Алексей Владимирович Стельмах
Рок-детки: Экспресс метод взросления
Девочка стояла в оцепенении и слушала свое дыхание. Потом она развернулась и спустилась по той же шаткой лестнице на этаж, предварительно закрыв за собой дверь, ведущую на крышу. Эмоций по-прежнему не было. Мыслей тоже. Мягко щёлкнул затвор щеколды и закрыл дверь её комнаты, отгородив Милку от окружающего мира. Войдя в чат, Милка изменила никнейм, после чего удалила свою учётную запись. Потянулась за телефоном, набрала номер Лисы. Когда гудки сменились сонным голосом подруги, Милка четко проговорила:
– Можешь больше не бояться. Его нет. Игра окончена навсегда…
Сознание ускользнуло. Милка прикрыла глаза и провалилась в пустоту.
Смех и неровное пение. Звон стекла и грубая речь. Громкий стук в дверь. Милка открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого света настольной лампы, бьющего прямо в лицо. Не понимая, что происходит, девочка приподняла голову. Она лежала на полу перед письменным столом. Волосы разметались по пыльному ковру, в ноздрях защекотало. Девочка громко чихнула и провела руками по лицу, стирая остатки сна. Она приподнялась и пару секунд собирала реальность в целое. Видимо, сон настиг её, когда Милка сидела за компьютером, и она не заметила, как свалилась на пол. Стук в дверь комнаты повторился, уже более настойчиво. Все ещё туго соображая, Милка поднялась на ноги и, испытывая головокружение, отщёлкнула щеколду, запиравшую дверь в её комнату. Через мгновение дверь отворилась и в комнату вошла мать, нетвёрдо стоя на ногах и покачиваясь из стороны в сторону. Милка взглянула на циферблат наручных часов – было 4:20. «Вот это я уснула!» – пронеслось в голове у девочки.
– Светка, ты в порядке? Мы тут немного посидели, – заплетающимся языком проговорила мать, роняя голову на грудь и тут же поднимая её обратно.
– Мама, ложись спать, пожалуйста. Тебе нужно отдохнуть, – произнесла Милка, подхватывая пьяную мать под руки.
– Хорошая ты у меня девочка. Я ему так и сказала, да. Говорю, Светка добрая. Хоть и мягкая чересчур. Это самое… так и сказала я! Антону твоему. Или нет? Этому… Андрею! – мать вскинула палец вверх и чуть не заехала Милке по носу.
– Андрею?! Ты видела Андрея? Где ты его встретила, мам? – резко спросила Милка, мигом приобретая ясность сознания, которое после сна ещё не до конца восстановилось.
– Так он же, это, приходил. Да, заходил, про тебя спрашивал. Я сказала, что гуляешь где-то. С Лисой своей, наверное, а с кем же ещё? Так он и ушёл. А! Нет! Оставил номер телефона свой, говорит, пусть позвонит мне, как домой придет. Симпатичный он, Артём этот. Хоть и патлатый…
– ОН ОСТАВИЛ НОМЕР ТЕЛЕФОНА?! – прокричала Милка, заставляя мать содрогнуться от столь резкой перемены интонации, – Где он, мама? Срочно дай его мне!
Мать потупилась, словно не понимая, что от неё требуется, а потом медленно вышла из комнаты. Милка по пятам следовала за ней. Мать долго рылась в бумагах, хранившихся на полке в прихожей. После чего вытащила оттуда небольшой лист, вырванный из блокнота, на котором чёрной ручкой были написаны семь цифр. Схватив бумажку, Милка почувствовала облегчение вперемешку со звенящим восторгом. Раз Андрей приходил к ней, да ещё и оставил номер телефона, значит, он всё-таки передумал и хочет помочь ей и Лисе. Это обрадовало девочку настолько, что она едва не рванула в комнату, чтобы сию минуту набрать полученный номер и позвонить Андрею. Благо, её взгляд снова зацепил время на часах и девочка остановилась. Уложив едва переставляющую ноги маму в кровать, Милка вернулась к себе в комнату и стала вспоминать подробности сна, который ей только что приснился. Сознание постепенно отдавало яркие и пугающие картины, которые с каждой минутой всё больше походили на реальность, как по осязаемости воспоминаний, так и по пугающей дрожи в коленках, и по ощущениям на кончиках пальцев и обветренной коже лица.
Андрей плохо спал этой ночью. Его не мучили кошмары и ужасающие сновидения. Он просто долго не мог уснуть, хоть и всеми возможными способами пытался зацепиться за сон, однако, тот ускользал от него, словно кусок мыла в наполненной до краёв ванне. Тело от столь беспокойной ночи казалось ватным и словно перекрученным в мясорубке. Понимая, что от бессмысленного лежания в кровати толку не будет, Андрей резко поднялся и скинул с себя одеяло. Тут же предрассветную тишину комнаты нарушили громкие трели мобильного телефона. Андрей ещё до того, как услышал голос абонента, понял, что звонила Милка. Девочка долго извинялась за свой столь ранний звонок, но после заверений Андрея, что всё в порядке, она предложила встретиться через час возле её дома. Не распаляясь на лишние вопросы, Андрей дал положительный ответ. Он наскоро оделся, умылся холодной водой и почистил зубы, после чего отправился на встречу с Милкой.
Внутри него сидела странная тревога, происхождение которой Андрей никак не мог объяснить. Эта тревога поселилась в нём ещё с того момента, как пару дней назад Милка и Лиса просили его о помощи, а Андрей отказал им. Тревога не угасала в нём всё время пребывания дома у родителей. Она гудела и бренчала внутри, пока Андрей возвращался из дому ночным поездом, и монотонной чечеткой отбивала ритм во время поисков дома Милки и ожидания её звонка весь вчерашний вечер. Вот и сейчас, когда Андрей шёл по влажному, усыпанному остатками бледно-желтых листьев тротуару, его не покидало это тревожное ощущение.
В скором времени Андрей уже был возле дома, где жила Милка. Несмотря на раннее утро, возле многоэтажки собралась большая толпа народа, стояли машина скорой помощи и милицейский уазик. Выглядывая в толпе маленькую фигуру Милки, Андрей подошёл ближе. За спинами толпящихся людей он не мог различить источника их внимания, но услышал обрывок разговора достопочтенных бабулек:
– Это ж надо, а? Такой молодой…
– Молодой, не молодой, а самоубийца…без бога жил, без бога умер.
Пока Андрей пытался пробраться ближе, кто-то резко потянул его за рукав. Он обернулся. Перед ним стояла Милка. Она была бледной, слегка осунувшейся, с округленными глазами. Девочка без слов поманила Андрея за собой, выводя его из толпы и направляя в противоположную от дома сторону.
– Привет! Что случилось? – спросил Андрей, попытавшись ободряюще улыбнуться Милке. Улыбка, однако, вышла натянутой.
Милка взглянула на Андрея потерянным взглядом.
– Там… он мёртв. Это был не сон. Я действительно его убила, – голос Милки дрогнул, и она покачнулась всем телом. Андрей во время её подхватил.
– О чем ты говоришь? Кого ты убила? – настороженно спросил Андрей, чувствуя, как тревога внутри звякнула оборвавшейся струной.
Вместо ответа Милки дрожащей рукой указала на что-то за спиной Андрея. Он обернулся и увидел, как толпа расступилась и двое крепких мужчин в черной униформе уносят из её центра тело молодого парня, примерно ровесника самого Андрея. Голова парня была в запёкшейся крови, а тело неестественно изогнуто. Сфокусировав взгляд в направлении, куда указывала Милка, Андрей заметил чёрный джип, припаркованный неподалеку от места, где они стояли. Осознание случившегося пришло мгновенно.
– Это он? Святослав? – тихо проговорил Андрей, глядя в дикие глаза Милки.
Девочка зажмурилась и кивнула. Взяв Милку за холодную ладонь, Андрей быстрым шагом пошёл прочь от места происшествия, таща за собой несопротивляющуюся девочку. Отойдя на приличное расстояние, он усадил Милку на сломанную скамейку, сам присев на корточки перед ней. Взяв её за подбородок, он легонько перевел блуждающий взгляд Милки на себя и попросил:
– Рассказывай всё по порядку. С того момента, как мы виделись в последний раз.
Спустя пару мгновений, Милка заговорила тоненьким голоском, то и дело сбиваясь и путаясь в словах:
– Лиса обиделась и убежала. Я помчалась за ней, но не смогла догнать. Не могла её найти потом. Несколько дней она не отвечала на звонки, на сообщения. Вообще не выходила на связь. Вчера я пошла к ней домой, а она как зомби. Лежит, смотрит в одну точку и говорит какой-то бред. Я попыталась выяснить, что произошло. Тогда она сорвалась и…
Милка заплакала. Спустя минуту продолжила, утирая слезы тыльной стороной ладони:
– Она сказала, это я виновата в том, что Святослав её преследовал и всячески измывался над ней. В чате я переписывалась с одним парнем, который, как оказалось, и был тем самым Святославом. Я тогда не знала, что это он, до самого конца не знала. Я много рассказывала ему о Лисе, поэтому он смог выйти на неё и сделать то, что сделал. Лиса сказала, что не хочет меня знать. Я была в шоке, меня словно раздавило этими словами. Я слабо помню, что было потом. Гуляла по городу одна, потом пришла домой и, кажется, уснула. Мне приснился сон. Так казалось, по крайней мере. Сон, в котором я написала Святославу в чате, договорилась с ним встретиться наверху этого дома. И там я сбросила его с крыши. Просто столкнула вниз, понимаешь? А проснувшись дома, подумала, что всё приснилось. Только сейчас, увидев его на земле, я до конца осознала – это был не сон. Как такое может быть, Андрей? Как можно убить человека и не помнить об этом?! Я схожу с ума!
Милка разрыдалась и бросилась к Андрею в объятия. Он успокаивающе поглаживал её по спине и говорил какие-то бодрящие слова. В голове же пульсировали совершенно другие мысли.
Он внезапно понял, что эта девочка-подросток всё время испытывала настолько сильные эмоциональные переживания, которые неподвластны обычному человеку. Её вечно переполняли чувства, о которых она не могла или не умела рассказать. Ей было проще держать всё в себе, думая, что эти эмоции, чувства и мысли слишком примитивны для того, чтобы посвящать в них окружающих. Даже своей лучшей подруге она не могла открыть то бушующее море эмоций внутри своей головы, а Лиса не обладала способностью чувствовать полутона и ощущать моменты, когда нужно поговорить не только о собственных переживаниях. В Лисе, самоуверенной и прущей напролом авантюристке, Милка видела ту себя, которой она всё время стремилась быть, но по собственной мягкости и нежелании доставлять окружающим людям дискомфорт, так и не смогла стать. Она действительно любила Лису. Любила не телесно, плотской любовью, а душевно, тонко и нежно. Каждое мгновение, проводимое рядом с Лисой, Милка воспринимала как максимальное вознаграждение. Ей было приятно выслушивать подругу, помогать ей в решении её проблем, но своими переживаниями Милка так и не смогла поделиться с Лисой. В моменты, когда эмоциональный накал внутри достигал пика, Милка выплескивала часть своего состояния в чат, где видны были только никнеймы и отсутствовал риск быть осмеянной за свои слабости. Именно поэтому Святослав смог достать из внутреннего мира Милки так много, ведь он, в отличие от Лисы, понимал, за какие нити нужно тянуть, чтобы распустить кокон, окутывающий глубинные переживания девочки со странным прозвищем. А Лисе не хватило терпения, чтобы разобраться в этих поступках Милки, ей было намного проще ощутить себя жертвой и обвинить в произошедшем человека, которому вся эта ситуация нанесла больше эмоционального урона, чем самой Лисе. Ведь Милка с первой минуты переживала за подругу, не могла спокойно спать и постоянно желала разрешить ситуацию, вывести лучшую подругу из подавленного состояния. Милка всё время смотрела на мир глазами другого человека, оценивала его с разных позиций, то и дело анализируя происходящие события. В этом плане она была более дальновидной, нежели её подруга, которая с детства видела своё окружение лишь с одной стороны, упираясь в шоры собственного эго. Андрею стало понятно, почему Милка так остро восприняла обвинение Лисы. В тот момент эмоциональный шторм внутри Милки превратился в штиль и на мгновение создал иллюзию решения проблемы лишь одним радикальным способом. Этого мгновения хватило. Сейчас Андрей видел перед собой не пятнадцатилетнюю девочку-подростка, а человека, пострадавшего от равнодушия окружающего мира и от узости чувств самых близких людей. Важная мысль посетила Андрея. Каждому нужен свой человек. Тот, кто примет любые мысли и эмоции, а не отмахнется дежурным «не бери в голову!». Тот, кто, говоря о себе, никогда не забудет о чувствах собеседника. Ведь часто одна во время сказанная фраза, одно прикосновение или во время протянутая ладонь, могут предотвратить сложные события и пресечь тяжёлые последствия.
Продолжая поглаживать на мгновение утихшую Милку по спине, Андрей блуждал взглядом по окружающему пустынному пейзажу, надеясь найти там слова утешения. Вместо этого, на фоне серых остовов деревьев, в туманной морозной дымке раннего утра, он наткнулся вдруг на фигуру с рыжими волосами, которая возникла внезапно, словно художник уронил каплю яркой краски на серый холст. Лиса медленно приближалась к ним. Милка сидела, уткнувшись лицом в грудь Андрея, и не видела появившейся подруги. Когда расстояние между ними сократилось до двух шагов, Лиса остановилась. Андрей легонько потрепал Милку по макушке, привлекая её внимание. Девочка подняла голову и оглянулась. Перед ней стояла Лиса. Она виновато улыбалась и протягивала Милке подрагивающую ладонь, указательный и большой палец которой были оттопырены в форме пистолета – их личный жест примирения.
Андрей взглянул на небо. Оттуда падали хрупкие, едва различимые снежинки. Осень закончилась. Дышать стало легче.
