Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе – Алексей Щербаков

Опять же обычно таких книг я не читаю, наелась в университете, да и давно для себя решила разделять писателя и его творчество, а то ж совсем некого читать будет) но тут читать интересно не с точки зрения покопаться в грязном бельишке людей, возведенных на пьедестал, а с точки зрения литературного процесса в очень пёстрое и непростое время. Автору без труда удается снять с писателей терновый венец мучеников совести, который на них активно напяливали со времён перестройки, и показать картину взаимоотношений власти и творческой интеллигенции, пытаясь не выставлять одних или других в определенном свете. Хотя с автором хочется поспорить и сказать, что жертвы режима, какими бы они не были жадными до славы и неблагодарными, все равно жертвы, ведь читая его книгу, порой так и хочется сказать «сами виноваты», но ведь не настолько, чтобы в расход! Самые интересные главы, на мой взгляд, о Есенине, Маяковском и их времени, про Булгакова и Гумилева тоже читала не могла оторваться, чем ближе к современности, тем поверхностее изложение и категоричнее позиция автора.

Ещё Щербаков несколько идеализирует коллективного читателя. То они журналы перестали читать, потому что почувствовали, что вместо качественной литературы подсунули фуфло (а, сейчас читают, конечно именно потому что качественно, потому что ценят ромфант за литературный вклад!) то, Пастернака с Мандельштамом не читают, т.к. слишком возвышенно и не цепляет ( я со школы Мандельштама люблю и цепляет, а вот с Пастернаком не сложилось). Бросьте, что в народ продвигают, то он читает, плюс всякую бабуйню, чтобы отвлечься и «не загружать мозг» или «прослезиться». На удивление мягко автор отнёсся к Солженицыну, если сравнивать с другими.

Но в целом это добротная работа, от чтения которой трудно оторваться!

Книга после прочтения оставляет после себя двоякие впечатления. Первые главы читать мне было не особо интересно – там рассказывают про писателей времён октябрьской революции, гражданской войны и т.д., многих из которых я просто не знал и даже не слышал про таких. Дальше больше. Многих учительниц русского языка и литературы хватит инфаркт от того, как их любимые писатели и поэты вели себя не культурно-возвышенно, а как обычные люди – пьянствовали, ходили налево, буянили в ресторанах и т.д. Мне это напомнило бесконечные ток-шоу «Большая стирка», «Пусть говорят» и прочую муть с Малаховым, к которой я отношу отрицательно – ну не нравиться мне, когда люди выносят сор из избы, показывают грязное бельё и т.д. А вот ближе ко второй трети книги проснулся неподдельный интерес, и в книжку вцепился всеми пальцами – добрались до сталинской эпохи.

Не будем касаться темы «хороший плохой Сталин» и кровавой гэбни, но кое-что хочется упомянуть. Просто так, для размышления.

1. В кровожадном тоталитарном СССР, всячески гнобившим несчастных Творцов, можно было жить, зарабатывая только литературным трудом – и жить достаточно неплохо. В свободной демократической России, где нет никакой цензуры и можно печатать всё что угодно – почему-то нет.

2. Кровавая гэбня сама по себе действовать не будет – ей нужен толчок, побуждающий его к действию. Такие толчки им щедро давали сами писатели, с азартом строчившие доносы друг на друга.

Ярчайший пример с Мандельштамом. В 1933 году он пишет антисталинское стихотворение, как сейчас говорится, «срывающее покровы». Ну, это же нормально для Творца – кусать кормящую тебя руку (см. пункт 1 для размышления). Стихотворение он отважно читает тайком на квартире, десятку близких людей и коллег. Кто-то из этого десятка написал известно что и известно куда – толчок дан, НКВД зашевелилось (см.пункт 2). С этим арестом связана одна из забавных историй. Не знаю, насколько она правдива, но, зная любовь Сталина к троллингу, она вполне имеет место быть.

Борису Пастернаку позвонил Поскребышев и сказал:

– Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин!

И, действительно, трубку взял Сталин и сказал:

– Недавно арестован поэт Мандельштам. Что вы можете сказать о нем, товарищ Пастернак?

Борис, очевидно, сильно перепугался и ответил:

– Я очень мало его знаю! Он был акмеистом, а я придерживаюсь другого литературного направления! Так что ничего о Мандельштаме сказать не могу!

– А я могу сказать, что вы очень плохой товарищ, товарищ Пастернак! – сказал Сталин и положил трубку.

Но шутки шутками, а арест арестом. Правда, как выясняется в итоге, истерия вокруг несчастных страдающих творцов бывает излишне раздута. Например, сам Бродский писал про свою ссылку в архангельскую деревню, что это было его лучшее время. Благо, работа в местном ДК была для него не особо обременительная – это не лес валить или в поле копать. Тот же Мандельштам сам мог выбрать место своей ссылки, остановившись в итоге на Воронеже – а ведь могли принудительно заслать куда-нибудь в Нарьян-Мар или Новый Уренгой.

С особым вниманием читал главу про Солженицына. Разочарован не оказался – автор выражает вежливое недоумение тому, как отсидевший в лагерях и бывший там стукачом человек может учить нас «жить не по лжи».Если не считать «грязного белья» в начале, книжка оказалась крайне интересной. Крайне познавательно было взглянуть на многих авторов с другой стороны, без истеричных воплей про репрессии и кровожадное НКВД.

Особой чести выбор книжки мне не делает, но это хоть не детектив.

Опять же, для работы пригодится. Понятно, что это некое а-ля документально-литературное исследование, касающееся отношений известных писателей-поэтов с государственной властью, в частности, с властью советской, но и дальше тоже.

Написана книжка неизвестным мне товарищем по имени Алексей Щербаков, сведений о котором почти нет, но из книжки ясно, что он журналист, я бы даже сказала, крепкий журналюга, почти ровесник, питерский хулиган и рок-н-ролльщик (что для меня имеет значение), с пиететом к В.Топорову (много его цитирует и уважает как человека за конкретные поступки), с уважением к Сталину (но без фанатизма), знаток писательской тусовки. Книжку купила давно, и она у меня все со шкафа падает, когда тянусь за чем-нибудь нужным. А тут решила все-таки хоть глазком. Сначала нарыла в инете отзыв, который умилил меня своей искренней верой в то, что учителя русского языка и литературы – сентиментальные барышни из пыльного дворцового коридора, которые так же, как и автор сей писанины, о многих писателях «просто не знают» и «даже не слышали про таких».

А не слышал милый рецензент, ни много ни мало, про Пильняка, Бабеля, Гумилева, Пастернака… ну, про кого там еще можно не слышать… наверное, про Бродского и Солженицына, может, про Лимонова.

Очень надеюсь, что хоть про Маяковского с Есениным он слышал. Но самое главное, на что я купилась и книгу открыла, это вот:

"Многих учительниц русского языка и литературы хватит инфаркт от того, как их любимые писатели и поэты вели себя не культурно-возвышенно, а как обычные люди – пьянствовали, ходили налево, буянили в ресторанах"

Пошла за инфарктом, да. Очень захотелось узнать, как это там знаменитые писатели ходят налево и пьянствуют, неужто, как простые русские люди.Дальше…

Книжка мне понравилась.

Не скажу, что много нового я для себя открыла в биографиях писателей, но взгляд автора на писательскую среду и отдельных представителей этой среды мне близок и понятен. Писатель тоже человек, и не всегда идеальный человек, даже чаще – наоборот, совсем не идеальный. Ага, «пьянствует, ходит налево и буянит в ресторанах».

Абсолютно понятно желание автора, не отнимая у писателей их литературного пьедестала, взорвать лишний человеческий постаментик, на который взгромоздили наших творческих деятелей время, идеология, власти, вдовы, восторженные читатели и почитатели.

Сделано все спокойно, без истерик, без нарочитости. Ну, на самом деле, зачем одному Булгакову два постамента: постамент для любимого миллионами автора «МиМ» и постамент для жертвы сталинского режима от заплаканной вдовы и возмущенных сим режимом потомков? Стоять на двух постаментах, все равно что сидеть на двух стульях – грохнешься обязательно. Не сегодня – так завтра. Читать мешало понимание того, что книжка о гениях написана автором буквально на коленке. До середины – точно. Нет, все, что там написано, похоже, обдумано основательно и не один раз, но вот воплощено небрежно.

Глаз и ухо режет бесконечное «круто» и «чётко». Не могу не процитировать, хотя это очень неудобно – текста в инете нет. «Тогдашняя – да и сегодняшняя – политика, допустим, телевидения очень четко направлена на воспитание человека „общественного потребления“. Просто большевики были первыми, кто эту задачу четко сформулировал».

Тут еще и с грамматикой что-то напутано. "Декларируемый имажинистами метод – текст как нагромождение крутых образов – много позже всплыл в текстах русских рок-музыкантов < >

В газетах писали вещи покруче. < >

Времена были крутые, так что…"

Современный сленг, употребляемый автором в рассказе о 20-30-х годах прошлого века действует приблизительно так же, как фраза «Пушкин взял чемодан и поспешил на электричку». «В этом … скрыта одна из причин поведения двух самых агрессивных литературных тусовок двадатых годов – ЛЕФ и РАПП».

"…есть дворянская культура, буржуазная… А теперь в темпе вальса необходимо создавать свою, пролетарскую. < >

Впрочем, эти левацкие закидоны не определяли деятельности Пролеткульта".

"…поэт не учел, что времена переменились. И облажался".

"… «пролетарских писателей» попросту разогнали. Лафа кончилась".

Кроме того, есть и просто ошибки.

Но поскольку вторая часть книги чище и ровнее, то и первая была прощена.

Да и содержание подкупило. В моем представлении, все писатели делятся на тех, в чьем творчестве адекватно отражается их личность (Толстой, Пушкин), и на тех, кто, несмотря на дырявую личность, душу с нравственными прорехами, может создать шедевр вдохновляющий и созидающий. Ну, или разрушающий красиво, так, что сам разрушаемый деструкцию ощущает как благодать. В книге речь идет только об одном из первых, а все остальное – о вторых. О тех, чья личность была подвергнута проверке не самыми лучшими временами и обычными человеческими искушениями: славой, властью, деньгами, – и этой проверки не прошла. Автор не судит, просто отделяет мух от котлет: вот творчество – а вот человек.

Скажу по чести, мой взгляд совпал с авторским почти стопроцентно, несмотря на его явную симпатию сталинскому режиму. Ну, посудите сами.

Какой смысл кричать о том, что Есенин пал жертвой кровавой гэбни, если человек действительно допился до чертей. При этом был дружен с этой самой гэбней, ни слова не сказал супротив, сам был довольно хитер и смекалист и нюхом чуял, откуда ветер дует и как писать творить по ветру, а не плевать против. Очень убедительно рассказано и доказано, что простодушия в Есенине было не больше, чем в лисе Алисе, особенно, когда он явился в Питер.

Маяковский, встретив его «в лаптях и рубахе с какими-то вышивками крестиком», «Есенину не поверил». Да и правильно. «– Пари держу, что вы все эти лапти, петушки да гребешки бросите! Есенин возражал с убедительной горячностью…»

И бросил же, кто б сомневался. И не потому, что понял прелесть городского наряда, а потому что добился своего – произвел впечатление, стал заметен.

Документально доказывается и то, что смерть Есенина – самоубийство, а никакие не происки режима. Но про это уже мне и говорить не хочется. Сама я Есенина как поэта никогда не любила, а остальное тогда – зачем? Удивительные параллели проводит автор с современными медийными рекламными трюками, убедительно доказывая, что «все уже украдено до нас» и что футуристы начала века двадцатого занимались не чем иным, как самопиаром и рекламой, а реклама, как известно «эксплуатирует штампы сознания, а не создает новые формы».

Не гнушался этим и Маяковский. При всем моем уважении к нему как к поэту. И трагедия-то его жизни, и смерть – все оттого, что наступил-таки «на горло собственной песне», а не оттого, что замучили его режим и несвобода. Свободней многих были писатели при Сталине, ибо идеология была такова: на голом принуждении никуда не уедешь, нужна смазка. И вот этой смазкой умный Сталин и сделал литературу, а чтобы смазка была нужной марки, он просто купил тех, которые поталантливее и попродажнее, скопом, подарив им Переделкино, кормушку в виде Союза писателей и тд и тп, о чем все прекрасно осведомлены, поскольку читали «Мастера и Маргариту». Так вот вопрос. Ежели ты такой идейный и кровавая гэбня тебе палки в колеса сует, чего ж ты стал «первым учеником»-то?

Понятно, какой идиот выберет нищету и прозябание в безвестности, если есть возможность писать не в стол и жить безбедно. Можно за это осудить? Да нет, конечно.

Только ты не тычь в нос своим чистым, незапятнанным прошлым и борьбой с несправедливостью. Из всех поэтов и писателей начала 20-го века честным остался только Гумилев. Я никогда не понимала его поэзии, она меня всегда страшила непонятной силой и экзотичностью, но как человек уважения он достоин безмерного, и разные источники тому свидетели.

Он ЕДИНСТВЕННЫЙ, кто по этому дурацкому Кронштадскому делу, которого и не было-то толком, не сдал ни одного человека. НИКОГО. А его «посчитали» и в списки внесли. И расстрелян был не за то, что участвовал, а за то, что, скорее, плевал на существование политических передряг и жил так, как считал нужным. За легкомыслие, короче. За безумство храбрых. А был ум жадных. Имя Мандельштама ничего не говорит моему сердцу. Как и его поэзия. Но я не согласна с автором, что «если кто-то о Мандельштаме и помнит, кроме профессиональных филологов, то лишь благодаря раскрученному вдовой мифу. Даже в застойные времена в среде фрондирующей интеллигенции его чтили, но не читали». Что касается меня – это, безусловно, так: не читаю, не люблю, не помню. Имя звучит, однако. Уж не знаю, насколько читаемы стихи. Но дело в другом. За всей невнятицей биографии всегда слышны два мотива: жертва и могильная тоска. Могильную тоску можно отбросить сразу, это я понимала всегда. Собственно, если человек погиб в лагере, это, конечно, страшно. Но почему-то мне, особенно после чтения статьи о Мандельштаме в данной книжке, совсем перестало быть неловко за то, что я его не люблю. Ни как писателя, ни… никак… Мнения о Пастернаке у нас с автором совпали тоже.

Единственная цитата, известная, но определяющая:

"А я могу сказать, что вы очень плохой товарищ, товарищ Пастернак!"

И.В. Сталин.

А стихи его я люблю. Гениальную оценку бессмертному роману Булгакова «Мастер и Маргарита» дает Щербаков. По-моему, это самая адекватное суждение из всех, мною когда-либо слышанных. Помним о роли литературы в нашем царстве-государстве. «Именно на сореализме воспитано поколение железных людей, которые не пропустили немцев (я не понимаю, почему не „фашистов“). … А поколение, воспитанное на „Мастере и Маргарите“, пустило страну псу под хвост».

Шедевр, но воздействие вот такое. Разрушительное. И ничего не попишешь. Осталось удивиться, как совпали наши взгляды на глыбу и матерого Солженицына."Человек мог сломаться в лагере – и пойти в «суки», чтобы облегчить себе жизнь. Он мог пойти на это и из идейных соображений… НО! Вставать после этого в позу морального судьи всех и вся, призывать «жить не по лжи» – как-то не с руки…"

Даже если отбросить темную историю со стукачеством Солженицына в лагере, то его нравоучения из-за бугра, когда здесь в 90-е годы творилось черт знает что и самим было не разобраться, меня всегда выводили из состояния равновесия, ибо сытый голодного не разумеет, а уж поучать этого голодного – просто стыдно. Доброго слова заслуживает В.Топоров, чьи статьи цитирует автор. Но не за цитаты, а за честность и смелость. Отбиться от стаи, когда все за, и только ты против, не подписать то, что подписали все – это дорого стоит. Я и сама к нему не очень ровно дышу. Вот такие вот писатели и творческие деятели. И, похоже, ничего не меняется. Да и зачем? «…творческая интеллигенция мечтала о трех вещах: возможности громко тявкать на власть, писать книги матом и ездить за границу… Когда они всего этого добились – на остальное им стало наплевать».

Это о шестидесятниках и «Метрополе». Но что изменилось-то? Свобода – лить дерьмо? Художественность – чернуха и дурной слог? Любовь читателей – количество бабла?

***

Эй, писатели!

Напишите мне книгу о добром и вечном!

И я выкину Щербакова за ненадобностью.