Алексей Родогор
Не было бы счастья…

Глава 2

К тому времени на Руси, благодаря действиям пришедшего к власти князя Слава и его дружины, наступили спокойные времена. Кощей Бессмертный «сыграл в музыкальную шкатулку», по причине порчи скобяного изделия, именуемого иглой. Инфаркт миокарда наступил так быстро, что несчастный даже валерьянки себе накапать не успел. Змея-Горыныча укоротили сразу на три головы. Расчленёнку устроили богатыри из дружины князя Слава. На Ягу совершили два покушения. Во время первого добрые люди подпилили метлу, которой бабулька пользовалась во время полёта в ступе. Несчастная старушка, дабы не столкнуться с птицей и уйти на вираж, слишком сильно махнула предметом хозяйственного обихода и древко переломилось. Ступа вошла в штопор, а исправить ситуацию было нечем. Посадка прошла в нештатном режиме. Старушка выжила и, как могла, дохромала до избушки, где несколько недель залечивала раны различными зельями.

Народ прознал, что катастрофа не принесла нужного результата. Пришлось действовать нетрадиционными методами, то бишь через убивца. Но возникла проблема: взрослого бабка к себе не подпустит, почует за версту⁵, а даже с такого расстояния ни одна стрела не достанет, зато Яга ещё как. В смысле колданёт – и здравствуй, кладбище! Потребовался нестандартный подход. Выбор пал на подрастающего Жихарку, отличающегося дерзостью, некоторыми зачатками интеллекта и силой. Он и взял грех на душу.

Бабульке уготовили жуткую участь запеканки. Дело было так: пацан прикинулся работником богадельни – средневекового собеса – и поведал, что князь выделил Яге пенсию в размере семи серебряных в год. А поскольку, когда он приходил в прошлый раз, её дома не застал, пришлось бросить монеты через трубу в печь: там сохраннее будут и ни один вор не догадается покопаться в углях, а тем более залезть в огонь. Новость оказалась столь радостной, что отшибла бабке последние мозги, изрядно тронутые склерозом и проявившим первые признаки маразмом. Яга открыла заслонку печи и кочергой попыталась нащупать драгоценные кругляши в бушующем пламени. Жихарка участливо посоветовал встать на приступок, куда вытаскивают чугуны, мол, с него лучше видно. Яга с кряхтеньем последовала совету. Жихарка отскочил в сторону и нанёс бабке удар, именуемый мае-гери. Такого пенделя пенсионерка не получала никогда. Старушка пикирующим ястребом влетела в топку, где и испеклась не хуже картошки, забытой в костре пьяными туристами. Правда, первые минуты бабушка пыталась выбраться наружу, но Жихарка крепко держал заслонку, злорадно замечая, что удары кочергой о металл с каждым мгновением становятся всё тише.

Повезло только Лихо Одноглазому. Ну как повезло? До него не успели добраться. В те времена из-за Урала в европейский регион от недорода кедровых орехов и грибов перекочевало множество белок и ёжиков, носителей вируса сибирского энцефалита. Местные клещи напились крови у новых зверушек, один из них возьми да и укуси Лихо. По первах Одноглазое не обратило внимания на такую ерунду. Но инкубационный период закончился, и началось: сначала проявились признаки общей интоксикации в виде слабости, головной боли, озноба, повышения температуры. Ему бы к лекарю обратиться, но безалаберное отношение к своему здоровью привело к переходу болезни в среднюю, а затем и более тяжёлую стадию. Развились общемозговые, менингеальные и очаговые неврологические симптомы, проявившиеся в нарушении сознания, галлюцинациях, бредовом состоянии, рвоте, ригидности мышц затылка, судорогах, симптомах Кёрнига и Брудзинского. Точка невозврата была пройдена, и болезнь стремительно перетекла в кому. В ней и обнаружили Лихо рыскающие по лесу богатыри. Несчастный злодей скрючился между корнями огромной ели. Поскольку даже сейчас обнаружить признаки жизни находящегося в коме человека без спецподготовки трудно, Одноглазое посчитали мёртвым. Было, правда, предложение башку ему отстругать или осиновый кол в грудь вбить, чтобы не воскрес, но поскольку болезнь продолжалась две недели и за этот период никто от рук Лихо не пострадал, то решили, что помер злодей окончательно, иначе давно воскрес и об этом стало бы известно. К тому же марать меч о мёртвую, скрючившуюся тварь, с перекошенной рожей и жутко воняющую нечистотами, никто не захотел. А искать осину в ельнике глупо даже для дурака. Тащиться же до ближайшего осинника, а потом обратно никто желания не изъявил. На том и порешили. Так несчастный злодей, наводивший ужас на многие поколения руссов, славов, дреговичей, вятичей и различных кривичей остался умирать лютой смертью в еловом лесу. Его не тронули ни муравьи, ни мухи. Даже бактерии побрезговали вселяться в поражённое страшной болезнью и изуродованное судорогами тело. За лето и часть осени оно усохло и замумифицировалось.

Остальную пакостящую людям нечисть в результате грозных рейдов княжеской дружины перебили почти полностью. Уцелевшие схоронились в омутах, болотах, далёких буреломах и чащах. Люди облегчённо вздохнули и зажили счастливой, несмотря на новые налоги, чиновничий беспредел и притеснения набирающей силу ремесленной олигархии, жизнью. Но тогда, если что, можно было и морду власть предержащим набить, и кровушку пустить, и терем подпалить, и просто фигу показать. Поэтому находящиеся у руля власти рот на народ широко не открывали, зубов-то лишних нет, а жизни – тем паче, и предпочитали в бессильной злобе дома яриться, срывая её на жене или удачно подвернувшейся тёще. В общем, жизнь наладилась.

Но так долго продолжаться не могло. Из дремучих лесов поползли пугающие слухи: то ли какая-то иноземная пакость объявилась, то ли древняя тварина проснулась. Мол, пока жили казнённые богатырями главари нечисти, они сдерживали как-то эту мерзость, а теперь она то ли очнулась, то ли окрепла и стала набирать силу: в дальних деревнях начала пропадать скотина, потом дети, ушедшие в лес за грибами и ягодами, затем взрослые. К тому же после того, как с нежитью покончили, активизировались разбойники, что значительно размыло общую картину происшествий, поскольку не совсем понятно, кто конкретно виновен в исчезновении людей и скотины.

И наконец, произошло событие, окончательно подтвердившее самые пессимистичные предположения. Прошёл год с момента, как князь Слав и его богатыри очистили державу от зловредной нечисти. По этому поводу правитель устроил пир, пригласив весь честной народ. Герои, участвовавшие в боях, простые воины и просто охочие до дармовщинки ринулись в Словенск со всех городов и весей. И хотя большая часть столов не поместилась в тереме князя, где и произошло далее описанное событие, но зацепило даже тех, кто пировал на улице.

Итак, вернёмся к началу празднования. Честной люд, по крайней мере тот, который находился в покоях князя, ждал появления руководителя. Одни поглядывали голодными глазами на яства, другие обсуждали последние известия, третьи бахвалились подвигами, четвертые травили весёлые байки, а слушатели ржали во весь организм. Шум стоял неимоверный. Но стоило появиться Славу, как наступила звенящая тишина. Князь выделялся среди присутствующих богатырским ростом и крепким телосложением. В этот раз он вышел в простой белой рубахе, с небольшой вышивкой по вороту, чёрных штанах, заправленных в красные сафьяновые сапоги. Русые волосы – до плеч, с лёгкой сединой, прихвачены на уровне лба тонким золотым обручем. Из-под рубахи видны ножны кинжала. Князь никогда не расставался с оружием, даже в баню с ним ходил. Вслед за ним появились княгиня Всемила и княжна Златоцвета. О красоте обеих ходило много слухов, но действительность оказалась куда прекрасней, и гости умолкли не столько от появления князя, сколько от созерцания всего прекрасного, что может быть в женщине, включая ум и нежность, проглядывающие во взоре.

Княгиня вышла к гостям в длинном до пят чёрном платье, расшитом витиеватыми узорами из серебра. Фигурка у Всемилы оказалась столь чудесной, что даже у трухлявого пня при взгляде на такую красоту произошёл бы гормональный взрыв, а от восхищения захотелось упасть на колени и прокричать: «Великий Род, как прекрасно дело рук твоих!» Творец одарил княгиню длинными, чёрными как полярная ночь волосами. Свет от факелов играл на локонах, словно они из лучшего атласа. Лицо столь вдохновенно, чисто, правильно, что оторвать глаз невозможно. Губки пунцовые, чётко очерченные, будто за ними ухаживает лучший визажист мира. Брови густые, в меру широкие, реснички длинные, слегка загнутые кверху. А глазки – как два восхитительных мгновения самой романтической ночи – зовущие, томные, нежные. В них просматриваются ум, теплота, чувственность, но и строгость. Руки с длинными перстами с такой нежной светло-коричневой кожей, что хочется их целовать и целовать. Княгиня не носила украшений, словно понимала, что любая драгоценность лишь затеняет её красоту. Поговаривали, что некогда она была вилой⁶ (крылатый дух, сходный с русалкой), которую князю удалось приручить.

Но как ни хороша княгиня, взоры вскоре обратились к княжне, не уступающей матери в красоте. Златоцвета внешностью пошла не в мать и не в отца, будто её родители совсем другие люди. У отца волосы русые, у матери чёрные, а у княжны золотистые, слегка вьющиеся, отчего кажется, что с плеч ниспадают замершие волны. У матери глаза чёрные, глубокие, у отца стальные, взгляд колючий, требовательный, а у неё насыщенно-сапфировые, тёплые, изливающие какой-то животворный свет. Овал лица менее резкий, чем у матери, но без широкого подбородка, как у отца. Чудные золотистые брови напоминают два крохотных облачка во время восхода. Губки пухленькие, чувственные, что говорит о ранимости души и удивительной нежности. Кожа бархатная, светло-оливкового цвета. Единственное, чем пошла Златоцвета в мать, – ум и фигурка. Восхитительное кружевное платье – белое как снег – подчёркивало высокую грудь, покатые плечи и тонкую талию. Ножки при ходьбе ткань облегала так плотно, что от многочисленных взглядов не укрылись их правильность и восхитительная длина.

Княжна до сих пор оставалась незамужней, поскольку отыскать суженого для такой красавицы и умницы оказалось делом непростым. Разные конунги, фараоны, короли и прочие шейхи при виде Златоцветы теряли голову, немели и тупо пялились на её прелести, роняя слюну, что всегда вызывало негативную реакцию со стороны прекрасного пола, а уж у княжны тем более. В результате следовал отказ: чёткий, ясный и твёрдый. Князь и княгиня всегда поддерживали решение дочери, потому что раскрытый рот, текущие слюни и стеклянный взгляд – признак дебилизма, а им хотелось нормальных здоровеньких внуков, а не постояльцев дурдома с сексуальными расстройствами маньячного типа. Но вернёмся к пиру.

Князь встал у трона во главе стола, одесную – княгиня, ошую – княжна.

– Воины, – начал Слав, – прошёл год с того момента, как мы покончили с нечистью в княжестве…

– Ты уверен в этом? – громко спросил кто-то.

Воины завертели головами в поисках наглеца, бесцеремонно прервавшего князя. Повеяло лёгким холодком, быстро перешедшим в мороз. Рядом с князем из воздуха проявился призрачный силуэт. На глазах присутствующих обрёл чёткие очертания. Новоприбывший оказался очень высоким – головы на три выше князя – стариком. Лицо перекошено гримасой отвращения и злобы, единственный глаз смотрит грозно, взгляд ощущается физически, на кого ни посмотрит, тому кажется, что в тело тычется ледяное острие отточенного клинка. Губы – бордово-синие, потрескавшиеся, словно от лютого холода. Зубы темно-жёлтые, кривые, но мощные, как у коня. Подбородок выпячен вперёд, куцая бородёнка ниспадает на грудь. Волосы на голове всклокочены, на лбу – глубокие морщины. Одет незваный гость в рванье, как нищий. На левой ноге огромный деревянный сапог, на правой – обычный. Тело мощное, в плечах явно больше, чем косая сажень⁷. На них наброшена медвежья шкура. Пальцы правой руки сжимают кривой деревянный посох, в навершии которого сияет холодным бело-голубым светом камень.

Незваный гость окинул взглядом присутствующих. В зале собрались бывалые воины. Многие из них начали подниматься. Старик ударил посохом об пол. Камень полыхнул ослепительным бело-голубым светом. Столы, скамейки, утварь, стены покрылись инеем. Жуткий мороз заставил людей замереть. Единственными, кого не коснулась магия, оказались князь и его красавицы.

Старик перевёл взор на Слава. Правый уголок губ слегка приподнялся, оформляя едва заметную улыбку.

– Значит, говоришь, с нечистью покончено? Ты слишком самонадеян и дерзок, княже, и за это придётся расплатиться. И не только за это. Кощей был моим братом, Яга – сестрой, а Змей – дядей. Я долго думал, как тебя наказать за их смерти…

Князь потянул из ножен кинжал. Старик немного склонил голову набок. Лёгкое движение посоха, и князь словно в прорубь упал: нестерпимый холод парализовал, даже сердце едва не остановилось. Княгиня с княжной попытались кинуться к нему, но их ждала та же участь. Старик засмеялся.

– Ох и глуп же ты, князь! Неужели решил со мной силой померяться? О чём это я? Ах да, о наказании. Думал я долго. Просто убить тебя – неинтересно, да и слишком просто, а мне нужно, чтобы ты мучился, и мучился долго. Однако любые физические страдания слишком коротки, посему надо было придумать что-то эдакое. И я придумал. У тебя две красавицы, в которых души не чаешь. Потеря любой причинит невыносимые муки. Но убивать их тоже неинтересно. Хоть ты и будешь горевать, но это всё не то. Поэтому я сделаю следующее: заберу княгиню с княжной и спрячу в двух разных местах. Для того чтобы найти их и отбить каждую, тебе понадобится вся дружина. Да только на всё про всё у тебя месяц. За это время ты едва успеешь узнать хотя бы одно из тайных мест и добраться до него. А это значит, что либо княжна, либо княгиня будет предана лютой смерти. Выбор за тобой. Решай, князь!

Старик победно улыбнулся, рука с посохом поднялась. От могучего удара даже столы подпрыгнули. Полыхнул яркий бело-голубой свет, и незваный гость исчез, а вместе с ним княгиня и княжна. Воины пришли в себя, ринулись искать наглеца по всем палатам, но его и след простыл. О чём было доложено князю. Слава охватило отчаянье. Как выбрать, кого спасать, а кого оставить на погибель? Обе дороги сердцу, обе бесценны, и если одна из них умрёт, то и жить не стоит.

И всё же горе горем, а проблему надо решать. К тому же время неумолимо идёт. Стихийно организовалась креативная группа, благо пир ещё не начался и все оказались трезвыми. Празднование победы стремительно перешло в мозговой штурм. Поднялся невообразимый галдёж. Каждый отстаивал свою точку зрения и не соглашался с чужой. Едва удалось несколько драк погасить. Хорошо, что на пир требовалось приходить безоружным, а то дело могло закончиться банальной поножовщиной. Князь быстро навёл порядок и потребовал тишины. Дальше высказывались по очереди, после говорили оппоненты и выносился вердикт.

Мнения многих сводились к тому, что необходимо не искать княгиню с княжной, а найти наглого гостя, с пристрастием допросить и выбить местонахождение обеих красавиц. Но один из оппонентов данной идеи трезво заметил, что если незваный гость может так просто исчезать и появляться, то на его поимку потребуется море времени и пара озёр в придачу. А этого у них нет. К тому же неизвестно даже имя злодея. Такая простая мысль никому в голову не пришла. Ведь прежде чем кого-то искать, необходимо узнать хотя бы его имя! Наступила гробовая тишина. Никто не смог припомнить незнакомца. Да и как вспомнить, если не знаешь? Закручинился князь. За истекший час, пока совещались, показалось, что минуло не меньше недели.

Вдруг послышались одинокие шаги и стук палки о каменный пол. В зал вошёл могучий старец в белых одеждах. Волосы выбелены годами, ниспадают на плечи, глаза давно утратили цвет, но в них проглядывает несгибаемая воля. Борода седая, до пояса, приглажена гребнем. Лицо – посечено морщинами, как горный хребет трещинами. Нос орлиный. Пальцы крупные, не по возрасту крепко вцепились в отполированный до блеска посох.

Присутствующие зашептались при виде посетителя. Последний окинул зал требовательным взглядом, и гостям словно рот кляпом заткнули. Голова повернулась к князю.

– Хочешь узнать имя незваного гостя? – без предисловий начал старец. – Так знай, что к тебе зашёл не кто иной, как Верлиока.

– Но ведь он, по слухам, одноногий, а этот на двух пришёл, – перебил один из витязей.

Старец кивнул.

– Верно, но это несущественно. Важно то, что раньше Верлиока был простым злодеем, а сейчас с ним даже Кощей силой потягаться бы не смог. Ты вот что, князь, ищи княгиню.

– Но как же… – начал Слав.

Старик поднял руку, призывая к молчанию.

– Дослушай! Для вызволения каждой тебе понадобится дружина, но, как сказал Верлиока, обеих спасти не успеешь. Поэтому пусть княжну спасают богатыри. Пообещай тому, кто её спасёт, руку и сердце дочери. Она ведь давно на выданье, да и помощник тебе не помешает, княжество-то растёт и ширится. Так что убьёшь этим двух зайцев. А где искать свою любушку, сам узнаешь.

Сказав это, старик исчез. Это был сам Белобог. Разрешение на его вмешательство в ход событий выдал его кровный противник – Чернобог, дабы чаша Зла не перевесила чашу Добра. Во всем нужен баланс, на чём настоял Род.

Присутствующие зашептались. Лицо князя просветлело. Теперь можно в путь отправляться. Но сначала… По всей Руси бросили клич, согласно которому тот, кто выручит княжну из плена Верлиоки, получит не только её руку и сердце, но и половину княжества: Слав хотел сильнее подогреть интерес к спасательной операции, ведь дочка одна и потерять её из-за какого-то пустяка не хочется, даже если этот пустяк – половина княжества. Эх и кинулось же всякое разное на дармовщинку. Но князю этого показалось мало. В результате из подвалов, да холодных, выпустили лиходеев, осуждённых за не очень тяжкие преступления, с целью кровью смыть позор, заслужить прощение и показать лояльность к власти. Конечно, им ни о каком полцарстве не говорилось, и княжна в жены не обещалась. Только свобода.

Первым на просьбу выручить прекрасную княжну из беды откликнулся Удал. Имена в прошлом давали не просто так, а со смыслом. Удал – от слов «удалой», «удачливый», «лафистый» ⁸ парень. Ему начало вести уже в утробе матери. На селение, в котором жили его родители, напали обры: злобное племя кочевников, видевших смысл жизни в убийствах и издевательствах. Вырезали всех жителей. Его матери достался удар мечом в живот. Не умерла она чудом. Трое суток бродила по лесу и вышла к одному из селений, до которого обры не добрались по причине удалённости от дорог.

Силы подошли к концу, несчастная упала на руки одного из жителей деревни. Это произошло рядом с домом повитухи, которая только что вернулась с одних родов и была приглашена на другие, да задержалась. Бабка осмотрела женщину. За свою жизнь она видела всякое, но такого… Судя по ране, беременная должна была отдать Роду душу, как только меч пронзил тело. Если бы вдруг она после этого выжила, то Смерть пришла бы за ней спустя полчаса-час, и это в случае полного покоя и наложения тугой повязки. А женщина, судя по запачканной и рваной одежде, плутала по лесу больше суток. К тому же до ближайшей деревни полдня пути, но повитуха только что оттуда пришла и ни о каком нападении не слыхала. Значит, несчастная могла прийти из другой деревни. Но добираться до неё почти двое суток, что при такой потере крови невозможно. Удивительное на этом не закончилось. Рана оказалась немного ниже пупка, но в животе что-то шевелилось. Бабка подумала, что примерекалось, потому как плод при таком ударе выжить не мог. Движение повторилось, и сомнения развеялись. Повитуха решила, что роженицу всё равно не спасти, так хоть ребёнок выживет.

Удал появился на свет через кесарево сечение. Даже первого взгляда было достаточно, чтобы понять, что мальчонка вырастет в красавца: он родился крепеньким, коренастеньким, с небольшой копной каштановых волос, серо-зелёными глазами, с идеальными пропорциями лица и тела. Мать на несколько секунд пришла в себя, увидела кричащего младенчика, улыбнулась и отдала Роду душу. Повитуха назвала ребёнка Удалом.

За какое бы дело он ни брался, всё получалось и спорилось, крутилось и вертелось, двигалось и перемещалось, бежало и неслось, прыгало и подскакивало. Удал вырос в могучего парня, на которого можно не только положиться, но и сделать удачную ставку. Именно поэтому счастливчик стал самым несчастным человеком. Да, спасать других – приятно, выигрывать любой спор – здорово, выходить из каждой драки победителем, а из воды сухим – замечательно, но когда вышеперечисленное даётся без труда, то быстро приедается, и схватки не горячат кровь, адреналин на нуле, и удовольствия никакого. И пошёл он искать сложное дело по своим силам и удаче, вдруг что по пути приключится. И приключилось. Сначала в городе Ловати в тёмном переулке наткнулся на группу лиходеев числом в девять рыл, занимающихся экспроприацией личного имущества у одинокого гражданина – парня лет двадцати пяти, астенического сложения, с умным интеллигентным лицом, карими глазами, длинными русыми волосами, собранными в хвост, и в простой одежде: серых штанах, лаптях и белой рубахе. Поверх левого плеча наброшена тесёмка котомки. Удал вышел из-за угла как раз в тот момент, когда парня прижали к стене и ради развлечения собирались прирезать за то, что, видите ли, в его котомке ничего интересного не нашли, только какие-то свитки, а карманы не содержали даже медной монетки, поэтому единственное, чем можно поживиться, – это жизнь. Мимо такой ситуации Удал пройти не мог.

Лиходеи приняли его за безобидного дурачка, за что лишились не только зубов, но и идеальной целостности костей. А парочка особенно наглых отправилась в короткое путешествие к Ящеру – заведующему Навью, то есть адом. Спасённый поблагодарил за помощь. Так Удал познакомился с Велимудром, невероятно умным и начитанным парнем. Решили путешествовать вместе.

Судьба занесла в Козлинск. Там как раз начался показательный суд над вором по имени Ловкач. Действо происходило на главной площади города. Обвиняемого привязали к позорному столбу. На вид ему только что исполнилось лет двадцать. Красная рубаха, расшитая петухами, оказалась порвана на правом плече и замызгана так, будто его на животе протащили по земле. Такими же оказались и штаны. Да и сапоги не уступили им по чистоте. В глазах, чёрных как душа Джека Потрошителя, проглядывало лёгкое беспокойство. Но в лице, слегка вытянутом и в оспинках, ни грамма страха. Под правым глазом обозначилась синяя припухлость. Верхняя губа разбита, небольшая ранка уже покрылась корочкой. Парню досталось, но не смертельно. Двое друзей подошли к толпе, присмотрелись к действу.

Оказалось, что суд, а точнее судилище, проводится с грубыми нарушениями процессуальных норм, без адвоката, свидетелей со стороны обвиняемого, и вообще подсудимому даже последнего слова не предоставили. Прокурор говорил умно, красиво, обличительно, используя тонкие метафоры, яркие эпитеты, ёмкие гиперболы, а также параболы, биссектрисы и даже синусоиды. Зрители слушали, открыв рот и выпучив глаза. Прокурор вошёл в раж, ощущая, что сегодня его день. Но не повезло. Велимудр, принявший на себя роль вольнонаёмного адвоката, попросил представителя правоохранительных органов ознакомить с разбираемым делом. Оно оказалось шито белыми нитками и немного с душком. По ходу выяснилось, что подсудимый якобы виновен в соблазнении дочки мэра города – тощей, высокой и усатой бабищи, на которую и хряк посмотрел бы с отвращением. За что ему, не хряку, а Ловкачу, вменялись семь смертных грехов, изгнание евреев из Египта, десять покушений тысячелетия, изобретение поз Камасутры, причём всех, поддержка движения басков в Гешпании, разжигание арабо-израильского конфликта, участие в Варфоломеевской ночи на стороне гугенотов в Хранции и то, что он явился первопричиной великого переселения народов. Но последней каплей, на что больше всего напирал прокурор, оказалось воровство каравая из пекарни.

Велимудр включился в процесс. Его речь отличалась фигуральностью, модернизмами, аутентичностью, неопровержимостью в доказательствах и несокрушимой логичностью. В результате все обвинения сошлись на прокуроре и судье. Как говорится, время собирать камни закончилось, настало время камни бросать. Толпа воспользовалась представившейся возможностью в полной мере. Прокурору и судье пришлось стремительно ретироваться. Ревущая толпа устремилась за врагами рода человеческого, а Удал отвязал от позорного столба невиновного. Так сошлись судьбоносные линии троих счастливчиков, много раз попадавших в сложные ситуации, но всегда из них выкручивающихся, в том числе благодаря неожиданно подоспевшей помощи. Им было суждено прибыть на пир, оказаться в зале, который посетил Верлиока, и первыми предстать пред очами князя в качестве кандидатов на поиски княжны.

За всех говорил Велимудр, что расположило князя к троице. Им выдали крупную сумму на дорожные расходы и лучших коней. Удачники сначала отправились на рынок, где приобрели новенькие кольчуги, шлемы, мечи, дорожные плащи, провиант и лишь после устремилась на поиски.

Кони неслись по улицам города, как метеоры. И тут Удал заметил бабульку, согнувшуюся под тяжестью огромных корзин. Сочувствие и жалость заставили натянуть уздцы. Конь встал как вкопанный. Удал легко спрыгнул на землю рядом со старушкой. Та с испугу всплеснула руками, и всё, что было в двух огромных корзинах, взвилось в воздух. Удал кинулся на подмогу. Друзья тоже спешились. Ловкач даже успел поймать падающие на землю яйца. Ни одно не разбилось.

– Что ж вы, матушка, с таким грузом и без помощника? – спросил Удал.

Бабулька приложила ладошку к уху.

– Чего? Говори громче.

– Я говорю, – заорал ей в ухо Удал, – почему такие корзины сами тащите, неужели помощника нет?

Старая всплеснула руками.

– Одна живу, так что помочь некому.

– А бабка-то издалека, – сказал Велимудр.

– С чего ты взял? – поинтересовался Ловкач.

– Видишь на лаптях подсохшую землю? Такую в городе и в ближайших окрестностях не найдёшь. На платке – паутинка, а к ней листок липы прицепился. Причём уже завял, но засохнуть не успел. Значит, женщина не из дому вышла, где при её возрасте всегда натоплено, тогда лист наверняка бы полностью высох, да и стряхнула бы она его. Отсюда вывод, что шла через лес, и долго, раз листок так завянуть успел. Да и пахнет от неё хвоей и травой. А ты принюхайся к горожанам. От них разит чем угодно, только не лесом.

Удал всё слышал, поэтому не мог не поинтересоваться у старушки местом её проживания.

– Так ить в лесу живу, – ответила она. – Я ж травница. В город всякие снадобья приношу, а обратно – еду и разные мелочи бытовые.

– Тогда мы тебя проводим, – сказал Удал.

– Но… – попытался вмешаться Ловкач.

Удал улыбнулся другу.

– Ничего, успеем.

Взгромоздили они бабку на одного коня, на второго корзины с припасами, третьего в поводу повели и двинулись к городским воротам. А на улицах – суета. В домах двери хлопают, калитки лязгают, жены орут, дети плачут, тёщи обличают. Кому не хочется жениться на княжне, есть на золоте, спать на лебяжьем пухе? Вот мужики и засуетились. Одни бежали в княжеские покои, чтобы встать в очередь, получить довольствие и начать поиски, а другие уже спешили покинуть город. На дорогах возникли длинные пробки, зазвучала ругань, началось рукоприкладство и членовредительство. Правоохранительные органы в лице дружины едва успевали гасить конфликты и штрафовать за нарушение обчественного порядка в одном месте, как их участие требовалось в другом. Но троице повезло: они покинули город до появления транспортного коллапса. Шли целый день и лишь к вечеру добрались до тропки, ведущей в лес.

– Дальше я сама, – заявила бабулька и попыталась слезть с коня.

Если бы ей это удалось, то инвалидность первой группы, обусловленная переломами костей обеих ног, была бы обеспечена.

– Ну что вы, матушка, – сказал Удал. – Зачем останавливаться на полпути? Доставим вас прямо к порогу.

– Ой, милок, не стоит, – ответила бабулька, устраиваясь в седле поудобнее.

Ловкач шепнул на ухо Удалу:

– Может, ну её? Мы и так целый день потеряли.

– Наверстаем, – ответил Удал. – К тому же с чего ты взял, что потеряли? Ни ты, ни я, ни Велимудр не знаем, куда идти. Может, благодаря этой женщине двигаемся в нужном направлении.

Ловкач в ответ пожал плечами.

Тропка вилась между деревьями-великанами, то теряясь в их тени и опавшей листве, то словно выныривала из-под земли. В воздухе чувствовались терпкий аромат лесной прели, сладкий запах поздних цветов и кисловатый брусники, а когда вышли к небольшому болотцу, ощутился тяжёлый дух багульника и мокрой древесины. Чудесный букет осени и буйство красок подействовали расслабляющее. Троица окунулась в тишину и лесное великолепие. Они даже не заметили, как вышли к небольшой избушке, спрятавшейся среди мощных сосновых стволов.

Зданию явно требуется ремонт: нижний венец врос в землю, труба немного осыпалась, тёс кое-где прохудился, бычий пузырь, коим прикрыли оконные проёмы, в нескольких местах оказался прорван.

– Приехали, – сказала бабулька.

Удал снял её с коня, а товарищи дотащили корзины до дверей дома. Бабулька хитро прищурилась.

– Может, зайдёте, я чаем напою с малиновым вареньем? У меня и бублики есть.

– Нет, матушка, нам нужно идти.

Старушка махнула рукой.

– Знаю, знаю, княжну искать. Хм… помогу вам в этом деле, отплачу добром за добро. Вам нужно знать, где Верлиока Златоцвету спрятал? Информацией, скорее всего, владеет ведун, что в Чёртовом Холме живёт.

– Слыхал про такого, – промолвил Велимудр.

Бабулька с уважением посмотрела на юношу.

– Только путь туда неблизкий и опасный, – продолжила она. – Да и сам хозяин незваных гостей не жалует. Но есть к его сердцу тропинка. Очень он медовуху любит…

– Кто её не любит? – вякнул Ловкач.

– Не перебивай, – сурово сказала травница. – Медовуха должна быть непростая, а такая, что полстакана, и коня с ног валит. Подобную в обычной корчме не купить. А готовят её в харчевне «На рогах», что у перекрёстка шести дорог располагается.

– В первый раз слышу, – сказал Удал.

– Есть такая, – буркнул Велимудр и нахмурился. – Только людям туда путь заказан.

Старушка кивнула.

– Это ещё почему? – спросил Ловкач.

– А вот не будешь перебивать, тогда и узнаешь, – ответила бабулька. – Значит… э-э-э… о чём это я? Ах да, о харчевне. Её можно увидеть только во время прохождения терминатора.

– Это ещё кто? – спросил Ловкач.