Алексей Николаевич Наст
Брат и Брат 2
«»»»»
Солнце давило испепеляющим жаром. Белый автобус экскурсионной группы остановился в центре саванны. Среди сухой травы, там и тут, высились колючие кустарники. Далеко, в знойном мареве, плыли могучие баобабы.
– Что у тебя, Джонни?– экскурсовод, губастый африканец, в очках и полосатой футболке, вытащив микро-наушники мп3-плеера, возмущенно взглянул на водителя.
Тот, обритый на лысо, лоснился от пота, источая крепкий запах из всех пор своего могучего тела, смотрел вперёд, и отвечать не торопился…
Остановка в сорокаградусную жару посреди дикой саванны не могла понравиться никому, а особенно она не понравилась экскурсоводу, ведь он отвечал здесь за всё…
– Чертов двигатель, – буркнул Джонни и улыбнулся, скупо, но словно издеваясь.
Заметив эту улыбку, экскурсовод совсем взбесился:
– Вызывай аварийку!
Чуть не трясясь от нервного всплеска, добавил:
– Быстрее-е-е…
У него возникла мысль добавить ещё пару «ласковых», но, уперев взгляд в беспомощное лицо водителя, решил промолчать. Что орать на него? Не он же, по большому счёту, виноват в том, что автобус держался на «честном слове» всё это время! … Не производился ремонт, о котором настойчиво просили и водитель, и он сам – Авессалом. Ничего не делалось! А всё жадность хозяина! …
Тело расслабилось, но он упрекнул устало:
– Я же просил тебя… Я, как чувствовал, что случится такая лажа…
– Что просил!? – верзила-водитель зло стукнул ладонями по рулевому колесу, бросил ответный, полный ненависти, сощуренный взгляд. Отозвался злее злого: – Я самый главный го…юк здесь, да?! Так ты придумал?! Я всё решаю в этом чертовом парке? Какие ко мне могут быть претензии?! Я виноват в этой поломке?! … Я пятый день допекаю босса, прошу выделить новые фильтры…
Заметив, что туристы затихли, обалдев от резкой перепалки водителя автобуса и экскурсовода, Авессалом, глядя вглубь салона и приветливо улыбаясь, спросил на местном наречии у водителя:
– Сколько у нас времени ?… Скоро полдень, затем самый зной…С
водой, мягко говоря… четыре литровые бутылки… А у меня двадцать
туристов, из них шестеро детей и десять женщин… Джонни, ты понимаешь, что я имею в виду?! …
Водитель , ничего не ответил и, зло толкнув свою дверцу, выпрыгнул наружу…
Туристы ещё несколько секунд смотрели на экскурсовода, но, видя его совершенно спокойное лицо, решили, что волноваться не стоит, и тут же загомонили на своих тарабарских языках.
«Перекормленные твари!», – подумал Авессалом, потом обернулся к хмурому водителю (сможет он быстро «подлатать» движок?), улыбнулся ему по-доброму:
– Ну?
Водитель открыл капот, пару секунд смотрел на двигатель, потом выглянул, улыбаясь и пожимая плечами, потом задрал голову, устремив взгляд в небо – там очень-очень высоко парили грифы.
Водитель опять посмотрел на Авессалома.
Они снова друг другу дружелюбно улыбнулись… Два человека, которые друг друга не переваривали, всё-таки являлись одной командой.
Джонни-водитель снова задрал голову. Он продолжал улыбаться. теперь уже своим мыслям. А они были оптимистичные. Хоть двигатель накрылся, без какой бы то ни было возможности починить это убожество (а как ещё назвать раритет шестьдесят седьмого года!), он был доволен, потому что грифы парили в самой вышине, почти в стратосфере – наворачивали круги чёрными точками… Это означало то, что «прогулка по саванне» окончится обычным образом, без «страшных» приключений, за которые могло «поругать» начальство. То есть, это значило, что хищников поблизости не было, иначе бы падальщики скопились в тесную стаю, готовые атаковать, чтобы отбить у львов или гиен их добычу! Вот почему, щуря глаза в сторону Авессалома, и мысленно ругая его, Джонни радовался такой «успешной» поломке. Могли ведь заглохнуть и в зоне охоты львов, гепардов или леопардов, а ещё гиен и африканских собак (самых страшных тварей, которые нападают огромными стаями, не боятся выстрелов, и ведут себя, как беспощадные убийцы!).
Он толкнул Авессалома в плечо:
– Вон зебры, вон антилопы-гну, вон жирафы… Займи туристов… Я включил вызов аварийки… Попытаюсь что-нибудь сделать сам, но не буду обнадёживать… Может, получится, может, нет…
– О,кей, – экскурсовод повернулся к оживленно переговаривающимся туристам.
Они были одеты в легкие белые футболки, панамы, шорты, почти все держали в руках смартфоны и ай-пады, у многих были фотоаппараты и видеокамеры. Дети (от шести до десяти лет) что-то жевали, вынимая лакомства из пакетиков. Их мамаши, восторженно тыча пальцами, пытались привлечь внимание чад к африканской природе.
Авессалом прервал идиллию:
– Леди, дети, господа ! У нас маленькая заминка. Автобус старый, двигатель немного перегрелся. Дадим ему время остыть! Пока это происходит, мы с вами покинем автобус и пообщаемся с природой тет-а-тет. Прошу вас… Нет никакой опасности! Выходите. Вы же хотели потрогать руками дикую Африку? Дикая Африка к вашим услугам. А наш великолепный водитель быстро устранит маленькую поломку!
– В памятке говорится о строжайшем запрете покидать салон автобуса во время движения по территории национального парка,– коверкая
английские слова баварским акцентом, заявил толстый немец с заднего сидения.
Экскурсовод был предельно корректен:
– Все верно. Но сейчас автобус стоит, а не двигается по парку, и я, ваш экскурсовод, который отвечает за вашу безопасность и ваши жизни, рекомендую покинуть автобус тем, кто хочет пообщаться с Африкой по-настоящему, а не возле отеля… Вот реальная, дикая Африка! Хищников в этом районе парка не бывает, честно вам говорю (это истинная правда, подтвердит, кто угодно!), и все желающие могут фотографироваться на фоне дикой саванны и ее мирных обитателей.
…С радостным говором, возбужденные, туристы полезли из автобуса наружу. Особенно радовались дети…
Внутренний голос грыз Авессалома, словно вампир: «Что ты вытворяешь, Авессалом? Нельзя выводить туристов из автобуса, чтобы не случилось! Плевать, что жара! Плевать, что они сойдут от неё с ума, дожидаясь починки двигателя! Возьми себя в руки, и загони всех внутрь этой раскалённой солнцем, железной посудины, пусть там изнывают от нестерпимого жара и скуки, и орут на тебя, и проклинают на все лады! Всем будет плохо! И тебе… Но совесть твоя будет чиста… А если сейчас, не дай бог, что-то случится? Например, кто-то уколется о колючку и потом пролежит в лихорадке несколько суток! Чем ты себя тогда оправдаешь?».
Авессалом посмотрел на копошащегося в двигателе водителя.
Водителю «по шапке» при любом раскладе надают…
А ещё, если попытаться продержать экскурсантов внутри автобуса, все туристы, остаток жизни, будут вспоминать и нудеть: «Чтобы когда-нибудь ещё угораздило поехать в Кению, а, особенно, в тот национальный парк, где такой глупый, тупой экскурсовод!».
И снова Авессаломом овладел страх.
«Зато инструкции начальства будут соблюдены! В этом моё спасение!», – убеждал он себя. И тут же сам себе задавал вопрос: «Что будет потом? Меня назовут никчёмным, неумелым …». Это был бы самый лучший вариант. Могут и уволить. А сначала хозяин изобьёт так, что даже думать об этом было страшно. Искалечит, урод, а потом иди, подыхай в сухой, проклятой саванне… Нет, он развлечёт свою группу, убережёт их от неудобств, а потом все вернутся в новый отель, который был по плану в конце маршрута, и никто не вспомнит об этой мелкой неприятности…
Защелкали затворы смартфонов и фотоаппаратов. Тут и там раздавались всполохи фотовспышек. Мамаши вели видеосъемку, смеялись.
Несколько женщин, сбившись в группку, направились к ближайшим
кустарникам.
– Леди, не отходите далеко ! – закричал Авессалом.
Плохое предчувствие, возникшее у него, как только автобус «захлебнулся» и «сдох», именно сейчас усилилось, давя на сердце, словно он был гипертоником.
– Леди!!! – закричал он что было сил.
«Это плохо кончится!» , – предрёк внутренний голос.
Авессалом чертыхнулся своему предсказанию. Господи, как же плохо всё пошло! …
– Леди!!! – снова, и более настойчиво, прокричал Авессалом. Они обернулись. Все смеялись. Одна ответила:
– Кусты живописные, прекрасный фон для фотографий.
Тут же Авессалому подумалось: « Я теряю контроль над ситуацией! Это недопустимо!».
Но что можно было сделать? Только прокричать:
– Осторожнее, прошу вас! В кустах могут быть змеи и насекомые!
– Смотрите, смотрите, жирафы ! – прокричал кто-то из мужчин-туристов.
Авессалом оглянулся на крик.
Две женщины с детьми, и двое мужчин, изумленно глазели на, пробегающих в ста метрах от автобуса, жирафов.
Водитель, забравшись под капот, зло поругивался.
– Что там у нас? Сам не сможешь починить? – Авессалом изобразил интерес, хотя никогда ничего не понимал в механике – просто, надо было, как-то показать своё внимание к проблеме.
– Авессалом, не доставай меня. – огрызнулся водитель.
Злить его не следовало, и Авессалом отошёл.
Выхватывая взглядом группки, Авессалом пересчитал туристов –
все были на месте… Да и куда им было деваться? Но… В это раз подобралась такая разномастная группа… Немцы, англичане, шведы, хорваты – все европейцы, все приехали в далекую Африку полюбоваться на диковинных животных в их естественной среде обитания, заплатив за это «удовольствие» приличные деньги. Но Авессалом знал на своём опыте – такие группы считались самыми «проблемными» – европейцы были разбалованы, были всем недовольны и, каждую минуту грозились, что нажалуются начальству. Во время общения с ними, улыбаясь им счастливо и плебейски кивая головой в знак полной покорности, Авессалому всегда хотелось их поубивать, таких упитанных, богатеньких и самодовольных. Они же не были чем-то лучше, они работали на обычной работе, отсиживали свои задницы с девяти до пяти, а здесь вели себя, словно крезы… Просто здесь, в Африке, за ту же работу, в десять раз более качественно выполненную, платили в сто раз меньше, чем в старой доброй Европе. И вся Африка, весь мир, мечтали порвать эту подёрнутую «благородной» плесенью, старую Европу, которая незаслуженно почивала на лаврах… Ещё Европу называли континентом пенсионеров… Респектабельный дом престарелых со всеми удобствами! Ничего, старпёры, держитесь, скоро Африка вам устроит такую старость, что вы проклянёте всё на свете, в том числе своих предков, которые создали колониальные империи. «Рабы» вернутся! Не ждали!? А вас уже никто ни о чём не спросит. Учите арабский!
Авессалом хмыкнул…
И тут поток мыслей оборвался, и сразу стали слышны гадкие, отвратительные звуки, которые Авессалом ненавидел с детства…
Звуки были совсем рядом – в высокой траве двигались обезьяны. Много обезьян. Стадо! Не меньше сотни особей.
АвессаломАвессалом поморщился: как унюхали эти скоты запах туристического автобуса? Видимо, были совсем рядом. Сейчас начнется свистопляска – облепят автобус и будут выпрашивать подаяния. Милые такие, смешные обезьянки… Вот невезение ! Теперь проблем не избежать!
Авессалом, нервно отвернувшись от автобуса, стал торопливо мочиться в пыль. Только бы всё прошло нормально! Ему необходимо провести экскурсию по высшему разряду! И он так и сделает! Да, да. Плевать ему на всех обезьян вместе взятых! Он закончит сейчас, стряхнёт, застегнёт брюки и возьмёт ситуацию под свой полный контроль… Конечно, бабуины – моральные уроды, но иногда, они ведут себя, как паиньки. И сейчас эти твари будут такими же добрыми и покладистыми…
Когда он оборачивался, пряча маленький, сморщенный член в ширинку, у него была только одна мысль: только бы всё обошлось! Обезьяны придут, пройдут, и уйдут, а двигатель заработает, и они, вся группа, мирно и чинно, поедут дальше! И ему дадут премию! Большую, реальную премию, а не десять килограммов сушенной рыбы… Большую, реальную премию!
Водитель захлопнул капот. Отирая грязные руки ветошью, подошел
к Авессалому, спросил прямо:
– Нервничаешь?
Авессалом дёргался, и никак не мог остановиться – всё трогал, и трогал член в штанах (казалось, что он располагался не так, как-то не правильно)… Сознался, мучительно кряхтя:
– Очень нервничаю. Видишь, обмочился…
– Руки убери.
– Откуда руки убрать? – не понял Авессалом.
– От туда. Не трогай его!
– Не могу! Потряхивает от волнения!
– Авессалом, при мне др…ить ты не будешь!
– Меня всего трясёт! И не др…ил я! С чего ты взял?!
– Ничего я не брал. Сказал, что видел. Дамочки тут приятные. Отвернулся, и давай…
– Ха-ха! Ну, ты придумал! Говорю: трясёт от нервов!
– Почему?
– Видишь, вон там… – дёрнул Авессалом подбородком.
Джонни обернулся и в душе у него похолодело.
– О-о… Бабуины… Только их не хватало!
Джонни вздохнул, добавил, совсем приводя Авессалома в подавленное состояние:
– Эти твари сейчас дадут нам жару!
– Они туристов задёргают вымогательствами… Облепят автобус…
– Что ты мне рассказываешь, – освирепел водитель, понимая, какая проблема приближалась. – Знаю без тебя, как нервы мотают эти ублюдки! Была бы моя воля – выбил бы всех бабуинов в саванне! Это самые мерзкие твари Африки! Это… слов нет…
Авессалом отозвался слабым голосом, совсем беспомощно:
– Остаётся надеяться, что аварийка прибудет скоро.
Он пошел к туристам, чтобы пришествие приматов не напугало детей и дам.
– Леди! Господа ! Посмотрите туда! … Видите обезьян?… Не волнуйтесь! Они безопасны. Можете покормить их печеньем. Но берегите свою фото-видеотехнику и смартфоны – они назойливы!
– Детям можно их кормить?
– Конечно… Но будьте с ребятишками рядом. И не подходите к крупным самцам. Они безопасны, но, бывает, могут кинуться с воплем, и напугать. Им угощенье предлагать не стоит! Они ваше печенье отнимут у слабых обезьян…
Стадо бабуинов, под предводительством матерого вожака, выйдя из сухой травы на дорогу, вдруг, с леденящим душу визгом, бросилось на людей, не собираясь ничего просить…
Джонни охнул – самцы бабуинов, величиной с крупных собак, опрокидывали детей, рвали им глотки, лица. Женщин и мужчин облепляли пять, шесть, семь животных.
– Господи!
Авессалом содрогнулся, и тут же был сбит с ног налетевшими животными. Боль заглушила крики и вопли умирающих, липкая кровь наполнила его рот, и он забылся в красной предсмертной пелене. Его тело рвали острые зубы, и в его распоротом животе рылись лапы, выхватывая кишки, пожирая их.
– Ма-ма-а!
Малыш семи лет, плача, бежал по дороге от автобуса. За ним увязались несколько самок. Он оглядывался и орал, теряя голос от ужаса:
– Мама! Мама!
Обезьяны легко догнали и опрокинули ребенка.
Вопль отрезвил Джонни – он сбросил с себя оцепенение ужаса, окутавшее его от созерцания страшной оргии – в пыли, плача, ревя, бились люди, пожираемые заживо бабуинами.
Джонни, могучим ударом кулака, опрокинул оказавшегося рядом самца– вожака, оравшего от своего могущества на своё стадо, и побежал к клубку из обезьяньих тел – там визжал разрываемый малыш… Самки, свистя при виде гиганта, бросились врассыпную.
Малыш сидел в пыли, весь в крови и соплях, и трясясь, громко ревел.
Джонни на бегу подхватил его и, прижав к себе, продолжил бежать
прочь… Малыш ревел, сзади выли в голос пожираемые туристы, а Джонни бежал, и бессмысленно смотрел в небо – грифы сбивались в стаю – их ждал большой пир…
У него не было ни одного шанса выжить… Но львы спали, после удачной ночной охоты, а гиен он не встретил…
Через три часа Джонни с полумертвым малышом на руках, пришел к отелю «Свазерленд», куда и направлялся их экскурсионный автобус. Всех пронзил шок – такой трагедии в парке «Кейсбери» не
случалось никогда…
Это страшное происшествие дало продолжение двум обыденным жизненным историям, начавшим своё течение в далёкой, зыбкой, морозной России… И продолжение это никому даже в самом страшном, жутком сне присниться не могло! Но оно случилось…
«»»»»
Сухогруз «Обезьяна» магаданской фирмы «Реликт», под флагом Камбоджи, приняв груз в Морони – столице Коморских островов, взял курс прямо на Могадишо – столицу и главный порт Сомали.
«Обезьяна» четвертый год слонялась по Индийскому океану, берясь за любые перевозки. Не смотря на почти постоянную загрузку, команда пятый месяц не видела зарплату, а в каждом порту приходилось скандалить – представитель фирмы-владельца Асанов рубил цены за обслуживание, разгрузку и топливо, ссылаясь на безденежье. Во многих портах «Обезьяну» ждали с нетерпением, чтобы арестовать за долги – обещанные деньги за выполненные портовиками работы российский офис всё никак не мог перегнать на счета: то непредвиденные обстоятельства, то финансовый шторм, то насморк у председателя совета директоров. Как говорили матросы, год не читавшие российских газет в натуральном виде ( интернет работал), и не «любившие» законных жен ( в натуральном виде), на фирме завелись «жадные суки».
Многие ждали зарплату, чтобы сразу плюнуть на опостылевшую работу и мчаться на перекладных домой.
Асанов на все демарши орал, а потом, жалко улыбаясь, просил потерпеть ещё месяц-другой.
– Смотри, Петрович, мы знаем, что у тебя в несгораемом шкафу энное количество зелёных и евро. Доведёшь мужиков – удавим, и за борт выбросим, а сами – по домам, – выразил однажды общую обиду боцман Мягков.
Асанов ему долго и нудно объяснял ситуацию – это не деньги фирмы, а оборотные средства, благодаря которым «Обезьяна» кое-как цепляет грузы и рассчитывается с портами, а прибыль идёт безналичкой в магаданский офис, и мудят именно там – дома, а он такой же, как они – трудяга, заложник обстоятельств.
Рейс на Могадишо, и дальше на Аден, капитан «Обезьяны» Утанов Сан Саныч не одобрял в принципе: во-первых, в развалившемся на удельные княжества Сомали царил, его величество, бардак, и в порту Могадишо в особенности, а у побережья Йемена, где не так давно завершилась верблюжья война между арабскими кланами сынов пустыни и морскими торговцами, вела патрулирование группа кораблей пятьдесят второй бригады пятого флота США – эсминец «Банатога» и крейсер-вертолетоносец «Флорида». Американцы относились к «диким» транспортникам из России излишне придирчиво и могли запросто (для потехи) задержать корабль и отбуксировать на досмотр. На все протесты частных фирм из Москвы, шли стандартные отговорки о борьбе с пиратами и о благотворном сотрудничестве Соединённых Штатов и Российской Федерации, причём, американцы обоснованно ссылались, что задерживаемые суда плавали не под российским флагом.
Досмотр американцев – было самое обидное, что дозволяли себе «американские партнёры» вытворять над российскими матросами. Хотя, корабль-то числился не за Россией, а (по бумагам) принадлежал государству Камбоджа, потому никаких дипломатических последствий из-за американского усердия быть не могло.
Как происходило столь «яркое» событие?
Сначала патрулирующая эскадра живописно, словно асфальтовый каток, «накатывалась» на одинокий транспортник. Корабль останавливали надолго, срывая все сроки доставки груза, обшаривали все углы (вплоть до личных вещей экипажа), а самих матросов, после допроса на детекторе лжи, отдавали медикам – те искали запретное в анусах обозленных русских мужиков.
– Вот, уроды, довели Россию – сначала, сколько лет дома нас загибали в «лихие девяностые» и «пустые двухтысячные», а теперь и здесь тоже самое! Загибают!
– Хорошо, хоть не трахают.
– Трахают! Мне в жопу палец засунули!
– Петрович, ты не ошибаешься? Может, не палец?
– Откуда я знаю!
– Не разговаривайт! Куда спрятал? У нас информашион! – гремел плохой русский из глотки надзирающего за «досмотром» офицера.
– Я буду жаловаться своему правительству! – выл боцман.
– Сухогруз есть регистрация Камбоджа, будет вам всем неприятности, если что найдём…
– Вот– вот, у них поищи. В Камбодже…
Утанов передёрнул плечами, вспоминая тот памятный досмотр – тогда «Обезьяна» транспортировала из Ирана в Оман бочки с сахарным сиропом. Американцы остановили сухогруз под предлогом поиска радиоактивных элементов. Даже в задницах эти контрабандные элементы искали. Как теперь будет? Бог даст, проскочат… Только бы он дал! … А всё жадность Асанова – он ухватился за груз до Сомали и Йемена, узнав, что арабские торгаши дают на пятьсот двадцать кусков зелени больше, чем по обычному тарифу. Всё из-за местных пиратов, чёрт их дери, очень неистребимых, потому что никто и не собирался их истреблять или наказывать. Сколько уже эскадр стран западного мира дежурили на морских путях, а воз, как выражался классик русской литературы, оставался «и ныне там». Пираты пиратили, эскадры эскадрили. Только не соприкасались – и без этого дел всем хватало…
Теперь сухогруз шёл в свой самый опасный рейс.
Асанов стоял тут же, на капитанском мостике. Матрос Фонарёв следил за штурвалом.
Асанов взглянул на свои часы. Обратился к хмурому капитану:
– Сан Саныч, по графику идём?
– Мы график всегда выдерживаем, Петрович. Ты парням авансик подкинь. В Могадишо выйдем, они хоть шалав подерут, да шмоток прикупят. Там теперь, вроде, всё по закону… Вчера по интернету, как смогли, всё разузнали…
– Саныч, ты меня знаешь – не было бы там закона, я бы ни за что не подписался на маршрут и груз.
– Я про парней говорю…
– Саныч, я всё понял. Всё будет без обиды – по двести баксов каждому кину. И для камбуза тысячи три зелёных отсчитаю – фруктов возьмём, мяса. Всё будет путём.
– Какой путём?! Не люблю я в Могадишо швартоваться. Там, в последнее время, полный беспредел творится, хотя город принадлежит законному правительству.
– А кто любит? Сомали – деградировавшее государство. Набор княжеств. Потому арабы и врубили на пятьсот двадцать кусков сверху.
– Команде какой прок от этих кусков?! – в голосе Саныча послышался металл.
Асанов дипломатично ушёл от ответа, улыбаясь, пожал плечами – мол, твоё, капитан, дело маленькое, рули, куда прикажут хозяева. Отозвался легоньким тенорком:
– Не ной, Саныч. Вон, у Параева в Могадишо младшая сестра замужем за негром, живёт нормально, никого не боится.
Утанов хрюкнул – про сестру Параева на корабле ходили невероятные легенды: то у нее муж сомалиец-олигарх, то – известный бандит, то – двоюродный брат премьер-министра. Все советовали Параеву-старшему во время разгрузки сбежать с корабля, затаиться в тюках, а потом просить убежища – не бросит же преуспевающая сестра непутёвого братца! Параев смеялся: «У неё муж доктор, ветеринар – у нас учился во Владивостоке. Лидка за него по дурости замуж выскочила, а теперь живет где-то в хижине, в окрестностях Могадишо». «Может, её давно негры дикие выкрали, ну, из саванны!» – смеялись мужики. «Может быть. Вестей давно не было. А у них там беспредел полный…Зачем туда поехала – не знаю!», – вздыхал Параев…
Шестого апреля «Обезьяна» вышла на рейд Могадишо. Ждали нападения пиратов, готовились отразить – у всех были заранее припасены рогатки и железные гайки, но пронесло. Радиопереговоры дали результат – кораблю разрешили войти в порт и стать на разгрузку.
Когда сухогруз швартовался к причалу, вся команда, запасшись рогатками, вышла поглазеть. Боцман выволок из трюма деревянный ящик, полный стальных гаек – на всех российских кораблях рогатки были единственным средством борьбы с пиратами и хулиганьём – вроде не оружие, но под свист стальных гаек не сильно полезешь штурмовать – размозжить голову две секунды.
На причал выехали восемь военных джипов, оставшихся после спешной эвакуации американцев в начале девяностых, все перегружены африканцами в камуфляжах с автоматами.
– Ни хрена себе! – присвистнул Параев.
– Тут никакие рогатки не помогут, – сказал боцман.
– Банда Бабека! – беспечно сказал Асанов, забросив подмышку папку с документами, и побежал по трапу вниз.
– Сейчас нас всех в рабство продадут, – сказал кто-то из мужиков. – А его завалят тут же.
– Должны завалить, – согласились остальные…
Банда полевого командира Бабека была одной из самых могущественных в Сомали, и контролировала весь порт и несколько городских кварталов двухмиллионного мегаполиса. На премьер-министра и президента страны Бабек чхал, творил своеволие и, вообще, жил независимым князьком, но в общении с зарубежной прессой твёрдо заявлял: «Мы с президентом друзья!».
Когда американцы пытались очистить порт от боевиков Бабека и прислали сюда больше двадцати пяти тысяч морских пехотинцев, Бабек отступил, выждал время, а потом так отшуровал из минометов и АКМов незваных «гостей», что в Вашингтоне никак не могли решить, что же делать. Горстка дикарей совсем не боялась всесильного флота Великой Америки. Люди Бабека, словно муравьи в траве, рассыпались по городским джунглям большого Могадишо, продолжая днем и ночью исподтишка убивать американцев и помогавшим им европейцев.
«В честь чего нас должны здесь грохать?», –возмутились морские пехотинцы. В контракте прохождения военной службы, было указано: бесплатное питание, бесплатное обмундирование, месячный оклад в две тысячи долларов, возможность получить, во время службы, высшее образование, и возможность посмотреть мир. Но там нигде не указывалось, что на втором году службы тебя может завалить некто Атаута-Тута-Мута, который до сих пор на ночь молится своему автомату и считает белых людей недоразвитой ветвью человечества. Интервенция провалилась – американцы уехали, оставив пирамиды бочек с горючим, а «победитель» Бабек, вернувшись в порт, обнаглел ещё больше, то есть, сверх всякой меры. А он и до этого был безмерно наглым хамлом!…
Давно это было…
Прошли годы, но ничего не изменилось. Бабек так и царил в порту.
Как это было ни удивительно, злодеи в джипах Асанову обрадовались, пожимали руку, обнимали, а после потеснились, давая место в джипе, и вся кавалькада умчалась.
– Петрович умеет с чёрными разговаривать, – глубокомысленно заявил боцман Мягков – упитанный щекастый человек в рабочем комбинезоне. Он поиграл рогаткой и, уже совсем успокоившись, пошёл на камбуз, разузнать, как дела – время близилось к обеду.
С наступлением темноты началась разгрузка – прожектора осветили сухогруз, портовые краны вытягивали из грузового отсека гигантские, упакованные в белую материю тюки, и опускали их прямо на причал.
На причале бегали местные грузчики – тюки складировались в трейлеры и увозились в неизвестном направлении.
Усталый, но весёлый, Асанов вернулся на борт.
– Петрович, что там? – матросы тусовались у капитанского мостика, предчувствуя аванс и выход в город.
– Бандиты, – коротко объяснил ситуацию видавший виды Петрович. – Через десять минут начну выдавать аванс – сейчас по сотне, утром – ещё столько же.
– Сразу две можно?
– Вы же сейчас на берег ринетесь, а там б…ди и пьянь непутевая. На гудежь – по сотне баксов за глаза хватит, ещё сдача останется, а на базар и личные закупки – утренняя выдача.
– Угнетаешь ты работяг, Петрович.
– О вас же думаю.
Асанов вошёл на мостик. Капитан Утанов склонился над картой, подняв глаза, задал немой вопрос.
Асанов бросил папку с документами на стол, ухватил термос с прохладным кофе.
– Не ожидал, что договорюсь с Бабеком. Он с каждым годом всё наглее становится. За разгрузку берёт отступного двадцать кусков зеленью. Боялся – заломит. Он здесь всему владыка, как скажет, так и будет.
Налив в крышку термоса кофе, он жадно опрокинул его в рот, блаженно выдохнул воздух.
– Уф-ф. Адреналин сплошной от такой работы… Ситуация на берегу спокойная. Бабек заверил, что никого не обидят. Думаю, людей пускать можно.
Капитан пожал плечами – можно, так можно.
Асанов заулыбался.
– А вам, Александр Саныч, как аванс выдать? Сразу – три тысячи долларов, или тоже в город пойдёте? ….
«»»»»
Огромный амбал, в парадной форме милиционера времён Советского Союза, опрокидывая столики, прошёл в середину кафе. Было накурено. Форма милиционера сидела на нём, как влитая.
Один волосатый негодяй, не выдержав строгого взгляда, вскочил.
– Какие ваши доказателства? – завопил он по-русски с жутким американским акцентом.
Шварценеггер бухнул в него могучим кулаком, роняя на пол вместе со столом и стульями…
– Ишь, как у них! – ухмыльнулся, качнув головой, Катаев и отвернулся от экрана телевизора.
Его взгляд упёрся в бритую физиономию юного племянника – родители отмазали его от армии, но на пользу такое парню не пошло. Сейчас он сидел, набычившись, на диване, и ждал разгоняя. Под обоими глазами «красавца» светились профессионально поставленные «фонари».
Голос Катаева гремел, как проповедь Римского папы:
– В Америке не разбираются – хрясть по морде! Ты понял? А? У них быстро дерьмо на место ставят!
– Это про нас показывают, – сердито сказал племянник. – Про Москву. Шварценеггер советского милиционера в этом фильме играет. Лихие девяностые…
– Про нас? Правильно показывают, – тут же согласился Катаев. – У нас с бандюганами теперь тоже не церемонятся, прошли времена.
«Фонари» родному племяннику «засветил» сам Катаев – «подарок от любимейшего и почитаемого дяди».
Когда Катаеву настучали осведомители о проделках Павлика, Катаев решил привести племянника в чувство не через обожавших единственное чадо родителей, а лично.
– Кто я? – спросил Катаев, найдя племянника у небольшого рынка в одном из районов Подмосковья.
Павлик не удивился «наезду» дяди, ответил скороговоркой, словно юный солдат, прибывший в часть:
– Ты мой дядя. Майор ФСБ. Хороший человек.
– Правильно, – согласился Катаев, но не «подобрел». – А ты, знаешь, кто ты есть?
– Тоже хороший парень? – племянник радостно заулыбался.
Катаев махнул ладонью суровым дружкам племянника, и те мгновенно отошли на очень далёкое расстояние, чтобы не мешать «родственному общению». Катаев рыкнул на племянника:
– Ответ не правильный, мой юный друг. – Улыбка дяди не предвещала племяннику ничего хорошего. Катаев взвился. – Ты козёл! Родину защищать ты с..шь, а пойти в бандитские «шестёрки» ума и совести хватило! Ходишь с толпой ублюдков и мелких торгашей грузишь! Кто ты такой? У тебя же плоскостопие и этот… рахит! И ещё, в твоём покупном диагнозе – скудоумие и недержание мочи. Ты конченый урод! Ты в армию России идти испугался! Ты трус!
– Хватит! – огрызнулся племянник.
– Правильно, хватит болтовни, – снова согласился Катаев и, всё-таки сдерживая силу (не убивать же родню!), врезал кулаком, сначала в правый, а, когда племянник попытался подняться, и в левый глаз любимейшему младшему родственнику.
Рэкет-компания, таких же, как Павлик, слюнтяев-«шестёрок», дёрнуться на Катаева не посмела, и посметь не могла – эти товарищи за версту чуяли, с кем имели дело. Трусливо улыбались на расстоянии…
Дома Павлик поклялся «завязать».
Теперь Катаеву предстояло решить, что делать дальше – работать Павлик ленился, а найти место, где давали деньги ни за что, было не так-то просто…
Катаев ещё раз измерил злым взглядом «любимого» племянника и, повернувшись к телевизору, переключил канал. Диктор с сурдопереводом оглашал новости:
– Второй месяц в порту Могадишо находятся в заложниках четырнадцать членов экипажа сухогруза «Обезьяна». Российских граждан захватила бандитская группировка полевого командира Бабека, контролирующая порт и прилегающие районы столицы Сомали. Сухогруз доставил в порт Могадишо спецгруз. За разгрузку и обслуживание группировка Бабека получила оговоренные деньги, но Бабек потребовал еще сто тысяч долларов. Магаданская фирма «Реликт» отказалась идти на поводу у военной группировки. В отместку Бабек захватил корабль – российские моряки не имеют права сходить на берег и находятся под неусыпным контролем двадцати боевиков, вооруженных автоматами.
