Алексей Павлович Чопяк
Единство
11. История Никиты Пиминова
2 августа 2128 года
«…Многим кажется, что люди с этим Феноменом умнее, сильнее и успешнее. В качестве примера нам показывают «гениальных» Восприимчивых учёных последних лет. Нам предлагают гордиться их достижениями и верить, что они были получены именно благодаря Восприятию. Но разве в прежние времена, до появления Восприимчивых, не существовало великих физиков, химиков, конструкторов, художников, литераторов? Разве Менделеев, Эйнштейн, Королёв или Пушкин были Восприимчивыми? Отнюдь. Они были обычными людьми, верящими в себя, а не в какую-то мистическую силу, которая даёт знания и гармонию. Именно благодаря этой вере их имена помнили до Всемирного Хаоса и помнят сейчас. Способность человека добиться поставленных целей не зависит от того, воспринимает он Основу, или нет. Это зависит только от его воли и от его выбора.
Некоторые говорят, что Восприимчивые более гуманны и рациональны, чем обычные люди. Но сколько встречается случаев избиения обычных людей компаниями Восприимчивых! И характерно это не только для нашей страны. Год назад я летал в Чили. Побывал во всех её уголках. И там я узнал обо всех проблемах, которые создают обычным жителям коммуны Восприимчивых. Стоит тронуть хоть одного из них, за него сразу же вступается вся коммуна. Причём их не волнует, кто виноват. Они сплочены – о, да. Но сплочённость и гуманность – это не одно и то же.
И раз уж мы заговорили о сплочённости… Сколько раз нам говорят: «Вот смотрите, как преданны друг другу Восприимчивые! Берите с них пример!». Но посмотрите на муравьёв! Казалось бы, муравьи трудолюбивы и честны. Но эти качества заложены в их инстинктах. А человек тем и отличается от муравья, что его любовь, честность, верность и трудолюбие обусловлены осознанностью выбора, а не программами, заложенными в генах. А Феномен Восприятия, особенно взращенный в школах Единства, привязывает одного Восприимчивого ко всем остальным даже не на подсознательном уровне. Если угодно, на уровне тех самых инстинктов, с которыми живут муравьи. Сообщество Восприимчивых подобно муравейнику, где каждый Восприимчивый занимает строго своё место и не смеет сдвинуться с него. Официально считается, что каждый сам волен выбирать, чем ему заниматься. Но кто знает, в какой степени выбор Восприимчивого обусловлен его собственной волей, а не волей структуры, к которой он себя привязывает.
Не секрет, что среди Восприимчивых тоже попадаются преступники. Нам говорят, что это в основном потенциальные Восприимчивые, вовремя не вставшие на путь истинный. Смысл понятен: идите в школы Единства и вырастете добропорядочными. А рядом с вами всегда будут такие же добропорядочные люди, на которых вы в любой момент сможете положиться.
На первый взгляд, ничего плохого в этом нет. Но мало кто знает, что в действительности представляет собой иерархия, существующая у обученных Восприимчивых. На самой верхушке стоят те, кто лучше всех ощущает Основу. Что далеко ходить – вся элита МОВ поголовно состоит как из таких вот джедайских магистров. Казалось бы, всё прекрасно. Они лучше других понимают Основу, лучше других могут прислушиваться к ней и способны управлять другими Восприимчивыми в соответствии с её течением. Но никто не может поручиться, во-первых, за то, что они правильно толкуют волю Основы, а во-вторых, за то, что при этом они не преследуют свои собственные меркантильные интересы. Проверить обычному человеку это невозможно, поскольку сообщество Восприимчивых для него закрыто. А обычный Восприимчивый тоже не может докопаться до истины. Ведь философия Учения Единства требует подчиняться установленной иерархии, а не оспаривать её.
В идеалах руководителей МОВ человечество должно представлять собой набор каст, где у каждой касты будет своё предназначение. И при этом они, а вслед за ними и обманутые ими обычные люди, твердят, что Восприятие помогает человеку найти свой путь, освободиться от страданий и стать лучше. Учение Единства насаждает диктат и подчинение, а никак не свободу. Да, МОВ старается действовать убеждением, а не грубой силой. Но, во-первых, это пока она ещё недостаточно сильна. А во-вторых, от этого она становится ещё опаснее. Ибо нет ничего трагичнее, чем добровольное согласие свободного человека на цепи и кандалы.
Поэтому помните – школы Единства могут завлечь вас и ваших детей в рабство. И не просто завлечь, а ещё заставить благодарить рабовладельцев за это рабство. И даже если вы или ваш близкий родился с Восприятием, хорошенько подумайте перед тем, как отправить его в эти школы или самому стать их адептом!
Будьте внимательны при выборе друзей, подруг, мужей и жён! Восприятие передаётся по наследству. У смешанных пар в трёх из четырёх случаев рождаются дети с Восприятием. Более того, пропаганда МОВ способствует появлению таких пар, чтобы увеличить число своих почитателей, а в будущем, возможно, и число своих рабов.
Выбор за вами. Сделайте его сегодня! А то завтра его могут сделать за вас!»
А ведь и правда сделают за нас, с тоской подумал Никита. Статья, которую он только что прочитал, принадлежала перу профессора Бориса Тимофеева. Некогда Тимофеев считался одним из лучших отечественных психиатров. Кроме того, он был одним из немногих обычных людей, кто всерьёз озаботился исследованием Феномена Восприятия. Но после Июньской революции профессор усомнился в необходимости развития в России Учения Единства и в два счёта стал персоной non grata в Академии Наук. Но только не в Гуманитарном Университете в Москве! Здесь проводились еженедельные VIP-лекции, куда приглашались деятели политики, науки и искусства. Профессор выступал там прошлой осенью и рассказывал много любопытного о Восприимчивых. Конечно, он не мог высказываться слишком резко, чтобы не подставлять университет. Но Тимофеев рассказывал, как ездил в разные страны, общался с Восприимчивыми, изучал специфику Учения Единства в каждой конкретной стране. Где он только не бывал! В Канаде, в Бразилии, в Чили, в Китае… Тимофеев высказывал большую озабоченность ростом числа Восприимчивых. Как он тогда говорил: «Никто не может предугадать последствия прироста людей с Восприятием. Ведь, что бы ни говорили правозащитники, они всё равно отличаются от обычных людей. При этом Восприимчивые живут по своим правилам и не желают объяснять свои намерения простым людям. И это наводит на тревожные мысли!»
Никита скривился. Тревожных мыслей у него и без того хватало, особенно последние полтора месяца, с тех самых пор, как у его бабушки нашли тотальный рак на второй стадии. Эта болезнь, именуемая по-научному cancer totalis, была одним из самых страшных недугов двадцать второго века. По какой-то необъяснимой причине рак развивался сразу в нескольких органах и распространялся по организму, словно пожар по сухому лесу.
Поначалу ничто не предвещало беды. Для своих семидесяти двух лет бабушка Никиты была в прекрасной форме. Бойкая старушка участвовала во всех семейных делах и никогда не забывала дать свой совет. В какой-то момент семья стала замечать, что бабушке разонравились некоторые блюда, которые прежде она обожала. Но внимания на это тогда никто не обратил, списав всё на обычное изменение вкусовых предпочтений. Потом её начали мучить сильные боли в животе, но врачи поначалу решили, что это какие-то возрастные изменения, выписали лекарства, укрепляющие желудок, и на этом успокоились.
И напрасно. Боли только усиливались, и тут уже стало ясно, что творится что-то неладное. Хорошо ещё, что проводивший обследование врач вовремя спохватился и направил её на онкологическое обследование.
И обследование выявило рак сразу в двух органах. Первый и главный очаг был в желудке, второй, пока ещё небольшой, – в печени. Пришлось Никитиной бабушке лечь в больницу, а всей семье – собраться с силами и запастись надеждой.
Самым коварным подвохом тотального рака было возможное появление новых очагов в самых неожиданных местах. Их возникновение нельзя было точно предугадать или спрогнозировать. Иногда новые очаги образовывались тогда, когда старые уже были подавлены и больной шёл на поправку. Особенно часто такое случалось при интенсивном лечении. Врачи и учёные терялись в догадках, почему это происходит. Казалось, будто какой-то злой дух любыми способами старается сжить человека со света. Восприимчивые говорили, что это какая-то патологическая реакция человеческого Ка на Основу.
Впрочем, Никита им не доверял. Они всё подгоняют под своё Учение. Только и думают, как бы ещё показать свою значимость. Все они, уже даже дети, считают себя избранными. Один из таких типов учился вместе с Никитой в обычной старшей школе и параллельно обучался в общей школе Единства. Они давно недолюбливали друг друга. В десятом классе этот парень сказал Никите на перемене: «Нас, Восприимчивых, скоро станет много. Мы будем главными в мире!». Никита, и без того недовольный жизнью в тот момент, ответил ему кулаком в лицо. Завязалась потасовка. Никита дрался как тигр и случайно ткнул врага пальцем в глаз. В результате разразился большой скандал по поводу членовредительства. Даже родителей в школу вызывали. К счастью, как для пострадавшего, так и для причинителя вреда, глаз остался цел. Иначе Никита наверняка вылетел бы из школы. И даже если бы никакого другого наказания не последовало, его бы наверняка поставили на учёт в полиции. А с такой репутацией ни в один университет не примут.
Никита закончил школу, но нелюбовь к Восприимчивым у него сохранилась. Она подогревалась также посещениями «Свободного обозревателя», маленького сетевого издания, куда Никита любил заглядывать. Именно там, кстати, он впервые узнал и о Тимофееве, который, как выяснилось, был одним из главных идеологов ограничения Учения Единства. Преимуществом «Свободного обозревателя» было то, что в нём размещались статьи и выступления оппозиционеров, которые неизбежно «заворачивались» в официальных изданиях.
Звонок в дверь отвлёк Никиту от воспоминаний. Это вернулась мама. Она как раз ездила в больницу, проведать бабушку и проконсультироваться с лечащим врачом. Взглянув на выражение её лица, Никита понял, что ничего хорошего она там не узнала.
Но всё оказалось ещё хуже.
– Врач сказал, что состояние ухудшилось, – мрачно проговорила мать. – Только-только они начали справляться с желудком, как обнаружили новый нарождающийся очаг в мозгу. Рак развивается очень быстро. Без интенсивной терапии… всё ясно. А если её начать, то могут возникнуть и новые очаги.
Но есть ещё одна возможность, – добавила она после недолгого молчания. – Сейчас появились биоэнергетические методики. На Западе и в Китае их уже применяют для лечения рака. Мне предложили их попробовать, и я согласилась.
Никита почувствовал себя так, словно ему по голове только что ударили кувалдой. Биоэнергетические методики! Восприимчивые!
– Ты знаешь, кто этим занимается? – с трудом выдавил он из себя. – Восприимчивые!
– Да, Восприимчивые! – неожиданно разозлилась мать. – Но другого выхода я не вижу!
– А лечебные биоагенты как же?
– Так их и применяют! Только новый очаг всё равно появился! Чтобы это прекратить, нужно стабилизировать её Ка!
– Это тебе «шизы» сказали, да? – спросил Никита.
– Они не «шизы», а Восприимчивые! – отрезала мать. – Между прочим, поумнее твоих «антишизовских» сетевиков! И хватит об этом!
Никита подбрёл в свою комнату. Уселся в кресло, опёрся локтями о столешницу и прикрыл лицо руками. Как будто раньше у него было мало проблем! Теперь и ещё бабушка с мамой попали в сети «шизов»! Наверняка эти уроды промоют им мозги! Да ещё и бабушку, не дай Бог, загубят! Он не знал, как ему быть.
12. История Петра Кирсанова
16 августа 2128 года
День выдался необычайно ясный – ни единого облачка на небе. Только лёгкий ветер иногда пробегал по воздуху, чуть волнуя сочные зелёные листья на кустах и деревьях.
Рослый и крепкий мужчина стоял рядом со стеной и смотрел на белую плиту перед глазами. Она была совсем новой; грязь и ветер ещё не успели поработать над ней. На плите золотыми буквами было выведено: «Алексей Родионович Кирсанов».
«Почти шестнадцать лет прошло! – подумал Пётр Алексеевич. – А отыскал я тебя только сейчас. Эх, батя…»
Он приехал сегодня утром, пока на кладбище было ещё немного народа, вместе с несколькими сотрудниками своей службы. Его сопровождающие стояли на некотором отдалении от своего начальника и внимательно следили за подходами к мемориальной стене. Несмотря на разделяющее их расстояние, Пётр Алексеевич отчётливо ощущал сочувствие охранников.
Алексей Родионович Кирсанов не был Восприимчивым. Но и ненависти к ним он не питал. Во всяком случае, не отрёкся от сына, когда понял, что тот обладает способностью к Восприятию. Не стал он этого делать и на следствии, после ареста. До последнего он отказывался верить, что его сын стал предателем.
И правильно делал. Кирсанов не считал себя предателем, после того, как рахимовцы сначала стали душить Учение Единства, а потом открыли охоту на него и на его товарищей. Такова была их награда за верную и опасную службу. Кирсанов избежал уготованной ему участи лишь благодаря помощи Международной Организации Восприимчивых. И тогда под удар попал отец – единственный остававшийся у него родной человек. Его арестовали, несколько месяцев мытарили, пытаясь больше узнать о сыне, а потом расстреляли в подвале РМБ. А в личном деле написали, что он умер в заключении от пневмонии.
Останки удалось обнаружить совсем недавно, но сомнений в их принадлежности не было. Генетическая экспертиза не ошибается. А ведь Алексей Родионович тоже кое-что сделал для страны. Он работал инженером на Загорской ГАЭС-1. В результате ему «пришили» подготовку теракта на этой самой станции… А ведь если кто-то и заслуживал расстрела, так это не он, а правители, травившие миллионы людей из-за ненависти к Восприимчивым!
Уже после своего спасения Кирсанов встретился с Глебом Владиславовичем Рязанцевым, одним из Учителей, который тоже был вынужден покинуть Россию из-за рахимовских гонений. Кстати, старик долго не хотел уезжать. Даже несмотря на угрозы, он всё равно был непреклонен. «Боюсь, если я уеду, господин Рахимов совсем заплесневеет!» – говорил Учитель друзьям с шутливой озабоченностью. И только по настоянию МОВ он всё-таки покинул родину. Наверное, лишь поэтому его не постигла участь Кирсанова-старшего. Хотя на арест они бы вряд ли решились. Слишком уж многое умеет Учитель. Скорее всего, его бы сразу ликвидировали.
– Запомни, Петя, – говорил Глеб Владиславович Кирсанову, – Восприимчивые в этом мире могут рассчитывать только на себя. Из обычных людей нас мало кто любит, разве что наши родные и близкие. Остальные боятся наших способностей из-за непонимания их природы, а в глубине души ещё и завидуют нам. Одна наша старческая бодрость чего стоит! – хихикнул он. Учитель обладал удивительной способностью: мог говорить о вполне серьёзных вещах в шутливом тоне. Его слушатели сначала усмехались и только потом понимали подлинный смысл его иронии.
Потом он с грустью продолжил:
– Страх вперемешку с завистью – ядовитая штука. Такие чувства таятся в каждом обычном человеке. Как бы он с ними не боролся и как бы не скрывал, но мысль о том, что у кого-то другого есть способности, делающие его сильнее, крепче и умнее, всегда будет напоминать о себе.
Но обычные люди – тоже часть Земли. К тому же многих Восприимчивых рождают на свет обычные родители. Приток свежей крови нам на пользу. Как бы там ни было, но обычные люди тоже нужны Основе, а ей нельзя перечить.
«Да, – согласился про себя Кирсанов. – Основе лучше не перечить». Когда-то он думал, что способность к Восприятию подарит ему необыкновенную силу, позволяющую сворачивать горы. Но это не подарок, как надеются одни, и не проклятие, как боятся другие. Основа даёт многое, но требует от своего избранника соблюдать определённые правила. «Вполне справедливо, – думал Пётр Алексеевич. – Раз тебе даётся сила, ты должен использовать её с толком». Он представил себе, что будет, если все люди получат силу Основы без обратной связи с ней, и от души порадовался тому, что этого не происходит.
После Июньской революции Глеб Владиславович тоже вернулся на родину. Ходила, правда, молва, что далеко не все в Международной Организации Восприимчивых были в восторге от этого. У Рязанцева в России ещё оставались враги. Один раз его пытались убить, когда партизанское движение было ещё сильным. Девять лет Глеб Владиславович обучал Единству новых Восприимчивых и, кроме того, был советником Скрябина. Даже такой сильный и знающий Восприимчивый, как Андрей Павлович, прислушивался к его словам. Во многом благодаря стараниям Рязанцева, Учение Единства вернулось в Россию.
Но год назад он умер. А теперь вот и отца отыскали. Кирсанов понимал, что смерть, настигающая каждого рано или поздно, – это часть естественного порядка вещей. Но одно дело – понимать, что происходит, и самому быть к этому готовым, и совсем другое – видеть, что это случилось с близким человеком.
Иногда даже непонятно, кого жальче – умершего или самого себя. Ведь когда близкий человек был жив, ты всегда знал, к кому можно обратиться за помощью, кто никогда не откажет в поддержке, если тебе тяжело, и с кем ты можешь посоветоваться, если пребываешь в затруднении. Ты не понимаешь, как много близкий человек значит в твоей жизни, до тех пор, пока не потеряешь его. Пётр Алексеевич давно усвоил для себя эту печальную истину и всегда ценил отношения с близкими людьми.
Отец с Глебом Владиславовичем были в чём-то похожи друг на друга. Оба были бодрыми, энергичными, оба были преданы своему делу. И оба были готовы выслушать другого человека, даже если он чем-то отличался от них. Им было бы интересно познакомиться друг с другом…
А возможно, они уже и встретились в Основе. Может быть, и он сам когда-нибудь к ним присоединится… Но не сейчас. Сейчас нужно жить и работать дальше. Тем более, когда на плечах лежит забота о судьбах других людей. А об ушедших позаботится Основа. Скорее всего, она хорошо приняла их.
Кирсанов ещё несколько секунд постоял, собираясь с силами, а затем развернулся и спокойным шагом пошёл прочь от плиты. С ним двинулись и его сопровождающие.
Пока Кирсанов шагал по дорожке по направлению к выходу, ему в очередной раз пришла в голову мысль, что ему не нравится в кладбищах. Несмотря на обилие деревьев и кустарников, просто лучащихся жизнью в такие дни, тут чувствовалась человеческая боль, скорбь и горечь. За столетия каждый камень и каждый клочок земли здесь были пропитаны этими чувствами. И не только ими. Кое-где из-под цветущей травы явственно проступала угасающая жизнь в тех телах, которые по традиции были похоронены без кремации. Многие клетки в них ещё не умерли и продолжали поддерживать вокруг себя ауру жизни. Но это была лишь тень, жалкое угасающее подобие той ауры, которое создаёт настоящее, живое Ка. И словно в насмешку над этим угасанием, цвели излучения бактерий и всякой подземной живности, издревле пиршествующей на чужом горе. Ощущалось увядание цветов, принесённых на могилы родных и близких. Восприятие позволяло чувствовать кладбища как удивительные места соприкосновения жизни и смерти. Удивительные, но отнюдь не приятные.
«Жаль, что обычные люди не могут в полной мере прочувствовать это место, – подумал Кирсанов. – Ощутив его через Основу, они, возможно, стали бы бережнее относиться к чужим жизням».
За оградой Петра Алексеевича уже ждала машина. Рядом с ней стоял Вадим, круглолицый белобрысый парень, водитель Кирсанова. Как и охранники, он сочувствовал шефу, хоть и не решался выразить своё сочувствие вслух. Да и само место тоже не прибавляло ему настроения.
– В контору, – коротко распорядился Кирсанов.
В дороге он обдумывал наиболее серьёзные вопросы. Сопротивление определённо что-то затевало. Не зря все «антишизовские» движения притихли. Но что они собираются делать? Из докладов агентуры этого пока нельзя было понять. МВД и РСБ рыли носом землю, но тоже ничего не находили.
Тревога не покидала Кирсанова. Не к добру это затишье! Что же замышляют враги? После Тридцатилетия МОВ никаких серьёзных событий пока не намечалось, разве что конференция в Новосибирске. И Кирсанов был полон решимости проследить, чтобы это научное мероприятие прошло без проблем. Но Сопротивлению необязательно привязывать свою атаку к конкретному событию. Напротив, внезапный удар будет эффективнее, потому что так больше шансов застать Восприимчивых врасплох. К тому же он обрушивается как гром среди ясного неба и оставляет после себя самый ужасный человеческий страх. Страх перед неизвестностью.
Немного подумав, Кирсанов решил всё-таки повысить уровень готовности к нападению на всех административных, исследовательских, медицинских и учебных объектах РОВ. Там постоянно находятся самые сильные и умелые Восприимчивые, а также работает немало иностранных собратьев. А в школах Единства растёт будущее поколение российских Восприимчивых. Любой из этих объектов – лакомый кусок для террористов.
Ещё Кирсанова интересовала внезапная смерть Кирилла Шикунова, агента РОВ в главной оппозиционной партии страны. Все медицинские эксперты в один голос утверждали, что он умер от естественных причин. Но Кирсанов по роду своей деятельности знал о некоторых «бесследных» способах устранения врагов и не торопился с выводами. Агента могли убрать. Другой вопрос, кто это сделал и зачем. Наверняка не обошлось без участия кого-то из однопартийцев. Поэтому после смерти Шикунова Кирсанов стал внимательно следить за кадровой и общественной политикой оппозиционеров. Если они начнут менять курс, к этому надо быть готовым.
Надо сказать, что возникшее затишье волновало не только Кирсанова. Скрябин тоже был встревожен.
– Хорошо, что вы решили усилить меры безопасности, – сказал он Петру Алексеевичу. – Меня тоже беспокоит этот мёртвый штиль. И дело не только в Сопротивлении.
– А в чём ещё? – спросил Кирсанов.
– У меня такое чувство, что мы в преддверии каких-то важных событий. И связано это не столько с Сопротивлением, сколько с самой Основой.
