Алексей Вязовский
Сапер. Без права на ошибку
– Тащ болковник! Баймали! – закричал он, распугивая легших поспать ворон и военнослужащих в окрестностях Вишеры.
– Вот как с таким служить, а? – спросил я Масюка. – Подведет под монастырь ведь когда-нибудь. Заберешь себе на воспитание?
– И ждать очередного Епишина на пороге? – вспомнил Аркадий историю появления Ахметшина. – А вдруг тот генералом стал? Расстреляет ведь.
– Что орешь? Кого поймали? – прикрикнул я на подбегающего татарина.
– Диверсантов! Две штуки, тащ болковник! Бривет, Масюк! Как и думали – ждали, они бришли, взрывбакет взрывался, оба живые! Вот!
– Ну молодцы. Пойдем к командующему, он тебе медаль даст. Или даже орден.
– Мне награду не надо, Бётр Николаевич. Зачем уважаемого человека тревожить набрасно? Ему босле кто-то доложит, без нас.
Встречался Ахметшин с Кирпоносом всего один раз. В Киеве еще. И генерал произвел на него неизгладимое впечатление. Парень натурально дрожал весь, вспотел и, как мне показалось, был на грани большого конфуза. Испугался. Наверное, мне тоже надо побыстрее стать генералом, чтобы татарин начал вести себя как следует.
– Ладно, сам доложу.
Я вернулся к тому блиндажу, где обосновался командующий. Память обо мне еще не выветрилась, так что прошел я беспрепятственно.
– Что там еще у тебя? На сегодня раздача люлей закончена, приходи завтра.
Ого, пока меня не было, что-то случилось, и у Михаила Петровича настроение улучшилось? Чудеса случаются.
– Хочу доложить о поимке немецких наводчиков. Сейчас Ахметшин…
– Петр, сядь, – он показал на лавку. – Давай я тебе еще раз объясню, последний. Ты ж не дурак вроде, понимаешь. Вот смотри, кто их там поймал?
– Младший лейтенант госбезопасности Бедридзе, он командует ротой НКВД, и мой помощник, лейтенант Ахметшин.
– Это событие какого уровня? Фронт? Нет. Армия? Дивизия? Полк? Ну батальон, может. Ты знаешь, сколько за сутки в полосе фронта ловят всяких диверсантов, разведчиков, корректировщиков огня и прочей шушеры? Ты поинтересуйся. Зайди в особый отдел, к Мельникову, он расскажет. Как ты думаешь, Петя, если мне о каждом случае помощник по особым поручениям докладывать будет, останется у нас время на всё остальное? Ты думаешь, я не видел, как ты дурачка включил со своим «Виноват, исправлюсь»? Где ты учился, Петя, я преподавал, извини за грубость. У нас задачи здесь большей частью стратеги-че-ские. Понимаешь значение этого слова? Не грех, если ты случайно людям помог, это наш долг. Но не можем мы залезть в каждую щель. Делай свою работу, а Бедридзе пусть ловит кого положено ему по службе. Доходит?
Я кивнул. Вот это меня смачно мордой по столу вывозили. Еще и носом потыкали, чтобы запомнил получше.
– Я пойду тогда, товарищ генерал?
– Скажи там Масюку, пусть чаю мне сделает. И если чего не понимаешь, спрашивай, не стесняйся. У Рокоссовского, у Мельникова, у Стельмаха. У меня даже попытаться можешь, если повезет, – грустно улыбнулся он.
* * *
Утром я попал в состав высокой комиссии. Честное слово, не хотел, но некстати подвернулся под руку. А вот нечего прогуливаться в сладком безделье на возможных путях передвижения начальства.
Выловил меня Рокоссовский.
– Так, полковник! Соловьев?
– Он самый, товарищ генерал.
– И где ты ходишь? Давай ко мне в машину, поехали командующего догонять.
Ехали не очень долго. В дороге молчали. Я навязываться не стал, мне не положено, у Константина Константиновича свои думки, наверное, были. Мы, конечно, почти друзья – чай один раз вместе пили, но сегодня он особенно молчалив. Так что потряслись вместе в машине, на том и всё.
Доехали до каких-то Селищ. Припарковались возле моста через Волхов. Ого, да тут начальников – как собак нерезаных. Все собрались, наверное: и комфронта, и особист, и авиатор какой-то в звании полковника, и чуть в сторонке человек шесть толпится. И мы с Рокоссовским присоединились.
Мост был явно поврежден попаданием авиабомбы. Быки на месте, но в полотне зияют огромные дыры. Рядом с ними вяло копошатся саперы. Тащат бревна, что-то пилят на козлах. Я посмотрел в небо. Слава богу, сегодня была низкая облачность, моросил мелкий дождь. Нелетная погода.
– Ну что, товарищи, как видите, у нас опять беда, – сказал Кирпонос, показывая на мост. – Движение будет восстановлено через шесть часов примерно. Но что-то надо делать. Товарищ Журавлев, – обратился он к низенькому, почти квадратному летчику, – что скажете?
– Гарантий дать не могу. У немцев преимущество в воздухе. Будут бомбить и дальше, – угрюмо ответил он. – Зенитки нужны сюда. Хотя бы перестанут с пикирования кидать. Точность упадет.
– Не дают мне зенитки! Обещали дивизион, но пока все идет на защиту Москвы.
Вот чего не отнять – столицу теперь бомбят сильно меньше. Плотно прикрыли Москву аэростатами, зенитками, плюс ночники навострились сбивать немецкие бомберы. У Веры даже отменили ночные дежурства на крышах домов. Значит, зажигалок стало существенно меньше.
Начальники спорили, ругались, а я разглядывал мост. Да, что-то делать нужно. Иначе Вторая ударная останется без танков и снарядов. Что толку, что прикрыли железнодорожную станцию, если дальше Волхов? Ни разу не Волга, конечно, но ты пойди, перекинь через нее все добро целой армии…
– А теперь послушаем специалиста по нестандартным решениям. Петр Николаевич?
Это он меня спрашивает, что ли? Я вздрогнул. Предупредил хоть бы. Тут думать надо. А собравшиеся на меня смотрят, будто я приезжий фокусник, пообещал кролика из шляпы достать, а сам курить пошел. Остается только признать, что никаких мыслей, даже глупых, по этому поводу нет. И вдруг… Наверное, я посмотрел на Рокоссовского, и меня осенило. Ну, про актрису вспомнил, потом про кино, и пришел мне на ум послевоенный уже, глупый и бестолковый фильм про поддельный аэродром. «Беспокойное хозяйство» вроде назывался.
– Хотя бы пару зениток надо обязательно. А еще можно фальшивый мост построить, а этот замаскировать. Не знаю, синей краской покрасить, что ли?
– С воздуха тень видна будет, – посеял сомнение авиатор. – Не пойдет.
– Если сделать маскировку как надо, не увидит никто, – сказал я. – У нас в Киеве один спец так всё сделал, что с метра не видно ничего было. Инженерный батальон у нас где расположен?
Глава 5
Инициатива имеет инициатора. В армии эта штука без исключения. Нашли самого незанятого и поручили. А я ведь только совет дать хотел. Сроки поставили чуть лучше «вчера должно быть», возможности – самые неограниченные.
Плавали, знаем. Сейчас пойдешь искать что-то, а тебя интенданты тут же прокатят – того нет, а этого и не было. Поэтому я попросил приказ для прикрытия своего тыла и уточнил: представителей службы снабжения до какого чина можно бить по морде.
– Грачева не надо, – усмехнувшись, кивнул на приземистого военинтенданта первого ранга, стоявшего чуть в стороне. – А вплоть до замов его можно. Как, Леонид Петрович, согласен?
– Изыщем всё, что сможем, товарищ генерал-полковник, – сухо ответил он. – Если что, товарищ полковник, обращайтесь ко мне. Я и сам морды кому надо начищу.
Вот и хорошо. Это, наверное, помпотыла. С таким парнем надо познакомиться поближе. Он и без мордобоя поможет. Да и вообще, с этими ребятами силовые методы не всегда работают.
Пока там Кирпонос что-то еще выяснял, я подошел к интенданту, протянул руку:
– Вы уж извините за шутку, грубовато получилось, наверное. Соловьев Петр Николаевич.
– Леонид Петрович Грачев, – представился он, отвечая на рукопожатие. – Да ничего, я понимаю. Тут, если честно, после моего предшественника и стрелять кое-кого надо было, не только кулаки прикладывать. Такого… начудили… А про маскировщиков я слышал уже. Хвалили. Сделаем, товарищ полковник, я команду дам.
Ну и всё вроде. Больше меня в роли мальчика, читающего стишок со стула, не использовали, и к концу совещания на свежем воздухе я уже благополучно прятался за широкой спиной Рокоссовского. Вроде как рядом, но не на виду. А то еще что-нибудь интересное поручат.
Назад ехать я попросился в ту же машину. А что, один раз прокатили, почему второй нельзя?
– Товарищ генерал, можно с вами?
– Давай, – кивнул он. – А что там за нестандартные решения? Так вроде командующий сказал?
– Так в Киеве дело было. Организовали… фейерверк.
– Гиммлера? – быстро спросил Рокоссовский. – Молодец, что говорить. Ладно, поехали, времени нет совсем.
* * *
В штабе меня ждал сюрприз. Прибыл капитан Евсеев. Трое суток на лечение у стоматолога потратил. Это хорошо, будет мне помощь. Получается, напрасно я его подозревал в каких-то махинациях. Вон, свежая дыра от вырванного зуба во рту видна, когда разговаривает.
Что-то беспокоит его; наверное, не в зубе дело. Но стоило мне напрямую спросить, то отмахнулся, ответил, что дело не служебное. Но подробности излагать не захотел. Сказал, что завтра поговорим. Мне не очень и хотелось, если честно. Но все же подчиненный, придется разбираться.
Командующий после обеда уехал куда-то, да и остальные тоже на месте не сидели. К маскировщикам я договорился утром ехать. Так день и прошел в какой-то бестолковой суете.
Уже темнеть начало. Я пошел к Аркаше – чаю попить, может, новости узнать. Захожу, слышу, Масюк с кем-то обсуждает животрепещущие вопросы.
– А я тебе говорю, он не сидел, в Испании воевал тайно. Мне ребята из разведупра рассказывали!
Знаем мы этих знатоков, в любой курилке такие эксперты водятся. Причем секретность блюдут, не на базаре, но на ухо с намеками могут сообщить такое, что только диву даешься. Странно, что Рокоссовского всего лишь в Испанию определили, а не в Мексику или в Монголию.
– Как бы не так. Сидел он, в Воркуте. Но там бобросили его товарищи, он не в лагере был, у какого-то начальника ординарцем.
Ага, а второй участник – товарищ Ахметшин, герой публикаций в газете «Правда», а вслед за ней и остальных советских газет. Ну этот через день в Кремль ходит, ему там все новости сообщают. Дальше я слушать не стал, как царь в сказке, и решительно ввалился в царство адъютанта командующего.
– Вы, два дуралея, соображаете, что творите? О чем тут байки друг другу рассказываете? Или думаете, что на вас стукнуть никого не найдется? Ильяз, дуй к Евсееву, завтра выезд, а я до сих пор не знаю, на чем добираться будем! Бегом!
Отхлебнув еще раз чай, Ахметшин испарился. Ничего, время будет, разберемся. Я научу его служить как следует. Зато Масюк остался спокоен, будто и не случилось ничего.
– Чай будешь? – спросил он, пододвигая мне кружку.
– Это риторический вопрос?
– В смысле? – слово было незнакомое для Аркадия, и он явно затормозил, пытаясь понять, что я такого ему только что сказал.
– Это мне недавно объяснили. Это когда вроде вопрос, но ответ на него давать не надо, и так понятно. А чай буду, кто ж откажется. Тем более что у тебя настоящий. Потому риторический. Ферштейн?..
– Ясное дело, что ферштейн, – облегченно вздохнул он. – Понапридумают всякого, ишь, отвечать не надо…
А потом я сидел и спокойно пил чай с Масюком, никого не трогал. Кроме разве бутерброда с тушенкой. Как раз подумал, что слой консервы можно бы и потолще сделать. И тут снаружи вроде стрелять начали. Я внимания особого не обратил – мало ли что там может быть. Но тут забежал какой-то боец и закричал:
– Немцы!
Вот же твари, бутерброд доесть не дали. Схватил автомат, шинельку, выскочил на улицу. Ага, вот кто нам рассказал про атаку – стоит, по сторонам озирается. Видать, ему не сказали, что дальше делать. А стрельба, кстати, не так уж и далеко, метров триста, наверное. Офигеть, охрана у нас, фашисты возле штаба фронта пешком ходят.
– Боец, ко мне! Доложить обстановку!
– Т-т-там… стрелять начали… товарищ лейтенант Богатырев приказал сообщить…
– Кто там оборону держит? Сколько нападающих?
Эти вопросы оказались для него совсем тяжелыми. Еще немного – и начнет паниковать. Вон, по сторонам бестолково зыркает, не поймет, куда бежать надо. Бороться с таким можно разными способами, но лучше всего занять остатки мозгов какой-то задачей.
– Что встал как столб, боец? Кто командует обороной?
Вжих, вжих! Рядом прошла чья-то очередь. Мы не глядя бухнулись на землю.
– Бо… Бо…
– Богатырев?
– Д-д-да.
Хорошо, что он только заикаться начал. Зато приказ выполнил, нас оповестил. Не всё потеряно. И я погнал этого паренька назад, показывать дорогу. Ну отвесил пару подзатыльников для поднятия боевого духа, не без этого. А то сейчас выскочу со своим арсеналом не туда и получу гостинец от своих.
До окопчиков, в глубине которых и отстреливались наши, мы добрались без приключений. Осветительные ракеты участники перестрелки вешали время от времени, но пауз между ними нам хватило, чтобы мелкими перебежками, используя естественные складки…
И Богатырев нашелся – хоть и не сразу. Он с двумя отделениями бойцов комендантской роты отстреливались от десятка немцев. Ситуация образовалась патовая – фашисты не могли отойти, а у наших не получалось накрыть их. Ждали пулемет, потому что тот, что был на позициях, внезапно пришел в негодность. А стычка перешла в стадию вялой перестрелки.
Ладно, кто тут пулемет пролюбил, потом разберемся. Никто без награды не останется, я не забуду. А пока ждем, постреливая. Я так вообще почти с комфортом устроился, усевшись на предложенную плащ-палатку, свернутую в несколько раз.
Пулемет притащили минут через пять, не больше. Возглавил делегацию, как ни странно, Евсеев. Он сразу направился ко мне.
– Товарищ полковник, возвращайтесь в расположение, – выдохнул он.
– С чего бы? Останусь здесь, раз пришел.
– У меня есть четкое указание насчет вас: при угрозе боестолкновения вывести вас из-под огня, – тихо сказал Степан. – А покомандовать и я могу, сейчас пулемет с фланга ударит, всё и закончится.
– Кто приказ дал?
– Старшие по званию. Возвращайтесь, товарищ полковник. Ваш пистолет в любом случае большой помощи не окажет.
– Мне сейчас отсюда отходить опаснее, чем ждать, пока немцев успокоят. К тому же у меня и ППШ имеется.
В какой-то момент стрельба сошла на нет, все затихло. В пулемет даже не успели заправить ленту.
Евсеев скомандовал трем красноармейцам из комендантского взвода осмотреть местность. Очень скоро они притащили мертвого мужика – в ватнике, славянской внешности. Вооружен был обычным немецким MP. Пуля попала ему в рот, вышла в затылке. Так себе зрелище. Прическу испортили ему безнадежно.
Судя по следам, штаб пытались атаковать диверсанты числом не меньше десятка. Они закидали окопы гранатами, открыли стрельбу. Только вот гранаты не взорвались – запалы отсырели.
– Весело тут у вас, – Евсееву определили место в нашей с Ильязом землянке. – Диверсанты шляются по тылам как у себя дома.
– Так это ваша недоработка, – зевнул я и заснул буквально за минуту.
* * *
Утром все тело ломило, будто я сам гонял немецких диверсантов по местным болотам. Но деваться было некуда – после завтрака отправился к маскировщикам. Которыми подрабатывала двадцатая рота инженерного батальона под Селищами. Вестимо дело, сначала позвонили в дивизию, там спустили вниз по команде, так что должны были ждать.
Приехал я аккурат на посвящение новичков в тонкости саперного дела – пожилой сержант вставил тлеющий бикфордов шнур в толовую шашку, и два лопоухих новобранца с ужасом смотрели, как огонек все ближе и ближе подбирался к взрывчатке. В самый последний момент сержант, разумеется, вытащил шнур, пригладил усы.
– Все поняли, салаги?
Бойцы закивали как по команде.
– А сейчас берете по кусу и кушаете, – сержант разломил толовую шашку. – Считай, посвящение прошли.
Я наблюдал за этим представлением молча – сам проходил такой ритуал. Откуда, кто придумал и зачем? Непонятно.
Красноармейцы послушно скушали по кусочку, после чего один заметил, что тол по вкусу напоминает аспирин.
– Только не вздумайте теперь курить, – встрял я со своим ценным советом.
Бойцы подскочили, отдали честь.
– Подорвемся, товарищ полковник? – спросил правый боец.
– Череп на куски, – покивал я, подмигивая сержанту, который улыбался в усы. – Вообще бросайте курить, если начали. Табак демаскирует. Воняет за полсотни шагов, папироса тлеет.
– Да, нас уже предупредили – третьим не прикуривать, – тяжело вздохнул «левый». – Снайперы немецкие на передке случаются.
– Вот-вот. Третьим не прикуривайте. А теперь проведите-ка меня к своему начальству.
Приказ, который изготовили в штабе фронта, сделал дело первоочередным и не терпящим отлагательств. А что, стоит только посмотреть на подпись Кирпоноса, и сразу всем становится ясно: это надо сделать быстро и именно так, как написано. И понеслось.
Рота стояла совсем недалеко от места будущих свершений, так что я просто загрузил командира взвода в «эмку», близняшку той развалюхи, что нас в Москве возила, и мы поехали.
Для лейтенанта староват командир, сильно за сорок, да и вид у него… сугубо гражданский, я бы сказал. И в плен ему лучше не попадать, конечно. Национальность на лбу написана. Все как положено – и очки с толстыми линзами на крючковатом носу, и уши большие, залысины на лбу. Но мне не на парад с ним и не в модном журнале сниматься. Сказали, что лучший – Меерсон, так с ним и будем работать.
– Вот, собственно, фронт работ, – показал я ему, когда мы вылезли из «эмки». Два спеца рангом пониже в звании сержантов почтительно отошли в сторону, чтобы не мешать начальству решать вопросы.
А что там особого смотреть? Сами Селищи сохранились немногим лучше Вишеры. Наверное, здесь все усилия прилагали к тому, чтобы мост выбомбить. Чуть в стороне от моста отмель какая-то. Сейчас немного над поверхностью показывается, а летом, когда уровень воды пониже, целый остров получается. Даже дерево какое-то растет. Наш берег довольно пологий, а противоположный – там обрыв довольно крутой.
– Н-да, – он снял очки, протер стекла ветошью, выуженной из кармана шинели, и снова нацепил их на нос. – И что надо сделать?
– Сделать так, чтобы мост больше не бомбили. Вы, товарищ лейтенант, кем до войны были?
– Инженер-строитель я был, товарищ полковник.
– Давайте, когда начальства нет, без чинов. Тем более что мы почти ровесники. Я Петр Николаевич. А вас как звать-величать?
– Исай Гильевич, – сказал он и уставился на меня. – И какими средствами мы располагаем? Каковы сроки?
– Знаю, можно сделать быстро или медленно, хорошо или плохо. Дешево и хорошо не получится никогда. У нас… в пределах разумного неограниченные средства. Только за каждый гвоздик спросят, не сомневайтесь. Сроки – как всегда, надо вчера.
– Давайте так. Сейчас я с бойцами обследую объект, прикину вчерне необходимое и к вечеру буду готов сообщить подробности.
– Хорошо, вечером буду у вас.
* * *
– Сто пятьдесят тысяч квадратных метров мешковины?
– Возможно, понадобится больше. Это черновые прикидки. Проект пока не готов, одни наброски.
– Ладно, давайте дальше… Древесина… Тысяча кубов? Охренеть и не встать…
– А вы как думали? Мы будем строить почти настоящий мост. Вот смотрите… – он достал листик бумаги, положил передо мной. – Основание моста сделаем из отдельных двухслойных плотов. На каждом из них прикрепим вертикальные стойки, связанные между собой ребрами жесткости. Метра по три каждая. Каждый плот – одно из звеньев моста, соединяем прогонами, поверх имитация рельсов. По торцам настила сделаем перила.
– А течением не унесет?
– Каждый плот укрепим якорями, не беспокойтесь. Такого моста вы в жизни не видели!
Куда хоть делся тот нескладный лейтенант, на котором и форма военная висела как на пугале? Меерсон будто помолодел лет на пять, глаза блестят, руки потирает. Вот ведь за дело переживает! Особенно когда есть возможность сотворить всё как надо.
– А настоящий мост?
– Ерунда, – махнул он рукой. – Это так, на один зуб, извините за вольность. Сверху маскировка, по бокам бревна, металлоконструкции в воду опустим. Ни один летчик не поверит, что мост не разрушен.
– Еще что-нибудь?
– Да. Надо произвести земляные работы. Для полного правдоподобия необходимо строить плавный спуск к мосту. А там высота берега до восьми метров. Плюс фальшивая ветка железной дороги.
– Когда будет готов проект? – спросил я главное. Ну да, а ну как скажет сейчас Исай Гильевич, что ему для полной радости надо конструкторское бюро и пара-тройка месяцев, чтобы не трогали. И что мне тогда? Отвечаю за это я, а значит, придется этого симпатичного мне человека жестко стимулировать.
– Три дня, – прозвучал успокоивший меня ответ.
– Тогда до завтра, товарищ Меерсон.
* * *
Помпотыла фронта только крякнул от новостей, которые я ему принес. Грачев задумался, начав грызть кончик ручки.
– И вот это всё надо сразу?
– Нет. Там делают проект, по готовности станет понятно, что и в каких объемах будет необходимо окончательно. Но готовьтесь, Леонид Петрович, сказали, через три дня можно приступать.
– Ладно с мешковиной, но что такое тысяча кубов древесины? Порода дерева какая? Номенклатура? Что там надо, непонятно. Одно дело кругляк необработанный, другое – брус. Это, знаете, Петр Николаевич, как попросить какого-нибудь оружия, не указывая даже для каких целей.
– Предварительно вот что там задумано… – я вытащил из планшета листок с набросками Меерсона.
Грачев посмотрел, снова крякнул. Вздохнул, сделал какие-то пометки карандашом.
– Я эскиз этот возьму себе? Вам он уже без надобности.
– Берите, конечно.
– Тогда жду проект с обоснованием. Будет вам и древесина, и полотно, и краски. Всю номенклатуру достанем. Предварительно сейчас посмотрим, уже завтра начнем доставку. По нашей службе определим, что и куда.
Судя по уверенности, с которой он это сказал, интендант уже знал, где он это всё возьмет. Приятно работать со специалистом своего дела.
Я вышел от Грачева и постоял в одиночестве. Интересно, а где Ильяз? Евсеев разбирает ночной налет, его припахали, потому что больше некому. Я тут катаюсь во все стороны, готовя стройку моста и нитки железной дороги. Все при деле, а вот товарищ Ахметшин с утра куда-то ушел, пока я спал еще, и так до сих пор не появлялся. Эту ценную информацию мне часовой передал. Будет за что взгреть. Сначала за длинный язык, потом за самоуправство. Что это за подчиненный, который даже не уведомил непосредственного начальника о своем местонахождении?
О, идет, легок на помине. Никуда не спешит, шаг прогулочный. Осталось только песенку мурлыкать. Чисто котик после… как сметанки поел, короче.
– Товарищ лейтенант, ко мне!
А что это так выражение лица изменилось? Какая-то, я бы даже сказал, растерянность появилась, совместно с желанием скрыться куда подальше. Подбежал почти, шинельку на ходу застегивает.
– Тащ болковник, бо вашему бриказу!..
– И где мы отсутствуем, товарищ Ахметшин? Почему не доложили непосредственному начальнику?
– Я тут… на месте… рядом…
Стыдно смотреть! Командир Красной Армии, даже соврать толком не умеет!
– Где ваше место службы? Расслабился, блин, на курорте себя почувствовал? Я тебе устрою отдых! Поссать некогда будет! Машину быстро нашел! В Селищи едем!
– Тащ болковник, разрешите берекусить немного!
– Что непонятно в моем приказе, а? Еду заслужить еще надо! Бегом! Взять с собой подменное обмундирование!
Все три десятка километров Ильяз молчал, сопел в уголочке. Ничего, сейчас я ему устрою веселую жизнь. Тоже мне, гроза связисток и прачек из хозвзвода!
Когда приехали, то я понял, что долго спал. Судя по горке, разгружали уже не первую машину. Наверное, Кирпонос дополнительно помог проникнуться важностью этого моста.
– За мной, – буркнул я Ахметшину и пошел к месту разгрузки.
Ради такого на несколько секунд даже прервали процесс.
– Тащ полковник, бойцы третьего взвода…
– Занимайтесь, сержант. Вот вам даю на перевоспитание товарища лейтенанта. Работать отсюда и до отбоя. Без послаблений. Вопросы?
– Нет вопросов. Лишние руки нам не помешают.
* * *
Вот кто работал, так это Меерсон. Не знаю, спал ли он ночью. Не ел – так это точно, вон, стоит котелок с кашей нетронутый, холодный уже, я специально рукой потрогал. Вместо кульмана на козлах лежит лист фанеры. Точно чуть не первый какой нашли – вон, с одного края от сырости разбух, отрезали наспех, крупной пилой.
– Здравствуйте, Исай Гильевич, – поприветствовал я его.
– Осторожно, там бумаги, – не поднимая голову, буркнул он. – Сейчас предварительные расчеты заканчиваю.
Я осмотрелся. Вот чертеж секции «моста». Вот черновики исчерканные. А это чистовая таблица уже, аккуратным чертежным почерком заполненная. Золото, а не человек!
– А у вас там родные… в городе? – догадался я. – Кто?
– Родители, жена, сестра, – спокойно перечислил он. – Переехали из Белоруссии… давно уже, в начале тридцатых.
Понятно теперь рвение. Надо будет, он руками через этот мост грузы таскать продолжит. За своих драться – тот еще стимул. Наверное, не понаслышке знает, как там, в Ленинграде, с продовольствием. А я тут… толщину слоя тушенки на куске хлеба с Масюком обсуждаю… Даже неудобно как-то стало.
– Вы поешьте, – я постучал ногтем по котелку, – а то сил не будет работу закончить.
– Ну да, – ответил Меерсон, – сейчас. А то принесли, я подумал, что вот немного еще поработаю, а потом… Забылся, это со мной бывает.
Оставил лейтенанта доделывать проект, поехал к мосту. Прямо гордость взяла: могут ведь, когда хотят. Вон, уже грунт срывать начали с берега, человек десять копошатся. В небе истребители, стерегут, значит. Такими темпами за пару недель закончим. Если не помешает никто.
Поинтересовался, всего ли хватает, как с подвозом пищи. А то у нас есть такие деятели – бойцов зашлют куда-нибудь, а они целый день на подножном корме. А эти ведь не погулять пришли, лопатой попробуй натощак весь день помаши. Но придраться не к чему – командовавший работами сержант заверил, что всё тут как надо.
Вернулся и уже было подошел к избушке, в которой Меерсон работал, как с места разгрузки послышался грохот и крики. Изменил направление движения, пошел туда. Ага, точно что-то не так: все сгрудились в одном месте и с матерком оттаскивают в сторону бревна.
– Что тут у вас? – спросил я.
– Товарищ полковник, – подбежал сержант, которому я с утра Ильяза в рабство определил, – там… лес посыпался… Моя вина, не усмотрел, укрепить не успели… Так это… вашего лейтенанта… бревном придавило…
