© Рогачев А. В., 2017
© «Центрполиграф», 2017
© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2017
Главным восточным радиусом столицы издавна была дорога на Владимир. Именно эта дорога связывала Москву со столицей княжества, ставшего ядром формирования Русского государства. Несмотря на это, трассу восточного радиуса наши предки-москвичи умудрились запутать до предела. Сегодня она проходит от Кремля по Варварке, Солянке, Николоямской улице, шоссе Энтузиастов.
А вот как обстояло дело в древности, никому толком не известно. Все было бы просто и понятно, если опереться на мнение известного историка Москвы И. Е. Забелина. Он считал самой древней улицей Китай-города нынешнюю Варварку (в советское время – улица Разина), по которой будто бы пролегал путь во Владимир[1]. В этом случае древнее направление восточного радиуса совпадает с нынешним.
Однако с И. Е. Забелиным не соглашался другой видный историк – М. Н. Тихомиров. В своих изысканиях относительно первоначального направления Владимирской дороги он ссылается на церковную легенду об обстоятельствах основания Сретенского монастыря. Будто бы на этом самом месте в 1395 году торжественно встречали москвичи икону Владимирской Божией Матери, специально перенесенную в Москву в качестве защиты от грозившего нашествия Тамерлана. Тамерлан до Москвы и в самом деле не дошел, но что послужило причиной – полученные завоевателем сведения о высоком военно-экономическом потенциале Москвы, неурядицы в его войске или простое соображение, что начатый им поход не сулит особых выгод, – дело темное. Церковные легендотворцы, конечно, относят счастливый поворот событий на счет высших сил.
Но в любом случае встреча иконы, прибывшей из Владимира, интересна прежде всего потому, что дает указание на изначальное направление дороги туда. Современный Сретенский монастырь находится в конце улицы Большая Лубянка, идущей почти точно на север от Кремля. Следовательно, можно предположить, что именно так добирались до Владимира наши предки. Именно такой вывод и сделал Тихомиров, на схеме путей сообщения древней Москвы изобразивший Владимирскую дорогу пролегающей по трассе нынешнего проспекта Мира[2]. Правда, в рассуждениях историка заметна географическая нелепость. В той же работе он сообщает, что дорога на Киржач и Юрьев-Польский пролегала по современной Стромынке, то есть южнее Владимирской дороги. Сами же эти города наверняка имели с Владимиром прямую связь. Зачем же в таком случае направлявшимся туда путешественникам нужно было описывать огромный крюк, огибая названные города с севера?
Противоречие могло бы разрешить предположение, что икона приплыла по реке Клязьме и была выгружена на берег где-то в районе современного города Пушкино. Тогда вполне естественной выглядит ее встреча с северного направления.
Но, оказывается, на самом деле все было еще проще. Нынешнее расположение Сретенского монастыря не имеет никакого отношения к знаменитой встрече. Последние исследования показывают, что состоялась она на месте Лубянской площади, где спустя пару лет и была основана обитель[3]. На современное место ее перевели спустя несколько десятилетий.
Поскольку именно от названной площади берет начало стромынское направление, логично считать, что в первые века существования Москвы именно по этой дороге (через нынешнее село Стромынь и город Киржач) и осуществлялась связь нашего города с Владимиром. Путь не самый короткий и удобный, и потому в дальнейшем его заменила современная трасса. Когда в точности это произошло, неизвестно.
Но к тому времени Москва уже была приличным по размерам городом с плотной застройкой, и выход на новое пригородное направление пришлось прокладывать по уже сложившейся запутанной сетке улиц. Ни к чему хорошему это не привело.
Чтобы сегодня выбраться на прямую дорогу в направлении Владимира, нужно от Кремля проехать по кривой Варварке, пересечь одноименную площадь, с короткого Солянского проезда свернуть почти под прямым углом на Солянку, которая выводила к Яузской улице и мосту через Яузу. Сразу за рекой дорога вновь поворачивает, на сей раз под тупым углом на Николоямскую улицу, которая также не отличается прямизной. И лишь за Андроньевской площадью путь на восток приобретает облик важной городской магистрали, которая после пересечения с Курским направлением железной дороги получает прекрасное имя – шоссе Энтузиастов.
Такое название магистраль обрела в 1919 году по инициативе А. В. Луначарского в честь революционеров и политических заключенных, которые следовали в ссылку и на каторгу по этой дороге. Однако постепенно история возникновения имени забывалась, и название магистрали стало восприниматься новыми поколениями москвичей как дань своим современникам – энтузиастам созидательного труда, смелых инженерных решений, глубоких научных исследований. Этому способствовало и то, что вдоль шоссе разместились десятки ведущих промышленных предприятий и научно-исследовательских институтов, многие из которых стали знаменитыми не только в СССР, но и за его пределами. Нужно отметить и исключительное значение шоссе как важнейшей транспортной артерии, проходящей через восточную часть Московской области. Именно там сосредоточены крупнейшие подмосковные города – промышленные центры, такие как Балашиха, Ногинск, Орехово-Зуево, Ликино-Дулево.
Тем самым переименование бывшего Владимирского шоссе, отразившее как становление Советского государства, так и его развитие, оказалось исключительно красивым и одним из наиболее удачных за всю историю Москвы.
К сожалению, общий облик магистрали далеко не во всем отвечает прекрасному имени. Лишь на отдельных участках шоссе созданы впечатляющие, завершенные архитектурные ансамбли. На остальном протяжении – случайная, обрывочная застройка, хотя и среди нее встречаются весьма интересные сооружения. Парадоксальным образом виноваты в этом в первую очередь те самые предприятия, которые являются гордостью восточного радиуса.
Сюда их привлекла исключительная плотность железных дорог на восточных окраинах Москвы. Даже сегодня, после ликвидации нескольких подъездных и соединительных веток, стальные пути сплетаются здесь в причудливое кружево, разрезая городскую территорию на почти изолированные, мало связанные между собой фрагменты. Шоссе Энтузиастов пересекается железными дорогами пять раз, что является рекордным показателем для Москвы. Рядом с ними расположилось бесчисленное множество крупных и мелких предприятий.
Промышленные сооружения всегда представляли собой особую сложность для архитекторов. Придать сугубо утилитарному, жестко подчиненному технологическим требованиям фабричному корпусу приятный для глаз горожан вид удавалось далеко не всегда. Еще труднее было органично вписать разнородные, разномасштабные цеха больших заводов в городскую среду.
Расположенные в окрестностях шоссе Энтузиастов железные дороги и заводы сильно затруднили и замедлили его реконструкцию. Правда, уже в 30-х годах XX столетия кое-где начали создаваться впечатляющие архитектурные ансамбли. Но отдельные достижения не сильно меняли общее не слишком благоприятное впечатление.
Зато предприятия, возникшие вдоль восточного радиуса, внесли огромный вклад в великое дело индустриализации страны. Многие из них стали флагманами советской индустрии. Весом был и вклад в развитие городского хозяйства.
У восточного радиуса есть и еще одна, не слишком приятная особенность, выделяющая его среди прочих московских магистралей. Его окрестности стали средоточием многих громких аварий и катастроф. Их здешняя плотность заметно превышает среднемосковский уровень. В этом отношении дорога на Владимир уступает только северному радиусу – дороге на Дмитров, где печальные события происходили еще чаще.
Но прежде чем оценивать впечатления от шоссе Энтузиастов, направляющемуся во Владимир путнику предстояло (и предстоит сегодня) вволю поколесить по извилистым улочкам московского центра, которые составляют начальное звено восточного радиуса.
В отличие от радиуса северного восточный радиус начинается от самых стен Кремля. Но именно от стен, а не от ворот, как, казалось бы, пристало столь важной магистрали. И в этом уже видно несколько пренебрежительное отношение. В древности все было иначе. Восточный радиус начинался от ворот Константино-Еленинской башни, построенной в 1490 году итальянским архитектором Пьетро Антонио Солари (Петром Фрязиным). Сейчас башня глухая, но первоначально была проездной, с подъемным мостом через ров. Лишь в конце XVII века ворота были заложены, а нижний ярус башни превратили в тюрьму. За прошедшие века заложенная арка ушла глубоко в землю, лишь ее верхняя часть хорошо видна на фасаде башни.
Константино-Еленинские ворота московского застенка на рубеже XVI и XVII вв. С картины A. M. Васнецова
Первым элементом восточного радиуса является улица, носившая наименование Варварка – по расположенной на ней церкви Варвары. В советские годы диковатое прозвище исчезло, улица получила имя вождя крупнейшего крестьянского восстания XVII века – Степана Разина. Но в пору разгула демократии мудрецы из Комиссии по наименованию московских улиц решили, что никому не ведомая и никому не нужная замшелая Варвара более важна для москвичей, чем имя отважного руководителя войны русских крестьян за свои права.
Так улица Разина вновь стала Варваркой. Официально ударение ставится на втором слоге, но поскольку Варвара особой популярностью среди москвичей не пользуется, то многие лица, особенно представители молодого поколения, ставят ударение на первом слоге. И для этого имеются достаточно весомые основания.
С начала XX века Варварка – Разина представляла собой обыкновенную улицу московского центра – тесную, извилистую, с капитальной, но разномастной застройкой. Но была у нее и интересная особенность. Улица служила своеобразной границей между двумя частями Китай-города – деловыми, торговыми, богатыми окрестностями Ильинки и нищим, трущобным, низменным Зарядьем. К северу – здания банков, страховых обществ, торговых фирм. К югу – кривые переулочки, обстроенные небольшими (по масштабам центра) домами, предназначенными для заселения мелкими торговцами, ремесленниками, просто нищими. Соответствующими были как качество сооружений, так и уровень их содержания. Особый интерес представлял дом галерейного типа, стоявший в Псковском переулке под № 7 (ни дом, ни переулок давно не существуют). В четырех-пятиэтажном доме не было привычных нам лестничных клеток. Их заменяли наружные балконы-галереи, которые спиралью поднимались вдоль стен узкого внутреннего дворика, образованного крыльями П-образного в плане дома. Чтобы добраться до комнаты, обитателям дома приходилось наматывать круги по открытой ветрам и осадкам спирали. Да и само проживание в комнатах, вдоль окон которых непрерывно двигался народ, вряд ли было особенно комфортным.
Вид на Зарядье с Москвы-реки. Конец XIX в.
Такой тип жилья является привычным для южных городов, но в Москве он встречался не часто, по большей части именно в Зарядье. Как правило, подобные сооружения являлись плодами перестроек, приспосабливавших бывшие особняки под сдачи внаем покомнатно. До наших дней дошел образец такой перестройки на Покровке, № 4. А дом в Псковском переулке представлял собой уникальное явление именно потому, что с самого начала замышлялся и строился как галерейный. Тем самым владелец дома и архитектор О. О. Шишковский достигли значительного выигрыша жилой площади. Но непригодность такого типа жилья для мерзкого московского климата оказалась столь очевидной, что вдохновляющему примеру не решились последовать даже самые жадные домовладельцы.
Рядом с этим блестящим образцом трущобного строительства торчало еще несколько аналогичных домов, но их галереи появились значительно позже самих домов, в ходе приспособления последних для сдачи бедным жильцам. Значительную прослойку среди них составляли евреи, конечно, не финансовые воротилы и железнодорожные магнаты, а голь перекатная, которой в обход строгих ограничений удавалось осесть на жительство в столице.
Понятно, что трущобы Зарядья, расположенные в сердце города, бок о бок с деловым центром, давно мозолили глаза городским властям. Речь о коренной реконструкции велась уже с конца XIX века, но дело пошло лишь со второй половины 30-х годов. Первые сносы были связаны со строительством нового Москворецкого моста, когда были сломаны постройки, образовывавшие западный фронт Зарядья, а также часть Китайгородской стены. Одновременно район начали благоустраивать. В 1936–1937 годах реконструировали Москворецкую набережную: облицевали ее гранитом и установили новые решетки. А дальше Зарядью суждено было испытать самые удивительные приключения, которые затянулись до наших дней.
То, что в самом центре города не мог оставаться район, подобный старому Зарядью, было ясно давно. Уже в 1925 году А. В. Щусев предложил уничтожить все старые постройки и организовать освободившуюся территорию в виде бетонных террас в три яруса. На них, по мысли ведущего советского зодчего, должны были встать жилые дома «американского типа» с вертикальными подъемниками и открытыми площадками[4]. Это предложение было не слишком хорошо продуманным, а потому особого внимания не привлекло, и в течение десяти последующих лет ничего существенного в Зарядье не происходило.
Перемены забрезжили в середине 30-х годов, когда было принято решение о сооружении к западу от Кремля башни Дворца Советов, который должен был задать новый масштаб центру города. Вследствие этого московским градостроителям показалась вполне логичной постановка отвечающего Дворцу высотного объема и по другую сторону от Кремля. В качестве второго высотного акцента центра города предполагался Дом Наркомата тяжелой промышленности или просто Дом промышленности. Установленный конкурсным заданием объем огромного здания превышал миллион кубических метров (для сравнения – объем Дворца Советов в ходе проектирования в 30-х годах составлял 6–8 миллионов).
Было проведено два конкурса на проект этого сооружения: в 1934 и 1936 годах. В конкурсе участвовали самые известные советские архитекторы того времени: А. А. и В. А. Веснины, И. И. Леонидов, И. А. Фомин, А. В. Щусев, Д. Ф. Фридман, Б. М. Иофан, К. С. Алабян, К. С. Мельников, А. Г. Мордвинов и другие.
Программа первого конкурса (1934 год) в качестве площадки для Дома промышленности определяла восточную сторону Красной площади, на месте подлежащего сносу здания Верхних торговых рядов (ныне ГУМ). Именно там конкурсанты размещали свои творения. Их общей чертой являлся отчаянный гигантизм. Еще бы – ведь здание наркомата должно было отвечать по своим масштабам вертикали сооружавшегося Дворца Советов, высота которого превышала 400 метров! Вот и отрисовывали московские архитекторы на своих планшетах многоэтажные башни, одна другой больше. На фоне более или менее пристойных работ особой экстравагантностью выделялись две – К. С. Мельникова и И. И. Леонидова. И тот и другой сегодня считаются выдающимися представителями архитектурного авангарда, а их труды принято считать гениальными.
Конкурсный проект Дома Наркомтяжпрома на Красной площади. Перспектива. Архитектор К. С. Мельников. 1934 г.
Первому зодчему Дом промышленности представлялся небоскребом в 41 этаж. Под ним находился гигантский котлован, в который было опущено еще 16 этажей. В основу плана положена римская цифра V, она, видимо, должна была обозначать пятилетку. При этом четыре соединенные пятерки составляли две буквы «М» (начальную букву фамилии автора).
Ударную часть замысла составляли открытые лестницы, ведущие на уровень 20-го этажа. Вообще Константин Степанович открытые лестницы очень любил и пристраивал их ко многим своим творениям, нисколько не задумываясь над обусловленным московским климатом неудобством их использования. Но тут он явно хватил через край. Потрясающий воображение проект не получил ни одобрения, ни даже простого понимания.
Рассыпаться в похвалах этой работе гения архитектурного авангарда не в состоянии даже матерые, натренированные в аллилуйщине искусствоведы. Но поскольку что-то сказать все-таки нужно, они с достойным мужеством оценивают мельниковский Дом промышленности «как смелое по объемно-пространственному решению архитектурное произведение»[5].
И. И. Леонидов предложил странноватый пучок из трех тощих, различных по плановым очертаниям и силуэтам башен (цилиндрическую, призматическую и в форме пространственного трилистника), объединенных стилобатом на уровне первых этажей. Сам он считал, что сия композиция обеспечивает (конечно же в отличие от работ прочих участников конкурса!) прекрасное согласование его творения с соседними шедеврами древней архитектуры – Кремлем, храмом Василия Блаженного, колокольней Ивана Великого. Правда, единственным подтверждением согласования являются эскизы Леонидова, где главы Василия Блаженного изображены на фоне леонидовского Дома промышленности. Обычному человеку понять, как три корявые и разномастные башни могли вписаться в ансамбль Красной площади, трудновато. Зато это прекрасно понимают нынешние искусствоведы, подхватившие хвалебную самооценку зодчего и на все лады пропагандирующие ее в своих работах.
Остальные представленные проекты выглядели более прилично, однако конкурс завершился полной неудачей. Вычерченные зодчими эффектные перспективы своих творений с полной наглядностью показали неуместность огромного сооружения на Красной площади, напротив Мавзолея В. И. Ленина. Да и немедленный снос не представляющего особой художественной ценности, но капитального и еще совсем нового здания бывших Верхних торговых рядов был сочтен нецелесообразным – из чисто экономических соображений. Новым местом для Дома промышленности было выбрано Зарядье.
Конкурс на лучший проект здания Наркомтяжпрома в Зарядье прошел в 1936 году. Он был закрытым, приглашение к участию получили лучшие зодчие Москвы, в том числе многие руководители архитектурных мастерских Моссовета.
Большинство конкурсантов предлагали сложные пространственные композиции, составленные из разновысотных объемов, главный из которых по высоте превышал сотню метров. Б. М. Иофану и А. И. Баранскому (в разработке проекта участвовали также Я. Ф. Попов, Д. М. Циперович, М. В. Адрианов, С. А. Гельфельд, Ю. П. Зенкевич, П. А. Куцаев, В. Б. Поляцкий) в качестве центра композиции виделась башня в 34 этажа.
Их перещеголял Д. Ф. Фридман (в его коллективе трудились И. В. Нестеренко, А. И. Седюхин, Д. Я. Яковлев, С. М. Умнов). Согласно его воззрениям, центральная башня, силуэтом напоминающая многократно увеличенную колокольню церкви Воскресения в Кадашах, должна была вырасти еще на целый этаж. Со всех сторон ее окружали горизонтальные объемы самых причудливых форм.
Бригада А. Г. Мордвинова в составе B. C. Белявского, Ю. Н. Кудрявцева, Е. Г. Мордвинова, С. Т. Соловьева запроектировала комплекс из нескольких башен. В центральной размещался сам наркомат, боковые занимали тресты. Верхние этажи башен связывали легкие, почти парящие в воздухе мостики-переходы.
Конкурсный проект Дома Народного комиссариата тяжелой промышленности. Перспектива. Архитекторы Б. М. Иофан, A. M. Баранский при участии Я. Ф. Попова, Д. М. Циперовича, М. В. Адрианова, С. А. Гельфельда, Ю. П. Зенкевича, П. А. Куцаева, В. Б. Поляцкого. 1936 г.
Конкурсный проект Дома Народного комиссариата тяжелой промышленности. Перспектива. Архитектор А. Г. Мордвинов при участии В. С. Белявского, Ю. Н. Кудрявцева, Е. Г. Мордвинова, С. Т. Соловьева. 1936 г.
Проект П. И. Блохина, A. M. Зальцмана, П. П. Ревенко, К. М. Соколова отличался от них тем, что главная башня сдвигалась на запад, к Москворецкому мосту. Тем самым подчеркивалось значение проходящей через него и Красную площадь планировочной оси. В целом же композиция несколько напоминала мечеть с высоким и тощим минаретом.
Конкурсный проект Дома Народного комиссариата тяжелой промышленности. Перспектива. Архитекторы П. Н. Блохин, A. M. Зальцман, П. П. Ревенко, К. М. Соколов. 1936 г.
Мало известен еще один участник конкурса – архитектор Л. М. Безверхний. Единственным объяснением того факта, что он попал в компанию элиты московского зодчества, может служить его работа в проектных организациях Наркомтяжпрома. Вероятно, проект рассматривался в качестве контрольного. Архитектору Безверхнему здание наркомата представлялось единым объемом переменной этажности (от 9 до 16 этажей), завершенным двумя двадцатиэтажными башнями.
Конкурсный проект Дома Народного комиссариата тяжелой промышленности. Перспектива. Архитектор Л. М. Безверхний. 1936 г.
Конкурсный проект Дома Народного комиссариата тяжелой промышленности. Перспектива. Архитекторы А. А. Веснин, В. А. Веснин, С. В. Лященко. 1936 г.
Самую интересную работу представили братья А. А. и В. А. Веснины вместе с С. В. Лященко, взявшие за основу разработки свой конкурсный проект здания Наркомтяжпрома на Красной площади. Поставленная на протяженный стилобат 32-этажная башня имела план в виде восьмиконечной звезды, напоминающей снежинку. Такая планировка была экономически выгодной и обеспечивала удобные внутренние коммуникации. Рабочие помещения (всего 3780) концентрировались в лучах снежинки, исходящих из центрального ядра, где сосредоточивался вертикальный транспорт и подсобные помещения, не требовавшие естественного освещения.
Конкурсный проект Дома Народного комиссариата тяжелой промышленности. Перспектива. Архитектор А. В. Щусев. 1936 г.
Интересным решением выделялся проект А. В. Щусева.
Маститый зодчий сумел придать обращенному к реке главному фасаду исключительно представительный характер, ясно говорящий о важности государственного учреждения, для которого здание предназначалось. Но торжественность щусевского творения была слишком подчеркнутой и неуместной вблизи Кремля и ансамбля Красной площади. Более удался академику боковой фасад, выходивший на нынешний Васильевский спуск. Он был решен относительно простыми средствами, в духе строившейся тогда гостиницы «Москва». Тем самым по сторонам Красной площади могли появиться близкие по облику сооружения, создававшие своего рода достойно-скромную рамку для ее архитектурного ансамбля[6].
Конкурсный проект Дома Народного комиссариата тяжелой промышленности. Перспектива. Архитекторы В. А. Щуко, В. Г. Гельфрейх, П. В. Абросимов, А. П. Великанов, Ю. В. Щуко. 1936 г.
Определенным компромиссом выглядел проект, представленный бригадой в составе В. А. Щуко, В. Г. Гельфрейха, П. В. Абросимова, А. П. Великанова, Ю. В. Щуко. В их представлении здание Наркомтяжпрома решалось симметричным, горизонтальным, вытянутым вдоль набережной массивом. Однако его составляли несколько башенных объемов разной высоты – от 20 до 30 этажей, создававших впечатление вертикального принципа построения композиции.
Несмотря на то что в результате конкурса был получен ряд интересных проектов, ни один из них так и не был принят к осуществлению. Главной причиной этого стала неадекватность конкурсной программы. Разработанные в соответствии с ней проекты предусматривали сооружение огромного здания. И именно это заранее лишало их шансов на реализацию. Слишком маломощным был в те годы строительный комплекс Москвы. Напряжения всех сил требовала грандиозная стройка Дворца Советов, и еще одна столь же масштабная и сложная работа лежала попросту за пределами возможностей московских строителей.
Проект второго Дома Совета народных комиссаров. Архитекторы А. А. Веснин, В. А. Веснин. 1940 г.
Более трезвым и взвешенным подходом к застройке Зарядья отличался следующий конкурс, объявленный в 1940 году. Зодчим предлагалось разработать проекты второго Дома Совета народных комиссаров (первый дом уже был выстроен в Охотном Ряду по проекту А. Лангмана). Требуемый объем здания уменьшился во много раз, соответственно высота должна была с 35–50 этажей сократиться до вполне реальных 10–15.
На сей раз состав конкурсантов претерпел значительные изменения. Наряду с именитыми зодчими были приглашены и молодые силы. От экзотических решений отказались. Большинство представленных проектов были простыми по форме и рациональными по существу.
Разве что в проектах Г. Гольца и Н. Колли возникли увенчанные шпилями башенки, слегка напоминающие завершения будущих московских высотных зданий. Также башенные объемы, но более простые, предусматривались в проектах Л. Бумажного и З. Розенфельда, К. Джуса и И. Федосеева.
Лучшим среди всех работ признали проект Весниных. Их работа напоминала первый Дом Совнаркома. Обращенный к реке симметричный фасад протяженностью около 360 метров имел ступенчатый силуэт, повышающийся от девятиэтажных краев к центру, насчитывающему 17 этажей[7].
С технической и экономической сторон реализация проекта не встретила особых затруднений, и скоро развернулись работы по подготовке строительной площадки. Но произошло это в 1941 году…