bannerbannerbanner
Пелена

Алексей Николаевич Загуляев
Пелена

Полная версия

Глава 4

Константин с Грегом отнесли Синицына к его мёртвым коллегам в генераторную и вместе с Лизой, Эммой и вторым голландцем остались стоять на улице. Внутри станции находиться было и правда тяжело – казалось, что и воздуха здесь не хватает, и электрический свет недостаточно ярок, и низкие потолки будто пытаются раздавить. Дрегов с Сергеем, хотевшие было отправиться наконец в медпункт, передумали и присоединились к сгрудившейся на крыльце возле входа компании.

– У нас кто-нибудь курит? – спросил Кирилл, решив хоть каким-то образом прервать сковавшее людей молчание.

Все на него оглянулись.

Константин вынул из внутреннего кармана куртки позолоченный портсигар и предложил Кириллу сигарету.

– Вот, – сказал он. – Думал, тут только я курящий.

Трое других мужчин тоже потянулись к портсигару.

– Ничего себе, – удивился биолог. – Вот это поворот. Не желаете, Эмма? – обратился он к продолжающей обнимать переводчицу женщине.

– Ноу, – коротко ответила та.

Однако успевшая придти в себя Лиза, всхлипнув последний раз, тоже направилась к Константину. Впрочем, сделав пару затяжек, она закашлялась. Эмма забрала у неё сигарету.

– Может быть, – снова заговорил Константин, – на станции найдётся что-нибудь и покрепче. Этой ночью, пусть даже и не похожей на ночь, нам всем необходимо будет взять себя в руки.

Лиза перевела сказанное Константином.

– Да, – согласилась с ним Эмма. – В столовой я видела пару бутылок водки. Подойдёт?

– Вполне, – воодушевлённо произнёс Константин.

Грег при этом потёр руки и даже слегка улыбнулся. Пожалуй, подумал Кирилл, такому здоровяку и целая бутылка будет нипочём.

Кирилл пускал в холодный воздух густые клубы табачного дыма, смешивая их с паром. Низкое, хотя до сих пор и яркое солнце уже коснулось туманного горизонта. Кирилл посмотрел в противоположную сторону и на секунду застыл. Где-то, казалось, совсем рядом, справа от станции он чётко различил белую, небольшого радиуса дугу, чуть фиолетовую с внутренней стороны и оранжевую снаружи.

– Что это? – кивнул в сторону необычного явления Кирилл.

Константин без особого интереса взглянул в направлении, указанном Кириллом, и лицо его вдруг снова оживилось.

– Туманная радуга, – тихо, так что Кирилл едва расслышал, промолвил он.

– Радуга?

– Иногда здесь такое случается. Пару раз до этого видел. Однажды даже проплыли сквозь неё на судне. Так, по крайней мере, нам показалось.

– Выглядит жутковато, – заметил Кирилл.

– В этом есть особая красота, – не согласился с ним Константин. – Ты не находишь?

– Пожалуй, нет.

– Кирилл, – прервала их беседу Эмма. – Синицын что-нибудь успел рассказать? – Вместо «Синицына» у неё получилось что-то похожее на «синицу».

– По существу ничего, – ответил Дрегов без особенного энтузиазма. – Сказал, что прятался в комнате от каких-то наркоманов, которые приехали из города на снегоходах.

– Наркоманов? Из города? Ерунда какая-то. Про убийства, значит, ни слова?

– Нет.

– А сам что по этому поводу думаешь? Есть идеи?

Кое-какая картина у Дрегова успела сложиться, но выглядела она пока что странно даже для него самого. Он не был уверен, что сто́ит именно сейчас о ней говорить, однако разговаривать в этот момент всем было необходимо, особенно Лизе, впервые в жизни, наверное, столкнувшейся за раз с таким количеством жути.

– Я полагаю, – сказал Кирилл, – что кто-то из коллег Синицына – Лосев или ваш океанолог – стал по какой-то причине ломать ульи. Возможно, выйдя на шум, Синицын увидел разлетевшихся повсюду насекомых. Сумел добраться до раскуроченной лаборатории, где лежал с проломленной головой океанолог, одел защитный костюм – костюм я обнаружил в комнате, когда искал таблетки, – и только после этого нашёл Лосева ломающим топором стену.

– Они что, с ума посходили? – удивлённо спросила Эмма. – Странная у тебя версия.

– Но кто-то же сломал ульи, – продолжил Кирилл. – И мы знаем, что пчёлы разлетелись. Знаем, что Синицын одел костюм. Всё это факты, и другого способа их связать я пока что не вижу.

– Ладно, – кивнула Эмма, дослушав, пока переведёт Лиза. – Допустим, так. А стену зачем ломать?

– На станции, – вмешался в разговор Константин, – установлена защита на случай подобных непредвиденных обстоятельств. Это всё-таки объект биологических исследований. Двери и окна блокируются, когда срабатывает какой-то триггер. От разлетевшихся насекомых нужно было избавиться, поэтому Лосев и ломал стену. Мы не знаем, что это за пчёлы. Понятно будет только после того, как проведут экспертизу. Эмма, когда ваша группа приехала, защиты на двери уже не было?

– Нет.

– А дыру в стене кто залатал? Вы?

– Да.

– Значит, – снова заговорил Кирилл, – Синицын, прежде чем спрятаться в комнате, снял защиту, когда понял, что пчёл на станции уже нет. Может быть, хотел воспользоваться снегоходом, но не успел, потому что на станцию неожиданно нагрянули из города гости. Его сбивчивое объяснение, когда он звонил, могло быть вызвано тоже этим визитом. Да и вообще, в сложившейся ситуации довольно сложно принимать быстрые и при этом правильные решения.

– Но зачем стрелять в Лосева? – не переставала недоумевать Эмма.

– Не знаю, – пожал плечами Кирилл. – Какая-то причина была. Но мы её уже не узнаем.

– Сергей, – обратилась Эмма к криминалисту. – А умер Синицын… Ты можешь предположить причину?

– А чего тут предполагать? – отозвался тот. – По всем признакам – обширный инфаркт. Точнее только после вскрытия.

– Ну надо же, – замотала головой Эмма. – Мы целые сутки тут были, а этот, сидя за стеной, даже не пискнул.

– Боялся, – сказал Дрегов, – что вернулись те парни из города. Так, по крайней мере, он объяснил мне.

Пожалуй, все в этот момент понимали, что, сколько сейчас ни предполагай, однозначного ответа получить не удастся. Слишком много странностей, дикостей и неизвестных переменных типа той, которую хранили разбитые ульи.

Кирилл не стал упоминать о том, что покойный Синицын хотел говорить с Константином. Посчитал, что это в сложившейся ситуации уже ничему не поможет, а отношение к биологу станет недоверчивым и со стороны голландцев. Дела́ пчелиной лаборатории их вообще не касались, это было в зоне ответственности исключительно российской стороны. Они с Константином при случае и станут с этими экспериментами разбираться. Ну, или «компетентные» люди, о которых говорил Синицын.

Константин, по видимому, был Дрегову благодарен. Как и любому нормальному человеку, ему было бы неприятно сделаться изгоем в этой компании, тем более посреди снежной пустыни, вдали от полноценной цивилизации. Погибшие учёные находились на «Варяге» седьмой месяц. Возможно, столь долгая изоляция и стала катализатором того, что в конечном итоге свело кого-то из этих троих с ума.

Кирилл, бросив окурок в урну, хотел спросить что-то ещё, но в этот момент почувствовал резкую боль чуть ниже затылка. Он машинально хлопнул рукой по шее и со свистом вдохнул воздух.

– Что? – вздрогнул Константин.

– Не знаю. Как иголкой кольнуло в шею.

Через секунду оба мужчины увидели, как с глухим жужжанием от них в сторону Ветлани полетела пчела. Только на мгновенье мелькнула своим золотистым брюшком и тут же исчезла в белой, туманной мгле.

– Что за бред?! – воскликнул Константин. – Быть такого не может. Давай-ка, брат, дуй сейчас же в медпункт. Сергей! – громко позвал он.

Тот аж подпрыгнул, услышав своё имя.

Константин махнул ему рукой и увлёк за собой в коридор Кирилла. Теперь биолог был крайне обеспокоен, и это Кириллу совсем не понравилось.

Глава 5

Дрегову промыли в медпункте рану. Она оказалась действительно пустяковой, но наложить швы всё же пришлось. Константин настоял на тщательном осмотре места укуса. Жа́ла в ране не обнаружили, как и в случаях с погибшими пчёлами. Место укуса слегка припухло и при надавливании вызывало довольно сильную боль. Но если не трогать, то никакого дискомфорта Кирилл не чувствовал. В аптечке в большом количестве нашлась специальная мазь, предназначенная как раз для таких инцидентов. Учёные здесь работали с пчёлами, так что не удивительно, что им часто приходилось этой мазью пользоваться.

Событий для одного дня произошло чересчур много. Вся команда вымоталась и физически, и морально. Настала пора хотя бы попытаться отдохнуть и запланировать завтрашние мероприятия.

Обещанный Эммой напиток был торжественно водружён на середину стола, когда все собрались в столовой. Нашлось кое-что и из обычных продуктов: картошка, рыба, консервы из оленины и даже персики. Все настолько проголодались, что на несколько минут даже забыли о странных обстоятельствах, в эпицентре которых они в этот момент находились. Живое всегда побеждает – это закон.

Прежняя скованность продолжала одолевать из всей компании только Лизу. Она почти не ела и не сделала ни глотка спиртного, задумчиво вертя пальцами по столу стоявшую возле неё стопку.

Дрегов тоже посчитал, что, несмотря на смертельную усталость и ноющую боль в плече, алкоголь ему сейчас ни к чему. Нужна по возможности светлая голова, чтобы суметь за что-нибудь в этом деле зацепиться. Возможно, дело это и не потребует в итоге разгадки – никто не позволит какому-то там капитану Дрегову углубляться в документы с секретными разработками. А лаборатория, без сомнения, занималась далеко не сельским хозяйством, о чём свидетельствовало и нежелание Синицына говорить, и наличие кейса, который поместили сейчас на полку к другим уликам. Но заставить себя на всё наплевать и вернуться домой ни с чем Дрегов не мог. Это дело его странным образом захватило.

– Лиза, – обратился Кирилл к переводчице, пытаясь её взбодрить, – постарайся взять себя в руки. Остались считанные часы – и скоро нас здесь не будет.

Девушка жалостливо взглянула на Кирилла, чуть заметно кивнула головой и вдруг с какой-то особенной лихостью одним глотком опустошила свою стопку.

 

Все, кто это видел, замерли на секунду. Потом изда́ли дружное «у-у» и стали хлопать в ладоши. Лиза уже не могла не улыбнуться и не залиться лёгким румянцем от такого всеобщего внимания. Кирилл оказался за столом рядом с ней, поэтому имел возможность вести диалог тет-а тет, так что не требовалось переводить его для голландцев. Впрочем, казалось, что теперь все понимают друг друга без перевода. Особенно говорливым был Грег, мешая в своих речах голландский, английский и даже немного русский. Время от времени он бросал в сторону Лизы игривые взгляды – девушка явно ему нравилась, и при иных обстоятельствах он наверняка приударил бы за такой красоткой.

– А как тебя вообще занесло в нашу команду? – спросил Кирилл. – Я полагаю, что ты ещё даже не окончила институт?

– Последний курс, – ответила Лиза.

– Практика?

– Не совсем. Я сама напросилась.

– И тебе не сказали, что ожидает тебя на станции?

– В общих чертах. Не подумай, что я из романтических побуждений. Это не так.

– А как?

Лиза сделала паузу и подвинула свою стопку, когда Грег жестом предложил ей очередной шот.

– У меня здесь свои мотивы, – сказала девушка.

– В каком смысле?

– Ветлань – не чужое для меня место.

Кирилл всё больше недоумевал, пытаясь угадать, что скрывается за неожиданными признаниями переводчицы. Однако на ум ничего вразумительного не приходило.

– Я родилась в Ветлани, – пояснила наконец Лиза.

– Вот как!

– Мой папа ещё молодым приехал сюда из Туло́ма. Это на другом конце Красноярского края. Думал, что на годик-другой, но так и не смог вернуться обратно. Север не отпускал. Есть у него такое свойство. И чем суровее тут жизнь, тем крепче он тебя держит. Что-то ломается внутри. Знаешь, может быть, даже на генетическом уровне. Первое время отец добывал песца. Появились деньги. Нашёл себе девушку. Женился. И вскоре родилась я. Маму Ветлань не настолько привязала, но она не могла бросить папу, сильно его любила. Но вот меня постаралась отправить на большую землю при первой же возможности. В пятнадцать лет я уехала на бывшую папину родину, в Тулом, к двоюродной сестре. Она там на ТЭЦ работала. Помогала мне на первых порах с учёбой. С тех пор я в эти места больше не возвращалась.

– Значит, в городе у тебя остались родители?

– Да. Только они уже два года как на кладбище.

– Извини.

– Да ничего… Я уже свыклась и устала себя корить. Сначала умерла мама. Отец позвонил мне только после того, как её похоронили. Но через четыре дня и сам последовал за ней. Не вынес свалившегося на него одиночества. Друзей в посёлке к тому времени у меня почти не осталось. Кто-то уехал, кто-то умер, кто-то замкнулся в своих проблемах. Об этом мне сообщили ещё через неделю. Один хороший знакомый. Тогда с финансами у меня было плохо. И сестра обложилась кредитами. Помочь мне никто не мог. А потом навалилась такая депрессия, что едва хватало воли и сил на учёбу. А когда узнала, что на арктическую станцию требуется переводчик, тут же и согласилась. Полагала, что здесь представится случай посетить хотя бы могилку. Но вижу, что обстоятельства складываются не в мою пользу.

– До Ветлани, – сказал Кирилл, – километров пятнадцать. Погода хорошая. На снегоходе этот путь не займёт много времени. С утра мы могли бы туда съездить. Почему ты раньше молчала?

– Ну сам подумай… До меня ли сейчас дело.

– Брось. Часа за полтора управимся. Не думаю, что кладбище настолько большое, что мы не найдём могилу. В посёлке из живых осталось человек двести. А с неживыми всегда проблема. Нельзя в Ветлани хоронить без предварительной экспертизы, а судмедэксперта можно прождать долго или же совсем не дождаться. Многих родственники забирают или в Дудинку, или на большую землю. У кого, конечно, есть для этого средства.

– Да я в курсе, – сказала Лиза. – Удивлена, что ты так много обо всём этом знаешь.

– Такая работа. К тому же, пока плыли из Мурманска, времени было много.

– Старожилов, – продолжила Лиза, – вообще здесь осталось человек тридцать, а то и меньше. Остальные – вахтовики. Одна единственная школа, в которой почти некому учиться, два магазина с космическими ценами на продукты, дизельная электростанция, худая канализация, никому ненужная набережная – вот и весь перечень здешних реалий.

– Ладно, – подытожил Кирилл. – Не будем о грустном. Завтра обязательно сгоняем в посёлок. Я предупрежу остальных. К обеду голландцы обещали прислать транспортный вертолёт. Так что по любому мы успеваем туда-сюда.

– А если наткнёмся на этих, – испуганно промолвила Лиза.

– На кого на этих? – не сразу понял Кирилл.

– Ну, на тех, от которых Синицын прятался.

– Не переживай, – уверенно сказал Дрегов. – Во-первых, у меня есть табельное оружие. А во-вторых, я не уверен, что кто-то был на станции. Синицын мог это просто выдумать.

– И что, ты станешь стрелять в людей? – Лиза начинала понемножку пьянеть, язык её уже слегка заплетался, а глаза блестели, так что Кириллу периодически приходилось отводить взгляд.

– Ладно, – по-отечески строго сказал он. – Об этом мы ещё утром поговорим. А сейчас и тебе, и мне пора отдохнуть. Набирайся сил, Лиза.

– Спасибо, Кирилл. – Девушка одарила мужчину благодарным взглядом, допила содержимое своей стопки и сумрачно улыбнулась.

Глава 6

Кирилл почти не сомкнул глаз. И не только из-за отсутствия привычной для него ночи, сколько из-за сонма беспорядочных мыслей, мечущихся от ситуации с Лизой к ситуации со всем этим злополучным расследованием. Самое главное в этом деле виделось очевидным – гильзы и найденные пули принадлежали пистолету Синицына, и считать убийцей кого-то другого было бы идеей сомнительной. А все мотивы находятся сейчас в кейсе. Без исследования его и без результатов судмедэкспертизы погибших это дело не сдвинется с мёртвой точки. Предстояло ещё раз, но уже тщательно отсмотреть видеозаписи, проанализировать журналы и дневники. Но это только дома, на большой земле, с подключением группы аналитиков и консультантов от науки, если потребуется. Ага… Размечтался. Кирилл перевернулся на другой бок и посмотрел вверх, на окошко, через которое продолжал пробиваться не то рассвет, не то закат – не поймёшь этот полярный день.

Следователем Кирилл стал не случайно. Можно сказать, продолжил славную династию Дреговых. Дед его всю жизнь проработал при коммунистах в Москве, на знаменитой Петровке; потом отец начал в столице свою карьеру, позже с семьёй перебравшись в Питер. К сожалению, отец погиб рано, едва успев дослужиться до майора в убойном. Кирилл, тяжело переживший его гибель, с некоторых пор начал догадываться, что смерть его была не случайной. Отец явно встал у кого-то из своих на пути. И его просто убрали. Подставили. И чем больше Кирилл думал об этом, тем сильнее убеждался в своих догадках. Вычислить конкретных виновников ему бы не дали. К архивным делам его тоже не подпускали – об этом позаботился сам Калмыков, близкий друг отца и непосредственный начальник Кирилла. Был момент, когда Кирилл начал подозревать именно его. Он не собирался устраивать личной вендетты, как в голливудских боевиках. Ему хотелось посмотреть в глаза тому, кто решился на эту мерзость. Посмотреть и, может быть, плюнуть. Но не более. Отца ему уже никто не вернёт. В тот раз в своих спонтанных подозрениях Дрегов ошибся. Калмыков в этом деле был ни при чём. Хотя наверняка знал больше, чем мог рассказать. Боялся не за себя, а за сына своего покойного друга. Калмыков опекал Кирилла, как если бы в полной мере заменял биологического отца. Это невольное напряжение в их отношениях и этот стыд Дрегова за неоправданные подозрения, – всё это мешало им стать добрыми друзьями, подменяясь просто заботой с одной стороны и молчаливой благодарностью с другой. И в Дрегове постепенно начинала копиться злость, и теперь её было столько, что любая мелочь могла вывести из себя. Он понимал, что все они – и простые опера́, и следователи, и даже сам Калмыков – всегда были пешками в чьих-то больших играх. Те, что поглупее и помоложе, не хотели этого замечать, рвались в бой, сметая на своём пути виновных и невиновных; те же, у кого зарождалось хоть какое-то понимание, с осторожностью продвигались вперёд, надеясь рано или поздно превратиться в ферзя. Как раз кто-то из этих и убрал с дороги его отца. Подавляющему большинству в этой партии ничего не светило. Когда они оказывались не в том месте и не в то время, то непременно их приносили в жертву. Дрегом играть роль жертвы не собирался. Он любил свою работу. Он был хорошим следователем с немалым количеством доведённых до справедливого конца дел. И при этом никогда не стремился в ферзи. Карьера его не интересовала. Ему нравилось быть в самой гуще событий, а не руководить издалека, из какого-нибудь затхлого кабинета. Но здесь, на «Варяге», он почувствовал, что происходит что-то очень похожее на то, что случилось с его отцом. Если уж быть с самим собой до конца честным, то он испугался. По-настоящему. Испугался за свою жизнь. Этот испуг выглядел, как мерзкая вонючая слизь, от которой он не знал как избавиться. Не столько смерть или несвобода пугали его, сколько именно эта вот мерзость, эта склизь, эта невозможность посмотреть в глаза своему врагу. Это было просто предчувствие, больше похожее на наваждение, навеянное мрачной атмосферой «Варяга». Но оно было очень выпуклым, оно впечатляло. Команду на станцию собирал не Калмыков – он в это время находился в командировке и ничего не знал о происходящем. Сам Кирилл, разумеется, ему тоже не позвонил, посчитав предстоявшее путешествие чем-то вроде внезапного приключения. Скороспелые сборы, непродуманные маршруты, невразумительные инструкции… Всё это как раз и походило на подставу. Только зачем? В этом Дрегов пока что не находил смысла. Это просто страхи. Первобытные страхи, пришедшие из глубин снежной пустыни или из чёрной бездны холодного Карского моря. Поддержка сейчас требовалась вовсе не Лизе, а ему, и он был рад тому, что завтра им с этой девушкой предстоит отправиться в город. Мысли о Лизе странным образом делали его сильнее и увереннее.

Четыре утра. Голову будто набили ватой. В комнате, которую Кирилл выбрал для себя спальней, гулял сквозняк. Пора вставать, будить Лизу и отправляться в посёлок.

Он выбрался из-под пледа, принял едва тёплый душ, побрился. Осмотрел рану. Плечо хотя и распухло, но след от пули под ровными стежками медицинской нити всё-таки заживал. Вспомнил об укусе. Покрутил шеей, потрогал. Кроме небольшой засохшей болячки ничего не осталось. При надавливании боли не ощущалось. Вот и отлично. Отделался, считай, только испугом.

Посмотрел на термометром за крошечным окном, больше похожим на иллюминатор – минус три. Небо ясное, ветер, судя по флюгеру, очень слабый. Отличное утро, чтобы прокатиться и выветрить из головы всю эту вату.

С Лизой, уже собранной для поездки, они встретились в коридоре. Девушка была бледной, но теперь хотя бы изредка улыбалась.

– Спала́? – спросил Кирилл.

– Забылась минут на десять. А ты как?

– Нормально, учитывая обстоятельства.

– Как рука?

– Без последствий.

– Остальных не будем будить?

– Пусть спят. Или делают вид.

– Они в курсе о нашей поездке?

– Я предупредил Константина. Рацию взял. В случае чего он с нами свяжется.

– Хорошо.

– Вот возьми. – Кирилл протянул Лизе снегозащитные очки с ультрафиолетовыми фильтрами. – Без них на скорости не сможешь открыть глаза.

Шестьдесят километров в час превратили минус три во все тридцать. Несмотря на тёплые поддёвки и пуховик, ближе к посёлку парочка успела продрогнуть до дрожи во всём теле.

Лиза показала на серое пятно справа.

– Кладбище, – крикнула она в ухо Кириллу.

Однако через минуту Дрегова отвлекло что-то другое. Он остановился и стал всматриваться совсем в другую сторону.

– Что там? – спросила Лиза.

– Подожди, – ответил он, выпрыгнул из седла и сделал шагов двадцать левее их намеченного маршрута.

Лиза видела, как Кирилл склонился над снегом и что-то рассматривал. Она сняла очки и разглядела широкий след от снегохода, уходивший в сторону Ветлани. Любопытство не позволило ей остаться на месте. Она подошла к Кириллу.

– Что-то странное? – спросила она.

– Из посёлка, – ответил Кирилл, – в этом направлении можно доехать только до нашей станции.

– И что?

– Кто-то, судя по всему, так и хотел сделать. Но по каким-то причинам передумал. Видишь? – он показал пальцем на вмятые в снег окурки. Их было три. – Кто-то остановился и довольно долго наблюдал. Как минимум пятнадцать минут.

– Может, – предположила Лиза, – Синицын всё-таки говорил правду о тех парнях?

– Может, – задумчиво произнёс Кирилл. – Ладно. Поехали.

 

Через пять минут они наконец добрались до кладбища. Лиза с раскрасневшимся от ветра лицом отправилась на поиски родительской могилы одна. Кирилл решил, что компания ей в этом деле будет лишней.

Через минуту поднялся лёгкий ветерок, сдувающий с толстой корки наста не успевший плотно улечься снег.

Кирилл посмотрел на часы. Времени оставалось с запасом, но только при условии, что этот ветерок не обернётся пургой. Такие повороты в этих местах, наверное, далеко не редкость. В метель было бы сложно возвращаться по старому следу, а с местностью Кирилл не успел познакомиться достаточно подробно. Да и какая тут местность… Бескрайнее белое поле. За снежным занавесом очертания уцелевших городских зданий, а уж тем более станции, разглядеть стало бы невозможно. На душе делалось всё тревожней, однако Кирилл понимал, что если он начнёт сейчас паниковать, то лишит Лизу этой единственной возможности навестить покойных родителей. Да и в глазах впечатлительной девушки не хотелось выглядеть невротиком. Сам же, в конце концов, и вызвался её отвезти.

Покосившиеся кресты и столбики с пятиконечными звёздами на макушках рассы́пались чёрными точками без какого-либо порядка посреди снежных барханов. Чуть поодаль, в низине торчали ржавые о́ставы брошенной техники. Видимо, не только люди находили в этом месте свой последний приют, но и все вышедшие из строя автомобили: вездеходы, снегоуборочники, побуревшие кузова пожарных машин, древние модели «зилов»…

– Нашла! – услышал Кирилл громкий возглас Лизы.

«Это удача», – подумал он про себя и направился к девушке.

Два железных креста, словно обнявшиеся друг с другом, стояли почти у самого края кладбища, принимая на себя первую волну снежных заносов. Из-под сугроба выглядывали только алюминиевые таблички с выгравированными на них фамилиями. До этого Кирилл никак не мог вспомнить фамилию Лизы. А теперь увидел – Машатина. Он снял шапку и перекрестился. Получилось это непроизвольно, помимо какого-либо осознанного желания. Особенно набожным он никогда не был, а в церковь последний раз заходил много лет назад, когда отпевали его лучшего друга.

– Мести́ начинает, – через минуту сказал он. – Надо бы поспешить.

– Ага, – тихо ответила Лиза, утирая мокрой от налипших льдинок перчаткой слёзы. – А в посёлок не успеем заехать?

– В посёлок? Зачем?

– В больницу. Она тут совсем рядом.

– Зачем в больницу?

– Может, там ещё работает Пашка. Хотелось бы увидеть кого-нибудь из живых.

– А кто такой Пашка?

– Друг. За год до того, как я уехала к сестре, он вернулся в Ветлань, закончив на большой земле медицинский. Устроился терапевтом в нашу больницу. Обычно уехавшие не возвращаются назад. А Пашка вернулся. Он на десять лет меня старше. Но мы дружили. По сути, он и был здесь моим единственным другом. Больше, наверное, даже братом. Хороший человек. Я подумала, а вдруг он всё ещё там?

Почти раздавленный вид Лизы произвёл на Кирилла должное впечатление. В конце концов, подумал он, пятнадцать километров – это не так много, чтобы не суметь добраться до «Варяга» даже при самых критических обстоятельствах. Да и ветер не особо усилился, хотя низкие тучи уже заволокли почти всё небо, оставив нетронутой узкую полоску на юге.

– Он был влюблён в тебя?

– Что? – вскинула мокрые глаза Лиза. – Я…

– Прости, – перебил Кирилл. – Не моё дело. Не знаю зачем вообще спросил.

– Да ничего, – вздохнула девушка. – Дело прошлое. Просто… Знаешь, чувствую себя перед ним виноватой.

– В чём виноватой?

– В том, что бросила его здесь. Испугалась. Он и правда, думаю, был в меня влюблён. Почти уверена. Я испугалась, что это его чувство заведёт наши отношения в тупик. Боялась, что придётся сказать «нет». Знаешь, все эти дурацкие словечки: у тебя всё ещё впереди, ты хороший парень, ты найдёшь свою половинку… Чушь собачья. Кому они нужны? Это жестоко. Лучше вообще промолчать и просто исчезнуть из жизни друга. Так я тогда и решила. Не знаю, как он смог пережить мой отъезд. Мы списа́лись с ним только спустя год. Он ни словом не упрекнул меня, но позвонить ещё целый год потом не решался. Так вроде и сошло всё на нет. Но совесть до сих пор продолжает меня грызть.

– Странно, – сказал Кирилл.

– Что именно?

– Мне казалось, что нынешняя молодёжь легче относится к таким темам. Любовь, дружба, секс… Я думал, что для них разница между этими понятиями не так велика́.

– Может, и так, – промолвила Лиза. – Только не забывай, что здесь Ветлань. Мы живём ещё как бы в прошлом веке, несмотря на все эти нейросети и интернеты. Многие из нас в какой-то степени маугли, нас воспитывал север. У нас всё иначе. Близкие отношения имеют особую ценность. А любовь… Для любви, мне казалось, было ещё рано. Здесь любовь делала людей пленниками друг друга и заложниками полярной ночи. А такой участи я себе не хотела.

– Ладно, – сказал Кирилл. – Поехали. До обеда ещё долго.

Вернувшись к снегоходу, они продолжили путь. Однако уже через минуту Лиза попросила Кирилла остановиться.

– Что случилось?

– Смотри, – девушка показала рукой вправо.

Кирилл присмотрелся – и глазам своим не поверил: возле канализационной трубы с намёрзшим вдоль неё толстым слоем льда лежало припорошенное снегом человеческое тело.

Подойдя ближе, они убедились, что это именно так. Это был мужчина: в лёгкой одежде, босой, с почерневшими ступнями, кистями рук и лицом. По всей видимости, он лежат тут уже не один день. Левая половина его тела вмёрзла в ледяной нарост на трубе.

– Надеюсь, – сказал Кирилл, – это не твой Павел.

– Нет. Точно не он.

– Этого нам сейчас только и не хватало. Боюсь представить, что нас ждёт дальше.

– Вернёмся на станцию? – спросила Лиза. В этот раз лицо её не выражало ни смятения, ни страха, будто и это хрупкое существо стало привыкать к той жути, которая здесь творилась.

– Нет, – уверенно произнёс Кирилл. – Масштабы произошедшего, судя по всему, вышли за пределы «Варяга». Поехали до больницы. Попробуем отыскать живых и узнать, что творится в посёлке.

Рейтинг@Mail.ru