Алексей Петрович Бородкин
Эго убийцы
Плауман ласково посмотрел на жену.
– Очень мило, – скупо одобрил Криндер.
Когда он ушел, Ляля сказала, что нужно купить пистолет. Немедленно.
– Зачем? – удивился Плауман. – Что-то случилось?
– Мне не понравился этот человек.
– Правда? А мене он показался милым. Общительный такой… виолончелист.
Ляля упрямо повторила:
– Мне не понравился этот человек.
– Чем?
– У него глаза уснувшего окуня. Стылые. Даже когда он улыбался, они оставались холодны.
– Неужели? – Плауман смущённо почесал переносицу, сказал, что катастрофически не умеет стрелять.
– Научишься, – ответила женщина. – Ты же мужчина.
Пистолет "нашелся" парадоксально быстро.
Ляля звонила знакомым, намёками и полуфразами обозначала, что именно ей необходимо.
Трофейный "Люгер" плюс две запасные обоймы принесла пожилая мадам. Её звали Цецилия Нисовна, и происходила она из польских евреев (что само по себе примечательно, ибо всех польских евреев уничтожили во время Второй мировой).
…Пару лет назад Плауман шил для пани брючную пару. Впрочем, портные говорят "шил на неё" или "шил на ней", подчёркивая приоритет фигуры перед личностью. "Сидит, как влитой! – Плауман взмахнул ладонью, словно художник кистью. – Десять ваших худших лет улетучились стараниями этого костюма, пани Цецилия!" "Вы думаете? – женщина повернулась перед зеркалом. Согласилась: – Вы правы, мосье Плауман. У вас золотые руки".
Толковый портной – большая ценность (для тех, кто понимает). Его берегут и передают по наследству.
Цецилия принесла пистолет, он был завернут в кусок мешковины. Ляля развернула, беспечно обежала глазами. Далее произошел странный разговор (смесь бреда и иносказания):
– Не уверена, что он работоспособен, – проговорила гостья.
– Это ничего, – ответил Ляля. – Даже хорошо. Игорёша участвует в театральной постановке. Его попросили школьники. Никто не пострадает.
– Зачем тогда обоймы?
– Обоймы? – переспросила Ляля, имитируя непонимание.
– Впрочем, мне всё равно.
Женщины поговорили о погоде. Ляля спросила, как скоро нужно вернуть оружие. Цецилия застегнула сумочку и ответила, что спешки нет:
– Он принадлежал отцу. Отец умер.
– Какое горе!
– Немец… первый владелец пистолета был убит ещё раньше, в сорок третьем. – И повторила: – Спешки нет. Пользуйтесь… на здоровье.
Плауман выбрался за город. Нашел укромное местечко. На поваленной полусгнившей осине расставил пустые бутылки. Отсчитал двадцать шагов (вышагивая прямыми ногами, как циркуль). "В обойме восемь патронов, буду приближаться, стреляя через каждые два шага".
Своеобразная дуэль. Восемь патронов, восемь бутылок".
"Целиться начну слева направо".
Первый выстрел поразил неприятно сильной отдачей. Кроме того, Плауман засуетился, схватил упавшую гильзу и обжег пальцы.
Естественно, промахнулся.
Последней пуле посчастливилось более остальных: она оцарапала бутылку, та пошатнулась и опрокинулась. Опрокинулась лениво, не разбившись.
После каждого выстрела из ствола выходил дымок. Отстреляв обойму, Плауман понюхал отверстие, нашел запах "специфическим, мужским".
Пистолет приятно волновал, как волнует, например, пачка денег или ключи от дорогой машины. Это был энергетический сгусток. Плауман почувствовал себя бодрее, расправил плечи. И дело было даже не в том, что появилась призрачная угроза, а пистолет защищал от неё – нет.
Просто раньше Игорь Арамович был один, а теперь их стало двое: Плауман и Люгер.
"Если Ляля права, стрелять придётся в комнате, – появилась здравая мысль. – В упор. Промахнуться трудно. Главное держать оружие под руками. И не бояться".
На следующую встречу Криндер опоздал. Извинился, улыбнулся, вручил Ляле розы, поцеловал руку. Плауман оскорбился, хотя и не проявил обиды (он не любил, когда посторонние мужчины дарят его жене цветы; тем более, когда целуют руку).
Портной показал каталог моделей и толстый сшитый на кольцо "блок" кусочков тканей. Высказался:
– У вас замечательная фигура, но, учитывая зрелый возраст, я бы посоветовал классический пиджак двубортного кроя. Вечерний приталенный бархатный или…
– Нет-нет! – возразил Криндер. Положил ладонь на каталог, давая понять, что эти варианты не годятся. – Я примерно представляю, чего мне хочется. Мне нужен пиджак коричневого цвета. С накладными карманами. Два накладных кармана внизу, два на груди…
Проговаривая, Криндер показывал жестами и знаками, где и как должны располагаться элементы.
– …три пуговицы вдоль нотного стана, ворот низкий и…
– Вы говорите о лацканах?
– Да-да, вот эти, отгибающиеся фрамуги, их не нужно делать большими.
– Петлица? – спросил портной.
Криндер задумался. Сказал, что петлица не нужна, она выпадает из тональности:
– Мне бы хотелось совместить глубокую практичность и некоторый…
– Лоск? – предложил портной.
– Скорее представительность, – поправил Криндер. – Из этих позиций выбирайте ткань. Я доверяю вашему вкусу. Цена не имеет значения.
Плауман принёс отрез ткани, показал. Оттенок вполне удовлетворил заказчика. Мужчины начали обсуждать детали (размер нагрудных карманов, шлицы). Ляля поливала цветы на горке.
Спросила:
– Как вам понравился наш город?
Криндер (в эту секунду он стоял с поднятой рукой) воскликнул:
– Великолепен! Он меня очаровал. Просто очаровал. Вообразите, я выбрался вечером из гостиницы, решил совершить моцион. Буквально через два квартала наткнулся на цветник. Прямо у забора цвели дивные хризантемы…
Ляля уколола мужа взглядом, тот развёл руками, мол, что я могу поделать?
В "домике с хризантемами" (так обозначил для себя Криндер) жила вдова Варвара Васильевна Негода. Женщина незначительно за сорок, рано вышедшая замуж, рано овдовевшая, не имевшая детей и не успевшая понять ни прелестей, ни горестей брака. Супружеская жизнь промелькнула перед женщиной, как падающая звезда. Муж Варвары Васильевны (высокий могучий мужчина) был на двадцать лет старше, он возглавлял городскую пожарную команду, норов имел крутой, нахрапистый, водку употреблял стаканами, презирая "грошовую тару"; однако погиб пожарный Негода не во имя борьбы с огнём, он отравился грибами, три дня лежал пластом, надеясь, что обойдётся, что могучий организм победит болячку, потом у него отказала печень. Мужчина пожелтел лицом, изо рта пошла пена – жуткое зрелище.
Варенька Негода имела средний рост, была выразительно сложена (не обделена женскими достоинствами) и характер имела живой и бойкий. Выражая крайнюю степень восторга, она сжимала кулачки, жмурилась и выдыхала с чувством: "Страсть, как хорошо!" Разочарование или обиду проговаривала так: "Слыхом не слыхано!"
Курносый носик вздёргивался и в первом и во втором случае.
На плетёном столе появился заварочный чайник, Ляля вынесла плошку с мёдом и чашки, сказала, что время пить чай.
– Такая хохотушка! – проговорил Криндер, описывая вчерашнее знакомство. – Совсем меня взговорила. У неё замечательный дом…
– Пятистенок, – вклинилась Ляля.
– …ухоженный сад, цветник, – продолжал Криндер. – Про хризантемы я уже говорил.
На листе миллиметровой бумаги Плауман делал набросок будущего пиджака, спросил о ширине брюк; Криндер отмахнулся, оставляя детали на умысел портного.
– Варя пересказала мне кучу городских глупостей, рассказала, как топит в дождливую погоду печь и как сажает чеснок и лук… как она сказала?.. хм… вылетело из головы.
– Под зиму, – помогла Ляля.
– Верно, – согласился Криндер. – Под зиму. Потом Варенька угощала меня сушеной вишней и вареньем из груш.
