Алексей Владимирович Июнин
Человек-Черт
Если бы не появление в андреевой жизни этой неприятной рыжей девушки, называемой себя Ламией, то парень еще мог бы вернуться к Гриковой. Мог бы. И хотел. Левит это видела и знала про постоянные безответные звонки Андрея к Наде.
Было бы прекрасно, если бы Ламия исчезла. Жуй вернулся бы к своему прежнему человеческому образу, скорее всего, он бы помирился с Надей Гриковой, обратился бы к врачам, излечился бы от своего странного недуга, а Левит вновь обрела бы значение в творчестве группы «Толпе». Но Ламия никуда исчезать не собиралась, и всерьез взялась за своего нового любовника, планомерно отодвигая в сторону всех, кто так или иначе был близок к Андрюше и имел на него какое-то влияние – Надю Грикову, Олесю Левит, дальше, наверное, будет родная мама Андрюши. Может быть, что в перспективе Ламия добьется постепенного распада коллектива и замены всех ее нынешних участников на своих людей. Убрать всех – вот цель Ламии.
– Ты, женщина, всегда лезла в жизнь Андрюши, – моргнув, Левит услышала продолжение разговора и на секунду подумала, что это она сказала Ламии, но, все было наоборот. Левит все еще молчала, а говорила новая подружка Жуя. – Ему приходилось подстраиваться под твои вкусы.
– Я же хотела как лучше, – твердо защитилась Олеся. – Я знаю, что надо людям. Я знаю, что и как надо делать.
– Не спорю, твой опыт… – Ламия подыскивала подходящее слово, но так и не нашла. Слово «бесценен» она никогда бы не употребила, а другого термина так сходу и не придумаешь. – Но повторяю – теперь все будет иначе. Так как захочет Андрюша.
– Или ты? – выстрелила Левит прямо в бледное отражение. Ламия чуть дернулась, по ее лицо пошла волна крохотные даже незаметных судорог.
– Как захочет Андрюша, – медленно и с нажимом повторила Ламия и на мгновение скосила глаза мимо Левит. От Олеси не утаилось, что девушка у подоконника бросила взгляд на сидящего на кресле Андрюшу и в этом взгляде на миг промелькнул… испуг? Ну да, это был испуганный взгляд затравленного зверя. Олеси Левит очень хотелось верить в это.
«Кто от кого у них зависит? – подумала она. – Между ними все ни так просто. Очень странно».
Пока Жуй изучал документы, а соседка по квартире блаженно улыбалась и пускала кальянный дымок, Ламия продолжала давать Левит указания, не дожидаясь согласия женщины и вообще не интересуясь ее реакцией. Она так и стояла, повернувшись к окну. Ламия говорила что уже с завтрашнего дня, хочет того Олеся или нет, начнется печать новых афиш на совершенно новый тур по Поволжью. Тур будет иметь иное название, как и запланированная к выходу пластинка, новый дизайн афиш и рекламы уже готов, запускается реклама по интернету, уже разработан сайт, посвященный новой концепции группы «Толпе», со дня на день он заработает и одновременно с этим Жуй проведет пресс-конференцию, на которой официально заявит о прекращении исполнения прежних композиций и перейдет исключительно на новый стиль и новые песни. Города и площадки несостоявшегося тура «Ultramobile» остаются теми же, только называться все будет по-другому и репертуар будет состоять только из совершенно новых композиций, написанных Жуем за последнее время. Старые песни, включая и те, которым от роду совсем мало времени, которые даже не были изданы на дисках, которые Жуй успел исполнить всего пару раз и официальных записей которых даже еще и не было – останутся в прошлом. Если кому-то будет интересно – может прослушать их в свободном доступе в интернете. Старого Андрея Жуя больше не будет, на сцену выходит совершенно иной Жуй и группа «Толпе» отныне играет только новье. Ламия перечислила некоторые песни из нового репертуара и Левит передернула плечами. Ламия продолжала: планы на запись альбома «Ultramobile» изменились. Пластинки с таким названием не будет.
– Что вы готовите, – спросила Олеся Нахимовна, – вместо «Ультрамобиля»?
– Тур и пластинка будет называться… – Ламия обернулась к Андрюше Жую.
– «Наяву», – буркнул он и приподнял брови. Мол: «Вы имеете что-то против?»
– Чем не устраивает старое название? – Левит глубоко вздохнула.
– Прежде всего, оно исходит от названия одной из песен, которой не будет на новой пластинке, – ответил Андрюша и еще раз почесал заскорузлую пятку. – Нет песни – нет названия.
– Тебе нравилась эта песня, – напомнила Олеся Нахимовна.
– Это не обсуждается, – махнуло рукой существо на кресле. – Теперь «Наяву». Оно ближе к реальности…
Олеся Левит подошла к музыкальному центру и выдернула шнур из розетки. Комната оказалась в тишине.
– Вы, господа, понимаете, сколько было затрачено средств на афиши и рекламу?
– Все переделаем, – коротко ответил Жуй и зарылся в документы.
– Так просто? ТАК ПРОСТО? Знаете, что я вам скажу, мои дорогие? – и, поставив руки на пояс, Олеся Нахимовна Левит дала краткий курс экономики и менеджмента, которому научилась за годы вращения в кругах шоу-бизнеса, она сказала всем присутствующим, что их планы не жизнеспособны и никогда не окупятся, ибо, ежели следовать тому, что предлагают собравшиеся тут дамы и господа, то в самом спешном порядке придется рекламировать новый тур. В рекламу «Ультрамобиля» уже вбухано море денег, а теперь, оказывается, нужно навсегда забыть про уже вложенное в «Ультрамобиль» и вложить еще вдвое больше в «Наяву». Если не втрое. А где взять столько бабла? Не занимать же в банке под проценты? Кроме того, дабы эти средства окупились и принесли прибыль, необходимо будет пойти на троекратное поднятие цены на билеты. К тому же – продолжала Левит – организаторы на такой риск никогда не пойдут, они же не идиоты!
И только после произнесения этих слов Олеся Нахимовна вспомнила, что в квартире присутствует как раз организатор – Николай Иванович Толоконников. На какое-то время он скрывался на кухне, что-то извлекал из холодильника, но вот вернулся, пережевывая ливерную колбасу и поглядывая на Олесю через солцезащитные очки. Не имея уверенности в том, что Толоконников примет ее сторону, она, все-же призвала его на помощь и попросила отговорить Жуя и Ламию от столь необдуманного шага. Толоконников рыгнул.
Все понятно. Они уже давно все решили. И Николай Иванович принял их план, в противном случае он бы пришел в бешенство и скорее отменил бы тур вовсе и потребовал неустойку, чем пошел бы на столь рискованный шаг как непосредственно перед туром хоронить «Толпе», а вместо нее выпускать совершенно иную группу с измененным жанром и более чем странным фронтменом. Он, что, совсем не боится разочарованных или даже разъяренных фанатов и поклонников, которые ожидают прежние композиции и к новому направлению совсем не готовы и очень вероятно, что они вовсе не примут нового Жуя и потребуют возврата денег или затаят ненависть не только на разочаровавшего их Андрея, но и на «Толпе», на Левит (как отвечающую за группу) и, конечно, на организаторов-обманщиков.
Обо всем этом Левит сказала вслух, обращая взор по очереди на Толоконникова, Жуя, Ламию и заодно на пепельную блондинку, закончив выступление несколькими едкими эпитетами в адрес каждого из них. Никто не пытался возразить, а Жуй утвердительно кивал головой, соглашаясь, но после последних слов Левит, когда она уже готовилась выйти из квартиры, громко хлопнув дверью, он отложил читаемые документы на журнальный столик и ткнул в них длинным черным ногтем.
– Возьми, – приказал он Олеси.
После некоторого колебания Олеся Нахимовна взяла несколько листов в руки и взглянула на первый.
– Это отчет, подготовленный агентством «Сазанович, Толоконников и Ко», – Жуй вновь взял баранью голову и допил мозги. – Что бы не терять времени, объясню, что в нем. Рейтинги. Колькины люди проанализировали реакцию людей на новое направление творчества группы «Толпе». Прошерстили весь интернет, работали днями и ночами, даже создали какую-то специальную компьютерную программу… Короче, если отбросить всю шелуху, то в сухом остатки получается один факт – неоспоримый и неопровержимый. Спроси какой, – но женщина не спрашивала, она просматривала уже четвертый лист и поняла о чем толкует молодой человек. – Рейтинг обновленной «Толпе» в три целых семь десятых раза выше, чем у прежней «Толпе». С каждым днем рейтинг поднимается в среднем на три десятых процента и эта цифра увеличивается. Профессионалы проанализировали, что уже с завтрашнего дня, когда я выпущу в сеть новые песни написанные этим вечером на «Манхеттен Медиа», рейтинг «Толпе» подскочит еще как минимум на порядок.
Жуй сделал паузу, смотря на реакцию Олеси Нахимовны.
– Ты, мать, понимаешь, что это значит? – продолжил он. – Я веду «Толпе» к пику популярности! Число наших фанатов неуклонно растет. Число скачиваний новых песней зашкаливает и приближается к мировым звездам. Если так пойдет дальше, а так обязательно пойдет дальше, но только в том случае если ты, мать, не будешь совать нам палки в колеса и гнуть свою линию, то вскоре я и «Толпе» переплюнем всех! Не просто всех наших звезд, а вообще – всех в мире! Нужно только принять наши условия и работать по новому направлению. Посему – решено!
Олеся призадумалась. Выложенные Жуем карты (точнее – задокументированный анализ за подписью не только Толоконникова, но даже самого Сазановича, которого среди присутствующих не было, но который обладает влиянием еще более значительным, чем его пузатый компаньон, закрывающий глаза за темными стеклами очков) заставили ее по новому взглянуть не только на происходящее настоящее, но и на будущее. А будущее, если верить этим документам, начинало представляться ей в виде гигантской пирамиды из золотых монет. Чем больше Левит листала отчет «Сазановича, Толоконникова и Ко», тем явственнее в ее мыслях загоралась яркая неоновая вывеска со словом «ПРИБЫЛЬ».
– Мне все равно это не нравится, – произнесла она голосом несогласного, но не имеющего уверенности человека.
– Но ты продолжаешь читать отчет, – кивнул Жуй и улыбнулся. – Мать, что тебе не нравится?
Левит хотела произнести слово «ВСЁ», но пульсирующая «ПРИБЫЛЬ» затмило эти три буквы. В глубине души она была уже согласна, но боялась признаться себе, что все прошло так быстро и легко. Это не в ее стиле, за одну минуту радикально менять свои убеждения. Это ей не нравилось, но Жуй поставил ее перед фактом. Или она соглашается работать на его условиях и получать процент с баснословной прибыли, или, давясь своими принципами, покидает коллектив и остается за бортом. Благодаря Ламии Жуй справится и без Олеси, а вот что будет делать сама Левит? Кусать локти и глотать обиду и зависть! Вот что!
– Уговорили, подонки, – ответила Олеся Нахимовна. – Купили тетеньку за тридцать серебряников, гады! Но без своих условий я вам не отдамся!
– Свои условия ты можешь ставить кому-то другому, – произнесла Ламия, вынужденная смириться с тем, что Левит все-таки остается в коллективе. Ей это определенно было не по душе, но по каким-то своим причинам, она не решалась противоречить Андрюши. – Соглашаешься? Просто кивай и вали от сюда…
– Помолчи, – перебил ее Жуй. – Пусть скажет. Говори, мать. Но имей в виду, что с некоторых пор я не терплю ни возражений, ни условий. Скорее всего, я отвечу тебе отрицательно, что бы ты не потребовала.
– В соседней квартире плачет маленький мальчик, – Левит заметила пачку сигарет и без спроса стрельнула одну, закурив и выпустив дым в потолок. – Не знаю, как и зачем, но ты, Андрюша, одурманил его маму. Отпусти ее, сними свои чары или как это у тебя называется. Верни маму мальчику и не мешай им спать.
– Это все? – полюбопытствовал Андрей Жуй. – И после этого ты будешь со мной?
– Да, я остаюсь в твоей команде.
Жуй с любопытством повернулся ко все еще блаженно улыбающейся женщине в бигуди и расхохотался.
– Мать! – сквозь смех выкрикнул он. – Так я ее для того и взял к себе, чтобы использовать ее как… как заложницу. Если бы не подействовала алчность и жажда наживы, то в ход пошла бы эта дурочка.
– Скотина, – улыбнулась Левит. – Ты знал, что я приду! Знал обо всем! Что ты собирался с ней сделать, если бы я отказалась сотрудничать? Отвечай.
– Ничего, – угорал Жуй чуть ли не падая с кресла. – Я знал, что ты согласишься! Но теперь я с чистой совестью иду на твое условие, отпускаю эту мамочку, и впредь буду требовать от тебя выполнения моих условий! Все честно и справедливо, не так ли? И заметь: я никому не угрожал и никого не принуждал! Лишь алчность! О, этот изумительный грех! Великолепный порок! Универсальный, действует испокон веков! Как я его обожаю!
К его смеху присоединилась пепельная блондинка и жирдяй Толоконников. Ламия молча смотрела в темное окно.
Не переставая заливаться смехом Жуй рукой закрыл глаза женщины в бигуди, некоторое время помахал ладонью над ее челом и прошептал что-то непонятное, потом поднял ее запястье. Он потребовал от Левит вывести женщину из квартиры и отвести к себе, пообещав, что она с ребенком сейчас же уснут, будут видеть приятные сны и не проснутся до утра. А проснувшись, ничего не вспомнят. С женщиной за руку Олеся Нахимовна Левит покинула жуевскую хату. Она завела женщину в ее квартиру, маленький мальчик уже дремал на кроватке. Женщина в бигуди тоже легла. Уложив обоих Олеся Нахимовна нашла ключи от квартиры, проверила что дверной замок может открываться изнутри и заперла андреевых соседей. Ключ она положила в их почтовый ящик.
Выйдя на улицу, Левит села в свой красный «Эклипс» и полезла в сумочку за сигаретами. Это был сложный вечер перешедший в сумасбродную ночь. Закурив вторую, Олеся Нахимовна вытянула шею, ее автомобиль стоял так, что можно было увидеть окно квартиры Андрея Жуя. Перед тем как вдавить педаль газа, женщина на прощанье взглянула в это окно, мысленно посылая проклятье наверняка смотрящей на нее сверху Ламии и уже вытягивая средний палец, что бы сунуть его в приоткрытое автомобильное окно. Однако там наверху Ламии не было, зато мелькали какие-то мельтешащие огни, похожие на всполохи пламени. Левит пригляделась, опасаясь, что придется вызывать «01», но там было что-то другое. Какие-то дикие свистопляски. То и дело в окне мелькали фигуры Толоконникова и пепельной блондинки. Они прыгали и махали руками. На мгновение в окне появился еще какой-то мужик, должно быть из другой соседней квартиры, который пришел к Андрею уже после того, как ушла Левит. Мужчина истерично дрыгался и мотал головой. Кто-то что-то кричал, вопил и свистел. Слышно было даже внизу на улице.
Левит с горечью думала, что, вызволив из жуевского плена соседку, она не подумала о других обитателях этого дома. И Жуй о них речи не вел, следовательно, к нему на его безумный огонек может зайти не только вся лестничная площадка но и весь этот дом.
Олеся Нахимовна следила за окном квартиры Жуя, там происходило что-то несуразно дикое. Бешеные пляски. Вакханалия и отвратительная оргия! В окне мелькали пляшущие фигуры, в стекло попадала одежда и что-то еще. Какая-то густая жидкость, напоминающая первое обеденное блюдо или рвотные массы выплеснулось на стекло и потекло вниз на подоконник. Женщине в «Эклипсе» опять стало холодно и вдруг в окно врезалась омерзительная ощетинившаяся мордочка. Мелкие острые зубки, длинные язык бесстыдно лизал стекло, круглые глазки, переполненные злобой и ненавистью пронзали пространство и прожигали Олесю Нахимовну, принуждая ее к остолбенению. Бородатая черная мордочка ощерилась в гримасе радостного торжества.
Левит отвернулась.
Через три секунды, взревев двигателем, она оставила дом на перекрестке проспекта Обуховской обороны и улицы Надежды Крупкой, чтобы в дальнейшем объезжать этот адрес за три версты.
Глава 9
Невыносимость
Вне пространства и времени
Это был лес. Густой, старый, отвратительный, неуютный. Была поздняя осень, листья уже полностью опали, но снега еще не было. Моросил гаденький дождик не заметный глазом, но с противностью ощущаемый лицом. Царствовала ночь, однако из-за плотной облачности свет ни одной звезды не мог пробить себе путь до земли. Андрей осмотрелся и на какое-то время остановил взгляд на корявых угловатых ветвях обнаженного от листвы дерева. Силуэт древесного скелета четко вырисовывался на фоне серого влажного как мокрая вата неба. Андрея прошиб озноб и он поежился. Хотелось к горячему камину, хотелось есть пусть даже холодную пищу. Пусть даже испорченную, лишь бы было съедобно. С трудом подавив в себе это желание Андрей был вынужден отвернуться от созерцания древесной ветки и зашагать в противоположном направлении. Его тяжелая обувь давно пропускала воду, но для Андрея это было уже не важно, это наименьшая из бед. Чавкать по сырой земле было гадко и неприятно особенно когда жесткие ботинки неумолимо натирали ступни. Андрей сплюнул и, не останавливаясь, с трудом преодолел поваленный молнией ствол сухой пихты. Услышав прерывистое дыхание справа от себя, Андрей остановился и с презрением обнаружил в сырой темноте обнаженного от листвы кустарника волка. Волк был черен, он трусцой семенил в ту же сторону, что и Андрей. У животного было человеческое лицо и Андрей узнал его моментально, хотя самого волка не видел до этого ни разу, но знал, что этот лес принадлежит этим черным как сама черноземная грязь зверям. Волчье лицо было знакомо Андрею, молодой человек видел его в кинохрониках, пару раз в газетах, и в «Википедии». Животное с усатым лицом Лазаря Моисеевича Кагановича, высунув длинный язык, с трудом перемахнул ствол поваленного дерева и скрылся впереди. Андрей двигался за зверем, меся мокрую землю под ногами, он знал что ему надо поторапливаться, не отставать от волка, хоть это было и не легко. Смахнув мокрые волосы со лба Андрей заприметил еще пару особей волчьей породы и определил в их человеческих лицах Георгия Максимовича Маленкова и Вячесоава Михайловича Молотова.
Впереди уже слышались приглушенные расстоянием в влажным воздухом рычание ни одного десятка волков. Андрей побежал едва поспевая за очередным черным хищником. Позади порывом ветра оторвало ветку дерева, а под ногами трещали колючки и хлюпала сырая грязь. Чем ближе Андрей приближался к Лобной Поляне, тем больше видел вокруг черных волков с человеческими лицами. Преимущественно мужчины, но были и женщины (или самки?). Многие волки были усаты и бородаты, кто-то в очках или в пенсне.
И вот Андрей выбрался на Лобную Поляну и смог перевести дыхание. Тут были сотни волков с сотнями лиц. Было жутко и Андрея вновь прошиб озноб. Волки беспокойно урчали, рявкали и огрызались, но все неотрывно смотрели на Поляну, где на возвышении стоял человек в форме сотрудника системы Государственной Безопасности СССР. Высоко подпоясанная кожанным ремнем рубаха цвета хаки, черно-синие бриджи-голифе, заправленные в высокие почти до колен сапоги, коричневые кожанные перчатки, фуражка с краповым околышем и малиновым кантом. Как жаль, что Андрей не разбирался в знаках отличия того времени – в петлицах, шпалах, даже в погонах, а иначе бы по нашивкам на рукавах выше локтей офицера (золотой овал с серебрянным мечом, серпом и молотом) и по четырем звездочкам на петлицах, он был определил коммисара госбезопасности первого ранга. Каким-то образом Андрей догадывался, что сейчас будет церемониальная казнь. Офицер расстегнул кобуру на поясе и достал наган со свездочкой на рукояти. Андрей взглянул в лицо офицера и оторопел, когда вместо человеческого лица под фуражкой оказалась волчья морда с оскаленными клыками.
Обстановка накалялась, собирающиеся со всей округи человеколицые хищники терлись боками, щетинили шерсть, толкались и щипали друг друга за загривки и хвосты. Один вцепился в голень Андрея, и молодой человек, вскрикнув, пинком отбил зверя с лицом Андрея Павловича Вышинского в кругляньких очечках. Раздался хруст разрываемой материи и волк, поджав хвост, скрылся за толкающимися телесами своих собратьев. Хрен с ней, со штаниной, Андрея не волновала одежда.
Мужчина в центре волчьего круга вознес руки к мокрому небу, что-то крикнул и сотни волков разом замолчали и, высунув длинные языки, устремили свои вытянутые человеческие морды к мужчине. Церемония началась и Андрей не пропускал ни одного движения офицера госбезопасности, внемля каждому слову, произнесенному на незнакомом языке, схожим со старославянским. Появившийся вместо нагана необычный золотой посох в его руке описывал замысловатые синусойды, набалдашник в виде серпа и молота отражал тусклый свет этой унылой ночи. Угольки-зрачки волков вращались в человеческих глазах, с языков стекала слюна. От громогласных криков волка в форме коммисара первого ранга становилось одновременно тошно и восхитительно. Голос зачаровывал и Андрей заметил, что раскрыл рот.
Когда голос сотрудника Государственной Безопасности СССР на Лобной Поляне достиг, казалось, своего апогея, на возвышенность вышел еще один – лысый, одет, несмотря на холодную сырость, лишь в трусы. Это был Эггельс, но на этот раз его кожа была совершенно чиста. Иосиф Ильич волок за собой связанного по рукам и ногам тело, и увидев его, волки разом возбужденно взвыли в небо, завиляли хвостами, зацокали желтыми клыками в человеческих пастях.
Каким-то образом у Иосифа Ильича в руках оказался топор какого-то древнего доисторического образца. Помахав им и низко в пояс поклонившись волку-коммисару, Эггельс принялся рубить еще живого человека. Андрей не видел как лезвие топора входило в плоть несчастного, зато хорошо слышал отчаянные вопли и крики. Жертва, рыдая, умоляла пощадить его. Задыхаясь от боли после очередного взмаха топора, несчастный рыдал и просил отсечь ему голову. Эггельс не спешил. Первым делом он отсек стопу и ногой отшвырнул ее волкам. После короткой грызни окровавленная ступня несчастного человека была растерзана и сожрана. Дождавшись момента палач в трусах одним движением рубанул по руке своей жертвы. Мужчина заорал, ладонь полетела хищникам. После в звериную толпу полетела вторая ступня. Жертва голосила, давясь собственными криками.
Вот Иосиф Ильич, крякнув, взмахнул топором и отсек вторую руку жертве по самый локоть. На этот раз он не стал сразу швырять конечность зверям, а поднял отсеченную ладонь на уровень глаз. Пересчитав пальцы отрубленной руки, Эггельс усмехнулся и сам вгрызся в остывающую плоть…
Андрей Яковлевич «Жуй» Вставкин проснулся.
Санкт-Петербург.
Август-Сентябрь 2017 г.
Жизнь Андрея с каждым днем становилась все страннее и страннее, она наполнилась причудами, которые он не мог объяснить. Он безудержно пил спиртное в немыслимых количествах, он стал курить суровый табак, его речь пестрила сквернословием, при том, что раньше он не уважал сильно матерящихся людей. Он просто тонул в каком-то бесконечном веселье, он плюнул на все проблемы и заботы, перевалив их на других или просто не замечая. Он высмеивал все что видел вокруг себя, постоянно хохотал, напрочь испортил отношения со всеми с кем сталкивала его судьба. Ругался при любом случае, оскорблял самых близких друзей. Потерял уважения всех без исключения, но совершенно не волновался по этому поводу, с удивительной легкостью находил себе новых собутыльников, входил к ним в доверие, пил на брудершафт, и немедленно смешивал их с говном. Любой, кто так иди иначе имел с Жуем дела, после становились какими-то испорченными моральными мерзавцами. Они составляли некую жуевскую свиту, но сам Андрей издевался над ними, стебался и унижал. Товарищи обижались, отворачивались, затаивали злобу, но начинали действовать так же как Жуй, старались походить на него, вести себя так же безобразно и бескультурно.
Об Андрее Жуе пошла молва как о человеке, немного свихнувшемся, ему даже отказали в банковском кредите когда он решил взять денег на съемки второго клипа. Выслушав придуманную Жуем идею клипа Олеся Нахимовна Левит даже не раздумывала – она тот час ответила решительным отказом и сказала, что запрещает снимать то, что родилось в нетрезвом мозге Андрея и, естественно, не даст никаких денег даже в долг. В итоге путем махинаций, обмана и пустых обещаний Жуй стал обладателем значительной суммой денег, выцыганив ее у еще оставшихся знакомых, пригласил одного психически нездорового режиссера-социофоба (на этот раз из Токио) и снял такой клип от которого у всех волосы вставали дыбом и мало кто вообще мог досмотреть его до конца. Деньги возвращать он не собирался и не заплатил ни йены за работу ни режиссеру ни съемочной команде.
Однако несмотря на это Андрей Жуй становился очень популярным артистом в России, на него ходили толпами, от него ждали очередных безобразий и хулиганства и он был только рад этому обстоятельству, смеясь над теми, кто при его появлении крутил пальцем у виска. Интернет кипел от его новых песен, от его видео, от клипов, от интервью. Общественность будоражило. Об Андрее говорили как о настоящем гаде и богохульнике, удивлялись насколько нужно быть преданном своей грязной идеи, чтобы постоянно носить сценический костюм и грим, не снимать маску даже в свободное от выступлений время и вообще изуродовать себя до неузнаваемости. Смотреть на Жуя с каждой неделей становилось противней, но людей это манило и люди пялились на него как на площадного уродца.
Его группа «Толпе» выступала на рок-фестивале «Крылья», имела там фурор и вызвала массовые беспорядки с давкой.
Погрузившись с головой в мир разврата, Жуй напрочь забыл о маме и родственниках. Мама звонила ему, но он со смехом говорил, что у него все отлично и не стоит беспокоится. Сам он не позвонил ни разу.
Но иногда он будто просыпался от страшных параноидальных снов, он размышлял над своими необъяснимыми поступками, ему было невероятно стыдно и он не мог понять, что заставляет его поступать как скотина. Он понимал, что все это неправильно, что он словно зомбирован и не желает продолжать такую беспутную жизнь, которая рано или поздно закончиться настоящей катастрофой. Он даже звонил друзьям и просил прощения, однако вновь и вновь возвращался к плохим и недостойным поступкам.
В конце сентября он первый раз серьезно поругался с Ламией. И до того их отношения нельзя было назвать ровными, не редко их взгляды на те или иные вещи не совпадали, они начинали очень бурно спорить, но каждый раз кто-то из них быстро шел на уступки. В тот раз все пошло не так как обычно. Жуй записал новую песню, очень живую и сочную, с ритмичным рисунком. Жуй не мог объяснить как в его голове возникли слова песни, просто появлялись из ниоткуда и он привычно фиксировал их гелевым стерженьком в блокноте. Речь в песне «Возвращение к пеплу» шла о том, чтобы все люди собрали по своим домам все книги на религиозные темы, все культовые атрибуты и сожгли их в одном большом костре. Обычно перед записью Андрей давал послушать новую песню Ламии, но в этот раз не стал и, записав ее с коллективом «Толпе» в репетиционном помещении, он не долго думая, выложил ее в интернет. Потом вместе с Олесей Левит и Николаем Толоконниковым он посетил типографию, где в две смены печатались афиши на предстоящий через месяц московский концерт в «Олимпийском». Этим грандиозным концертом Жуй и «Толпе» завершит месячный поволжский тур «Наяву». Там-то в типографии и разразился скандал с Ламией, которая откуда ни возьмись появилась прямо в печатном цеху и налетела на Жуя, не обращая ни какого внимания на Левит и Толоконникова.
– Кто тебе позволил записывать такую песню!? – кричала она на своего жениха, имея в виду «Возвращение к пеплу».
– Какие проблемы, крошка? – Жуй взял с печатного станка одну афишу и внимательно рассматривал под ярким светом. На ней перечислялись все города, где должно было состояться выступление группы «Толпе». 15 октября – Рязань, 17 октября – Липецк, 20 октября – Тамбов, 23 октября – Саратов, 27 октября – Пенза, 28 октября – Саранск, 7 ноября – Москва. Семь городов. Семь площадок. Шесть выходов на сцену за две недели, а потом еще через неделю – грандиозное выступление в столице, в спортивно-зрелищном комплексе «Олимпийский».
– Есть проблемы, дорогой! Есть! – Ламия выхватила афишку и швырнула ее на пол. – Есть! Ты призываешь сжигать все книги по религиям! Ты знаешь к чему это привело? В интернете это посчитали призывом к действию! Даже дату назначили!
– Ничего удивительного, – решил вмешаться Толоконников. – Мне показалось, что Андрюша именно этого и добивался… Разве нет?
– Но он требует сжигать вообще все книги! По всем религиям! – кричала Ламия. – А как же… Как же…
Жуй не дослушал захлебывающиеся крики Ламии, он сразу понял, что Ламия взорвалась когда поняла, что вместе в Библиями и Коранами в костер полетят и издания по дьяволопоклонничеству, язычеству и другими подобными темами. Вот с этим-то она и не могла смириться. Жуй рассмеялся и заявил, что сделал все правильно. Ему хочется что бы люди сжигали всю религиозную литературу, а у кого есть претензии, тот может идти с ними в обнимку в самую черную жопу. Ламия взбеленилась, а стоящая у одного печатного станка Олеся Левит приготовилась к обоюдной атаке. Сейчас полетят перья!
Но все закончилось так же быстро как началось, Андрей Жуй прилюдно лягнул свою рыжеволосую женушку, та упала на рабочего-печатника и они вдвоем кувырком покатились под стеллажи с готовой продукцией. Было смешно. Ламия исчезла и не появлялась в жизни Жуя несколько дней.
Санкт-Петербург.
11 октября 2017 г.
Кострище о котором спел Жуй действительно разгорелся в Летнем Саду Санкт-Петербурга одиннадцатого октября. Андрей устроил большие гулянья, апофеозом которого стал костер из книг. Он выстроил людей в три больших хоровода, вращающихся один в другом и в противоположные стороны, пламя полыхало в центре. Сам он неистово смеялся, пел песни, прыгал и тряс своим половым органом. Праздник удался на славу!
Но в какой-то момент что-то случилось с ним и Жуй увидел происходящее вокруг другим взглядом. Что-то повлияло на него, может пламя обожгло или кто-то ударил его по голов, но Андрей внезапно потерял всякий интерес к этому организованному им же самим празднеству. Он поморгал и огляделся. Многие их толпы держали в руках горящие факелы, сделанные из подручных вещей и смоченных чем-то горючим, кто-то махал над головами знаменами с символами, значение которых Жуя сейчас интересовали меньше всего, многие изобразили на своих телах какие-то знаки, чей смысл был теперь далек от Андрея, при том что еще несколько минут назад он сам же и призывал людей наносить эти грязные знаки на своих телах. Очень многие мужчины, лишенные брюк и оставшиеся в нижнем белье или вовсе без оного были возбуждены и готовы к кое-чему не публичному. По глазам женщин, по их смеху и такому же обнажению совершенно очевидно было, что и они готовы к тому же к чему их противоположный пол. Да что уж там говорить – оголтелый народ только и ждал массовой оргии!