль стены. А потом остановились и тоже сказали: «Странно!» Будто поняли, что дальше им некуда идти. Эли даже плечами дёрнула, не любила она, когда мысли в голове стоят. Не любила, и оттого сама решила пойти вперёд, наугад сделала маленький шаг. Потом ещё один. И почти наткнулась на стенку, ощупала её ладошкой. Стена была шершавая, но сухая, не противная. Ладошка двигалась по ней, чуть шурша, и вдруг – стенка разгладилась, все неровности под ладошкой пропали.

Эли посветила фонариком и увидела в стене блеск сероватого света, а в нём – свое слабое отражение, будто прямо перед ней в пещере висело тусклое зеркало. Конечно, никакого зеркала там не было, просто часть стены была очень ровная и свет отражала. Ладошка потянулась, ещё раз провела по гладкой стене. И вслед за движением свет стал ярче, и отражение появилось почти ясное.

– Да-ар, смо-три! – Эли старалась быть спокойной, но всё равно запнулась от волнения. – Смо-три, что я нашла!

Ноги у Лю̀си уже хорошо научились ходить, она подошла к подруге, и тоже провела рукой по гладкой стене, отчего свет в ней стал ещё ярче. И тогда Лю̀си, как хорошая хозяйка, сказала: «Хм, пыль!» Потом пожала плечами и добавила: «Наверное». Она снова провела по гладкой стене, и отражение в ней стало ещё ярче – как в светящемся зеркале. Теперь в пещере было столько света, что фонарики превратились в горящие кружочки, их лучики уже не были видны. От стены с гладким зеркалом шёл ровный свет. И каждое движение ладошек делало его сильнее, ярче, словно стирало невидимую пыль.

Девчонки про всё забыли, начали играть в волшебное зеркало, как в игрушку, и забыли про всё на свете. Лю̀си водила и водила рукой, а зеркало светилось и светилось ярче. Эли стояла рядом, помогала. Подруги даже про великана забыли, про пленницу, про круглую пещеру, в которой непонятно было, куда дальше идти – разве что обратно домой… Ладошки так и мелькали, а зеркало уже не просто светилось, оно почти горело ярким огнем. И вдруг вся стена вспыхнула, будто загорелась. Эли и Лю̀си еле успели зажмуриться, чтоб не ослепнуть. И ещё долго не решались открыть глаза. Они испугались, сердечки их колотились, но любопытство щекотало изнутри: «А что там в зеркале? Светится так же сильно или погасло?» А в закрытых глазах расплывались круги разных цветов.

И когда девчонки наконец перестали бояться и осторожно приоткрыли глаза, сквозь разноцветные круги они увидели в зеркале мягкий свет. И это был не просто свет, а картинка, как в кино. А в картинке появилось… Нет! В картинке появился! Очень злой великан с выпуклыми глазищами – точно, как большая жаба. На его лице дергался толстый нос, а губы беззвучно шевелились, он что-то бурчал под свой нос. Потом лицо отодвинулось, весь великан стал виден, а под распахнутым плащом даже прекрасную пленницу можно была разглядеть. Она всё смотрела в никуда странными глазами, а этот, такая жаба, неласково обхватил её большой лапой. Девчонки хотели разозлиться, но не успели, даже пошевелиться не успели, как великан поднял вторую лапу и погрозил им толстым и длинным пальцем. Потом отступил ещё дальше и пленницу затиснул глубже под плащ. Стал пятиться, пятиться, дошёл до стены. И начал в ней… растворяться. И не только растворяться, он опускаться куда-то вниз, словно за стеной были новые ступеньки.

Подружки так и застыли. Увидели Большую Жабу и двинуться не могли, стояли столбиками, пока великан не исчез и зеркало не потухло. Еле-еле мерцало.

– Ха! Это он нам грозить будет! Это мы ему! Как сейчас погрозим! – Лю̀си встрепенулась и щёки надула.

– Подожди, дар, подожди. Тут, кажется…

Эли не договорила, снова нахмурила чёрные брови, пытаясь что-то сообразить. Она провела пальчиком в воздухе черту, ещё одну, словно рисовала картину, словно картина ей помогала думать. И вдруг начала пятиться.

Лю̀си с удивлением следила за её шагом, смотрела, как Эли осторожно ступает, как она движется от зеркала к дальней стене. А потом удивление Лю̀си стало большим – Эли пятилась и пятилась, но как дошла до стены, не остановилась, а вошла в неё спиной и наполовину исчезла.

– Всё понятно! – Эли говорила тихо и спокойно, будто делала что-то обычное. – Всё понятно, здесь можно выйти из пещеры. Здесь лестница продолжается.

Тут Эли неловко махнула рукой и снова нахмурила брови, ей что-то открылось, не очень приятное.

– Да-ар, ты дай мне рюкзак, только осторожно. Пожалуйста.

Лю̀си вышла из удивления и подтащила красно-зелёный рюкзак поближе к стене, из которой выглядывала половинка Эли.

– Дай мне в руки, я сама не могу взять.

– Почему не можешь?

– Стенка не пускает. Она пускает только в одну сторону, когда в неё пятишься.

– Когда пятишься? А, может, это ловушка?

– Не знаю, я пока только лестницу нащупала. Но мне уже деваться некуда, так что давай рюкзак. Лучше я с ним в ловушку попаду, чем без него. А ты пока тут стой.

Эли по привычке хмурила брови, но всё равно пыталась улыбаться.

– Ну и шуточки у тебя, дар! Ф-ф-фр! – Теперь Лю̀си не стала надувать щёки, не стала возмущаться, а просто фыркнула на подругу. – Что, я здесь стоять буду? И ждать непонятно чего? Нет уж, бери свой рюкзак, а я следом за тобой попячусь.

Эли взяла свой перепачканный зелёной краской рюкзак, осторожно протащила сквозь стену и взвалила на плечи. Очень осторожно. Сейчас руками не за что было схватиться, вот она и старалась не упасть. Потом опустилась на одну ступеньку, на другую, и наконец смогла руками опереться на гладкий пол.

– Да-ар, ты только, это, не свались, когда будешь проходить сквозь стену.

– Не свалюсь, дарагая, сама не свались. А я не собираюсь тут сваливаться.

Лю̀си снова фыркнула, взвалила на плечи рюкзак и попятилась сквозь стену. Пройти в неё оказалось совсем просто, будто и не было никакой стены. Лю̀си нащупала ступеньки и тоже стала осторожно спускаться. Очень быстро её лицо погрузилось в каменные трещины, и когда камень сомкнулся, оказалось, что там за стенкой было почти светло, а здесь за стенкой – совсем темно. Зато снизу раздался голос Эли:

– Да-ар, ты здесь?

Лю̀си щёлкнула фонариком, осветила макушку подруги.

– Здесь! А у тебя что там внизу?

– Лестница. Такая же, как раньше.

– Хм! Это я сама вижу!

В свете фонарика Лю̀си, действительно, видела очень знакомую лестницу. А больше ничего не видела.

– Можешь не вертеть головой! – голос Эли слышался как издалека. – Здесь больше ничего нет!

Лю̀си опять хотела фыркнуть, но скоро убедилась, что Эли права: снова у них под руками и ногами была лестница и ступеньки, ничего, кроме ступенек и лестницы.

VIII 

Да, за стеной ничего нового не было. Девчонки уже не пытались считать ступеньки, и так было понятно, что их много, очень много. Руки и ноги опять устали и тихо ныли – жаловались. А потом прошло какое-то время, и плечи под тяжёлыми рюкзаками тоже заныли, так измучились, что Эли и Лю̀си чуть не вслух стали жалеть свои бедные плечики. Они всё чаще останавливались, переводили дух, светили фонариками, но ничего нового не видели – всё те же десять ступенек сверху, всё те же десять снизу. И ничего больше.

Но вдруг лестница снова закончилась, а подруги попали в новую пещеру. Она была не круглая, а длинная, вытянутая, и секрета в этой пещере не было: в одном конце ступеньки входили в неё, в другом – выходили. Эли и Лю̀си сразу это увидели, потому что новая пещера тоже светилась, даже посильней первой. Увидели, но не обрадовались. Видно, им так хотелось отдохнуть, они так мечтали сбросить рюкзаки, подумать, потереть волшебное зеркало – всё что угодно, лишь бы отдохнуть. Плечи под рюкзаками снова заныли, застонали так жалобно, что девчонки сжалились над ними, сбросили тяжесть с плеч и сразу – будто взлетели от маленького счастья. Им вдруг так легко сделалось, каждая косточка распрямлялась и радовалась, что на неё больше ничто не давит. Эли даже глаза закрыла от удовольствия, села на пол и привалилась к своему красно-зелёному рюкзаку. И Лю̀си к своему привалилась, зажмурилась и, не раскрывая глаз, скрипнула молнией большого кармана – вытащила из него пакетик с яблоками и конфетами.

Глаза не хотели открываться, шевелиться было неохота. Подруги молчали, жевали потихоньку. Но потом их глаза сами раскрылись и стали разглядывать стенки и уголки, искали замурованное зеркало или ещё что-то чудесное. Но ничего такого не было видно, стенки быль просто шершавые, а тёмный выход со ступеньками – он будто сам говорил, что впереди ещё долгий путь.

– Слушай, дар, интересно. А эта лестница бесконечная или когда-нибудь кончится? Или нам вообще придётся здесь вечно спускаться? Может, она на другой край Земли ведет? – Лю̀си задумчиво покусывала яблоко, чуть сползла с рюкзака, растянулась на полу пещеры.

– Хм, кончится! – почему-то уверенно сказала Эли. – Всё когда-нибудь кончается.

… СЛУШАЙ … ДАР … ИНТЕРЕСНО … ЭТА ЛЕСТНИЦА … КОНЧИТСЯ … ДАР …

… ИЛИ … ПРИДЁТСЯ … НА ДРУГОЙ КОНЕЦ … КОГДА-НИБУДЬ …

… СПУСКАТЬСЯ … КОНЧАЕТСЯ … СПУСКАТЬСЯ …

… КОНЧАЕТСЯ … СПУСКАТЬСЯ … КОНЧАЕТСЯ … СПУСКАТЬСЯ …

Слова, что только что негромко прозвучали, вдруг загремели со всех сторон – да так, что подруги не на шутку испугались. Было чего пугаться, на них просто град слов посыпался, целой грудой. И грохотали слова, будто их какой-то Змей Горыныч рычал или ещё кто побольше, какой-то бронтозавр простуженный. Лю̀си так и застыла, лежа с куском яблока во рту, а Эли вскочила на ноги и конфету уронила, но вовремя успела поймать.

– Ничего себе! Что это? – девчонки от страха даже головы пригнули и в плечи втянули, как черепашки, и перешли на тихий-тихий шёпот.

… ЧТО ЭТО? … НИЧЕГО СЕБЕ … ЧТО ЭТО? … НИЧЕГО СЕБЕ …

… ЧТО … СЕБЕ … ЧТО … СЕБЕ …

… СЕБЕ … СЕБЕ … СЕБЕ …

На этот раз слов было не так много, но звучали они совсем не тихим шёпотом, а таким ревущим шёпотом, что уши от него совсем оглохли, и в глухоте ещё долго звенело и потрескивало. Девчонки ещё сильнее головы втянули – и страх стал больше, и уши было жалко. Подруги их даже ладошками зажали, потрясли, подёргали, заморгали, затихли. Они озирались по сторонам и прислушивались: как бы новый грохот на них не свалился и совсем не придавил. Но в пещере стало тихо – так тихо, что, когда Эли и Лю̀си перестали бояться, они даже какой-то скрип услышали.

Эли нахмурила брови и посмотрела на подругу. Потом по привычке приставила указательный палец к губам, виску, стала водить им в воздухе. Она так всегда делала, когда о чём-то думала, когда ей что-то надо было сообразить. Эли рисовала картинку в воздухе, смотрела на неё и понимала – что, зачем и почему.

Так она минуту водила пальчиком, и вдруг пальчик замер, а глаза моргнули пару раз. Эли выпрямилась, набралась духу и изо всех сил закричала: «Это что? Эхо такое?!!»

Очень быстро её слова вернулись и тихо подтвердили: «Это эхо такое, это эхо такое, это эхо…»

Тут Лю̀си догадалась, о чём Эли догадалась, и тоже заорала, как резаная, во всё горло:

– Я поняла, дар! Тут чем громче орёшь, тем тише возвращается это дурацкое эхо!!!

Девчонки прислушались и быстро получили тихий ответ: «Я поняла! Тут чем громче орёшь, тем тише возвращается это эхо…» Эхо помолчало немного и добавило совсем другим голосом: «И ничего я не дурацкое, сами вы дурацкие!»

– Тогда не пугай нас, а нормально говори, – Лю̀си по привычке фыркнула и чуть надула губы.

– А я не пугаю! Я здесь тыщу лет такое. И меня ещё никто дурацким не обзывал! – Эхо тоже фыркнуло и тоже, казалось, поджало губы, но отвечало простым, негромким голосом.

– Эхо, послушай! Ты не обижайся на нас! – Эли всегда умела улаживать споры. – Ты лучше скажи, тут проходил великан, похожий на большую жабу?

– Проходил. Похожий. Жабу… – ответило Эхо и замолчало.

Девчонки немного послушали тишину.

– Ну, ты что? Отвечаешь или передразниваешь? – Лю̀си никак не могла сдержать свою сердитость.

– Передразниваешь, – ответило Эхо Люсиным голосом, а потом добавило другим, своим. – А будешь так со мной разговаривать, вообще ничего не узнаешь!

Лю̀си опять фыркнула и отвернулась с таким видом, будто ей никакого дела до этого противного Эха нет. И никогда не было! И Эхо тоже замолчало – так замолчало, чтобы всем стало ясно, что ему уж точно никакого дела ни-до-кого-ни-до-чего-не-было-и-нет! Оно здесь уже тыщу лет такое.

Эли попыталась сказать словечко, чтобы помирить Эхо и Лю̀си, но они не хотели мириться, только обиженно сопели друг на друга.

– Очень надо, – Лю̀си опять заворчала, – и без него разберёмся! Тоже мне, драгоценность подземная, тыщу лет оно здесь. Подумаешь!

Видно было, Лю̀си разозлилась не на шутку, она взвалила на спину рюкзак и, не оглядываясь, пошла к продолжению лестницы.

– И без него ясно, куда дальше идти, сами справимся! Фф-ррррр…

– Ну-ну, справляйтесь, – ответило Эхо и тоже фыркнуло.

– Справимся, справимся!

Лю̀си успела на пару ступенек спуститься, но снова поднялась и язык высунула. Эхо в ответ помолчало, а потом каким-то загадочным голосом добавило:

– Ну-ну, давайте! Справляйтесь! Ещё погляжу, какой ты язык высунешь, сама себе покажешь!

Эли только руками всплеснула от этой ссоры, но ничего поделать не могла. И она грустно вздохнула, закинула на плечи рюкзак и отправилась вслед за подругой. А Лю̀си всё ворчала на Эхо, никак не могла успокоиться. Но потом ворчание затихло, потому что ступенек опять оказалось много, а девчонки толком не успели отдохнуть. Лестница тянулась и тянулась: иногда шла вниз, резко, иногда вниз, но не резко, а то вдруг начинала идти вверх или прямо, что было странно. Но совсем стало странно, когда лестница пошла вперёд, пошла и вдруг разошлась в три стороны. Вот так! Как в сказке: «Налево пойдешь – коня потеряешь. Направо пойдёшь – счастье найдёшь…».

IX 

Да, может, и найдёшь счастье. В сказках всё просто. Там ты знаешь, что добрый мо̀лодец победит, потому что он, во-первых, добрый, а во-вторых, умный. А ещё справедливый. Какую дорогу ни выберет, всё равно победит и женится на царевне, даже если она лебедь или лягушка заколдованная. И всё у них будет хорошо. За доброго мо̀лодца Эли и Лю̀си не волновались, ни капельки, и за царевну тоже, а вот за себя – очень волновались. Им опять стало жутко в этом подземелье, они даже оглянулись пару раз, проверили – может, кто смотрит на них из темноты? Или не смотрит? А потом сели на ступеньки, свесили ноги и крепко задумались.

– Нет, дар, это нечестно! – Лю̀си заговорила недовольным голосом и снова замолчала.

***

А тем временем толстый косматый великан с жабьими глазищами тоже шёл где-то под землёй. И всё время недовольно бурчал что-то под свой толстый нос. Наверное, он всегда был недоволен чем-то или кем-то, но сейчас был недоволен вообще всем на свете – проголодался очень, и оттого бурчание было громче обычного. А ещё он устал топать по подземным дорогам и красавицу тащить под плащом. Он, конечно, был ужасно сильный. Если б захотел, могучий дуб мог вырвать из земли и забросить далеко-далеко. Но последние триста лет он мало двигался, отяжелел, растолстел. Силы у него было много, а ходить долго – к этому он не привык. И потому сипел, дышал тяжко. Но всё же шёл, не медлил, шёл, как по очень знакомым дорогам, точно зная, куда поворачивать, где направо идти, где налево, а где – прямо.

И вот эти левые-правые-прямые дороги привели его к подземной комнате за дубовой дверью. Не пещере, а комнате: сразу было видно – её человеческие руки сделали. Хотя никакого света здесь не было, дубовая дверь не светилась, но великан, похоже, в полной темноте всё мог разглядеть.

Он стукнул кулачищем в дубовую дверь и зарычал низким голосом:

– Эй, Дд-ух пп-одземный, от-ккрывай!

Дверь отворилась, но никто из неё не выглянул, не попросил великана зайти, быть дорогим гостем – как дома. Большой Жабе это не понравилось. Он зашёл, щёлкнул пальцами, и в подземной комнате свет появился, а великан снова зарычал:

– Ну! Дд-ух пп-одземный! Пп-омер, что ли?

– Оооу. Сам ты помер! – отозвался подземный Дух очень каким-то недовольным, заспанным голосом.

– Чч-его не открываешь?

– Да ты и сам открыл, не спросяся. Кулачищи вон какие, чуть дверь мою не расколол. Мама не горюй!

Великан недовольно пошевелил губами, очень хотел сказать гадость подземному Духу, но не стал, видно, этот Дух ему сейчас был очень нужен.

– Тт-ак встречай дд-орогого гостя. Нн-акрывай давай на стол.

– Ха! Дорогого! Мне-че, почитай, ты триста лет жалования не плачена. Али, может, денег принёс, рассчитаться хочешь? Мама не горюй!

Великан снова пожевал губами.

– Тт-ы, вот что! Ты не зз-ли меня. Об деньгах позже поговорим, а пп-ока давай на стол. Быстро! А то вообще нн-икаких денег не увидишь, нн-е услышишь.

Теперь Дух, казалось, недовольно пожевал губами и даже крякнул с досады. Но спорить не стал, а щёлкнул невидимыми пальцами и в комнате за дубовой дверью появился стол каменный, большой. И стулья тоже большие, каменные. На столе скатерть белая – не простая, самобранка. А на самобранке кушанья всякие: паштеты, рыба заливная, мясо чуть прожаренное, с кровью, и другая еда. И, конечно, вилки, ножи-ложки, кубки – всё из серебра. Да ещё большой кувшин крепкого вина.

Великан довольно задёргал носом – кушанья пахли так, что он чуть не бросился к ним, но не бросился. Он бережно обхватил прекрасную пленницу, посадил на большой каменный стул. Посмотрел на её недвижные глаза с нежностью и чуть слышно щёлкнул толстыми пальцами. Красавица от щелчка ожила, но сильно живой не стала, только глазами повела направо, налево, увидела великана и отвернулась.

– Дд-ушечка, кк-ошечка. Ты пп-оешь нн-емного, вкусная еда.

Красавица послушно наклонилась к столу и отломила корочку белого хлеба.

– Да, пп-оешь, пп-оешь хорошо. Нн-ам с тт-обою ещё дд-олго ходить нн-адо.

Красавица посмотрела в его лупоглазые глаза, ничего не сказала и клубком свернулась на большом стуле. Великан же, продолжая светиться нежностью, подвинулся к столу и, всё ещё глядя на свою пленницу или не пленницу, начал рукой брать вкусные паштеты и рыбу заливную и запихивать в свой заросший грязной бородой большой рот. Руки его хватали и запихивали, а потом схватили кувшин и запрокинули так, что вино толстой струей потекло прямо в раскрытую пасть.

Великан быстро наелся, даже объелся. Икнул довольно, сел на каменный стул и чуть распустил пояс, чтоб на так сильно давил на брюхо. Посмотрел на свою красавицу, что свернулась клубком на большом стуле, но не стал будить или спрашивать, или просить, чтоб она ещё малость поела. Не стал. Вместо того – пошарил в каком-то кармане и вытащил красивую подзорную трубу. Может, даже волшебную. Он её раскрыл, растянул и стал вглядываться в неё, будто хотел стены получше разглядеть. Но, видно, не получилось у него ничего. Может, труба и волшебная была, да под землей не работала.

– Вот, чёрт, чёрт, чёрт. Нн-ичего не вижу, не сс-лышу.

Великан сердился. Обернулся в ту сторону, где Дух подземный, наверное, стоял, оттуда голос его слышался.

– Тт-ы, бб-ратец, вот чего сс-делай…

Он замолчал, а Дух ничего не говорил, только сопел недовольно.

– Чего сс-опишь-то. Пп-ростуду что ль сс-хватил?

– Нету. Нету у меня простуды-с. Нету. Только ревматизмус мучает. Вредно мне под землей жить. Мама не горюй…

– Нн-у и не жж-иви под землей со своей мамой не горюй, мне чего за дд-ело! Ты вот что…

Тут Дух засопел громче и всё же выдал, что его мучало.

– А платить-то когда будешь, господин хороший? Как есть, так пожалуйста, а как платить, так фигушки с маслицем, с постненьким? Мама…

Великан от этих слов кулаки сжал. Так сжал, что они косточками хрустнули.

– Тт-ы не зз-ли мм-еня, не зз-ли. Сс-казано тебе – бб-удут деньги. Как до дд-ворца дд-оберусь, всё отдам, до пп-оследнего бургера. По уговору. И ты давай по уговору дело делай.

– По уговору? Оченно приятственно такое слышать. Оченно, ладно-ладно. Посмотрим! – Дух теперь добрее заговорил.

– Сс-мотрим-пп-осмотрим! Смотри у меня! Тт-ы сс-ейчас вот что, ты пп-окажи мне, как эти мм-елкие там сс-ейчас, чего делают? Заблудил ты их, кк-ак обещано?

Дух не сразу ответил. Но, видно, решил, что ругаться ему не выгодно.

– Хмм, господин хороший. Сумневаться-то, зря вы. Всё по плану-с, оне и скоро в заблуду пойдут. У нас, небось, схвачено! Мама не горюй.

– Тт-ы дд-авай показывай, не горюй, мама. Тебе нн-а слово тебе верить – сс-ебе дороже бб-удет.