Алексей Владимирович Гребиняк
Варшавские «Пантеры»
Вацлав перевел. Немец ошарашенно посмотрел на учителя:
– Will er abends den Panzer entdecken? Das ist unmöglich21!
– Адам, – спокойно произнес Якуб.
– Эрих? – самым серьезным тоном отозвался здоровяк, раскрывая складной нож и пробуя остроту лезвия на ногте большого пальца. – Вацлав, переведи ему, что я сначала ему отрежу левое ухо…
Эрих выслушал вежливое объяснение Вацлава, и, подумав, кивнул, угрюмо глядя на здоровяка:
– Okay, ich zeige dir alles, was ich weiß22…
– Без глупостей, Эрих, если мне что-то не понравится, мы тебя пристрелим сразу. Schießen, понял? – добавил Якуб, похлопав себя по кобуре. – Не вздумай геройствовать. Заподозрю, что врешь, саботируешь, хитришь… сразу шиссен. Я-я. Момент!23
Эрих помотал головой и что-то произнес.
– Говорит, можешь не волноваться, он не идиот, – сказал учитель.
– Тогда полезли в танк. In den Tank, Эрих!
Они поднялись на танк, и Якуб занял место наводчика слева от орудия, после чего на крошечное место командира, за его спиной, но чуть выше и слева, сел Эрих. Снаружи Якуба подстраховывал с трофейным пистолетом Адам. Вацлав через небольшой открытый люк в задней стенке башни пробрался на место заряжающего справа от орудия. Витольд же остался внизу, у гусениц.
Немец пошарил рукой внутри башни и, что-то пробормотав, щелкнул тумблером – тесное боевое отделение танка озарил неяркий свет. Внутренние поверхности танка оказались, в основном, выкрашены светло-серой краской приятного глазу оттенка, лишь некоторые узлы были темно–серого или черного цвета. Сильно пахло пороховой и бензиновой гарью с нотками крови и экскрементов – тела убитых уже вытащили, но тяжелый запах войны еще не выветрился.
– Тут внутреннее освещение включается, – перевел Вацлав, облокотившись на казенник орудия справа от командира. – Работает, даже если мотор заглушен, лишь бы аккумулятор был заряжен.
Якуб осмотрелся. Справа, почти вплотную к его голове, располагалась массивная казенная часть длинноствольного 75-миллиметрового орудия. Прямо перед лицом – находился визир орудийного прицела с резиновым наглазником, а слева и ниже – два красных колеса с рукоятками. Под ногами – три педали, как у рояля, две большие и одна поменьше. Выше, там, где сейчас была голова немца, поднималась над орудийной башней небольшая круглая командирская башенка с перископами по периметру для кругового обзора.
Немец принялся медленно объяснять, что к чему, поочередно указывая пальцем на расположенные вокруг органы управления.
– Вот этим рычагом открываешь или закрываешь люк командира, – переводил Вацлав его пояснения. – Вертикальным колесом – поднимаешь или опускаешь ствол орудия, горизонтальным – крутишь башню влево-вправо. Три оборота – один градус поворота. Но в бою башню поворачиваем с помощью гидравлического привода, двумя большими педалями, вон теми, у тебя под ногами. А этими рукоятками – обычно действуем только в последний момент, чтобы поточнее навести. Без мотора башню только вручную этими рукоятками крутить можно. На холостом ходу двигателя башня делает полный оборот за полминуты, если танк едет, то обороты выше, и башня полностью поворачивается вокруг за восемнадцать секунд. А маленькая педаль – это чтобы стрелять из спаренного с пушкой пулемета. Вон он, справа от пушки, возле места наводчика стоит. Наводчик его перезаряжает при необходимости по команде заряжающего, вон, магазины с патронами по стенке башни развешаны.
Якуб попробовал было покрутить тугой маховик, чтобы вручную повернуть башню в ту сторону, откуда пришли танки, но быстро отказался от этой мысли – пришлось бы, прикладывая серьезные усилия, сделать почти три сотни оборотов.
– А как двигатель запускать и глушить? – спросил Якуб. – Мотор стартен, ферштейн меня, Эрих?
– Man muss auf den Fahrersitz steigen, – кивнул немец. – Es ist schwer zu erklären.
– Говорит, надо на место водителя перелезть и там показывать, на пальцах объяснять сложно, – перевел Вацлав.
– Хорошо, потом. Как из пушки стрелять?
Вацлав перевел. Эрих кивнул, выслушав вопрос, и, ткнув в маховики наводки, произнес несколько коротких фраз.
– Говорит, для стрельбы из пушки тут электроспуск, вон, на рукоятке маховика кнопка, – пояснил учитель. – Сейчас не жми, а то выстрелит сразу. Нажмешь – пушка выстрелит, если электричество есть, и снаряд заряжен. Без электричества стрелять не получится, – помотал он головой.
– Kaput! – подтвердил немец.
– Понял, – поляк заглянул в окуляр прицела, но сходу ничего не понял – какие–то деления и цифры по кругу, треугольничек прицельной метки по центру… «Ладно, потом разберемся». – Как пушку заряжать? Как там? Waffe geladen, или как там?
Несмотря на жуткий акцент Якуба, Эрих, видимо, уловил суть, потому что сразу кивнул и с готовностью затараторил в ответ – Вацлав едва успевал переводить:
– Орудие в «Пантере» может зарядить только заряжающий. Он справа от орудия сидит, вот, где я сейчас. Этот рычаг по правой стороне орудия надо потянуть назад до упора, откроется затвор. Потом надо взять снаряд из боеукладки, вставить в ствол и закрыть затвор этим же рычагом. Все, орудие готово к выстрелу. Спуск тут электрический. Если надо заменить снаряд до выстрела, то делаете все то же самое: открываете затвор, вынимаете снаряд, вставляете в крепления в боеукладку, дальше надо зарядить новый. Снарядов в танке сейчас загружено всего два типа, осколочно-фугасные и бронебойные. Черные снаряды – бронебойные, желтые – фугасные. Вдоль стенок боевого отделения под башней везде специальные держатели, и снаряды хранятся в них. Там же висят магазины с патронами для пулемета стрелка-радиста, и вон еще несколько магазинов внутри башни подвешено, для спаренного с орудием пулемета.
– Понял. Вылезай, Эрих, покажешь мне, как с двигателем работать, и как управлять танком. Motor starten, los, los, los!
Выбравшись из башни, повстанцы перебрались вперед. Эрих сел на место механика-водителя, Якуб стал смотреть на него из-за плеча, а Вацлав с фонариком навис сверху в люке, подсвечивая управление и приборы.
– Ну, Эрих, валяй! – разрешил командир повстанцев.
– Bitte! – кивнул тот и принялся рассказывать, делая паузы, чтобы Вацлав мог перевести его слова остальным:
– Поворачиваешь ключ зажигания, вот он, тут загорается лампочка. Дергаешь вон то кольцо. Жмешь на кнопку стартера, вот она. Если аккумуляторы сели, запускаешь двигатель вручную. Слева на броне есть кривая ручка такая… как буква Z выглядит. Ее сзади надо вставить в гнездо между выхлопных труб и раскрутить. Тяжелая, вдвоем обычно крутят, надо шестьдесят оборотов в минуту сделать. И тогда вон ту тягу на себя тянешь, дальше все то же самое. Не держи больше трех секунд кнопку стартера, сожжешь танк к чертям…
Прослушав объяснения, Якуб велел немцу выметаться из танка и, сев на место механика-водителя, самостоятельно запустил двигатель и тронул «Пантеру» с места. Заглохнув-таки пару раз с непривычки, он все же рывками развернулся и переставил танк поближе к руинам баррикады – так, чтобы тот перегородил улицу, и длинный ствол пушки был направлен туда, откуда могли появиться немцы.
– Неплохо. Теперь сможем бошам навалять! – оскалился он, заглушив двигатель и выбравшись на броню. – Эй, кто на периметре! Что заметите подозрительное, сразу тревогу поднимайте!
– Есть! – донеслось из темноты.
Остальные повстанцы, не занятые в карауле, толпились поблизости от танков, рассматривая их и переговариваясь:
– Погоним завтра бошей, как пить дать!
– На такой-то технике жару зададим, ага!
– А тут какой мотор? Бензин или дизель?
– Бензин вроде.
– Жаль. Лучше б дрова!
– Кончайте зубоскалить! – прикрикнул с танка Якуб. – Матеуш, Влад! Займитесь баррикадой! Натаскайте хлама, до утра восстановить! Остальным отдыхать! Разойдись! Витольд! Ко мне!
– Я тут! – с готовностью отозвался снизу паренек. Все время, пока остальные изучали с немцем танк, он сиротливо переминался у гусениц и люто завидовал соратникам.
– Вот тебе записка! – черкнул пару строк на листке из блокнота Якуб. – Дуй в штаб к Коэхеру. Лично в руки передать. Скажешь, что от меня. И потом сразу назад.
– Слушаюсь! – спрятав записку в карман, Вит почти мгновенно растворился в темноте.
– Надо танки как-то спрятать, – резонно заметил Адам, когда они вдвоем снова забрались в башню «Пантеры» – один на место наводчика, второй на место заряжающего. – Не ровен час, немцы сюда солдат и еще танки направят. Или вообще пушками ударят по кварталу.
В танке быстро холодало – двигатель повстанцы давно заглушили, чтобы не тратить драгоценное топливо на холостом ходу, и потому машина с открытым верхним люком быстро выстыла. Якуб пожевал губу, приложившись глазом к прицелу: Адам был прав, немцы могли наведаться сюда в любой момент, или просто превентивно сравнять квартал с землей, получив известие о захвате двух машин. Он и сам уже про это подумал, только вслух не высказывал пока.
Впереди сквозь тьму не было видно ни зги, и оттуда могли внезапно появиться другие немецкие танки. «Послать, что ли, кого туда на угол, чтоб там костерок зажгли…» – подумал командир. «Нет, не стоит пока… Подождем!».
– Ты прав, Адам. Но куда мы их спрячем тут?
В городской застройке любые танки могли передвигаться только по улицам, ограниченно маневрируя лишь на редких пустырях и площадях. Северная часть Карольковой улицы, вплоть до поворота у старого кладбища, была в руках повстанцев, как и Окоповая улица, но что творилось на флангах и позади них, ни Якуб, ни Адам толком не знали: между отрядами практически не было ни радиосвязи, ни телефонной связи. Варшава вообще последние сутки здорово напоминала слоеный пирог – на этой улице немцы, тут повстанцы, а тут вообще никого, а там снова немцы, тут снова повстанцы. И все движутся по улицам, стремясь захватить под контроль побольше территории и закрепиться на ней.
– Да черт знает. В садик за домом разве…
– Дождемся ответа от Коэхера, а там решим, куда танки деть.
Ночь вступила в свои права. Далекие перестрелки почти стихли.
– Иди, поспи пока, сменишь меня через три часа, – приказал Якуб. – Я подежурю.
– Да я вроде не устал еще.
– Иди спи. Неясно, что завтра будет, а ты мне нужен отдохнувшим! – Якуб снова приник к прицелу, пытаясь высмотреть что-нибудь в темноте.
– Есть, – вздохнул Адам и выбрался из башни через свой люк. Шаги его затихли в ночной тьме.
***
– Два танка остались там?! – не поверил своим ушам командир батальона, седой майор Циммерман, когда подкопченная «Пантера» с номером «242» вдруг в одиночестве вернулась на базу полчаса спустя после ухода колонны, волоча за собой шлейф запахов пороховой гари и бензина. – Я надеюсь, они уничтожены?!
Голос его напоминал рокот отдаленного землетрясения. Назревал неслыханной силы катаклизм – подчиненные прекрасно знали привычку майора взрываться от ярости по малейшему поводу. Злые языки утверждали за глаза, что причиной тому контузия майора, полученная в ходе боя с британскими «Матильдами»24 под Эль-Аламейном, хотя некоторые считали, что Циммерман стал психом еще после кампании во Франции, когда в ходе сражения в деревушке Стонн25 тяжелый французский танк в упор расстрелял его Pz.III26.
– Никак нет! – ответствовал стоящий навытяжку перед майором командир танка «242», низкорослый лысоватый лейтенант Ланге. – Насколько я успел увидеть из-за угла, поляки лезли на танки и пытались захватить их с экипажами.
Повисло короткое молчание.
«Ой, что щас будет…» – подумал Ланге.
Циммерману недаром злые языки еще во Франции дали прозвище Вулкан. Взрывался он от ярости так же эффектно, сотрясая окрестности громогласным воплем, – вот и сейчас в окнах завибрировали стекла:
– Захватить?! Да какого дьявола вы вообще поехали по той улице? Сказано же вам, идиотам, было, каким маршрутом следовать к тому блокпосту!
Они находились в его кабинете, устроенном в старом доме близ окруженного зданиями пустыря, на котором под надежной охраной стояли «Пантеры» батальона. Глаз сорокапятилетнего майора дергался в нервном тике. Старый служака, помнивший еще победоносный блицкриг 1940 года во Франции и жестокие бои под Эль-Аламейном в 1942, повидал за свою жизнь всякое – но такого, чтобы доблестные солдаты вермахта преподнесли противнику новейшую технику, как на блюдечке, он и вообразить себе до этого вечера не смог бы!
– Приказ оберлейтенанта Шварца, командира нашей группы, – доложил Ланге. – Когда мы вышли к баррикаде, он решил разрушить ее и следовать далее по той улице. Полагаю, хотел срезать путь. На баррикаде никого не было, насколько я мог видеть из башни перед началом…
– Срезали?! – опять заорал в бешенстве Циммерман, вытаращив глаза. Шрам на его скуластом лице побагровел, а это было плохим знаком, насколько лейтенант знал своего командира. – Не было?! Конечно, не было, поляки же попрятались, когда вы появились! А потом просто устроили вам второй Сталинград!!!
При слове «Сталинград» глаз задергался уже у тридцатипятилетнего круглолицего Ланге. Свою военную карьеру он начинал с низов, и в Россию попал в качестве механика-водителя, будучи ефрейтором. Стремительное наступление вермахта через русские степи остановилось в том городе вдоль широченной реки Volga, который немецкая авиация и артиллерия стерли с лица земли, не в силах перемолотить бесчисленные подкрепления русских, а потом на руинах зданий полгода шла жуткая бойня. Из-за реки то и дело подходили русские катера и лодки с новыми солдатами взамен убитых. Еще у русских там прямо в городе был тракторный завод, который выпускал танки, и те прямо с конвейера выезжали на поле боя. Один такой и сжег сентябрьским солнечным днем «трешку» Ланге вместе со всем экипажем – когда его верный Pz.III27 вместе с двумя другими машинами поддерживал пехотную атаку на основательно уже потрепанные бомбежками и обстрелами цеха завода. Ланге хорошо помнил, как русский танк Т-3428 с наклонной броней выкатился вдруг из-за угла здания и методично пятью выстрелами последовательно уничтожил все три их танка, получив в ответ два попадания – и оба их снаряда срикошетили, не причинив русскому никакого вреда, разве только поцарапав краску. Его, Ланге, «трешку» русский сжег самой последней, после чего задним ходом отошел за то же здание и исчез из виду. Ланге повезло, что попадание русского снаряда пришлось не в корпус танка – все, кто был в башне, погибли сразу, а его в бессознательном состоянии, рискуя жизнями, вытащили из горящей машины двое оказавшихся рядом пехотинцев. Радиста выволочь не успели – его люк заклинило, и, пока возились с Ланге, танк взорвался. Атака, конечно, захлебнулась, раненный и контуженный Ланге весьма удачно загремел в госпиталь, после которого, слава Богу, в обреченный Сталинград не вернулся, попав на обучение и получив повышение в звании. И вот теперь ему некстати подумалось, что лучше бы, наверное, тогда вернулся и геройски помер в Сталинграде, чем гремел бы теперь с позором под трибунал. Хотя, если подумать, с чего бы ему под трибунал идти – танк-то он спас, да еще со всем экипажем!
– У нас было возгорание в двигательном отсеке, герр майор! – хрипло сказал Ланге. – Температура зашкалила. Мой механик–водитель может подтвердить. Наш танк тоже закидали бутылками с бензином, их осколки до сих пор есть на броне и в двигательном отсеке. Даже автоматический огнетушитель сработал.
– Молчать! Вы же стояли позади всех! Почему не расстреляли поляков с расстояния?!
Циммерман был туговат на ухо после контузии, потому и в нормальных ситуациях разговаривал слегка на повышенных тонах. А сейчас и вовсе орал так, что мог перекрыть рев танкового двигателя.
– На горящем танке? – возразил Ланге. – Мы при движении задним ходом отсекали поляков от танков огнем пулеметов, пока не отошли за угол потушить пламя. За это время я лично покинул танк и выглянул из-за угла, и в этот момент поляки уже лезли на танки. Дальше стрельба по танкам смысла не имела. Мы могли причинить вред своим же.
Повисло молчание. За окном зарокотал двигатель танка и раздались чьи-то гортанные команды. Словно очнувшись, Циммерман снова взорвался:
– Почему же вы не тушили пламя, стоя в виду тех танков и стреляя по ним? Послали бы заряжающего тушить огонь! А сами бы стреляли вдоль улицы из двух пулеметов, мешая полякам!
Доля истины в словах Циммермана была, но и Ланге оказался не лыком шит:
– Огнетушитель пристегнут к броне в правом переднем углу танка, герр майор! У поляков могла быть засада и в домах перед баррикадой. Заряжающего бы подстрелили, пока он отстегивал бы огнетушитель с брони, а потом и наш танк бы сожгли под носом у поляков.
И добавил:
– Нам нужна была пехота для сопровождения. Я говорил об этом.
А это уже был камешек в огород покойного Шварца, который, несмотря на возражение Ланге перед выездом с базы, решил не ждать пехоту и двигаться к блокпосту без нее. Тем более, что выдвигаться к посту было приказано только танкам. И здесь, на базе, оставались свидетели, готовые подтвердить его слова.
– Разберемся! – махнул рукой Циммерман. На удивление, теперь тон его стал нормальным. – Приведите танк в порядок, пополните боекомплект и ждите новых приказаний.
– Яволь, герр майор! – щелкнув каблуками, лейтенант вышел.
***
Витольд вернулся от Коэхера через полчаса. Вместе с ним прибыл поручик29 Владислав Романский, бывший танкист польской армии. Грохоча ботинками по броне, оба они забрались на танк, в котором сидел Якуб.
– Коэхер приказал мне перегнать обе «Пантеры» к нему на Окоповую улицу, – без обиняков сообщил Владислав, передав Якубу смятый листок бумаги с несколькими скупыми строчками и аккуратной подписью Евгения. – Дозвольте осмотреть трофеи?
– Без проблем, поручик, – кивнул Якуб, ознакомившись при свете карманного фонарика с рукописным приказом. – Каким маршрутом планируете ехать на Окоповую?
– К чему вопрос? – насторожился Романский.
– Эти танки во время атаки разбили нашу баррикаду, – поднял на него глаза Якуб. – Она вон, перед вами, сами посмотрите. Если поедете через нее, то разрушите окончательно. А нам до утра ее восстановить надо. Плюс, я не знаю, что там по улице дальше творится. Может, там уже немцы. Один их танк как раз туда, за угол и отступил сегодня после боя.
– Понял, – кивнул Романский. – Перегоню танки мимо кладбища, по тылам. Коэхер также приказал послать к вам подкрепление с ручным пулеметом и парой «фаустпатронов»30, скоро они будут тут.
– Благодарю, поручик. Позвольте-ка, я вылезу…
Первая «Пантера», порыкивая мощным двигателем, растворилась в ночной темноте через десять минут. На всякий случай Якуб приказал Витольду и Вацлаву сопроводить поручика, потом вернуться за второй машиной вместе с ним, и те заняли места в башне – учитель на месте наводчика, паренек на месте заряжающего.
– Нацепи вот эти наушники. Это переговорное устройство. Вот так, да, а теперь жми сюда, на кнопку на проводе. Пока держишь, можешь говорить, и тебя услышат все, кто в танке в таких же наушниках, – объяснил Витольду Вацлав перед тем, как они выехали с Карольковой улицы. – Попробуй.
– Меня слышно? – несмело произнес Витольд, нажав тугую кнопку.
– Вполне себе, – отозвались наушники чуть дребезжащим голосом Романского.
Вацлав же между делом показал ему, как обращаться с пушкой, пересказав то, что услышал ранее от Эриха. Паренек попробовал открыть и закрыть затвор орудия, и у него внезапно получилось, чем он очень обрадовался: первый день в танке, а уже что-то может делать. Правда, чуть не выронил снаряд, оказавшийся в орудии – еле успел поймать увесистый цилиндр и запихнуть его обратно в орудие, придя в ужас: не подорваться бы в первый же день!
Внутри танка Витольду с непривычки показалось тесновато: куда ни повернись, какие-то углы, выступающие части, непонятные механизмы. Под ногами вдоль танка проходили громоздкие агрегаты трансмиссии31, на стенках корпуса под башней грозно поблескивали в боеукладке массивные снаряды и магазины к пулеметам. Над головой Вацлава, сидевшего по левую руку от орудия, мягким светом светился во мгле периметр командирского люка, выкрашенный светящейся краской.
Кататься по темным варшавским улицам оказалось тревожно, но интересно. У «Пантеры» с ее шестнадцатью сдвоенными опорными катками, расположенными в четыре ряда, был весьма плавный ход – она мягко шла по мостовым, глотая неровности и легко объезжая немногочисленные препятствия. Романский, впервые с тридцать девятого года оказавшийся в знакомой обстановке, искренне наслаждался процессом вождения.
Ехать было недалеко – в конце квартала Каролькова улица заворачивала вправо и пересекалась трамвайными путями, после чего вливалась в Окоповую улицу. Там Романский повернул направо и подвел «Пантеру» к заранее заготовленному укрытию – узкому переулку между двух домов, куда и заехал задним ходом. Вокруг в темноте рассредоточились повстанцы Коэхера, охранявшие подступы к улице от возможных вылазок немцев.
– Хороша машинка, – крякнул Романский, вылезая из танка. – Теперь айда за второй.
Идти обратно на Каролькову улицу пришлось через стоявший у самых железнодорожных путей дом, разрушенный еще с утра шальным снарядом. Взрыв разворотил здание сверху донизу, и теперь трое повстанцев шагали через него по черепкам посуды и осколкам стекла, предательски хрустевшим под сапогами, а сверху свисали ошметки перекрытий и проводов. Воняло канализацией и еще чем-то резким химическим.
– Днем тут на путях немецкий снайпер двоих наших снял, – негромко сказал Романский, когда они подошли к пролому в стене и осторожно выглянули наружу. В лунном свете блестели рельсы, но ничего больше разглядеть не удавалось – только темные очертания кустов поодаль, и за ними – погруженные в ночной сумрак дома без единого огонька в окнах.
– Да вряд ли он до сих пор тут караулит, – бодрясь, громким шепотом отозвался Вит, чувствуя, однако, холодок внутри. «А ну, как я неправ?» – подумалось некстати.
– Береженого бог бережет, – возразил поручик, внимательно вглядываясь в мглу и вслушиваясь в ночные звуки – далекую стрельбу и легкие дуновения ветерка. – Вроде тихо. Пошли!
Без особых приключений все трое добрались в потемках до Карольковой улицы и, доложив Якубу, что все в порядке, забрали и второй танк. Романский еще что-то обсудил с Якубом напоследок перед тем, как вернуться к «Пантере» – Вацлав в это время торчал в башне, Витольд же сбегал к деду попрощаться.
Тот при свете керосинки пил чай в своей комнатушке в мастерской.
– Ну, что там? Как? – спросил старик, когда паренек вошел к нему в мастерскую. – Надавали бошам по шеям?
– Да, только Тадеуш погиб… – вздохнул Витольд, садясь рядом на ящик из-под инструментов и глядя на морщинистое лицо старика. Тот уже плохо видел, поэтому частенько смотрел куда-то мимо собеседника при разговоре, и потому казалось, будто он мыслями не здесь. Вот и сейчас он повернул голову на звук, с удивлением широко распахнул глаза, глядя в стену рядом с Витольдом:
– Как погиб?!
– Пуля в шею. Сразу умер. Боши прорвались через баррикаду.
– Бедный парень! – вздохнул дед, рука его дрогнула, и чай плеснул из кружки на брюки, но он словно не заметил этого. – Бошей много было?
– Три танка. Без пехоты шли. Два мы захватили, один сбежал, – гордо ответил внук. – Я… Мы танки перегоняем сейчас в другое место.
– Куда? Когда вернешься?
– Я вернусь, дед, обещаю. Позже. Куда гоним – военная тайна, – торопливо сказал Витольд. И, подумав, добавил:
– Я добровольцем в экипаж записался.
– Так ты ж танки впервые видишь! – с сомнением в голосе произнес дед.
– Так у меня дед механик, и отец механик. Разберусь как-нибудь!
Они помолчали. Все собирался отец Вита с семьей в тридцать девятом году из приграничного захолустного городка переехать в Варшаву, к деду. Даже уехал уже туда устраиваться на новом месте – ему обещали хорошую должность на одном заводе. На второе сентября были билеты на поезд и у самого Вита с мамой и сестрой – а первого сентября немцы пересекли границу и начали вторжение. Поезда ходить сразу перестали. Колонну польских беженцев, беспорядочно отступающую к столице, немецкие самолеты разбомбили на следующий день, перепуганный мальчишка скатился тогда в канаву и лежал там до глубокой ночи, боясь высунуться, потом в потемках нашел в месиве обломков и рухляди на дороге маму и сестру – уже неживых. Похоронил обеих в придорожном лесу – в обломках разбитого грузовика нашлась лопата, ей и рыл. Потом шел неделю, питаясь, чем придется, в столицу. Когда пришел – там уже хозяйничали немцы. Отыскал с трудом отца и деда во взбаламученном войной городе, и вроде поначалу все стало налаживаться, но через три месяца после того отца вдруг схватили нацисты и упекли в концлагерь. Уже после оттуда пришло от верных людей известие, что отца немцы казнили той же зимой. Так Вит и рос с дедом – больше никого не осталось у него из родни. Перебивались случайными заработками, – одно время Витольд даже воровал вместе с Пуделем и другими своими друзьями уголь из составов на железной дороге, чтобы потом было чем топить печь и что продавать на черном рынке. В сорок первом дед нашел работу в маленькой автомастерской и стал попутно наставлять внука, как с инструментами работать – тем и жили. Подпольная школа «Армии Крайовой» стала спасением для Витольда – там он учился понемногу, чем дед оказался крайне рад. Но потом Витольда стали привлекать к диверсиям, как связного, а иногда подручного или наблюдателя. К пацанам у немцев вопросов было меньше. От этого дед уже был далеко не в восторге, но деваться было некуда. В те страшные дни очень многим приходилось выбирать между «плохо» и «очень плохо».
– Ладно, – тяжело вздохнул дед, отставив кружку. – Большой уже. Не дури, под пулю зазря не суйся. Бошам наваляй, сколько успеешь. За нас двоих. С меня уже вояка как с говна пуля. Не вижу ни черта. В танке, может, хоть жив останешься… – он замолчал, осекшись на полуслове и отвернувшись, чтобы внук не видел его слез.
– Хорошо, дед, – встал с ящика Витольд и обнял его. – Мне пора. Береги себя.
Дед слабо похлопал его по спине – мол, иди уже.
На улице Романский прогревал двигатель «Пантеры». По его указанию Якуб отправил вместе со вторым танком Вацлава, Витольда и двух пленных – на случай, если на месте потом потребуются какие–то консультации или уточнения. Нацистов загнали на машину и разместили за башней, связав заодно руки за спиной и завязав глаза.
– Витольд, будешь их охранять при перевозке. Сидишь снаружи, держишь на прицеле, дернутся – ну… по ситуации там действуй, – приказал Якуб. – Надо бы их живыми довезти.
– А как они связанные держаться будут на ходу? – с сомнением посмотрел на пленников Витольд.
– Резонно, – согласился высунувшийся из командирского люка Вацлав. – Еще одну веревку, парни, спинами их посадите друг к другу и за вон те ручки на люке над мотором примотайте.
– Добро!
На этот раз Витольд всю дорогу сидел снаружи, привалившись спиной к башне и держа МП40 на коленях, а темные дома убегали мимо него назад, во мглу, под то нарастающий, то стихающий рев двигателя. Два пленных немца, привязанных к ручкам на бронированной крышке капота, молчали, мотыляясь туда-сюда при поворотах, и Виту даже пришлось пару раз придержать одного за воротник, чтобы они не свалились с танка.
– Danke! – пробормотал бош.
– Битте! – угрюмо отозвался Витольд. По-немецки он говорил не столь бегло, как Вацлав.
***
При слабом свете двух керосинок Коэхер с Романским держали военный совет в подвале дома на Окоповой улице, превращенном в штаб. Евгений хмурился, глядя на карту города с наспех нанесенными пометками тут и там – судя по известным ему данным, повстанцы удерживали значительную площадь городской застройки по обоим берегам Вислы, но немцы уже начинали рассекать оборону, продвигаясь по улицам под прикрытием бронетехники и с помощью артиллерийского огня. Оба городских аэродрома, железнодорожный вокзал и все мосты – все было пока в руках нацистов. Под контролем поляков оказалась лишь территория городских районов на западном берегу Вислы – Ставки, Воли, Жолибожа, Центра, Старого Города, Мокотува и нескольких других. Ситуация, тем не менее, оставалась зыбкой и нестабильной – там, где сейчас были свои, вскоре уже могли оказаться враги, и наоборот. Каждая группировка повстанцев держала оборону в своем районе и на своей улице, иногда сумев наладить связь с соседними отрядами – но общего единого командования практически не было. Поэтому и оказавшиеся подарком судьбы трофейные танки Коэхер решил использовать по своему усмотрению.
– Твое мнение, только честно – нормальные машины нам достались? – без обиняков спросил Коэхер. С Романским они были знакомы не первый год, и потому могли говорить откровенно.
– Выглядят новыми, – пожал плечами поручик. – Немцы умеют хорошую технику делать. Но без постоянного снабжения долго мы не провоюем. Нужны топливо, запчасти, боеприпасы, ну, и ремонтники. Так что буду честен – большой вопрос, насколько нам всего этого хватит.
– Понятно. Сколько сможем, столько провоюем. Людей найдешь на них? Вообще, что про такие танки знаешь?
– Судя по словам пленных, «Пантеры» им передали не так давно, и танки эти весьма современные, – сказал Романский. – Вооружение хорошее – мощное орудие калибром семьдесят пять миллиметров и два пулемета «МГ» калибра семь девяносто два. Немцы сказали, на два километра можно прицельно бить. Хорошая броня. Снаряды от обычных немецких пушек к этим орудиям не подойдут, нужны именно те, которые используют на «Пантерах». Это для нас будет проблемой.
– Боеприпасы посчитали?
– Снарядов где-то по шестьдесят на танк. В основном, фугасные, бронебойных немного. К пулеметам патронов – тоже почти полные комплекты. Беда с аккумуляторами, заряжать их негде, если разрядятся. Если что, можно попробовать от грузовиков приспособить. По два на танк нужно будет.
– Понял. Что с экипажами?
– Экипаж «Пантеры» – пять человек: механик-водитель, командир, стрелок-радист, заряжающий и наводчик. Два экипажа, думаю, мы соберем. Еще нужен инженер, который между боями помог бы танки обслуживать. Предлагаю Яна Луневского – год у немцев на танкоремонтном заводе работал, голова и руки золотые.
– Добро. Создаем бронетанковый взвод тогда. Пусть называется… ну, «Вацек». Возглавишь первый экипаж. Подчинение взвода – лично мне напрямую.
– Есть. Если второго командира нет на примете, то я бы Вацлава этого назначил командиром второго танка. Микута его фамилия, башковитый мужик, лейтенант, под Варшавой в тридцать девятом в пехоте воевал, знает город. Со мной оба танка сюда перегонял.
– Он же пехотинец, не танкист… – с сомнением в голосе возразил Коэхер.
