Алексей Ракитин
Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований. Книга X
Это и в самом деле было похоже на поведение гомосексуалиста, имитирующего традиционную сексуальную ориентацию при истинном интересе к отношениям совсем иного рода.
После расставания с Карен он вновь перешёл в режим активного поиска и познакомился со студенткой колледжа Брендой, брачный союз с которой заключил уже 17 августа 1974 года в Уинстон-Сэйлеме. Бренда жила в кампусе, а Ламонт устроился жить в большом доме её родителей вместе с самими родителями. Такой брачный союз следовало признать крайне нехарактерным для американцев – зятёк на подселении тёще и тестю совсем не нужен! Хотя Ламонт хорошо экономил на жилье, контроль со стороны родителей жены ему тоже оказался не по нраву, поэтому через несколько месяцев он сначала выехал из их дома, а затем вполне ожидаемо развёлся. Этот брак продлился 8 месяцев…
Хотя Бренда при встрече с полицейскими утверждала, будто Ламонт Андервуд никогда не прибегал к насилию, её друзья рассказали совсем иное. Муж позволял себе ударить её даже в присутствии посторонних, а что уж там происходило за закрытыми дверями – оставалось только гадать! Реакция Бренды на появление детективов оказалась во всём аналогичной той, что ранее продемонстрировала Карен – она хотела выбросить из памяти всё, связанное с бывшим мужем, и расспросы полицейских о нём были ей явно неприятны.
Ламонт оставался на службе в Национальной гвардии до 17 мая 1976 года, но за 2,5 месяца до увольнения в запас он устроился в Департамент полиции города Ньютон в округе Катавба (Catawba County). Город этот находился в 110 км западнее Уинстон-Сэйлема, и там никто Ламонта Андервуда не знал, так что в каком-то смысле получил возможность начать жизнь с чистого листа.
Чистый лист очень быстро превратился в какой-то замаранный черновик. Уже 14 августа всё того же 1976 года Андервуд был уволен из рядов полиции по компрометирующим обстоятельствам.
История, приключившаяся тогда, оказалась весьма характерной для Андервуда. В Ньюпорте он познакомился с некоей Дженни (Jeannie), поначалу весьма галантно за ней ухаживал, а потом принялся устраивать какие-то странные сцены. Так, например, он сделал копию ключа от её квартиры и взял за правило приходить к ней в гости без спроса. Он принялся устраивать ей сцены, обвиняя в том, что та проводит много времени с друзьями и подругами. Самой «фишечкой» его манипулятивной техники стали имитации самоубийств – к этим фокусам он прибегал неоднократно. Выглядело это примерно так: после очередной сцены он усаживался за руль автомашины, со слезами на глазах говорил, что более не побеспокоит, отъезжал за квартал [но не более!] и… оттуда, куда он уехал, раздавался выстрел. Дженни бежала следом, думая увидеть труп в салоне автомашины, но вместо этого её встречал лучезарный Ламонт.
Когда фокус с выстрелом перестал производить нужный эффект, Ламонт придумал кое-что повеселее – он явился в квартиру Дженни, лёг на диван и… притворился мёртвым. При появлении Дженни с подругой он не реагировал на обращённые к нему слова, не слышал включённую музыку, а когда Дженни сказала, что сейчас позвонит в полицию и заявит о трупе в доме, неожиданно вскочил и направил револьвер на подругу Дженни.
Смешно, да? После этой безобразной сцены Дженни поняла, что в лице Ламонта имеет дело с хитрым манипулятором и при этом очень глупым человеком. Она решила порвать с Ламонтом, не веря в возможность его исправления, но столкнулась с угрозами и разного рода оскорбительными выходками. Андервуд продемонстрировал своё истинное лицо – он совершенно не управлял собой в гневе, начинал трястись, бросал вещи, бегал, орал – это было поведение не взрослого разумного человека, а инфантильного придурка.
Стремясь удержать Дженни, явно нацелившуюся на разрыв отношений, Ламонт решился на очевидное мошенничество – он подделал полицейский рапорт, в котором девушка обвинялась в нарушении общественного порядка в нетрезвом виде. Этот «рапорт» он показал Дженни, заявив, что благодаря своим связям замнёт это дело и ей не о чем беспокоиться. Ну, ещё бы, у неё такой друг! Однако такое «заступничество» Дженни не остановило, а лишь, напротив, укрепило в уверенности в необходимости скорейшего и полного разрыва.
Апофеозом мести Ламонта стала оскорбительная надпись с упоминанием имени девушки на стене местной церкви, нанесённая аэрозолем с красной краской. Надпись дополнял условный рисунок мужского полового органа. Дженни была уверена, что это проделка Ламонта, тот же, в свою очередь, всё отрицал и говорил, что девушка почему-то настроена к нему предвзято.
Ламонт Андервуд в форме сотрудника Департамента полиции.
Дженни перешла в наступление. Она подала официальное заявление в полицию, сообщив о преследовании со стороны сотрудника этого ведомства. Заявление это она подкрепила фальшивым «рапортом», парировать который было невозможно. Хотя Ламонт всё отрицал и невинно хлопал глазами, изображая оскорблённую невинность, обвинения Дженни нашли полное подтверждение. В надписи, оставленной на стене церкви, буква «Y» была написана в специфичной манере, присущей Андервуду, а в багажнике его служебной автомашины оказался баллончик с красной краской. Сообразив, что обмануть коллег не удастся, Ламонт принялся выдумывать разного рода объяснения, призванные разжалобить проверяющих и вызвать их расположение. Он утверждал, будто раздумывал о самоубийстве из-за нервного напряжения, связанного с работой в полиции, и неудачами на «личном фронте».
Болтовня эта никакого впечатления на проверяющих не произвела и, как было сказано выше, 14 августа 1976 года Андервуд был уволен с полицейской службы. Начальник Департамента полиции Харрелл направил в адрес Департамента юстиции обширную докладную записку о результатах внутренней проверки в отношении Ламонта Андервуда, в которой особо отметил его полную профессиональную непригодность. Начальник полиции прямо указал на то, что Андервуд не должен вернуться к полицейской работе ввиду несоответствия требованиям по психологической устойчивости и эмоциональной зрелости. Также в упомянутой докладной записке Харрелла содержался призыв проверить полицейскую академию, выпустившую Ламонта и рекомендовавшую его к службе в правоохранительных органах.
Андервуд переехал в город Линкольнтон (Lincolnton), расположенный в 25 км южнее Ньютона на территории другого округа и… поступил на службу в ведомство окружного шерифа. Взял его на службу лично шериф округа Линкольн Харвин Крауз (Harvin Crouse). Как такое могло случиться, крайне заинтересовало детективов в 1994 году. В рамках проводимого расследования были допрошены как сам Крауз, вышедший к тому времени на пенсию, так и некоторые из его подчинённых. Внятного ответа никто из допрошенных не дал…
В этом месте, конечно же, нельзя не вспомнить слова 1-й жены Ламонта о его предполагаемой гомосексуальности. В те времена гомосексуализм в США считался душевной болезнью, и лиц нетрадиционной ориентации не брали на службу в силовые органы просто по факту наличия сексуальной девиации. При этом сторонники однополой любви, безусловно, проникали на различные руководящие должности в правоохранительные структуры – тут достаточно вспомнить Эдгара Гувера, возглавлявшего ФБР на протяжении нескольких десятилетий. Но «гомосексуальное лобби» себя в те времена не афишировало и действовало максимально скрытно. Если Крауз и Андервуд действительно являлись любителями «однополой любви», то поддержка шерифа находит достоверное объяснение, а если нет, то… симпатия Крауза к незнакомому молодому мужчине, изгнанному с позором из полиции Ньюпорта, представляется настоящей диверсией, направленной на подрыв изнутри и полную компрометацию подчинённой шерифу структуры.
За несколько лет Андервуд сделал в службе шерифа весьма неплохую карьеру. Он поработал в окружной тюрьме, затем перешёл в патруль, а далее… трам-пам-пам!… в отдел уголовных расследований, самое уважаемое подразделение Службы. Да-да, он стал детективом, облачился в штатское, и с того времени упоминания об «особо секретных заданиях», «поручениях», «миссиях» и «операциях» из его речи не исчезали!
Когда в 1994 году бывшему шерифу Краузу стали задавать вопросы об удивительной карьере Андервуда в подчинённой Краузу службе, последний принялся его хвалить. По его словам, Ламонт был очень аккуратен, в мелочах – педантичен, а кроме того, он хорошо рисовал и делал отличные эскизы мест происшествий. Ещё он имел прекрасный слог и очень ловко составлял бумаги, то есть он писал их так, что при желании смысл написанного можно было истолковать прямо наоборот! Хороший и очень ценный для детектива дар… Шериф немало хвалил Андервуда, даже узнав, что того подозревают в убийствах 2-х человек. Харвин Крауз назвал Ламонта Андервуда «очень добросовестным детективом», а когда его попросили объяснить, что он вкладывает в этим слова, не моргнув глазом ответил, что бумаги, представляемые Ламонтом на подпись, были всегда хорошо проработаны и очень детальны, а кроме того, он любил носить полицейскую форму.
Но, как известно, свинья грязь найдёт! Довольно быстро в поведении Ламонта Андервуда стали проявляться странные и пугающие нюансы, заставившие его сослуживцев крайне внимательно относиться к словам и поступкам любимчика шерифа. Настораживала совершенно неадекватная потребность Андервуда подавлять, доминировать, унижать и издеваться в тех случаях, когда он мог не опасаться отпора. Так, например, один из сослуживцев Андервуда рассказал детективам в 1994 году, как Ламонт едва не убил человека, на которого надевали наручники. Задерживаемый лежал на земле, его руки уже были заведены за спину, и он не представлял ни малейшей опасности для окружающих. И в эти секунды Ламонт, вообще не участвовавший в задержании преступника, решил продемонстрировать свою «полицейскую крутизну» – он подскочил к лежавшему и наотмашь ударил его по голове прикладом дробовика. Удар был такой силы, что полицейский, производивший задержание, подумал, что преступник умрёт от полученной травмы. Этого, правда, не произошло, его быстро доставили в больницу, где прооперировали, но сам факт жестокого нападения до такой степени возмутил стоявших рядом полицейских. что они едва не избили Ламонта.
И случаев такого рода было довольно много, склонность Андервуда издеваться над арестованными и бить их была известна всем, кто пересекался с ним по службе.
Как несложно догадаться, в конечном итоге Андервуд попал в очередную передрягу, связанную с преследованием женщины. Жертвой его стала некая Пэтти Льюис (Patty Lewis), дочь крупного местного предпринимателя, которого хорошо знали в службе шерифа, поскольку тот охотно и часто жертвовал деньги на разного рода мероприятия, проводимые в интересах службы. Ламонт поначалу галантно ухаживал за Пэтти, всё было вроде бы хорошо, но… Проницательный читатель догадается, что через 2 или 3 месяца отношения пошли под откос именно из-за потребности Ламонта полностью контролировать женщину.
Пэтти прервала отношения, и тут-то начались типично «андервудские» фокусы – сначала плач и размазывание соплей по шевронам, потом тайные проникновения в дом, воровство банковских карточек и писем, сломанные замки и… да-да-да! красный аэрозольный баллон также пошёл в дело. На церкви, в которую ходила Пэтти, был изображён мужской половой орган и непристойная надпись с упоминанием её имени.
Женщина пожаловалась 3 или 4 раза непосредственному начальнику Андервуда, полагая, что если не выносить сор из избы, то проблему удастся решить просто и быстро. Шеф детективов, соответственно, всякий раз обращался к Ламонту, пытался увещевать его по-хорошему, мол, уймись, отстань от неё, у этой женщины влиятельный отец, если он узнает, скандал получится огромный! Ламонт эти разговоры игнорировал и в какой-то момент вообще потерял берега, уж извините автора за столь просторечный тон. 5 апреля 1979 года он напал на Пэтти, избил её, разбил о голову горшок с цветами, разорвал одежду. При этом он был облачён в форму сотрудника службы шерифа, хотя не находился на службе. Во время нападения он грозил Пэтти отправить её в тюрьму за бегство с места аварии на дороге и, в конце концов, возбудившись выше всякой меры, наставил на неё пистолет, пригрозив убийством за сопротивление аресту.
Полицейские Северной Каролины второй половины 1970-х годов – той самой поры, когда Ламонт Андервуд с блеском исполнял обязанности детектива Службы шерифа округа Линкольн.
Что бы вы подумали в такой ситуации? Пэтти поняла, что дело дрянь и у её бывшего любовника по-настоящему подтекает крыша… Из этого вывода, само собой, следует добрый совет всем женщинам внимательнее выбирать любовников, но к настоящему повествованию он вряд ли применим, ибо ошибка уже была совершена. Древние римляне в таких случаях говорили: «Factum infectum fieri nequit» («что сделано, то сделано»), – и мудрость эта даже превратилась в широко известную правовую норму «бывшее нельзя объявить небывшим». Норма эта положена в основу практически всех современных правовых систем – она выражает хорошо понятную любому разумному человеку мудрость: уж коли накосячил, то будь готов нести тяжесть расплаты за содеянное.
Пэтти Льюис поняла, что допустила большую ошибку, связавшись с идиотом [разумеется, в бытовом понимании этого слова], но при этом она не считала возможным обращаться за помощью к окружающим. Женщина по-настоящему боялась того, что отец, узнав о выходках Андервуда, попросту пристрелит его, после чего отправится в тюрьму. Обдумав сложившуюся ситуацию, Пэтти явилась в дом шерифа Крауза, рассказала ему о происходящем и спросила, сможет ли тот надеть намордник на свою собачку, или её придётся пристрелить? Шериф пообещал решить вопрос и действительно решил его моментально. В присутствии Пэтти он позвонил дежурному по службе, приказал разыскать Ламонта, и когда тот перезвонил, сообщил ему, что запрещает когда-либо приближаться к Пэтти Льюис.
И на этом всё! История закончилась… Ламонт Андервуд более не беспокоил Пэтти Льюис. Как оказалось, безудержно ревнивый, плаксивый и неуправляемый детектив вполне даже управляем, и собственные ревность и слёзы он – когда это надо – вполне даже умеет обуздывать.
Может показаться невероятным, но даже после окорота, полученного от шерифа, Ламонт Андервуд не отказался от своих замашек. Во время сбора информации о нём в 1994 году детективы отыскали 2-х женщин – их звали Моник и Линда – история общения Андервуда с которыми в точности повторила всё то, о чём рассказывали Пэтти Льюис и Дженни. Причём до самых мельчайших деталей, вплоть до рисования пенисов на стенах церквей, воровства водительских удостоверений и демонстрации поддельных рапортов о мифических правонарушениях.
Причём в рассказах жён и любовниц Ламонта детективы обратили внимание на пару любопытных поведенческих деталей, много говоривших об Андервуде как человеке.
Первая была связана с его исключительной аккуратностью, которую отмечали не только женщины, но и вообще все, общавшиеся с Андервудом более или менее близко. Он был перфекционистом в классическом понимании этого слова, даже консервные банки, поставленные одна на другую, он размещал так, чтобы узор этикеток был повёрнут к зрителю одинаково. А кончики шнурков обуви, убранной в шкаф, он закрывал специальными резиночками. И всегда задёргивал шторы на окнах, в которые попадал солнечный свет, дабы покрытие пола и обивка мебели не выгорали. Но!… Но всё это внимание к мелочам касалось лишь предметов, принадлежащих Андервуду. Будучи в гостях, он смело сбрасывал на пол подушки, наступал на них ногами, не сворачивал постельные принадлежности и, вообще, не проявлял ни малейшей заботы в отношении чужих вещей.
Другая деталь, также повторявшаяся в его общении со всеми женщинами без исключения, заключалась в том, что Ламонт любил получать подарки! Он всегда говорил своим жёнам и любовницам, какой именно хочет получить подарок. Вещи он выбирал недешёвые, обычно в диапазоне 150—200$, не забываем, что речь идёт о конце 1970-х – начале 1980-х гг., когда среднемесячный заработок американского промышленного рабочего до налогообложения составлял менее 1 тыс.$. И что же Ламонт хотел получить от своих избранниц? Набор мужских золотых аксессуаров [запонки и заколка для галстука], револьвер с накладками из красного дерева на рукоятке, хорошую магнитолу в автомашину и так далее, и тому подобное… Феерический инфантилизм, который может показаться простительным и даже милым в случае 7-летнего мальчика, но который выглядит совершенно отвратительно в исполнении мужественного 30-летнего полицейского.
А что же дарил своим любимым женщинам этот самый 30-летний мужественный полицейский? Автор предлагает проницательным читателям потратить 30 секунд на поиск правильного ответа, автор не сомневается, что проницательные читатели уже догадались, что Андервуд дарил чепуху… Главная интрига заключается в том, насколько чепухой являлась подаренная им чепуха?
Нет, это был не тостер… Нет, это был не электроподжиг для газовой плиты… Нет, это была не плойка для завивки волос! Это был шейкер – раскрывающийся стакан для взбивания коктейлей. Всем своим любимым женщинам Ламонт Андервуд дарил шейкер! Даже самая дорогая приблуда такого рода стоила тогда заведомо меньше 20$. Вы представляете, каким надо быть мужчиной, чтобы ожидать в подарок золотые запонки и заколку для галстука, а в ответ подарить шейкер?!
Есть в русском языке богатое в смысловом отношении слово «сквалыга». Хорошее такое слово – наше, доходчивое, сермяжное… Если вы правильно его употребили, то считайте, что вы очень многое сказали о человеке. Но честное слово, мне кажется, что слово «сквалыга» с полным основанием теперь можно заменять словом «андервуд», причём употреблять его не как фамилию отдельно взятого полицейского, а как обозначение психологического феномена. Представляете такой диалог: «Ты с ним пообщалась?» – «Да, поговорила…", – «И что с ним не так?» – «Да ты знаешь, он какой-то андервуд».
Как ни старался шериф Крауз закрывать глаза на проделки Андервуда, но к середине 1982 года даже он понял, что с этим человеком что-то сильно не в порядке и с ним надо бы попрощаться. После очередных [каких уже по счёту?] обвинений в рисовании аэрозольной краской пенисов на стене церкви шериф лично обыскал автомашину Ламонта и обнаружил использованный баллончик со следами пальцев Андервуда, запачканных этой самой краской. При этом Андервуд клялся шерифу, что ничего о баллончике не знает и уж точно к нему не прикасался. Разъярённый шериф приказал бывшему любимчику пройти 2-недельное обследование в больнице штата для проверки психического здоровья. Получив заключение специалистов, шериф поговорил с Ламонтом Андервудом и милостиво разрешил тому написать рапорт об увольнении по собственному желанию, в результате чего 30 ноября 1982 года проблемный сотрудник был исключён из штата Службы.
Жетон специального агента Бюро расследований штата Северная Каролина.
Что самое интересное – выписной эпикриз по результатам пребывания Андервуда в больнице к началу 1994 года исчез, и никто из допрошенных не мог вспомнить, что же именно в нём было написано. И больничные документы тоже странным образом исчезли, хотя их надлежало передать в архив для хранения.
Как бы там ни было, в начале декабря 1982 года Ламонт Андервуд приехал в город Солсбери, удалённый от прежнего места службы незадачливого «законника» приблизительно на 70 км. Приехал Ламонт не один, а в обществе своей 3-й жены Марсии, с которой он сочетался браком летом того же 1982 года после 5-и месяцев знакомства. Марсия по профессии была медсестрой, она пошла на работу в местную больницу, а Ламонт устроился в Департамент полиции Солсбери.
Поразительно, не правда ли? Совершеннейший социопат, испытывающий очевидные проблемы с самоконтролем и неоднократно пойманный на выходках, граничащих с уголовными преступлениями, прошёл необходимую и обязательную проверку и продолжил общественное служение по охране Закона.
В начале 1985 года Ламонт расстался с Марсией, но через некоторое время они вновь стали жить вместе. Его отношения с этой женщиной продлились дольше, чем с какой-либо другой, и это стало возможным, по-видимому, ввиду её низкой доминантности и абсолютной безынициативности. Она не пыталась противостоять своему муженьку и не боролась с его «закидонами», а потому даже придирчивый Ламонт, всегда с лёгкостью находивший поводы для скандалов и обид, не находил ничего такого, что можно было бы поставить Марсии в вину. Женщина эта была настолько уныла и безлика, что в конечном итоге наскучила даже Андервуду, человеку, скажем прямо, невысоких интеллектуальных запросов и жившему, скорее, «жизнью живота», нежели головы.
В 1992 году он выставил 3-ю жену за дверь, и та безропотно ушла. Настолько безропотно, что даже не заикнулась о разделе имущества, нажитого, вообще-то, совместно. Так Ламонт оказался в одиночестве в просторном и весьма приличном доме, купленном 3-я годами ранее в ипотеку с женой. Ипотеку, кстати, он милостиво согласился выплачивать самостоятельно – поразительное великодушие для такого, как он, прощелыги! В июне 1993 года Андервуд официально расторг брак с Марсией и сохранил после этого весьма неплохие отношения с бывшей женой.
Дом Ламонта Андервуда, купленный им в ипотеку во время его брака с Марсией. Когда 3-я по счёту жена надоела бравому полицейскому, тот отселил её на съёмную квартиру, проживая на которой женщина продолжала исправно выплачивать кредит на покупку дома, в котором она более не жила. Как долго могло тянуться такое положение вещей, сказать сложно, в конце концов, Ламонт милостиво разрешил бывшей жене не платить свою часть долга и принялся гасить ипотеку самостоятельно. Ну, просто душечка, согласитесь!
Это кстати, следует признать чем-то совершенно исключительным – Марсия стала, пожалуй, единственной женщиной в жизни 43-летнего Андервуда, с которой он сохранил более или менее нормальные отношения после расставания.
Летом 1992 года Ламонт закрутил роман с Кей Веден. Первые полгода или даже чуть более их отношения выглядели вполне нормально, примерно так, как это происходит у вменяемых взрослых людей. Однако с 15 марта 1993 года начались фокусы – целая череда совершенно умопомрачительных происшествий, которые застали Кей и её сына Джейсона врасплох.
Началось всё с того, что некто проник в гараж Кей и исписал её седан аэрозольной краской. Кроме того, автомашину попинали ногами, отчего на дверях остались вмятины. Через день – 17 марта – на подъёмных воротах гаража появилась надпись, также выполненная аэрозольной краской, гласившая, что Джейсон, сын Кей, «педик». Далее последовали письма, напечатанные пишущей машинкой, в которых содержалось требование приготовить деньги для выплаты долга в размере 2 тыс.$. Долг этот образовался якобы из-за того, что Джейсон взял под реализацию в школе наркотики, но денег не выплатил и «товар» не вернул. Всего Кей получила 4 письма, и если в первом из них сумма долга объявлялась равной 2 тыс.$, то к последнему она возросла уже до 4 тыс.$, ибо Джейсон был поставлен «на счётчик».
Дальше – больше. Начались телефонные звонки с угрозами. Кей несколько раз разговаривала с разными людьми, точнее, голосами, и она ни на секунду не усомнилась в серьёзности предъявленных ей претензий. При этом сам Джейсон категорически отрицал наличие какого-либо долга, как, впрочем, и собственное участие в торговле наркотиками. Апофеозом кампании запугивания стал… выстрел из оружия 22-го калибра в стену дома, произведённый кем-то, прятавшимся в кустах. Впрочем, тут мы сильно забежали вперёд, поскольку выстрел был произведён уже в конце лета 1993 года, а до того произошло много иных любопытных событий.
Кей Веден уже после первого же инцидента – вандального посягательства на её автомашину – сообщила о случившемся в полицию, и всё, последовавшее далее, не являлось тайной для местных «законников».
Довольно быстро подозрения детективов Отдела уголовных расследований полиции Солсбери сконцентрировались… назовите этого человека с одной попытки… трам-пам-пам! правильно!… Подозрения сконцентрировались на Ламонте Андервуде. Полицейские быстро выяснили, что никакой наркоторговли в школе нет и Джейсон Веден, настаивая на собственной непричастности к происходившему, не лжёт. Инициатор всех этих событий хотел создать в глазах Кей Веден видимость жизненной необходимости собственной персоны для этой женщины, эдакой жизненной опоры, незыблемой скалы, если угодно. А этим мог быть только её ухажёр Андервуд, работавший полицейским, прикреплённым к школе в качестве офицера безопасности.
Обыск, проведённый в кабинете Андервуда, дал в руки полиции графитовую ленту, на которой было чётко пропечатано одно из слов, употреблённых в анонимном письме. Изучение особенностей печати пишущей машинки из кабинета Андервуда убедительно показало, что письма угрожающего содержания выполнены именно на ней. Уже к началу апреля 1993 года подозрения однозначно сосредоточились на Ламонте Андервуде, и тому было предложено пройти допрос с использованием «детектора лжи». Ламонт отказывался 4 недели, напирая на недоверие полицейской технике, приём седативных препаратов для засыпания, болезнь и прочие надуманные отговорки, однако в конце месяца начальник полиции приказал ему пройти допрос, пригрозив отстранением от службы без сохранения жалования, формальным вынесением выговора и в конечном итоге – увольнением из полиции. Андервуд был вынужден согласиться ответить на вопросы…
4 мая 1993 года он принял участие в допросе с использованием полиграфа и… уверенно его провалил. Не было никаких сомнений в том, что он лгал по всем ключевым вопросам, связанным с угрозами в адрес Кей Веден и её сыном. И тут неожиданно на помощь Ламонту пришла Кей Веден, то есть потерпевшая! Она написала письмо начальнику полиции, в котором просила прекратить расследование, высказывала сожаление о собственном обращении в полицию и заявляла о твёрдой уверенности в полной непричастности Ламонта Андервуда к собственному преследованию. Для подкрепления своей уверенности в этом она упомянула о том, что один из телефонных звонков с угрозами произошёл в то самое время, когда Ламонт находился в её доме – он стоял рядом с ней и никак не мог говорить по телефону чужим голосом!
Как несложно догадаться, о написании этого письма Кей попросил сам Ламонт Андервуд – в этом Кей призналась весной 1994 года.
Однако ситуация вышла из-под контроля Веден, теперь она уже не могла отозвать собственное заявление о преследовании, и потому следствие продолжилось. Хотя дело было уголовным и его надлежало передать в суд, в ход пошли всевозможные административные уловки, призванные перевести наказание сугубо в административные рамки. Полиция боялась замарать чистоту мундира, и в этом её поддерживали местные власти. Общий запрос политиков местного уровня можно было выразить единственной фразой: давайте обойдёмся без уголовного суда!
У них это получилось, и 7 июня 1993 года начальник Департамента полиции Солсбери Джейкобс (Jacobs) вручил Ламонту Андервуду предписание, содержавшее перечень дисциплинарных мер, наложенных на него по результатам расследования и внутренней проверки. Ламонт переводился в так называемый оперативный отдел, отвечавший за патрулирование улиц, и должен был стать рядовым патрульным. В момент перевода с должности школьного офицера безопасности в патрульные он на 5 дней выводился за штат без сохранения материального довольствия – фактически это было замаскированное депримирование на 25%, которое иначе было сложно провести по документам. Кроме того, в течение лета Андервуду надлежало пройти психологическую оценку пригодности к исполнению служебных обязанностей, иначе говоря, психолого-психиатрическую экспертизу. После её окончания Ламонт должен быть отправиться в административный отпуск, дабы руководство выработало план его дальнейшего использования согласно полученному заключению.
Результат экспертизы оказался неудовлетворителен – Ламонт оказался подвержен перепадам настроения, склонен к затяжным депрессиям, плохо контролировал себя, был жесток, непримирим, нелоялен и совершенно некритично воспринимал собственные поступки. Он не подходил для полицейской работы, и вызывало удивление то, как ему удавалось ранее убеждать врачей в своей профпригодности.
История закончилась для Андервуда довольно печально, хотя и не худшим образом. Ему оформили неполную пенсию по инвалидности и проводили на покой. С этого времени – речь идёт об осени 1993 года – Андервуд стал всем жаловаться на больной позвоночник, хотя никогда никаких травм он не получал и позвоночник никогда не лечил. Но надо же было как-то объяснять, по какой причине его объявили инвалидом… Вот он и стал всем рассказывать о больной спине, хотя «больной позвоночник» ничуть не мешал ему танцевать по много часов без перерыва [Андервуд посещал танцевальный клуб, где активно знакомился с женщинами и танцевал по 3 часа и больше практически без остановок].
Ламонт Андервуд.
После того, как стало известно о предстоящем увольнении Ламонта из полиции, некто выстрелил в стену дома Кей Веден из огнестрельного оружия 22-го калибра. Полиция изъяла пулю, и после убийства Виктора Гунарсона её сравнили с пулями, излечёнными из тела последнего. Калибр в обоих случаях оказался одинаков, но то, что пули эти были выпущены из одного оружия, доказать не удалось – этому помешало сильное повреждение пуль, извлечённых из трупа.
Осенью 1993 года отношения Кей Веден и Андервуда перешли в стадию резкого обострения. Несколькими месяцами ранее женщина заступалась за него и доказывала всем, каким замечательным человеком являлся Ламонт, однако уже к середине октября отношения оказались испорчены бесповоротно. Андервуд подарил Кей кольцо с большим рубином и бриллиантами, затем отобрал, заявив, что женщина недостойна его любви. Встретив Кей в ресторане в обществе подруги, Ламонт якобы случайно опрокинул ей на колени чашку чая. А затем на парковке перед магазином «Quality Mart» он грубо напал на неё, ударил дверцей автомашины, разорвал ожерелье на шее и причинил ряд мелких телесных повреждений. После этого Кей обнаружила записку с угрозами на лобовом стекла автомашины… В общем, в ход пошёл весь набор фокусов Андервуда, не раз демонстрировавшийся им прежде в отношении других женщин. Хотя нет, не весь, появилось «know how», не виданное ранее – Андервуд в ноябре 1993 года позвонил по телефону Кей и выстрелил в трубку – эта запись осталась на автоответчике.
