Перед, нами стояла самая настоящая защитная стена из переплетённых веток тала. Было ощущение, будто здание находилось в большой плетёной корзине, а мы – мелкие насекомые, которые пытаются залезть в эту корзину, чтобы проверить, чем можно там полакомиться. Мы обошли всё здание кругом, но бреши в этих зарослях так и не увидели. К тому же на земле среди стволов тальника видны были груды кирпичей, что, несомненно, очень осложняло поставленную задачу пробраться внутрь в целости и невредимости. Для Кузьмы попасть внутрь невредимым, учитывая, что он был без футболки, вообще не представлялось возможным. Как минимум сотню царапин от веток он должен был получить. Мысль о неизбежности его ранений создали у меня в голове образы смеющихся, весело прикрякивающих утят и пританцовывающих среди кувшинок на пруду водомерок. От таких весёлых образов я не удержался и рассмеялся.
– Ты чего? – спросил у меня с любопытством Кузьма. – Что будем делать-то? Домой за топориком?
– Отставить, ефрейтор Кузьмин, за топориком! – У меня начинало разыгрываться воображение, и я, как и всегда в такие моменты, начинал поддаваться игровому настрою, не обращая внимания на окружающих. – Попавшие в беду учёные не могут ждать, пока ты слетаешь за топориком. Будем брать штурмом эту крепость! Возможно, будут пострадавшие. Возможно, мы не уцелеем, и нас будут оплакивать, но оплакивать как героев, вызволивших из заточения элиту учёного общества. Земля на грани изобретения межгалактического двигателя, и именно у них в руках ключ к этому изобретению. А у нас ключ к их спасению. Так что – никаких топориков! Сушим руки песком и начинаем проламывать себе путь к надежде человечества.
Кузьма был ошарашен от этой пламенной речи. Он вдруг открыл для себя что-то новое. Что-то такое, что всегда ускользало от него. Какую-то дверь в мир детского воображения, к которой он всегда шёл, но не доходил, отвлекаясь на всякие глупости, типа оттачивания меткости своих плевков, бросания камней по осиным гнёздам, в лучшем случае наблюдения за головастиками в бочке с речной водой. А тут целый сценарий игры, поражающий воображение, вырвавшегося из головы его одноклассника Коли Зеленина за какие-то сорок секунд – не больше! Да ему и за неделю этого было не придумать! В этот самый момент Кузьмин Сергей, ученик теперь уже пятого класса, вдруг понял, что перед ним стоит тот, за кем он готов идти на любые приключения. Тот, с кем он уже проучился четыре года, но всегда, почему-то, обращал внимание только лишь на невысокий рост и слишком умное поведение в классе. Его по-настоящему всегда бесило, что у меня были ответы абсолютно на все вопросы учителей. Откуда я мог столько знать? Когда я успевал делать уроки? Если он постоянно видел меня на улице: то катающимся на санках, то строящим снежную крепость, а весной при каждом удобном случае уходящего в близлежащий за речушкой (которую мы все называли Буковой, хотя и указателя на ней такого не было) лесок. И конечно же, Кузьма никогда не упускал возможности поиздеваться надо мной. В первом классе он пару раз, встретив меня на улице, надавал мне тумаков. Во втором классе на уроках, пока учительница на доске писала задание и стояла спиной к ученикам, Кузьма подкрадывался с задней парты ко мне, ставил подзатыльник и сразу убегал обратно. Но это продолжалось недолго. Однажды на улице я ответил ему, и ответ пришёлся в виде кулака прямо в нос. Там было всё: и резкая боль, и кровь из носа, и неожиданно брызнувшие слёзы из глаз. А также охи, вздохи и смех собравшихся вокруг одноклассников. Нет, я тогда не победил его в драке. Серёга навалился на меня всем своим весом, стараясь сковать руки, чтобы не получить ещё и по уху, к примеру, но я как-то вывернулся и просто убежал. Но с того момента Кузьма стал опасаться меня. Конечно же, он не показывал своего страха, но от тумаков и подзатыльников отныне отказался. А вот прокричать какую-нибудь издёвку или дразнилку в мою сторону стало любимым занятием Кузьмы. Но переезд в незнакомое место, видимо, наложил свой отпечаток на его отношение ко мне. Когда он увидел меня шагающим куда-то по дороге, то на самом деле обрадовался. И не удивительно. Вдали от дома, в незнакомом посёлке, встретить знакомого человека – это радостное событие! Как ни крути, а всё же одиночество Кузьма не любил. Но в эту минуту, стоя перед непроходимыми зарослями, защищающими таинственный то ли замок, то ли какое-то другое не менее таинственное здание, выслушивая пламенную речь о спасении человечества, Кузьма испытал совсем другое чувство ко мне – чувство уважения! Оно было гораздо сильнее чувства опасности в преддверии опять невзначай наткнуться на мой кулак. Это чувство не имело ничего общего и со страхом одиночества. Нет, это было чувство уважения солдата к своему командиру. Солдата, готового ринуться за ним в любую заварушку.
О всех этих своих размышлениях перед непроходимыми зарослями тальника Серёга поделился со мной гораздо позже, сидя в необычной хижине на верхушке дерева перед голубоватыми камнями с исходящим из них красновато-жёлтым светом, на которых мы кипятили себе замечательный чай с фруктовым вкусом. Но на тот момент, когда мы стояли перед таинственным зданием, его бурные мысли и чувства мне были неведомы.
– Есть, капитан, без топориков! – неожиданно для себя отчеканил по-военному Кузьма. – С какой стороны проламывать будем?
На секунду я даже растерялся. Я уже был почти погружен в игру своего воображения, но я никогда ещё не слышал ответа на свои команды – настоящего ответа другого человека на свои игровые команды во время воображаемой игры, ведь я всегда в такие моменты был один. Но надо признать, такая непредсказуемость придала особый шарм. И я, в предвкушении уже особого сценария, развития которого первый раз в своей жизни я не знал, отдался своему воображению полностью.
– Я вижу сквозь кусты в этом месте дверной проём – значит, здесь и надо проламываться к нашей цели. Кирпичи с освободившегося лаза будем выносить сюда и складывать в стопку. Мы должны иметь свободный путь для быстрого отступления, на случай внезапного нападения стрекозоидов с планеты Криворукус. Переломанные ноги в отряде нам не нужны.
– Есть, капитан! – браво ответил Серёга, и мы начали работу по обеспечению штурма здания.
К нашему большому огорчению, всё было не так просто. Ветки тальника не ломались в наших руках, а только гнулись. Мы пытались переплести их по-новому, цепляя за соседние ветки; как заправские переплётчики, переплетали эту огромную корзину, пытаясь освободить нам лаз к дверному проёму, но не продвинулись ни на шаг. Зато получили шишки и царапины. Отпружинившая ветка дважды мне заехала по голове: один раз по лбу, второй – по макушке. В лоб пришёлся удар самый сильный, и мне пришлось искать прохладную грязь и прикладывать к моей растущей шишке. С Кузьмой было всё проще и предсказуемо. Ветки, выскальзывая из новых зазоров, куда он их определял, хлестали его по всей спине, груди, бокам, будто специально пользовались его слабостью – отсутствием у него майки.
Нам пришлось признать, что первый бой с теперь уже не тальниковыми зарослями, а, как мы их прозвали, дикими растениезаврами с планеты Эфиопе был проигран. Мы стали держать военный совет, усевшись на траву, мысленно изучая каждый свои ощущения от полученных травм. Немного помолчав и почесав свою шишку на лбу, измазанную высохшей грязью, я начал первым:
– Итак, ефрейтор Кузьмин, что мы знаем о враге?
– Что мы знаем о враге? – откликнулся эхом Кузьма.
– Мы знаем, что каким-то образом с далёкой планеты Эфиопе к нам попали семена весьма агрессивных растениезавров – злобных и враждебных существ, взявших в плен кого, Кузьмин?
– Элиту научного общества, – откликнулся радостно Кузьма.
– Совершенно верно. И пока мы здесь боремся с этими монстрами голыми руками, элита изнывает в плену от жажды и голода, теряя последнюю надежду на спасение. Вывод напрашивается сам по себе: нам пора браться за оружие.
– Топорик?
– Топорик! – поддакнул я.
И через минуту Кузьма с гиканьем и улюлюканьем побежал домой за топориком. Его дом был ближе моего. И уже минут через десять с таким же улюлюканьем, будто он индеец североамериканских прерий, Кузьма бежал обратно, в майке, с топориком в одной руке и пакетом в другой.
– А в пакете что? – спросил я его.
– Здесь лимонад и бутерброды для элиты научного общества, – ответил мне простодушно Кузьма.
– Не-е-ет, – протянул я задумчиво. – Проносить это через растениезавров ни в коем случае нельзя, иначе они почувствуют особый генетический код еды и воды и сразу же оживут, а возможно, и мутируют в более сложную и опасную форму монстров. Что же делать? – обратился я с вопросом к Кузьме.
– Придётся съесть бутерброды и выпить весь лимонад самим, капитан? – осторожно спросил Кузьма.
– Что ж, Кузьмин, на этот раз ты, похоже, совершенно прав!
– А элита научного общества?
– По обстоятельствам, Кузьмин! Будем действовать по обстоятельствам! А сейчас наша первоочередная задача – уничтожить запасы еды и лимонада. Чтобы, не дай бог, они не достались врагу и не осложнили нам и так не лёгкую задачу стократно.
После того как мы съели все бутерброды, запивая лимонадом, дело пошло гораздо быстрее. Также этому поспособствовал топорик в руках Серёги. Рубить, как выяснилось, он умел. Я только успевал убирать срубленные ветки, а заодно и выносил кирпичи, попадавшиеся под ногами. И вот, минут через двадцать беспрерывной рубки, стена из тальника закончилась, и мы очутились в метре от дверного проёма. На нём не было ничего, что указывало бы на наличие когда-то здесь двери, – ни какой-нибудь щепки, ни дверной петли – ничего, только голый каменный проём около двух метров в высоту и одного метра в ширину. Мы замерли и переглянулись. Нам оставалось сделать всего лишь один шаг, чтобы попасть в это таинственное здание. И мы сделали этот шаг.
Внутри было прохладно. Воздух был наполнен сыростью. Откуда-то сверху проникал свет. Как я и предполагал, пола или потолка, смотря откуда глядеть, между вторым и первым этажами не было. По кроне дерева, теряющейся где-то вверху, легко было догадаться, что между вторым и третьим этажами тоже ничего не было. Хотя, на самом деле, и лестницы наверх тоже нигде не было видно. Скажу больше, мы и на первом этаже стояли не на полу, а на простой земле, поросшей травой. В основном это были низкорослые папоротники, хвощ и много-много подорожника. Помещение внутри показалось мне гораздо больше, чем можно было предположить снаружи. Вообще, всё это выглядело очень странно, но довольно эффектно. Представьте себе небольшую полянку, поросшую папоротниками и подорожником. Кое-где просматривалась и обыкновенная трава. Посередине поляны стояло огромное развесистое дерево с большой красивой кроной, мощными корнями, выглядывающими то здесь, то там из-под земли, и толстыми нижними ветками, на которые можно было с лёгкостью залезть и усесться. Но поляна была ограничена каменными стенами. На стенах расползлись какие-то вьюны, или лианы. На некоторых из них росли странные, розоватые, с синими прожилками цветы. На ветви дерева, на настенные лианы садились, взлетали и снова садились разные пичужки, оживляя это место своим бесконечным щебетом. Мимо наших ног, фыркая, неожиданно пробежал ёжик. Мы проводили его взглядом и обнаружили, что на земле растут грибы на толстеньких продолговатых ножках, с мясистой коричневой шляпкой. По дереву пробежала белка.
Сказать, что мы с Кузьмой были шокированы, – значит не сказать ничего. Мы будто оказались в каком-то другом мире. Наверное, именно так чувствовали себя дети из известной книги, которые залезли в шкаф и очутились в лесу. Это всё было настолько фантастичным и неожиданным, что мы потеряли дар речи и напрочь забыли об элите научного общества. Озираясь вокруг, я вдруг понял, что это – комната моей мечты. Комната с лесом внутри. Вот было бы здорово жить в такой комнате. Поспал на травке, встал, умылся в ручейке, перекусил и пошёл в школу. Гулять выходить из дома было бы необязательным, когда у тебя в комнате кусочек природы и чистый воздух. Но только с условием, чтобы в такой комнате сохранялась всегда тёплая летняя погода.
Я медленно направился к дереву. Мне интересно было понаблюдать за белкой, но, пока я приближался, меня больше привлекли листья на дереве: грязно-зелёного цвета, с рёбрышками, идущими ровными полосами от центра листа к его краю. Листья были красивыми, но я таких никогда не видел. В уме я стал перебирать все деревья сибирской полосы, про которые мне рассказывал отец. Не только рассказывал, но и показывал – как на картинках, так и воочию. Но в моей памяти ничего похожего не нашлось.
Кузьма шёл рядом со мной. Шёл, так же как и я, осторожным шагом, затаив дыхание и с восхищением рассматривая всё вокруг.
– Серёга, ты знаешь, что это за дерево?
– Угу! – промямлил Кузьма в ответ.
Слышно было по голосу, что название дерева его как раз мало волновало, а вот ветки, которые будто приглашали на них взобраться, он не выпускал из виду ни на секунду.
– Это дуб, – ответил после недолгой паузы он.
– Сам ты дуб! Дубов таких не бывает. Ты глянь на листья, совсем же другие.
– А я говорю, дуб! – обиделся Кузьма. – Не веришь? Вот в ухо заеду тебе, сразу поверишь.
«Вот и вернулся наш Кузьма! – подумал я. – Всё тот же грубый и неотёсанный чурбан, каким и был до миссии спасения элиты научного сообщества – элиты, о которой, к слову, мы уже совсем забыли».
– Вон смотри! – Кузьма вытянул руку с указательным пальцем в сторону ветки, на которой копошилась белка. – Вон и жёлуди. Говорю же, дуб!
Я проследил за направлением его руки и действительно увидел, что белка держит в лапках какой-то круглый орех, очень похожий на жёлудь. Рядом с ней на уровне кисточек её ушей висели ещё два круглых, небольшого размера ореха. Но с такого расстояния сложно было разглядеть их в деталях – ветка, на которой сидела белка, была на высоте около четырёх метров от земли. Издалека орехи от жёлудя не отличались, но я точно знал, как выглядят листья дуба, и это точно были не они, а поэтому я и не решался назвать орех жёлудем.
– Эх! Чем бы туда запульнуть, чтобы разглядеть поближе? – раздосадовано произнёс я вслух.
– Не боись, Зелёнка! Это я сейчас мигом! – от прежней учтивости Кузьмы не осталось и следа, но надо отдать должное, говорилось всё это без какой-либо озлобленности или подковырок. – Сейчас я принесу кирпич и мигом её собью! Только, чур, хвост – мой!
– Какой хвост? – я растерялся и даже отвёл взгляд от орехов, посмотрев с удивлением на своего собеседника.
– Какой-какой… беличий, конечно же! А ты что думал, я кирпич принесу, белку тебе собью, а ты хвост себе заберёшь? Самый лучший трофей?! Нет, Зелёный, так дело не пойдёт!
Мне стало одновременно – и обидно, и смешно. Обидно за белку, которой вдруг стала уготавливаться такая участь. Обидно за себя, что мне на голову свалился такой бездарный друг, при котором, как говорится, и врагов не надо. Мне даже в тот момент вспомнились водомерки, – и за них тоже стало обидно, хотя сейчас они были совершенно ни при чём и могли только радоваться, что Кузьма отвлёкся от них и убежал исследовать тайну заброшенного здания. Ну и, конечно же, рассмешила сама ситуация с делёжкой хвоста и ревностным отношением к такому трофею.
«Ну, точно – питекантроп!» – выругался я мысленно, а вслух сказал:
– Кузьма! Хвост всего один. Поэтому, может, и не стоит тогда сбивать эту белку? С хвостом кто-то всё равно внакладе останется, а если хвост никому не достанется, то и обиняков никаких не будет. Но ты мог бы проверить свою меткость на тех желудях, которые свисают с ветки. Заодно и попробовали бы их на вкус. Не, если ты, конечно, предпочитаешь съесть белку, тогда другое дело.
– Ях-х! – скривил гримасу отвращения Кузьма, высунув язык, и демонстративно стал его чистить своими грязными ладонями, будто съел что-то омерзительное на вкус. – Ешьте белку сами, а я лучше жёлудь попробую.
Серёга стал расхаживать около дерева и поглядывать на орехи. Белка будто бы заметила это, замерла и стала в свою очередь наблюдать за его действиями.
– Я их и так достану, кирпич не понадобится, – сказал Кузьма и ухватился за толстую нижнюю ветку, стал на ней подтягиваться.
Белка, увидев такие телодвижения, нагнулась корпусом вперёд, почти свесившись с ветки вниз головой, и продолжала, не отрывая взгляда, следить за Кузьмой. Кузьма тем временем успешно подтянулся, залез и встал на нижнюю ветку ногами, чтобы дотянуться до следующей ветки, но что-то вдруг пошло не так, и он стал терять равновесие. От испуга он обхватил ствол дерева двумя руками и замер, не шевелясь, пытаясь выровнять баланс тела и нащупать ногой более ровную точку опоры. В этот момент случилось совершенно непредвиденное – не выдержали нервы. Нервы не выдержали у белки, и с громким воинственным писком она бросилась на голову Кузьмы, приземлившись прямёхонько на его огненно-рыжую шевелюру.
Следующие две минуты творилось что-то невообразимое. Кузьма висел в неподвижной позе, обхватив ствол дерева, прижавшись к нему правой щекой, одновременно пальцами ног опираясь на край ветки, находящейся всего в полутора метрах над землёй, и истошно кричал. Я, испуганно бегая вокруг дерева в поисках предмета, которым можно было бы кинуть в белку, думал о какой-то совершенной глупости. Например, о том, что голос у Кузьмы оказался ровным и чистым, и ему не мешало бы заняться хоровым пением. Ещё думал, что белка такого же цвета, как и волосы у Кузьмы, и они могли бы подружиться. В это время белка кружилась на голове Серёги и, громко цокая и издавая писк, передними лапками пыталась выдрать его волосы. Я подбирал мелкие ветки и пытался добросить до белки, чтобы спугнуть её. Но ветки или не долетали так высоко, или попадали в Серёгу. Наконец, мне попался на глаза гриб. Он был сантиметров пятнадцать в высоту и тяжёленький – такой точно долетит. Я встал в позу стрелка, взял гриб двумя пальцами правой руки за основание шляпки, прицелился, вытянув левую руку по направлению выстрела, чтобы уже точно попасть в белку, и бросил со всей силы. Гриб полетел ровно по траектории и с небольшим шлепком размазался по левой щеке Кузьмы. Часть гриба попала ему в рот, и он перестал кричать и начал отплёвываться. Белка, видимо испугавшись такого мощного снаряда, оставила его в покое и убежала наверх, исчезнув в самых высоких ветвях кроны дерева. В следующий момент Кузьма нащупал более надёжную точку опоры, что помогло ему оторваться от ствола, но не стал слазить, как сделал бы я на его месте после такой неудачной попытки, а быстро дотянулся до следующей ветки, подтянулся при помощи ног и залез выше. И только там он сел, чтобы перевести дух.
Действительно, храбрости всё же Серёге Кузьмину было не занимать. Пережив такое приключение, он не сдался, а полез дальше. И сейчас, смотря на него, сидящего на высоте трёх метров, с абсолютно белым лицом, ощупывающего свои волосы, сплёвывая и вышмыгивая из носа остатки гриба, которым я так любезно его накормил, я понимал, что я далеко не такой смельчак, как он. И я даже на секунду представил, что было бы, если бы я полез сам и вступил в схватку с белкой, но сразу же откинул эту мысль. Мы перекинулись с ним несколькими незначительными фразами, даже немного посмеялись. И дальше было проще. Серёга встал на ветке в полный рост, схватился за верхнюю ветку левой рукой, чуть подпрыгнул и правой ухватился за растущие орехи, содрав их с ветки с охапкой листьев. И сел снова на ветку на своей покорённой высоте. Не говоря ни слова, он сразу раскусил орех, сплюнул скорлупу и разжевал.
– Заслужил съесть первым, – с гордостью отметил он и потом добавил: – М-м-м! Вкусненько! Держи! – И он кинул второй орех мне прямо в руки.
«Ага! Я так и думал! Никакой это не жёлудь. Это же…»
– Кузьма, это же каштан! – воскликнул я вслух. – Представляешь? Каштан! Откуда он мог здесь взяться? – Моему удивлению не было предела.
– Не жёлудь? Ты уверен?
Я рассмеялся, раскусил каштан и начал жевать.
– Сто пудово! Каштан!
Вкус был у него необычный: безвкусный в основном, но с ореховой ноткой и чуть сладковатым привкусом. В целом вкус каштана мне понравился. От всего пережитого мне стало весело. Я и представить себе не мог, что сегодня будет такой замечательный и интересный день – день, полный приключений, борьбы, отваги и дружбы, как странно бы она не проявлялась.
– Ефрейтор Кузьмин! – позвал я весело Серёгу.
– Да, капитан Зелёный! – так же весело и с задором отозвался он.
– За проявленную доблесть и честь в бою с растениезаврами и рыжей инопланетной бестией бельчухой, за то, что не отступил от выполнения наиважнейшей миссии, не сдался врагу и, даже будучи раненым, добыл эти орехи, которые могут накормить всю нашу галактику, повышаю тебя в звании до сержанта. Ура! Ура! Ура!
– Ура! Ура! Ура! – подхватил радостный Кузьма и… исчез.
Друзья! Здесь я начинаю рассказывать с большим волнением. Не только потому, что это самый переломный момент моей истории, а потому, что я испытал тогда бурю эмоций: страх, панику, безысходность. Я не мог поверить своим глазам. После третьего «Ура!» вокруг Серёги неожиданно заколыхался воздух, будто круги на воде. Серёгу сжало в маленький цветной комочек, размером со снежок, сзади стало видно, как в воздухе висит небольшая дырка, чуть больше отверстия в ванной, и из неё лучится разноцветный свет. Да, да! Свет именно лучился. То были лучи невероятно красивого сиреневого, фиолетового, лимонно-жёлтого, малинового цвета. Раздался резкий звук, будто в трубу с вакуумом ворвался воздух, напоминающий хлопок шприца, когда из него выдирают поршень. И тот разноцветный круглый комочек, ещё секунду назад бывший Серёгой Кузьминым, засосало внутрь. И всё! Больше ничего! Ни дырки, ни лучей, ни звука, ни кругов в воздухе… ни Серёги! Всё это произошло буквально за две секунды.
– Серёга! Серёга! – отчаянно закричал я.
Но я уже понимал, что случилось что-то сверхнеобъяснимое, и он, возможно, уже исчез навсегда… как мама!
И я вдруг заревел, зарыдал, всхлипывая, хватая жадно ртом воздух. Я был напуган безгранично! Сверху спустилась белка и уселась на нижнюю ветку, уставилась на меня недоумённо. А я смотрел на неё и рыдал. Слёзы заполнили мне глаза, и всё вокруг стало в какой-то дымке, будто я смотрел сквозь водную прослойку. На какой-то момент мне показалось, что морда белки увеличивается в размере, приближаясь ко мне, странно вытягиваясь в какую-то колбаску. Вокруг засветилось всё разноцветными лучами, и меня, словно за шкирку сильной рукой, вытянуло резко назад и бросило наземь. Последнее, что я услышал, – это хлопок. Такой же, как и при исчезновении Серёги.