Алексей Васильевич Подойницын
SOS «Спасите наши души»
Помолчав, кавказец добавляет.
– Тебе повезло. Я сегодня добрый…
Он достаёт пустую руку из-за пазухи, потом лезет в другой карман и бросает смятую трёшку на пассажирское сидение.
– Осторожней на дороге, Шумахер! – с усмешкой напутствует он меня и захлопывает дверь моей НИВЫ.
Я вижу, как он поворачивается ко мне спиной и спокойно, не торопясь, удаляется в свете моих фар в глубину второй арки, ведущей куда-то в темноту. Я перевожу взгляд на смятую трёшку на пассажирском сидении, потом на раскачивающуюся спину уходящего кавказца и острое чувство (как от полученной оплеухи) жжёт меня. Мелькает шальная мысль, что если сейчас дать по газам, то кавказцу в арке не увернуться… Я кладу правую руку на рычаг переключения скоростей, но что-то останавливает меня («Спасибо тебе, мой Ангел!»), волна гнева откатывает, кавказец, пройдя туннель арки растворяется в темноте ночи, и я втыкаю заднюю передачу…
Всё, теперь уже точно только домой…
…………………………………………………………
Открыв глаза, я вижу перед собой закрытую дверь подъезда с кодовым замком. Понимаю, что ждать мне моего чеченца глупо (небось, ещё и стоит сейчас у окна на своём пятом или десятом этаже и весело смотрит на крышу моей машины, любопытствуя, когда этот глупый таксист всё поймёт и уедет), понимаю, что, давно не попадая в подобные истории, я просто элементарно потерял нюх на эту публику (хотя теперь-то мне очевидно, что всё здесь было ясно, как дважды два с самого начала) и, досадуя на себя, выруливаю со двора на улицу. Знаю, что уже завтра я буду эту поучительную историю вспоминать спокойно, но на сегодня день испорчен: в кармане нет заработанный мной двух с лишним тысяч (а диспетчерская служба уже сняла с моего личного счёта свои немаленькие проценты за «оказанную услугу»), потеряно рабочее время, потрачено топливо…
И что тут скажешь?..
Сказать тебе нечего, таксист. Впредь не расслабляйся, это Москва, парень, здесь почти как на зоне – зазевался, показал слабину, и… тебя поимели…
Так – то.
Глава 4
«МОЯ СПОРТИВНАЯ ЮНОСТЬ»
Тёплый, солнечный апрель 1972 года, город Киев.
Последний отборочный всесоюзный турнир перед первенством СССР по вольной борьбе среди юношей. Обязательное взвешивание уже закончилось и в зале царит обычное затишье: взрослых почти нет (представители всех команд, все тренеры и судьи на жеребьёвке и предстартовом совещании), кто-то из участников вяло разминается, кто-то просто отдыхает после нервной сгонки последних лишних грамм, развалившись на ковре как на постели, но в основном все участники будущих схваток на трибунах, кучкуются командами, оттуда временами взрывы смеха или какая-то неожиданная движуха, не вполне естественная в этом огромном притихшем зале. Все ждут итогов жеребьёвки и вывешивания списков пар на первый круг турнира. Первый круг – он всегда сложный, и поэтому тревожное напряжение прямо висит в воздухе.
Я сижу на трибуне на самом верху, удобно поставив ноги в борцовках на спинку нижнего ряда, и с высоты наблюдаю всю панораму большого легкоатлетического манежа, в котором по случаю наших соревнований настелили три борцовских ковра. Всё готово к началу соревнований: у каждого ковра судейский столик и табло, стул для бокового судьи, а в конце зала медицинский пост…
В огромные окна спортзала бьёт весеннее солнце, настроение приятно-волнительное, так всегда бывает перед началом любого турнира, и это приподнятое настроение держит тебя до первой схватки, ну а потом всё уже идёт «по накатанной…». Я знаю, что я хорошо готов, и в Киев я приехал за золотом, никак не меньше, но как бы я себя не убеждал в своей победе, полной уверенности, конечно же, нет, и лёгкий мандраж не отпускает, ведь все остальные тоже приехали выигрывать, здесь статистов нет, не тот уровень. А моя весовая категория одна из самых ходовых (до 75 кг.), в ней всегда полно народа, а это значит, чтобы встать в конце пути на пьедестал придется серьёзно пахать на ковре все три дня.
По вдруг возникшему всеобщему движению в зале понимаю, что вероятно списки только что вывесили, но я не трогаюсь с места: во-первых, сейчас кто-нибудь из наших прибежит и всё мне и так расскажет, а, во-вторых, какая собственно разница, кто бы, ни был мой первый соперник, всё равно нужно будет его класть…
а как иначе?
Чуть поодаль кучкой сидят борцы команды из Татарстана, новости жеребьёвки явно оживили их сообщество: шумный, нерусский говор, смех, легковесы собираются на разминку. У Татарстана традиционно сильная команда, татары – борцы хорошие…
Снизу к своим поднимается широкоплечий, черноволосый Равиль Айсин, я его хорошо знаю, парень из моего веса, крепкий орешек. Этой зимой на сборах в Казани мы с ним постоянно спаринговали, и гораздо чаще его лопатки бывали прижаты к ковру тогда, но, во-первых, так было не всегда, а, во-вторых, то было зимой, а сейчас конец апреля и Равиль наверняка всё это время зря не тратил… (« Интересно, насколько он прибавил с зимы…»). Но в любом случае Равиль – это одна из серьёзных проблем для меня тут, в Киеве.
Равиль видит меня и жестом приветствует. Я отвечаю также.
– Списки видел? – кричу ему сверху.
– Видел.
– Ты с кем?
– С тобой!
Я понимающе улыбаюсь, шутка принята. … Если по правильному, то, на мой взгляд, нам с ним следовало бы здесь бороться в финале за первое и второе, но уж точно не в первом круге.
Ко мне подсаживается наш мухач, Толик Пузатиков, человек-ртуть, как зовут его в нашей команде.
– Списки видел?
– Нет ещё.
– Ты с каким-то татарином из Казани.
– Да?..
Фамилию не помнишь?
– Не помню.
– Не Айсин?
– Кажется он.
Похоже.
Как ты сказал?
– Айсин.
– Да, точно Айсин.
Я бросаю взгляд на Равиля, он наблюдает за нами, в глазах тревожная тень (он тоже помнит зимние сборы и то, как часто он там оказывался снизу…).
– А я с каким-то якутом. Ладно, я пошёл разминаться.
Толик, убегая, ещё что-то кричит, но я его уже не слушаю.
Значит, правду сказал Равиль, это была не шутка… Ну что ж, Айсин – так Айсин, придётся начинать турнир без раскачки.
……………………………………………………………….
И вот мы стоим в центре ковра друг против друга. Судья на ковре проверяет готовность бокового, даёт отмашку судье за столиком и поворачивается к нам.
– Так, борцы, пожали руки (рукопожатие до и после схватки – обязательный ритуал)
Наши ладони и глаза встречаются, Равиль не выдерживает и отводит свой взгляд. А свисток судьи объявляет начало схватки.
Я хорошо знаю манеру борьбы Равиля, в данный момент он абсолютно собран, ушёл в глухую защиту, работает всё по классике и никакой самодеятельности: вязкая борьба за захваты рук и туловища, неловкие попытки прохода в ноги, имеющие целью скорее обозначить свою активность для судей, чем действительно атаковать. К концу первого периода эта его имитация борьбы начинает меня злить, а азарт поединка всё более и более заводит. Но на первый перерыв мы уходим с нулевым результатом.
Игорь Васильевич, наш тренер, обмахивая меня, говорит какие-то дежурные фразы, но я его почти не слушаю. Сейчас я понимаю, что Равиль по-настоящему серьёзный противник и с зимы он действительно здорово прибавил, да и меня за те сборы он тоже хорошо выучил, знает мою бросковую манеру борьбы и поэтому не идёт в плотный захват. Но ничего, в конце концов, в наших с ним спаррингах я почти всегда как-то решал свои задачи…
На вторую трёхминутку выхожу уже серьёзно заряженным показать этому татарину кто на ковре хозяин. Я иду на Равиля, навязываю ему борьбу за захваты рук, туловища, одновременно стараюсь раздёргать его резкими швунгами, не даю ему нырнуть мне в ноги… Равиль, кажется, растерян, не ожидал от меня такого напора, но стоит, уйдя в глухую защиту. Мне тяжело… работать первым номером да ещё в таком темпе трудно, но я знаю, что где-то он обязательно ошибётся, главное не сбавлять натиска.
Судья на ковре останавливает схватку и делает Равилю замечание за пассивное ведение борьбы. Уже не плохо, следующим ему будет уже предупреждение, а мне автоматом выигрышный бал. Тренер Равиля что-то строго выкрикивает ему по-татарски, Равиль согласно кивает в ответ: мол, услышал, понял и принял к действию. Наши, московские тоже что-то кричат мне, подбадривают…
На кураже я авантюрно обостряю ситуацию, резко швынгую его под себя, а Равиль, как будто только этого и ждал, (используя моё же усилие) легко ныряет к моей открытой левой ноге. Понимая, что это шанс он, вцепившись в неё как клещ, изо всех сил пытается оторвать её от ковра, чтобы лишить меня одной опоры, а потом подсечь и вторую. Положение – дрянь, ведь этот незатейливый приёмчик – это его «коронка», и я это хорошо знаю, и чтобы не было ещё хуже ухожу в партер, отдавая победный бал противнику. Восторженные крики команды Татарстана сопровождают вскинутую руку судьи на ковре с отжатым большим пальцем, (жест, оповещающий о том, что Равилю засчитано техническое действие – перевод соперника в партер, и оцененное в один бал).
На второй перерыв мы так и уходим при счёте 1 – 0 в пользу Равиля.
Игорь Васильевич обмахивая меня торопливо что-то подсказывает, но я опять его плохо понимаю, впереди последняя трёхминутка и мне, во что бы то ни стало, нужно успеть взломать глухую оборону Равиля, в которую он теперь, безусловно, уйдёт. А обороняться он умеет…
Гонг.
– Давай, пошёл, – как из далека, слышу я напутствие тренера, получаю от него лёгкий толчок в спину и иду к центру ковра.
Равиль меня уже ждёт. Наши глаза встречаются, и во взгляде Равиля я вижу какую-то злую решимость.
Опять тот же рисунок борьбы, я решительно давлю, стараясь войти в плотный захват, Равиль умело и совсем не пассивно защищается, иногда довольно опасно огрызается попытками пройти мне в ноги. В этой вязкой борьбе проходит большая часть последнего периода.
– Пошла последняя минута схватки, – беспристрастно объявляет в микрофон судья за столиком.
И тут я начинаю не на шутку нервничать: осталось бороться меньше минуты, у меня ничего не получается, а Равиль, почувствовав реальную возможность вырвать победу, усиливает свой атакующий напор.
Я штурмую оборону Равиля, мобилизовав все оставшиеся ещё неизрасходованные силы, Равиль тоже на кураже прёт на меня «с открытым забралом» и бескомпромиссная борьба уже идёт на встречных курсах. А секунды тают,
тают,
тают…
И тут Равиль неожиданно опять ныряет к моей левой ноге, а я, защитив её, пропускаю Равиля к себе за спину.
Только этого мне не хватало!
Теперь я стою, упёршись обеими руками в ковёр, а Равиль сидит у меня на спине. И это катастрофа. Ведь если я в этом положении коснусь хотя бы одним коленом ковра это будет засчитано Равилю как второе техническое действие (опять перевод соперника в партер) и он получит второй выигрышный бал, и это уже точно будет его победа, так как за оставшиеся секунды отыграть у него два бала он, конечно же, не даст…
Равиль это тоже хорошо понимает и бьёт своей голенью мне в сгиб коленного сустава, заставляя колено сложиться. Бьёт раз,
бьёт два,
бьёт три. В зале татарская команда поднимает победный рёв, что-то кричат и наши, и среди общего шума различаю взволнованный голос Игоря Васильевича.
– Стоять!
Стоять!
Равиль цепко держит меня и, опьянённый близкой победой, опять и опять бьёт своей голенью в сгиб моего колена.
И тут в голове у меня рождается иезуитский замысел.
Я под ударами голени Равиля начинаю медленно сгибать коленку (потакая его азарту), с каждым ударом приближая её к ковру.
– Стояяять!!! – слышу я отчаянный крик тренера…
Татары, повскакивав со своих мест, восторженно ревут…
Слышу, как прямо в ухо мне натружено хрипит Равиль…
и ставлю колено на ковёр.
Поднятая рука судьи на ковре с отжатым большим пальцем, оповещающая о заработанном Равелем ещё одном бале, торжествующий рёв татарских борцов, вскинутые в отчаянии руки
Игоря Васильевича – всё это я успеваю зафиксировать в одно мгновенье, и в это же самое мгновенье (пока Равиль не успел опомнится от своей, такой вожделенной, победы) фиксирую своей правой рукой его правую руку, что держит мой корпус, обвиваю левой ногой его правую ногу и валюсь на правый бок, увлекая под себя Равиля.
Оказавшись подо мной и, понимая в какую ловушку я его заманил, Равиль отчаянно мостит, чтобы не прокатить лопатками по ковру.
– Держать!!! – это уже кричит Игорь Васильевич, ещё не до конца поверив в такую удачу.
Я и сам знаю, что нужно держать. Удержание противника в опасном положении больше пяти секунд – это техническое действие, оцениваемое в три бала, и этот шанс я упускать не намерен. Равиль снова и снова пытается вырваться из под меня, но теперь я уже полностью контролирую ситуацию и спокойно смотрю на арбитра на ковре, который махами руки начинает отсчитывать эти самые пять секунд…
–Три бала борцу в красном трико, – бесстрастно объявляет судья за судейским столиком.
Теперь пришёл черед победного ликования московской команды. Игорь Васильевич с сияющим лицом трясёт в воздухе аж сразу двумя кулаками. Казанская команда растерянно молчит.
На табло бегут последние секунды схватки, счёт по балам 3 – 2 в мою пользу, а это значит что дело сделано, и я отпускаю Равиля.
Судья на ковре опять ставит нас в стойку друг против друга (формально схватка ещё не закончилась) и даёт свисток к продолжению поединка. Я встречаю потерянный взгляд Равиля (нам обоим уже всё понятно) и первым делаю шаг к нему, чтобы просто дотолкаться эти несколько оставшихся секунд…
– На ковре номер три схватку по баллам со счётом 3 – 2 выиграл борец в красном трико – объявляет судья за столиком, под одобрительные возгласы москвичей, судья на ковре вскидывает мою руку вверх, а Равиль, сунув мне свою ладонь для обязательного рукапожатия (на, подержись) и даже не взглянув в мою сторону, уходит с ковра.
Первым поздравляет меня тренер.
– Молодец!
С почином! Хорошо ты его наказал…
Я знаю, что я молодец, но также я знаю, что без определённой доли везения тут не обошлось, ведь мы с Игорем Васильевичем понимаем насколько вся эта моя затея была авантюрой. Этот детский контрприём, на который я поймал Равиля знают все моло-мальски посвящённые в борцовские дела, и Равиль, конечно же, тоже хорошо знает его, но мой расчёт на то, что в первую долю секунды его победы (как ему казалось), такой тяжёлой и такой желанной его победы он потеряет голову сработало.
А могло и не сработать…
………………………………………………………………………
Потом были ещё два дня тяжёлых схваток, но я, как следует «продышавшись» в первой, вошёл в «рабочий» режим турнира и раз за разом приближал себя к заветному пьедесталу.
И к последнему, финальному дню турнира из сорока с лишним борцов в нашем весе осталось трое: я, парень из Новосибирска и долговязый киевлянин. Киевлянина я в серьёз не брал, я видел, как через весь турнир его тянули за уши: сначала под него явно лёг львовский мальчик (лёг так неумело-откровенно, что даже был освистан публикой), потом на следующий день к нему на схватку просто не вышел ещё один член их киевской команды (вроде бы снялся с соревнования из за травмы), и таким образом этот долговязый совершенно незаслуженно получил две чистые победы в свой актив, да и там где ему пришлось бороться, ничего выдающегося я у него не заметил. А вот сибиряк честно отпахал своё до финала. Кстати, он тоже выиграл у Айсина, и выиграл довольно убедительно, оставив его на четвёртом месте без медали. Поэтому, только он немного тревожил меня в последний день.
………………………………………………………………….
Финал.
В нашем весе предстояли всего две схватки. Так как киевлянин и сибиряк встречались между собой во время турнира (странно, но их схватку я почему-то просмотрел), то тот их поединок шел уже им в зачёт и в финале, а мне предстояло побороться с ними обоими.
На первую схватку вызвали меня и новосибирца. Схватка была трудной, но всё пошло по задуманному. Поймав сибиряка на «ломок» и заработав два выигрышных очка, я вынудил его отыгрываться, и дальше работая вторым номером, просто ждал его рискованных, плохо подготовленных выпадов, на контратаках которым ещё заработал несколько выигрышных балов. Короче, получилась рабочая, заслуженная победа по баллам.
А на киевлянине я неожиданно споткнулся.
На киевлянина я выходил, будучи уверенным, что всех девяти минут борьбы не будет, и я положу этого долговязого (на целую голову выше меня) где-то во втором периоде.
Но…
В первом периоде недостаточно плотно войдя в захват для броска через спину, я не сумел затащить на себя эту «каланчу» и оказался в партере снизу и там мы провозились весь период. Так что в первом периоде борьбы как таковой толком и не было, киевлянин, накрыв меня, сам ничего не делал, а просто продержал меня внизу. Конечно, судья на ковре мог бы, и поднять нас в стойку, но он почему-то этого делать не стал, и это была далеко не последняя судейская странность в этой схватке (не зря ведь потом московская команда подавала протест на судейство в этом поединке).
Второй период.
Я решительно иду на середину ковра (пора «брать быка за рога»). Сразу после свистка иду вперёд, напираю, план простой: войти на этот раз хорошенько в захват, бросить… и дожать, если потребуется. Но, не тут-то было, к моему удивлению киевлянин довольно умело защищается, опасно контратакует («что-то я не доглядел у этого долговязова»), и схватка приобретает характер бескомпромиссной рубки…
Наша схватка последняя на этом турнире, и весь зал, уже в ожидании награждения победителей и торжественного закрытия соревнования наблюдает за ней. У киевлянина большая поддержка на трибунах (что тут поделаешь: не любит провинция нас, москвичей, и каждое его удачное действие сопровождается многочисленными криками одобрения), а за меня болеют только наши, но тоже болеют не слабо.
Раздёргав и запутав киевлянина, рывком за руку перевожу его в партер (один – один), сразу беру его руку на «ключ», как учили, и тут же, преодолевая его сопротивление, переворачиваю его на спину (три один в мою пользу). Но удержать его в опасном положении не получается. Этот глист выскальзывает, выворачивается, и тут же залезает на меня сверху, и теперь уже только три – два.
Ладно, «ещё не вечер», как говорят.
Под конец второго периода судья на ковре даёт моему противнику очень сомнительные два выигрышных бала (технического действия с его стороны как такового не было, была лишь попытка проведения приёма). Моему возмущению нет предела, но моё дело бороться, с судьёй во время схватки спорить нельзя, за это могут дисквалифицировать. Но вся московская команда кипятится в негодовании, Игорь Васильевич громко протестует и получает предупреждение от судьи за столиком с угрозой удаления его из зала. Счёт становится четыре три в пользу киевлянина. Злость на несправедливое судейское решение только распаляет меня, и я бросаюсь на штурм этой, такой неудобной для меня «каланчи». На последней секунде периода я сажаю противника в партер, и мне опять не дают выигрышный бал (якобы техническое действие было зафиксировано уже после гонга)… На минутный отдых я ухожу в свой угол, уже понимая, что судейство в этой схватке на стороне киевлянина.
Весь минутный перерыв Игорь Васильевич провёл у судейского столика, что-то доказывая обоим судьям отчаянно жестикулируя и волнуясь, но без результата – счёт на табло остался прежним: четыре – три в пользу киевлянина.
Третий период.
Я иду к центру ковра понимая, что выигрывать нужно явно, победу с разницей в бал или два запросто могут украсть, а схватка финальная, за золотую медаль, и борьбы осталось последние три минуты… Так что за дело.
Этот длиннорукий и длинноногий киевлянин, да ещё с его низкой стойкой – очень неудобный мне противник, и сейчас, когда он, видимо, решил просто удержать своё минимальное преимущество в один бал задача поймать его на бросок почти нереальная. Навязывая ему борьбу на руках, я постоянно ищу возможность пройти в корпус, но он очень умело уходит от обострения и даже сам порой пытается атаковать. По-хорошему, судье на ковре давно следовало бы дать ему предупреждение за пассивное ведение борьбы, а мне выигрышный бал, но только не в этот раз, как я понимаю.
Страсти, разогретые за два первых периода, начинают раскаляться до предела. Публика в зале громко гонит нас друг на друга, борьба без бросков и обострений ей не интересна.
Неожиданно, киевлянин проходит мне в ногу, подняв восторженные крики в украинской команде, и мне ценой невероятных усилий удаётся разорвать захват его цепких рук, не отдав ему ещё один бал. Я слышу возглас разочарования украинцев и подбадривающие крики наших. Но сил у меня всё меньше и меньше, и всё меньше и меньше остаётся времени на борьбу. Практически только на спортивной злости иду на отчаянный штурм, швунгую его на грани фола, пытаюсь вывести его из комфортного равновесия его низкой стойки… Киевлянин тоже устал, он тяжело дышит, он гнётся под моим натиском, пытается оторваться от меня, уйти от этой плотной борьбы и передохнуть… Но я давлю, давлю его к ковру, пытаюсь посадить его на колени… И тут я резко отпускаю его и одновременно ныряю ему в ноги, а киевлянин, по инерции выпрямляясь, невольно пропускает эту мою неожиданную атаку. Схватив в охапку бедра киевлянина, я с трудом, но всё же вытаскиваю его на «второй этаж» и теперь, когда главное сделано, нужно просто, подработав его там наверху, как следует припечатать к ковру.
Зал в предвкушении красивой развязки взрывается в неистовым восторге.
А я, таская по ковру на себе этого верзилу, из последних сил пытаюсь, как следует перехватить руками его бедро и тело, что бы поставить жирную точку в этом поединке, но киевлянин вертится у меня на плече как уж под вилами и не даётся.
Я чувствую, что сжигаю последние силы, мне предательски не хватает воздуха, в глазах начинает темнеть, всё тело становится какими-то чужим, ватными и… киевлянин выскальзывает из моих рук.
Будто замедленное кино, опустошённо, сквозь пелену какого-то тумана смотрю я, как он делает шаг в сторону от центра ковра, выпрямляется и победно смотрит на меня. Сил бороться у меня уже просто нет. Я знаю, что теперь он спокойно достоит оставшиеся секунды поединка и выиграет…
Сказать что я разочарован – это ничего не сказать. Обида на моё полное бессилие, на то, что так глупо отдал схватку, на ангажированное судейство душит меня, я изо всех сил пытаюсь не разревется прямо там, на ковре и свисток судьи к окончанию поединка воспринимаю как спасение…
…………………………………………………………………
Скорый поезд Киев – Москва уносит нашу команду домой, в Москву. В вагоне обычная, посадочная движуха уже затихла: все распределились по своим местам, проводница уже прошла по вагону, собрала билеты и раздала постельное бельё, а теперь гремит стаканами у себя в рабочем купе (значит – скоро будет чай).
Я один, мои соседи по купе Толик, Стас и Валерка ушли к соседям и я, наслаждаясь такой редкой тишиной, безучастно наблюдаю, как за окном мелькают бесконечные поля, перелески, речки, какие-то полустанки, белые мазанки украинских деревень. День подходит к концу, и вся эта красота, как-то по особенному притягательна в косых лучах заходящего солнца. Мерный стук колёс и постоянно меняющаяся картинка за окном убаюкивают…
В купе заходит Игорь Васильевич.
– Как устроились?
– Нормально.
– А ты что один?
– Ребята пошли в купе к Борману играть в карты.
– А ты что не пошёл?
– Не хочу…
Игорь Васильевич присаживается напротив.
Помолчали…
– Ну что ты так расстроился? Второе место – это тоже результат. А свой магнитофон ты ещё выиграешь (чемпионам всех весов организаторы подарили по магнитофону).
– Да причём тут магнитофон? – я даже не сумел скрыть своей досады.
Игорь Васильевич выдерживает паузу.
– Да пойми же ты, тут уже дело политическое. Ну, никак не могла Украина (в Киеве!) проиграть в финале какому-то москалю…
Ну просто, никак не могла и всё тут…
Я не очень понимаю, зачем Игорь Васильевич приплёл сюда политику, борьба – это просто спорт, а в спорте всё должно быть честно. Впрочем, мои юношеские иллюзии насчёт честности в спорте уже не впервые трещат по швам…
– Игорь Васильевич, а я на Союз в этом году уже не попадаю?
Тренер смотрит мне прямо в глаза и, кажется, начинает понимать, что творится у меня душе, что гнетёт меня последнее время. И вдруг, как-то особенно твёрдо объявляет мне.
– На Союз ты поедешь обязательно, это я тебе обещаю.
Я тренеру верю, главная мечта этого года опять обретает очертания реальности, и я невольно улыбаюсь ему в ответ.
– Я тебе это обещаю. – Повторяет он. И после паузы. – Давай не раскисай тут. Приходи в восьмое купе, там сейчас ребята устраивают чаепитие, режут киевские торты на всю команду.
………………………………………………………….
Тёплый, солнечный сентябрь 1972 года, город Новогорск.
Спортивные чиновники задумали провести в стране грандиозный фестиваль спортивной борьбы в городе Баку в ноябре. По задумке организаторов пятнадцать союзных республик плюс Москва и Ленинград должны выставить на этот спортивный праздник по три команды борцов (юношей, юниоров и взрослых) в каждом из трёх видов спортивной борьбы (вольная, классическая и самбо) и назвали это мероприятие кубком СССР. По этому поводу московская федерация спортивной борьбы срочно организовала на спортивной базе олимпийского резерва в Новогорске смотр всех своих сил, собрав в одном месте девять своих сборных команд на оздоровительно – тренировочный сбор. Нельзя сказать, чтобы мы там сильно упирались, скорее наоборот: утром необязательная индивидуальная зарядка, днём ковёр, а вечером, как правило, футбол на свежем воздухе, и опять же, по желанию – не хочешь бегать – сиди в холле у телевизора или в номере с книжкой. Кормили отменно, на ковре тренера сильно не грузили – не жизнь, а лафа…
Вот и сегодня Серёга Корнилаев, Сашка Соловьёв и я, все трое с пятьдесят пятого года рождения, члены юношеской сборной Москвы по вольной борьбе сидим перед ужином в номере у «Соловья» и убиваем время игрой в карты. Ласковое осеннее солнце приятно греет, греет «без фанатизма» как летом. С улицы через открытое окно слышны крики азартных футболистов.
Сашка на правах хозяина банкует.
– Лёх, и как тебе сегодняшний спарринг с самбистом?
– Да никак. Если такие у них чемпионами Москвы становятся, то самбо – это полуборьба какая-то…
Здесь, в Новогорске я подружился с чемпионом Москвы по самбо Ильёй, парнем моего веса и сегодня на ковре мы с ним попробовали друг друга. Я (для удобства партнёру) надел его самбовку, а он моё трико и каждый из нас боролся в свою борьбу, хотя борьба-то в сущности одна и та же, просто каждая со своими нюансами. Нужно сказать, что я остался разочарован уровнем мастерства этого чемпиона Москвы, у нас, у вольников, он на Москве, пожалуй, и в пятерку лучших не вошёл бы…
– Да, – соглашается со мной «Соловей», – ты им, кажется, весь ковёр сегодня вытер.
– С самбистом главное – не попасть на болевой, всё остальное – дело техники.
– И подсечки у них хорошо получаются. – Вставляет Сергей.
– Подсечки? Да. – Соглашаюсь я, – это у них тоже неплохо отработано.
– А ты, чего своего чемпиона не проверишь? – Обращается «Соловей» к Корнилаеву.
– Да… – Отмахивается всегда серьёзный Серёга. – Мне – то это зачем?
– Кстати, – Сашка бьёт мою карту. – А ты прав. Вон Сободырёв, тяж из ЦСКА, какие физические данные, а по мастерам на Союзе выше пятого места ни разу не поднимался. А стоило ему из вольной перейти в самбо, так сразу и чемпионом СССР стал, и мир выиграл…
Вялая игра без интереса не зажигает, но встать и уйти – это значит развалить всю игру, да и делать реально нечего…
– Слушай, Лёш, а почему тебя не было на союзе в этом году? В твоём весе никого достойного и не было, единственный мальчик, что и стал чемпионом, был неплохой, а больше никого… Уж в тройке ты там точно был бы.
Я болезненно пожимаю плечами. Сказать мне нечего. Сашка, не подозревая того, задел очень чувствительную для меня тему. То, что Игорь Васильевич не сдержал своё слово и не сделал мне вызов на первенство страны, было мне тогда непонятно и обидно. Непонятно мне было и то, почему вдруг Игорь Васильевич перестал вообще замечать меня на тренеровках, хотя до этого много индивидуально работал именно со мной. Тогда я ещё не знал, что в чистый спорт опять вмешалась это самая политика. Не знал я, что, заполняя в сборной анкету, в графе «твой тренер» следовало обязательно написать и фамилию давно уже лично не тренировавшего нас главного тренера нашего спортивного общества – Александра Петровича Соловова, а не только Игоря Васильевича Смородинова…
……………………………………………………………….
Воспоминания из моей далёкой спортивной юности всегда греют меня своей грустью, как греют воспоминания о близком и дорогом тебе человеке, но, увы, уже покойнике…
Мир спортивной борьбы…
Это особый мир.
Это мир настоящих мужчин (а не этих бессмысленных «додиков», что наводнили всё вокруг, и у которых с настоящими мужиками только-то и общего так это штаны и что в штанах). Мир спортивной борьбы – это мир постоянной тяжёлой физической работы по строительству своего тела, дающий ежедневные осязаемые результаты, работы на пределе возможного, такой работы, когда, после тренировки нет сил просто встать с ковра и пройти в душ… Это мир постоянного волевого преодоления себя, своей лени, боли от бесконечных травм, это мир ежедневных открытий и достижений в удивительной науке, науке всевозможных телодвижений, где нет (и не может быть) предела совершенству. Это мир сумасшедшего адреналина соревнований, в котором (если всё получилось) ты стоишь на пьедестале после нескольких дней изнурительных схваток, и в твою честь, в честь тебя, победителя, играет туш, а какой-нибудь в прошлом заслуженный мастер одевает в это время тебе на шею медаль… В конце концов, это мир приятных бонусов в виде частых сборов и разъездов по разным городам и весям, где всё за тебя предусмотрели старшие товарищи…
Как так получилось, почему так вышло, что я выбыл из той комфортной для меня среды спортивной состязательности? Почему я не состоялся как спортсмен? Я часто задавался этим вопросом.
С одной стороны всё просто. Получив в восемнадцать лет свои три года за попытку перехода государственной границы, я сошёл с дистанции, освободив дорогу тем, кто шёл за мной.
Но ведь и в Беларусии (где я отбывал свой срок) у меня была возможность и как-то тренироваться, и даже выступать. Да и в двадцать один год, по возвращении в Москву, было ещё совсем не поздно вернутся на ковёр…
В конце концов, я мог бы состояться в мире спорта в амплуа тренера (я уверен – из меня получился бы хороший тренер) и реализовать все свои спортивные амбиции в своих учениках. Но и учёбу в институте физкультуры, и тренерскую практику я забросил ради подвернувшихся больших заработков… Помню как-то встретил я на Большой Колхозной (нынче это опять Сухаревская) своего одноклубника Валерку Лебедева, парня моего веса, который к тому времени, уже будучи мастером спорта по трём видам борьбы, был профессиональным спортсменом. В разговоре коснулись темы его денежного довольствия, и выяснилось, что примерно столько же, сколько тогда ему платило Динамо в месяц, я мог заработать в удачный день… Так и разошлись с ним, завидуя друг другу (он моему достатку, а я его спортивной карьере).