Алексей Викентьевич Войтешик
Дай мне руку, брат
Глава 6
Сергей Георгиевич вдруг очнулся и понял, что за пеленой мыслей о докторе он незаметно для себя оказался возле двери изолятора № 2 медблока Базы. За толстым, непробиваемым стеклом мирно спал Волков, и заместитель руководителя «Бацькаўшчыны» просто смотрел на него, не зная, как ему начать непростой разговор.
Вернувшиеся с «ходка» Веня и Васильков помимо основного задания в столице, выполнили еще и то, о чем их просила лично Анна Вячеславовна, и на что дал дозволение сам Медведев. Электронная карта памяти, на которой были фотоснимки ее семьи, жгла ладонь, и заместитель начальника Базы торчал теперь у окна изолятора только по причине того, что не знал, как отреагирует на доставленную информацию эта битая жизнью женщина.
Что и говорить, она нравилась Сергею Георгиевичу. К своему удивлению он питал к ней какую-то скрытую нежность, уважение и жалость, хотя в его понимании чувство, которое подогревало все другие, все же не соответствовало современному понятию слова «жалость». Такое чувство правильно и точно характеризовали на Полесье, говоря о любимых: «Я яго шкадую, так шкадую!..» Медведев давно был в разводе и долгие годы не питал уже никаких иллюзий по поводу своей личной жизни. Да, и в ней случались женщины, но редко и только тогда, когда, что называется, делать было нечего, или когда заметно осложняя жизнь «играл гормон».
Тут был случай другой. В границах земель под Брестом, откуда был родом Сергей, еще в девяностые годы двадцатого столетия девушек подобной стати и достоинства называли не иначе, как «паночка» и подкатиться к ней мог только такой же «панич» – образованный, с чувством собственного достоинства, из хорошей семьи и лучше, чтобы он был польских кровей. Странный, переживший века архаизм, словно кокон формировал защиту паничей от всякого рода пролетарских проявлений хамства или безкультурья. Этакий эффект тефлоновой сковородки. К ним не прилипала никакая грязь. Более того, чувствуя силу и достоинство этих людей, многие ребята, в том числе и сам Медведев, заступались, если кто-то все же позволял себе перейти Рубикон приличия.
Анна Вячеславовна была загадкой. Не играла в нее, как подавляющее большинство женщин, а именно была таковой. Сергей не мог вспомнить никого из своих знакомых, в ком теплилась бы такая скрытая, притягательная женская сила. В ее присутствии он чувствовал себя школьником, который тихо влюблен в учительницу. «Глупости…», – внутренне дернулся Медведев и, отмечая его странное состояние, Анна Вячеславовна тут же спросила:
– Что-то не так? …Он спит. Я ему вколола антибиотик, а потом еще и «Диазепама» четыре кубика. Пусть шок догонит его только во сне. Когда Леша проснется – рана будет только ныть. Острой боли уже не будет…
Медведев, словно пытаясь сказать, что спящий Алексей тут совершенно не при чем, отошел от двери изолятора. Мысли постепенно замедлялись в его голове. Он не знал, как перейти к новостям, и потому выглядел очень озабоченным.
– И этот будет спать. – Соотнеся непростое состояние заместителя начальника Базы с тем, что он остановился напротив двери изолятора № 3 с доставленным «интуристом» в робе «зека», тихо продолжила врач. – Ему хватило и два кубика. Судя по всему, очень сильное нервное истощение… Вы, Сергей Георгиевич, так странно молчите…
Медведев сосредоточенно поджал губы и вздохнул:
– Васильков с Веней ходили к столичным товарищам. Принесли то, о чем вы просили…
Анна Вячеславовна нервно потянула руки к груди. В районе солнечного сплетения матери больно кольнуло холодком.
– Вот, – Сергей протянул руку с флеш-картой памяти, – здесь все.
– Идемте, – доктор шагнула сначала в сторону поста, где располагался главный компьютер, но потом остановилась и, развернувшись, пошла в свой кабинет. В этой святая святых медблока не бывал, наверное, никто. Хоть у доктора и был свой отдельный жилой кубрик в лабораторном отсеке, чаще всего она спала здесь, уединившись.
Медведев подошел к столу и вставил карту в работающий ноутбук. Электронная машина быстро определила новое оборудование и стала автоматически загружать фото.
Их было около пятидесяти. Наскоро листая изображения, Анна Вячеславовна только на третьем круге спросила:
– А что это за женщина с ними на детской площадке?
Сергей Георгиевич вздохнул:
– Это …их новая мама. Ее зовут Анжелика фамилия Романович, если вам это о чем-то говорит. Папа ваш уже два месяца за ней усиленно ухаживает, как раз с того момента, как …нашли «ваше тело». Он у вас …еще тот ужик.
На опознании найденного в лесу трупа выяснилось, что на нем есть давний шрам после операции. Эта женщина, которую доставили на вскрытие вместо вас, оказывается, с рождения хромала. Она, по сути, инвалид – одна нога немного короче другой. Наши ребята и там есть, в судмеде, потому и знаю об этом. А Штасевич-то ваш, …ничего, это проглотил, смолчал…
Вы уж простите, Вячеславовна, но скрывать от вас я ничего не стану. Он очень важный персонаж, ваш бывший, и это мы приставили к нему Анжелику. Очень уж многое нас интересует в том месте, где он сейчас работает. Так уж вышло, что следили мы за ним по вашей просьбе, а оказалось, что именно такого человека мы уже давно искали. Правы те, кто говорит, что случайностей в нашей жизни не бывает. Оказывается, через него идет дорожка к месту, которое нас сильно интересует. Мы старались, искали хоть какой-то след в ту секретную зону, а благодаря тому, что взялись помочь вам, сразу и нащупали четкую ниточку. Теперь мы знаем о подполковнике Штасевиче практически все, вот и рискнули зацепить его через проверенного человека…
– А она…, – вздохнула Анна Вячеславовна, – очень красивая.
Медведев кивнул:
– Красивая, – не стал спорить он, понимая, как же больно переваривать подобное женщине. – Анжелика одна из наших немногих уцелевших цепочек связи со спецслужбами. Столько переплелось вокруг нее. Кстати, прошу вас, не коим образом не показывайте эти фото Волкову. У них были …тесные отношения и, неизвестно, как Леша на это отреагирует. Вы же знаете его взрывной характер.
Романович хорошо знает, как можно выудить из мужика все, не подпуская его к себе близко. Прошу вас, не ревнуйте. Повторяю, она знает кто он, чьим был мужем и как поступил с вами, а также знает, кто вы для нас, Анна Вячеславовна. Анжела и генералами в свое время легко жонглировала, так что, тщедушный и, уж простите, подлый полковник ее не заинтересует, это точно. Через нее мы будем знать о Штасевиче все и держать его на коротком поводке.
И за девочек своих не расстраивайтесь. Мы знаем, что они маму помнят и по-прежнему любят. Эти не предадут, хоть на «похороны» их и не брали, сказав им практически правду: «мама от нас уехала далеко».
И без того сжавшееся в комок сердце исстрадавшегося человека вдруг екнуло и выплеснуло накопившуюся горечь слезами. Анна Вячеславовна, стыдясь этого внезапного взрыва эмоций, спрятала лицо в ладони.
– Что вы, – прижал плачущую женщину к груди Сергей, – еще немного, и мы постараемся сделать так, что …и девочки будут здесь.
– А его, – спохватилась преданная4 супруга, – его вы убьете?
Медведев поджал губы. Ему все же следовало бы думать, как учил его когда-то Ловчиц, прежде чем что-то говорить. Тем более женщине в таком состоянии.
– Анна Вячеславовна, – осторожно начал он, – так уж выходит, что ваш «бывший» сам выбрал себе эту дорожку. Сколько военных, милицейских, офицеров госбезопасности, стараниями этого ряженного руководства страны остались без работы из-за несогласия служить хунте? Не секрет, что в противовес им, многие честные офицеры, по зову душевному присягавшие Родине, осели и у нас, или где-то в других отрядах. Но что кривить душой, все же большинство из профессионалов «оплота безопасности страны», прикрывая свое малодушие карьерой или тем, что у них де скоро пенсия, спокойно перешли под пяту Временного Комитета. У них масса оправдательных мотивов предательства, боятся быть гонимыми, репрессированными, убитыми, лишиться каких-то материальных накоплений. Но что там говорить о милиции или военных? Вон, рок-звезда, брат Леши Волкова, Андрей. На всех вечеринках празднования годовщин их переворота первый гость. И сколько их таких – сдавшихся на милость победителя? Так что ваш «бывший» не один такой негодяй. Он, как это говорят, в этом смысле не оригинален…
В дверь медблока постучали и тут же второй раз, требовательно. Сергей Георгиевич вдруг дернулся, понимая, что со стороны он и врач натурально выглядят сейчас, как заурядная романтическая «парочка», но, даже осознав это, он только немного ослабил объятья. Привыкшему к холостой жизни Медведеву было приятно ощущать эту пусть и вынужденную, но все же близость с нравящейся ему женщиной. Выждав еще пару секунд, он все же опустил руки, после чего тихо произнес. «Я оставлю вам, фото. Потом заберу флэшку…»
С этими словами он вышел из кабинета и направился к входной двери. Запищала кнопка электрического замка, массивная металлическая створка открылась. За порогом стоял Васильков:
– Георгич, – со сбитым дыханием выдохнул он, – Лукьянов прислал за тобой, там, на крышке лаплана появился какой-то дед…
– Дед?! – чуть не выкрикнул Медведев, – в пальто и лаптях?
– Я не в курсе, – простецки вжал голову в плечи боец.
– М-да, – криво улыбнувшись, огладил щетинистый подбородок Сергей Георгиевич, – давненько его не было. Вот же где персонаж, так персонаж.
Покосившись в пол оборота в сторону кабинета доктора, он вышел из медблока, закрыл за собой дверь и, окончательно стряхнув с себя всякие романтические мысли, размашисто зашагал к лестнице.
Обнаружив на месте первого «шатуна» некого дедушку, дежурный тут же отослал гонца в медблок и побежал на кухню, доложить начальнику. Тому видно не суждено было сегодня нормально закончить ужин. Тихо радуясь тому что, слава Богу, причастился сегодня салом, озадаченный Лукьянов понуро отправился в дежурную часть, но едва заметив на мониторе знакомого старичка, моментально преобразился. Глаза его вспыхнули странным безпокойством. Несмотря на все предосторожности, Алексей Владиимирович был полон решимости тут же подняться наверх. Пожалуй, он и начал бы уже что-то для этого предпринимать, но вскоре пришел Медведев.
Короткий взгляд на мирно стоящего посреди поляны дедушку и его заставил встрепенуться. Судя по всему, внезапная суетливость начальника была заразной.
– Леша, – вдруг разом стряхнув с себя нервное наваждение, прошептал зам, и отвел в сторону своего формального командира, – что ты скачешь?
– Так ведь, – выпучил тот глаза, – дед же…
– Ну дед, и что?
– Его не было с того самого дня, в Леснинске. Он…, только он сможет нам многое объяснить…
– Не живи чужим умом. – Пытаясь выглядеть сдержанным, тихо внушал взведенному руководителю Медведев и, тут же вспомнив свидания с этим или другим, но очень похожим на этого дедушкой, добавил: – Еще не известно, станет он тебе что-то рассказывать. Зарядит голову какой-нибудь замороченной фразой и исчезнет, а ты думай потом что хочешь. Было ведь такое?
– М-гм, – согласился Лукьянов, – значит…, значит и ты не сомневаешься.
– В чем? – не понял его зам.
– Что дед безопасен.
Алексей блеснул каким-то безумным взглядом.
– Или нам его надо сюда, или нам самим туда. Под цифровыми экранами заграждения нас не увидят…
– Леша, – перешел на змеиное шипение Сергей Георгиевич, – два «шатуна» в день, это уж слишком! Ты так не считаешь? А может, – попытался он пошутить, – давай откроем лифтовой люк и крикнем: «Заходи, дедушка, открыто! И все, кто с тобой»?
– Нет его! – вскрикнул вдруг сидящий у пультового стола дежурный.
На самом деле монитор теперь показывал только пустую поляну, под которой находился гермоангар Базы.
Медведев бросился к столу:
– Отмотай назад запись!
Дежурный, протягивая руку к блоку управления видеонаблюдением, отмотанная назад запись побежала строками и вскоре проявила силуэт того самого старика.
– Стой! – скомандовал Медведев. – Теперь медленно…
Запись пошла в замедленном режиме. Дед стоял посреди поляны. На лице его… Черт побери. Там явно читалось: «Я знаю, что вы следите за мной». Да, он знал, знал и ждал чего-то. Ну вот, как-то вдруг даже в замедленном режиме воспроизведения видео дед повернулся и, …исчез.
– Мля, – вырвалось у Медведева, – и как он это делает?
Что-то около десяти минут они ждали чуда. Стояли за спиной притихшего дежурного, ходили, то и дело, бросая взгляды на застывшую картинку монитора. Тревожная смена, выглянув из караульной комнаты в самом начале поднявшегося шума, оставила дверь открытой и терпеливо ждала распоряжений, а их попросту не было.
Лукьянов, вдоволь натоптавшись по плиточному полу, наконец, замер на месте. Он шумно сопел, сложив руки на груди, и медленно массировал зарастающий темно-бурой растительностью подбородок. Медведев же, каря себя за нерасторопность, «просвечивал» отрешенным взглядом и монитор, и толстые, железобетонные стены, и вообще …всю планету.
Прав был Алексей, Судьба давала им шанс получить ответы хоть на какие-то вопросы, а они, служаки, вернее он, служака, попросту проспал этот момент, привычно перестраховываясь. А ведь пора было уже заложить себе в голову, что «дед» и все, что с ним связано, выходит за рамки их привычного, земного разумения и поведения.
Прошло еще минут пять и в коридоре стали слышны шаги. «Вот же, – подумал Сергей Георгиевич, – кто-то спешит, торопится. А раз бежит, что-то срочное. Наверное, «шатун-зек» в медблоке проснулся или помер…»
В помещение дежурной части буквально ввалился Саша Коробов:
– Бля, Георгич, – сглотнув пересохшим от бега горлом, выдохнул он, – там, в столовой… Мы ели, а в углу …какой-то дед!
Будто электрический разряд проскочил между Лукьяновым и Медведевым. Они, метнулись к выходу. Следом выскочили «тревожники». Вся эта компания, убегая к кухне, просто взорвала аккустику дремавшего коридора.
Дежурный, глядя на это, только хлопал ресницами. «Прикинь, – решил перевести дух «гонец», обращаясь к свободным ушам, – темно в углу-то. Сидим, отъедаемся и вдруг кто-то заметил – в са-а-а-амой тени за столом сидит старик. Все сразу как подпрыгнут…»
В обеденный зал Базы набилось множество народу – частые тревоги научили собираться быстро. Любопытствующие выстроились у раздачи, напрочь закрыв обзор перепуганной бабе Паше. Откровенно говоря, она и сама не пошла бы сейчас вперед, поглядеть на этого «гостя», невесть откуда взявшегося в ее столовой. По разумению бабули «дед» мог явиться, когда угодно, хоть даже и под утро, когда Парасковья Михайловна у плит одна и, его счастье, что он не явился в то время. Половник у нее тяжелый.
Личный состав колыхнуло. Это сквозь плотные ряды зевак протискивались вперед Лукьянов и Медведев. Темный, вполне различимый в углу столового зала силуэт старика шевельнулся. Он поднял голову. Повисла мертвая тишина. Было понятно, что гость увидел тех, кого хотел, поскольку до того он сидел, опустив голову. Сейчас же приосанился и застыл в ожидании.
Командир отряда и его боевой зам коротко переглянулись, после чего двинулись к дедушке. У самого стола они остановились и снова переглянулись. «Не он, – говорили глаза Медведева, – да, это другой», – подтверждал взгляд Лукьянова.
Делать нечего, прошли к лавке и сели напротив. «Дед» оказался совсем еще не старым мужчиной, на вид лет сорока пяти – пятидесяти. Крепкий, широкоплечий, с длинной по грудь темно-русой бородой. «Того» старика в нем напоминало только сохранившееся каким-то чудом, практически новое пальто образца 1970 года. Навряд ли такое где-то могли еще шить. Кто его знает, может быть это знак принадлежности к какому-то сообществу или касте? У дедушки, который являлся к ним еще в мирные времена, тоже было такое пальто. Продолжать и далее щедро угощать пришлого молчанием, не имело смысла. Лукьянов шумно вздохнул, и на правах начальника Базы спросил:
– Кто вы? С чем пришли?
Собравшийся в столовой личный состав отряда, навострив уши, перестал не то шептаться, даже дышать, однако «дед», способный, как радиация безпрепятственно проникать всюду, с ответом не торопился. Было понятно, что он, равно как и тот, давний лесной гость, что наведывался с провидческими предостережениями в еще недостроенный Институт, имеет какое-то особое отношение к слову. Каждое из них он взвешивал, словно фармацевт, смешивающий вещества для получения лекарства. Грамм больше – яд, грамм меньше – яд. Только когда наступал миг равновесия мысли и настроения, спрятанные за густой растительностью уста этих странных людей, открывались и роняли редкие, сухие и рациональные фразы.
– Зови меня Орислав.
Руководство Базы снова многозначительно обменялось взглядами:
– Хорошо, Орислав, – продолжил Лукьянов, про себя отмечая, что в отличие от первого дедушки, этот говорит без явного белорусского акцента, – с чем пожаловали?
– А, главное, как пожаловали? – тут же, неведомо к чему встрял в разговор Медведев.
Его, объяснимая с точки зрения безопасности Базы горячность, заметно отразилась на настроении гостя. «Дедушке» это откровенно не понравилось. Он, будто первоклашка сложил перед собой руки и ледяным, не терпящим разъяснений тоном заявил:
– Атей – сын Асогостов, в случае острой надобности велел говорить только с «Вялікім» и больше ни с кем…
У Алексея Владиимировича в пересохшем горле сам собой пополз вверх кадык. Слова деда прозвучали как ультиматум. Обсуждать что-то без острого на слух Медведева просто не имело смысла. Надо было выгораживать боевого зама, и оставить тут за столом, во что бы то не стало.
– Вялікі? – разряжая обстановку, дипломатично осведомился Лукьянов. – Он все так же меня и называет? А что ж он сам-то не пришел?
«Дед» снова сделал паузу. Цепкий, внимательный взгляд основательно прощупал Сергея Георгиевича. Наконец, не став далее упорствовать, гость продолжил говорить, по умолчанию согласившись на присутствие за столом еще кого-то.
– Он ныне далеко. Мне нужна помощь…
Медведев разомкнул было уста, но, тут же осекся, дабы не засыпать Орислава вопросами. Его руководитель заметил этот порыв, а также и то, что «дед» недвусмысленно бросает взгляды куда-то поверх их голов, намекая на присутствие в зале ненужных ушей. Лукьянов за время жизни на Базе настолько врос в доверие к каждому бойцу своего отряда, что даже не допускал мысли о том, что среди них может оказаться неблагонадежный.
– Мы все тут заодно, Орислав, – начал издалека командир «Бацькаўщыны». – Прошли сквозь серьезные мероприятия, и полностью доверяем друг другу. Я так понимаю, что помощь нужна не только моя или вот Сергея Георгиевича, а наша, общая, всего отряда?
«Дед» кивнул, но говорить пока ничего не стал.
– Тогда рассказывай. – Лукьянов встал и повернулся в пол оборота к собравшемуся у раздачи отряду. – Поможем по-свойски, а хлопцы?
В ответ «Бацькаўщына» на удивление нескладно рассыпалась потухшими голосами. Это прозвучало, как ропот. Не успел уязвленный командир повторить свой вопрос, как вдруг из-за стола поднялся гость.
– По-свойски говоришь? – громко спросил он, без опаски осматривая напряженную, как струна фигуру Медведева. Переведя взгляд в кухонный угол, где толпился личный состав отряда, он продолжил: – А много ли у тебя здесь своих? Братья, отец, родичи? Чего молчишь? Есть среди них такие?
Лукьянов потянул голову в могучие плечи.
– Вижу, что нет. – Будто загипнотизировав собравшихся «дед» шагнул в коридор. – Вот идешь, порой, по лесу и вдруг под ногой ямка. Легко можно оступиться, упасть. Или сгнила половица на даче, наступил и поранился…
В этот момент Медведев почему-то вспомнил, как перед самой войной ездил на дачу и, как говорил сейчас этот «дед» он провалился на веранде. Сгнили доски, и он сильно расцарапал ногу. «Чшерт, – выругался про себя заместитель командира, – а я ведь так и не поменял те половицы…
– А то и хуже, – продолжал Орислав, ввергая Сергея Георгиевича в полный ступор, – стоишь на автобусной остановке, никого не трогаешь, куришь, а к тебе подходят две противные тетки, и начинают тебя не то смущать, а в грязь втаптывать своими разговорами, да еще и прилюдно. Иной смолчит, а ведь найдется и тот, кто и тетке за неправедное дело в ухо врежет, не пощадит. А почему нет? Она же не права.
Но ведь выходит, соколы мои, что и та тетка, тоже «свои», и тот, кто за ней стоит с источенным, словно червями нутром, тоже «свои». Отчего же тогда не разобраться «по-свойски» с теми, с кем вы в лесах до трех не разговариваете? Там ведь тоже «свои», хоть они и «гнилые половицы», как и эта тетка.
Погляди на вас – монолит, отряд! Но стоит мне только сказать, что трое из вас тоже половицы не первой крепости по чистоте крови своей, многие тут же встанут против меня. Что многие – все! Поскольку в нашу чистую кровь ныне чего только не намешали. Но вся разница в кровном вопросе лишь в том, что «грязная вода», хоть и грязная, но все же еще вода, а вот уже саму грязь водой не назовет никто.
Прислушайтесь к себе, хлопцы. Я ведь только бросил зернышко сомнения, но вы уже задались вопросами касательно своих соратников. Понятно, что никто мне не поверит, пока все воочию не убедятся, что я могу что-то зреть, или, как вас приучили это называть, «ясно видеть», так ведь? – «дед» вдруг обратился к Сергею Георгиевичу. – А, витязь из Рода Медведей? Та-ак, – сам протянул ответ вместо опешившего заместителя командира Орислав. – В давние времена наших предков хитроумные греки и иудеи как раз и купили на том: «покажи мне чудо – и я пойду за тобой, хоть в ад».
Достань я сейчас кролика из-за пазухи, и вы бы рассмеялись: «что за фокус? Это не чудо». Поймите, сейчас в вашем понимании «чудо» это только классный, шокирующий, но …фокус. Ему далеко до исконного понятия чуда. Но, смотрите внимательно. Я не стою у открытой воды, и я не Христос, чтобы приказать ей расступиться, но я Орислав, сын Буривоя и приказываю Огню – приди!
И в тот же миг его поднятая вверх рука, начиная от локтя, вспыхнула вместе с одеждой, будто облитое бензином полено. Отряд охнул и отпрянул назад, едва не перевернув нержавеющую раздачу бабы Паши.
