3-й, Тучкова 1.
Пехота, 2 дивизии: 3-я, Коновницына, и 1-я гренадерская, Графа Строганова; 2 сводных гренадерских батальона; конница, лейб-казаки, Черноморская сотня и Тептярские казаки.
Батальоны – 26. Эскадроны – 6. Казачьи полки – 1».
Здесь под эскадронами разумелись Лейб-гвардии Казачий (донской) полк и входившая тогда в его состав Черноморская казачья сотня с берегов Кубани. Тептяри представляли Оренбургское казачье войско, то есть казачество Урала.
В силу своего армейского предназначения казакам пришлось не только открывать (с русской стороны) ружейными выстрелами новую войну с наполеоновской Францией на ночных берегах пограничного Немана, но и быть участниками первых серьезных схваток с врагом. Мемуарист генерал-адъютант граф Е. Ф. Комаровский, инспектор Внутренней стражи, состоявший в первые дни войны в свите императора Александра I, в «Записках» рассказывал о том, как французы входили в Вильно (ныне Вильнюс, столица Литвы):
«…Наш арьергард, состоявший из одних гвардейских казаков, под командою генерал-адъютанта графа Орлова-Денисова, был атакован французами в виленских улицах. Сей генерал так славно защищался, что не только отретировался в совершенном порядке, но даже ранил и взял в плен начальника неприятельского отряда, графа Сегюра, а полковник Ефремов сам своею пикою нанес почти смертельный удар принцу Гоненлоэ, бывшего после при дворе министром короля Вюртембергского».
Адъютант Наполеона А. де Коленкур этот эпизод начала Русского похода Бонапарта тоже занес в свой походный «Дневник»: «Наш авангард имел довольно оживленную стычку в нескольких лье от Вильно, а потом вторую вблизи города. Нашей кавалерии не повезло. Капитан легкой кавалерии де Сегюр попал в плен».
Первый французский офицер, взятый в плен казаками в 1812 году, оказался знатным человеком: он приходился двоюродным братом бригадному генералу графу Филиппу-Полю де Сегюру, блиставшему в свите Наполеона, будучи главным квартирьером его походной штаб-квартиры, и написавшему историю Русского похода 1812 года. Пленный такого рода во все времена был источником важной, конфиденциальной информации, которую нельзя было получить от рядового армейского офицера. Действительно, взятый лично в плен командиром Лейб-гвардии Казачьего полка граф Сегюр, при своем капитанском чине, знал многое из того, что интересовало главнокомандующего 1-й Западной армии генерала от инфантерии М. Б. Барклая де Толли, одновременно еще остававшегося военным министром России.
…Венценосный полководец Бонапарт, казалось бы, в преддверии большой войны постарался предусмотреть все для подъема боевого духа тех сотен тысяч солдат, которые не уставали приветствовать его возгласами «Да здравствует император!» Перед вторжением в Россию, с «запоздалым» объявлением войны ее государю, в «многоевропейских» войсках Великой армии был зачитан приказ императора Наполеона I о начале Русского похода:
«Воины! Вторая Польская война начинается. Первая кончилась при Фридланде и в Тильзите. В Тильзите Россия поклялась на вечный союз с Францией и вечную войну с Англией. Ныне нарушает она клятвы свои. Она объявляет, что дась отчет о поведении своем, когда французы возвратятся за Рейн, предав на ее произвол союзников наших. Россия увлекается роком; да свершится судьба ее!
Не думает ли она, что мы изменились? Разве мы уже не воины аустерлицкие? Россия дает нам выбор: бесчестие или война. Он не сомнителен. Вторая Польская война столь же прославит французское оружие, сколько и первая. Но мир, который мы заключим, будет прочен и уничтожит пятидесятилетнее гордое и неуместное влияние России на дела Европы».
Исследователи Отечественной войны 1812 года (или Русского похода Наполеона) сходятся в главном: на карту было поставлено само существование России как независимого государства, ее державное существование. Неоспоримым доказательством того являются хорошо известные для истории слова, сказанные императором французом перед началом вторжения Великой армии в российские пределы в столице Варшавского герцогства. Победоносный полководец Наполеон тогда заявил для устрашения Европы и непокорившейся ему Российской державы:
«Через пять лет я буду господином мира, остается одна Россия, но я раздавлю ее!»
…С началом вражеского вторжения в российские пределы император Александр I в городе Вильно подписал «Приказ армиям», в котором говорилось:
«С давнего времени примечали Мы неприязненные против России поступки Французского Императора, но всегда кроткими и миролюбивыми способами надеялись отклонить оные. Наконец, видя безпрестанное возобновление явных оскорблений, при всем Нашем желании сохранить тишину, принуждены Мы ополчиться и собрать войска Наши, но и тогда, ласкаясь еще примирением, оставались в пределах Нашей Империи, не нарушая мира, а быть токмо готовыми к обороне.
Все сии меры кротости и миролюбия не могли удержать желаемого Нами спокойствия. Французский Император нападением на войска Наши при Ковно, открыл первый войну. Итак, видя его никакими средствами непреклонного к миру, не остается Нам ничего иного, как призвав на помощь свидетеля и защитника правды, Всемогущего Творца Небес, поставить силы Наши против сил неприятельских. Не нужно Мне напоминать вождям, полководцам и воинам Нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь Словян.
Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу. Я с вами. На зачинающего Бог».
В тот же день император Александр I отправил письмо генерал-фельдмаршалу графу Н. И. Салтыкову, председателю Государственного совета и Комитета министров с поручением управлять внутренними делами Российской империи в отсутствие (в столице) государя. Извещая его о вторжении Наполеона и начале военных действий, самодержец Александр I писал:
«…Оборона Отечества, сохранение независимости и чести народной принудили Нас препоясаться на брань. Я не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в Царстве Моем».
…Атаман Платов, командир летучего казачьего корпуса, узнал о начале военных действий в ночь на 14 июля. В предписании начальника штаба 1-й Западной армии генерал-лейтенанта Н. И. Лаврова, старого суворовца и георгиевского кавалера, атаману Войска Донского приказывалось «действовать из Гродно во фланг и тыл неприятельских корпусов, которые станут переправляться чрез Неман», и идти на соединение к главным силам военного министра генера от инфантерии М. Б. Барклая де Толли. Такое предписание, разумеется, не отвечало реалиям каждодневно менявшейся тактической обстановки на театре войны. Оно просто запоздало.
Донской атаман, естественно, отдал свой приказ по корпусу, который был зачитан в полках. Среди прочего, М. И. Платов, отметив справедливость войны со стороны России, указал, что те казаки, которые в боях лишатся коней, «должны биться пешими до последней капли крови, а также, будучи легко раненными, не должны уходить с поля боя».
Пока позволяло время, Платов предусмотрительно отправил из Гродно обоз числом более трех тысяч подвод «по найму». В них отсылались подальше от границы больные казаки, излишнее оружие, запасы корпусного провианта, «главная аптека», воинская амуниция, различное казенное имущество. Обозам давался небольшой конвой со строгим устным приказанием старшему в чине хорунжего: французам ничего не уступать и не оставлять.
То, что вывезти было невозможно, – уничтожалось. В противном случае оно могло послужить неприятелю хорошую службу: Наполеон привычно делал ставку на снабжение своих войск провиантом и фуражом за счет местного населения. Такое правило в войнах его подводило крайне редко, пока Бонапарту не довелось оказаться в России. Казаки же своими трудами и стараниями лишали французов и их союзников возможности «хорошо кормиться на чужой земле и иметь лошадей сытыми».
Когда к городу стали приближаться кавалерийские авангарды группировки брата Наполеона, Вестфальского короля Жерома Бонапарта, донской атаман приказал истребить мосты у Гродно и корпусу отходить к близкой Лиде. И этот город пришлось оставить французам. Тогда под Гродно прозвучали первые пушечные выстрелы донской казачьей артиллерии.
По первоначальному операционному плану, генерал от кавалерии М. И. Платов имел назначение: летучему корпусу «ударить во фланг и тыл неприятелей, когда они переправятся через Неман», а князь Багратион должен был поддерживать его частью сил своей 2-й армии. События развивались так, что казачий корпус и багратионовская армия не отделялись один от другого целый месяц, с открытия наполеоновского Русского похода до переправы через Днепр, а потому действия их находились в неразрывной связи.
12 июня военный министр России генерал от инфантерии М. Б. Барклай де Толли, опережая события, отправил в Волковыск князю Багратиону и в Гродно атаману Платову следующие повеления о их действиях в случае перехода наполеоновской армии через пограничный Неман, то есть в начальный период войны. Командующему 2-й Западной армии приказывалось:
«…1) Платову предписано сосредоточить свой корпус около Гродно, и идти неприятелю во фланг.
2) армия, вверенная вам, должна способствовать сему действию, обеспечивая тыл корпуса Платова…»
Отношение к атаману Войска Донского генералу от кавалерии М. И. Платову гласило следующее:
«Так как главнейшие неприятельские силы сосредоточены между Ковно и Меречем, и сегодня, вероятно, последует переправа неприятеля через Неман, то предлагаю вам:
1) Иметь корпус ваш сосредоточенным около Гродно.
2) С первым известием о переправе неприятеля идти решительно ему во фланг, действовать сообразно обстоятельствам и наносить всевозможный вред.
3) Не должно излишне озабочиваться тылами вашего корпуса, ибо князю Багратиону дано знать о предназначенных вам действиях, и предписано обеспечивать тыл ваш».
Платов, получив такое предписание военного министра, немедленно отрядил сторожевые партии к Меречу «для разведывания не переправляется ли там неприятель». Французские начальники, чьи воинские части находились в том месте, были неприятно удивлены внезапным появлением перед ними на той стороне государственной границы большого числа конных казачьих дозоров. Они словно сторожили врага, уже изготовившегося к броску через линию госграницы.
Историк А. И. Михайловский-Данилевский так описывет непростую ситуацию, которая сложилась для 2-й Западной армии и летучего казачьего корпуса в первые три дня с начала войны:
«…13 июля, когда уже совершилось вторжение неприятеля, Барклай де Толли известил о том князя Багратиона, и объявил ему подтвердительное высочайшее повеление, согласное с посланным ему накануне.
Князь Багратион тотчас вступил в сношение с Платовым, и советовал ему действовать так, чтобы не быть отрезанным от 1-й армии, и для того идти из Гродно правым берегом Немана на Лиду и Минск.
«В сем случае, – писал ему князь Багратион, – я соберу мою армию за Щарою, в Слониме, где будут и мои казачьи полки под начальством Иловайского 5-го. При отступлении они прикроют мой левый фланг, а перейдя Несвиж, я их отправляя на мой правый фланг, откуда они могут, совокупно с вашим корпусом, быть подкреплены моею армиею, наносить неприятелю вред и сохранять сообщение с 1-ю армиею. Впрочем, я говорю собственные мои мысли, и единственно для того, чтобы вы приняли оные в одном случае к соображению, а в другом, если не имеете особенных повелений, то для совместного выполнения».
Давая советы сии Платову, князь Багратион не выступил из Волковыска, но собрав там армию, писал к Барклаю де Толли, чтобы он испросил (у императора. – А.Ш.): идти ли ему на Минск? Два дня прошло в ожидании ответов от Барклая де Толли и от Платова. Платов не был подчинен князю Багратиону, а потому последний и не знал: согласится ли атаман на его предложение обратиться на Минск или, может быть, вознамерится из Гродно взять иное направление на сообщение неприятелей?»
…С началом войны император Александр I через временщика генерала от артилерии А. А. Аракчеева отправил каждому корпусному командиру через флигель-адъютантов предписания о направлении начального движения войск. В Гродно к атаману («гетману») с секретным пакетом был послан князь ротмистр С. Г. Волконский, будущий декабрист-каторжник. Он отправился в рискованную поездку почтовым трактом в сопровождении слуги, унтер-офицера и рядового Оренбургского драгунского полка.
Императорский флигель-адъютант Волконский догнал (был встречен разъездом) летучий казачий корпус тогда, когда тот отошел от города Гродно уже на три суточных перехода. О выполнении начальных указаний предписания императора говорить уже не приходилось. Французы в крупных силах разъединили русские армии, стоявшие в приграничье и имевшие штабы на большом удалении друг от друга – в Вильно и Волковыске.
Атаман М. И. Платов оказался в первый же день войны в крайне затруднительном положении. Ему было предписано действовать в составе 1-й Западной армии Барклая де Толли. Но летучий казачий корпус при свойственной ему быстроте, не мог к ней присоединиться в силу стратегического замысла венценосного полководца Наполеона. Движение корпуса маршала империи Жака Луи Даву, самого сильного по составу в Великой армии, отбросило от Вильно платовский корпус. Ему пришлось «обратиться к армии князя Багратиона». Об этом Матвей Иванович известил государя, находившегося при 1-й Западной армии, через ротмистра князя Волконского.
В ходе начального этапа отхода от государственной границы в «команде» Платова оказался отряд генерал-майора И. С. Дорохова в составе Изюмского гусарского, двух (1-й и 18-й) егерских, двух казачьих полков, роты легкой артиллерии (12 орудий). Дорохов тоже не смог соединиться с 1-й Западной армией, тоже совершил марш-маневр (потеряв всего 60 человек), войдя в соприкосновение с платовским корпусом близ Воложина. Так в подчинении донского атамана оказалась легкая егерская пехота, чем он умело и воспользовался.
Дороховский отряд в начале войны являлся арьергардом 4-го армейского корпуса. Но, оказавшись отрезанным от главных корпусных сил, отряд, не обремененный тяжестями и потому маневренный, вместе с корпусом Платова получил приказание переправиться через Днепр у Быхова и оттуда следовать на соединение с армией Барклая де Толли к Смоленску.
Приказы Барклая де Толли для 2-й Западной армии и летучего казачьего корпуса, входившего в ее состав, оказались невыполнимы по той причине, что и Наполеон, как талантливый полководец, не дремал, двигая вперед корпуса своих маршалов. Стало ясно, что двум главным по силам русским армиям придется с боями идти на соединение друг с другом где-то западнее Смоленска.
В той ситуации военный министр России был вынужден решением государя отменить атаману М. И. Платову первоначальный приказ совершать диверсии во фланг и тыл переправившегося через Неман неприятеля, а идти вместе с армией Багратиона на соединение с 1-й Западной армией. Летучий казачий корпус должен был прикрывать ее походный марш. Собственноручное повеление императора Александра I донскому атаману гласило следующее:
«Пока вверенный вам весь корпус казаков будет находиться между Лидой и Вилейкою, должны вы иметь предметом для нападений ваших на неприятеля все дороги, ведущие от вас к Вильне, по коим посылать вам вперед отряды из 500 до 1000 казаков, по усмотрению вашему, назначив сим отрядам пункты, на кои им отступать.
Когда весь корпус казаков минует Вилейку, тогда нападения казаков должны производиться на сообщения неприятеля с Вильною, прикрывая марш армии князя Багратиона; соображать же движения свои по направлению армии его, следующей по предписанию из Волковыска чрез Новогрудок на Вилейку, и которая служить будет вам опорою на случай вашего на нее отступления.
Посему и должно вам иметь беспрерывное сношение с князем Багратионом, которому предписано уведомить вас о подробнейшем направлении марша вверенной ему армии, а вам как можно чаще извещать его о всех движениях, как ваших, так и неприятельских, равномерно доставлять известия сии ко Мне и Военному Министру, в место пребывания главной квартиры между Видзою и рекою Двиною».
Платов выполнил приказ главнокомандущего 1-й Западной армии. 22 июня его летучий корпус у Николаева соединился со 2-й Западной армией князя Багратиона. Донской атаман временно переходил в его начальствующее подчинение, хотя в чинах они были равны: один полным генералом от инфантерии (пехоты), другой – полным генералом от кавалерии.
21 и 22 июня платовским казакам пришлось провести два боя с легкой кавалерией неприятеля из Первого армейского корпуса Великой армии маршала Л. Н. Даву – у Вишнево и Гудиненты. Столкновения оказались скоротечными, поскольку наполеоновцы в серьезное дело ввязываться не стали до подхода главных сил. В силу такого обстоятельства казачьи полки достаточно спокойно уходили от преследователей, прикрывшись дозорными разъездами. Атаман Платов отправил о том донесение главнокомандующему, в котором писал:
«Неприятель разбит и отретировался назад. Убито у него до ста человек. Сегодня поутру наступает на меня неприятель у селения Гудинешты и я, отразивши его, решился идти на селение Бакшты».
23 июня летучий казачий корпус расположился лагерем у села Бакшты. В тот день казачьи разъезды донесли атаману, что севернее, в Воложине, появился в больших силах неприятельский авангард. Платов решил выступить из Бакшты на юг, к Николаеву и там переправиться через Неман. Оповещенный о том князь П. И. Багратион, чья 2-я Западная армия двигалась еще южнее на Несвиж, предложил донскому атаману присоединиться к нему, для чего оставил для охраны неманских мостов в Николаеве и Колодзине два воинских отряда. Багратион предупреждал, что оба моста в полдень будут уничтожены, то есть сожжены, дабы французы ими не воспользовались.
В тот же день главнокомандующий 2-й Западной армией приказал Платову вместе с отрядом Дорохова занять Воложин и удерживать его до 26-го числа. Атаман послал казаков разведать путь движения в Воложин. Оказалось, что дорога идет через болото, проходимого только в зимнее время, когда оно крепко замерзает. Поскольку французские войска находились не далее мили от Бакшты, то занимать Воложин уже не имело смысла, о чем и был извещен Багратион.
2-я Западная армия начала отход от Волковыска. Казачьи партии, «обозревавшие за Неманом дороги», своевременно донесли генералу от инфантерии П. И. Багратиону о том, что самый сильный в Великой армии почти 60-тысячный корпус маршала Даву перекрыл ему прямой путь на Минск. Даву имел сил намного больше своего противника (5 пехотных дивизий и 2 легкие кавалерийские бригады) и мог надеяться на победный для себя исход встречного сражения.
Ученик Суворова «князь Петр» это прекрасно понимал и, умело маневрируя, продолжил отход от госграницы. В то же время багратионовская армия, «глазами и ушами» которой стали платовские казаки, начала опасно удаляться от 1-й Западной армии. Но в той ситуации иного и быть не могло: Наполеон контролировал ситуацию, а не его противники.
Летучий казачий корпус, будучи уже в первые дни войны отрезанным от главных сил своей 1-й Западной армии, вошел в соприкосновение с армией князя П. И. Багратиона не по желанию донского атамана. Платов, получив первый приказ военного министра ударить неприятелю во фланг, такой приказ в сложившейся ситуации исполнить не мог. Тогда он запросил генерала от инфантерии М. Б. Барклая де Толли дать ему новое указание.
Тот ответил так: «Весьма мудрено давать мне за 300 верст вашему превосходительству наставления, которые разрешаются местными обстоятельствами». Здесь следует заметить, что на действия 1-й Западной армии при отступлении к Смоленску заметно повлияло отсутствие в ее рядах сильной по составу легкой казачьей конницы. Это признается многими исследователями.
Ситуация и местоположение летучего казачьего корпуса говорили только об одном: прорыв сквозь боевые порядки наполеоновских корпусов для соединения с 1-й Западной армией невозможен. Если он и удастся, то это будет сопряжено с большими, ничем не мотивированными потерями в людях и лошадях. Рядом же, на путях отхода от границы находилась 2-я Западная армия генерала от инфантерии князя П. И. Багратиона, с которым атаман Платов был хорошо лично знаком и дружен. Да и к тому же тот и другой желали сражаться, а не отступать без боя от границы. Так судьба свела вместе двух героев войн с наполеоновской Францией уже в первые дни опасно начинавшейся для России войны.
Первый раз атаман М. И. Платов провел бой с большими силами французов 26 июня у местечка Кареличи (Кореличи). Или, говоря иначе, его летучий казачий корпус впервые столкнулся в той войне с вражеской кавалерией. Но это была проба сил сторон, «пристрелка» перед серьезным делом, в которой никто не упорствовал, а только присматривался друг к другу.
В тот день летучий казачий корпус, прикрывая отход 2-й Западной армии к городу Несвижу, без особого труда разбил неприятельский авангард, состоявший из трех колонн польской легкой кавалерии, отбросив его к городу Новогрудку. «Казачьи генералы Иловайский 5-й и Карпов 2-й ударили на поляков и гнали их до Новогрудка».
После боя у Кареличей платовский летучий корпус продолжил свой окружной путь к Смоленску. Боевые столкновения стали обыденным делом, то есть работой для казачьих разъездов. Платов писал, что «и хотя урон был мал, но он был, и был каждый день…» «Об убитых и раненых» у него велся «домашний счет».
…Начальное серьезное дело в «грозу 12-го года» казачья конница имела у Мира, небольшого местечка Новогрудского уезда Гродненской губернии. Здесь произошел двухдневный бой (27 и 28 июня) летучего казачьего корпуса генерала от кавалерии М. И. Платова, составлявшего арьергард 2-й Западной армии, с 4-й (Польской) легкой кавалерийской дивизией дивизионного генерала Александра Рожнецкого (3,6 тысячи человек при 3 конных орудиях), находившегося в авангарде группировки Великой армии Жерома Бонапарта, Вестфальского короля.
За день до боя атаман Платов получил от князя Багратиона задачу задержать у Мира двигавшийся со стороны Новогрудка неприятельский авангард. Это давало уставшим от каждодневных марш-бросков войскам 2-й Западной армии кратковременный отдых в городе Несвиж Слуцкого уезда Минской губернии.
26 июня генерал от кавалерии М. И. Платов имел под своим непосредственным начальством не весь корпус, а только немногим более двух тысяч всадников. Эту силу сставляли: половина Атаманского полка, Донские казачьи полки Н. В. Иловайского и В. А. Сысоева, 1-й Башкирский, Ставропольский калмыцкий и Перекопский крымско-татарский полки и 12 конных орудий (рота донской артиллерии). Часть корпуса под командованием генерал-майора Д. Е. Кутейникова была отправлена «для открытия связи» с шедшим на соединение со 2-й Западной армией отрядом генерал-майора И. С. Дорохова. Это была часть авангарда 4-го пехотного корпуса, отрезанного неприятелем от 2-й Западной армии. Другие казачьи полки несли боевое охранение флангов багратионовских войск (три из них, поспешив, участвовали в деле под Миром).
План атамана Платова на бой был следующий. Полк Сысоева оставался в Мире. Южнее местечка, в деревне Симаково, укрылись остальные полки. По сторонам дороги от Мира на Несвиж в перелесках скрытно расположились по сотне быстроконных, отборных казаков.
Первым подошел к Миру утром 27 июня передовой эскадрон 3-го Польского уланского полка полковника А. Радзиминского, входившего в состав 29-й бригады генерала Казимежа Турно. Уланы атаковали находившихся в местечке донцов, и Сысоев, совсем не упорствуя, стал уводить свой полк по дороге на Несвиж. Воспринимая это как большой успех, в погоню устремились все три эскадрона уланского полка. Поляки не подозревали, что их умело заманивают в засаду, которая таилась совсем близко от Мира.
При первых признаках погони за сысоевцами, атаман Платов повел полки, стоявшие в Симаково, к местечку по Несвижской дороге. 3-й Польский уланский полк неожиданно для себя оказался на дороге окруженным со всех сторон. Полковнику Радзиминскому пришлось отдать приказ на отход, то есть пробиваться к местечку Кареличи. Отход сразу же превратился в повальное бегство, поскольку платовцы преследовали вражеских конников буквально по пятам, да еще с трех сторон. Теперь уланам приходилось уповать только на резвость своих коней.
Как только бригадному начальнику генералу Турно стало известно о неудачном начале боя на Несвижской дороге для 3-го уланского полка, он поспешил с двумя другими полками (15-м и 16-м уланскими) занять долину реки Уши у местечка Пасячна (Пясечна), находившегося к северо-западу от Мира. Турно отрядил три эскадрона для защиты плотины (то есть переправы) на реке, а с тремя другими перешел на противоположный берег Уши, где уланская кавалерия выстроилась для боя.
Уланы еще не успели построиться как надо, как на них вынеслись остатки вконец расстроенного 3-го уланского полка, преследуемого расходившимися казаками. Когда беглецы соединились с главными силами генерала Казимежа Турно, преследователи остановили бег своих коней, но лишь для того, чтобы понестись вперед в новой атаке. В ее ходе платовцы опрокинули польских улан и принудили их бежать за плотину. При этом часть улан завязла в болотистых берегах реки Уши, и была перебита пулями и ударами пик. Другая, большая часть, оказалась взятой в плен. Был ранен полковник Радзиминский.
Тем временем к Пасячне подошла вся 4-я легкая кавалерийская дивизия генерала Рожнецкого (6 Польских уланских полков, две роты артиллерии: свыше 4,2 тысячи человек, в том числе 184 офицера, 12 орудий, около 4,7 тысячи лошадей). Атаман Платов прекратил бой 27 июня и, оставив под Миром в качестве своего арьергарда три полка, с остальными вновь отошел к Симаково, заняв у деревни выгодную засадную позицию. Князю Багратиону было послано подонесение о ходе и рультате проведенного боя.
Потери Платова в тот день составили всего около 25 человек убитыми и ранеными, что свидетельствовало о том, что польские уланы рукопашного боя не приняли. Их потери превысили 300 человек, пленными из которых оказалось 250 нижних чинов и 6 офицеров, в своем большинстве «перераненных». Соотношение сил сторон, непосредственно участвовавших в первый день боя у Мира, было следующим: Платов ввел в дело 7,5 полка (около 3 тысяч всадников), Турно – 6 уланских эскадронов численностью в 1300 человек.
Вечером того же дня генерал Рожнецкий получил предписание от командира 4-го корпуса кавалерийского резерва генерала М. В. Латур-Мобура занять на другой день местечко Мир и продвинуться к городу Несвижу. О том, что неприятель продолжает наступательное движение, стало известно Багратиону, и он решил усилить атамана М. И. Платова под Миром.
От главных сил 2-й Западной армии на усиление прибыл сводный отряд под командованием генерал-майора И. В. Васильчикова в составе 5-го егерского, Киевского драгунского, Ахтырского гусарского и Литовского уланского полков. Подошел еще один корпусной полк донцов – Иловайского. Теперь войска Платова состояли из почти тысячи егерской пехоты, 2,5 тысячи сабель регулярной кавалерии и 4 тысяч иррегулярной конницы. К тому же атаман предписал отряду генерал-майора Кутейникова идти на соединение с ним. Точных сведений обо всем этом неприятель не имел.
Утром 28 июня дивизия Рожнецкого заняла местечко Мир, которое казаки оборонять не стали. После этого в полдень полки польской легкой кавалерии, памятуя участь 3-го уланского полка, стали с немалой осторожностью продвигаться от Мира по дороге на Несвиж. Так они дошли до Симаково и за деревней встретили передовой отряд платовских казаков. Донской атаман, владея ситуацией, понял, что в данном случае подготовленный им «вентерь» не сработает, и он решил атаковать авангардный уланский полк, которым оказался 7-й полк полковника А. Потоцкого.
Так завязался 28 июня 6-часовой «знатный» кавалерийский бой у Мира. Платовцы атаковали решительно, и после первого успеха обрушились и на полки бригады генерала Турно. Донская артиллерия своим огнем хорошо поддержала конные атаки, в которых приняли участие полки драгун и гусар генерал-майора Васильчикова.
Победный исход боя решило появление на левом вражеском фланге подошедшего казачьего отряда генерал-майора Д. Е. Кутейникова. Тот действовал не менее решительно, чем атаман Платов, с ходу начав атаку бригады генерала Д. Дзевановского (2-й, 11-й и 16-й уланские полки, которые стояли уступами). Польская кавалерия в ходе боя оказалась расстроенной и стала, как и в первый день дела под Миром, стремительно отступать к местечку, по пятам преследуемая противником.
По ходу событий польские офицеры пытались остановить расстроенные эскадроны и привести их в порядок для боя, но их усилия успеха не имели. И уланы находились в паническом состоянии, и казаки преследовали неотступно. Преследование по дороге прекратилось только под самым местечком, в котором появился 1-й конно-егерский полк 19-й бригады генерала Тадеуша Тышкевича из 5-го (Польского) армейского корпуса князя Ю. Понятовского с конной полубатареей, которая успела развернуться для ведения огня ближней картечью.
На второй день боя под Миром атаман М. И. Платов ввел в дело 11 полков иррегулярной конницы (свыше 4 тысяч всадников) и 12-орудийную роту донской артиллерии. В атаках участвовали Киевский драгунский и Ахтырский гусарский полки (полторы тысячи человек). То есть силы победителей немногим превышали численность легкой кавалерийской (уланской) дивизии генерала Рожнецкого.
В первом крупном бою «грозы 12-го года» особенно отличился полк донцов под командованием полковника В. А. Сысоева 3-го. О роли сысоевского полка в памятном бою у местечка Мир историк В. И. Лесин рассказывает так:
«…Поляки настигли преднамеренно отступающую сотню смельчаков и ворвались в Мир, где ожидал их полк В. А. Сысоева. Казаки с ужасным гиканьем бросились на неприятеля.
Ошеломленные внезапным нападением, уланы оставили местечко, но тут же снова пошли в атаку. Началась жестокая рубка. Ржание лошадей, злобные ругательства людей, звон клинков, треск пик, разлетающихся под ударами сабель, – все слилось в какой-то невообразимый шум.
Противник дрался отчаянно…»
28 июня потери польских улан превысили 600 человек, в том числе 250 пленными. Их полки потеряли много коней. Платов доносил по команде, что его «урон был невелик» и определялся в 50 убитыми и сотню ранеными. Шестая часть из них пришлась на первый день, когда сысоевскими казаками для польских улан исполнялся «вентерь».