Алексей Михайлович Курбак
Запах пепла

– А там мне сказали – якобы он мог как-то договориться со стюардессой, обаять девушку, да и курнуть втихаря где-нибудь в туалете.

– Да, со стюардессой я бы тоже охотно поговорил, и лучше в компании с кем-нибудь из последних Бориных э-э… гостей – тех, в форме. Полагаю, им она подробно рассказала бы, как он провел свои последние часы, что ел-пил, где курил…

– По-моему, вся еда и напитки в самолетах проходят строгий контроль, герметично упакованы, ничего не подсыплешь. Во всяком случае, кто-то посторонний не смог бы, за исключением как раз стюардессы.

– Я на заграничных аэропланах не летал… у нас – да, именно так. А в авиации подходы по всему миру одинаковы. Персонал отобран, проверен… Поэтому мне как-то не по душе идея воздушного, гм… злодейства. И еще, – патанатом в очередной раз воспользовался прикуривателем, – Наш общий друг – он ведь не имел отношения к… м-м… спецслужбам?

– Ни боже мой! Во всяком случае, насколько мне известно.

– Вот-вот. Ну какой смысл кому бы то ни было убивать не шпиона, не дипкурьера, а простого журналиста, пусть и раскопавшего некие жареные факты? Согласитесь, времена, когда скомпрометированные э-э… джентльмены стрелялись, а дамы совали руки в ягоды со змейками, давно миновали!

– Револьверы, джентльмены… люди Флинта, паруса. Да, по-видимому, вы правы. Пожалуй, во мне говорит обыкновенное женское упрямство – и рада бы согласиться, но не могу.

– А я могу. Не верится скучному прагматику в реальные, а не киношные Бондианы… Кстати, исходя из личного опыта, а мне, скажу без ложной скромности, всякое встречалось, смею заверить: абсолютное большинство м-м… душегубцев отнюдь не склонны к различным ухищрениям, преобладают вполне тривиальные подходы. Понадобилась денежка – тюк бабулю в темечко…

– А как же быть с вашим молодым дарованием… простите, тем студентиком, помните? По-моему, там с фантазией все обстояло отнюдь не примитивно? Временно подменить живую бабулю свежим трупом…

– Ха-ха-ха!.. Поймали, признаюсь. Так студентик-то наш не простой, а медицинский отличник, стало быть, и мыслить ему полагается неординарно… и не забывайте – он ведь, спасибо Борису, свой э-э… процесс не завершил. А конечный этап, не сомневайтесь, был бы попроще. Барбитурат, удавка… Или – тюк! Причем в двойном размере – ему предстояло избавляться и от старушки, и от сиделки. Поэтому мой вам совет – примите случившееся как данность и живите дальше. А курить – старайтесь поменьше, не берите пример со старых дурней вроде меня!

Верить в Бонда и компанию простительно лишь подросткам с домохозяйками; Светлане играть в шпионов тоже не хотелось, и она потихоньку вернулась к обычному бытию. Непривычная работа, лишенная всякого элемента творчества, постепенно стала нормой, новые коллеги и знакомые помогали заполнить пустоту в мыслях и душе. Иногда посещала печальная мысль: а ведь так и Герасим когда-то привык к городской жизни!

Мама, все последние годы не дававшая покоя: «И когда ты наконец образумишься?.. чего тебе в Москве не хватало… была же за приличным человеком… дворника тебе надо, что ли?..» тоже отцепилась.

Живя по-прежнему вдвоем, виделись довольно редко – Журова уходила к восьми и возвращалась в шесть, а Михайловская любила утром поваляться подольше, приходила, когда мать уже удалялась в свою комнату – смотреть сериалы и спать. Светка телик почти не смотрела, ей хватало маленького кухонного, но больше любила полуночничать за компьютером. Встречались на кухне, словно чужие люди в коммуналке, перебрасывались ничего не значащими фразами… соседи, да и только. Время тянулось резиной – зима, лето, зима… и нежданно-негаданно, в абсолютно неподходящем месте, все изменилось.

Нет, никак нельзя упускать эту парочку. Пусть Гоша и старый «потрошитель» со товарищи думают как себе хотят, а она должна узнать, выведать все, малейшие подробности – а ну как что-то еще прояснится? Зачем ей это, как собирается поступать с новым знанием, Светлана не задумывалась, просто в ней опять проснулся журфаковский дух, некая тяга, влекущая коллег «трое суток шагать, трое суток не спать…»

Ясный с утра, к полудню августовский день больше походил на осенний; сгустился туман, начал накрапывать нудный питерский дождик, а зонтик она не брала, но и спешить под крышу, в машину, не стала. Вместо этого решила выследить новых знакомых и навязать беседу, переходящую в настырный репортерский допрос.

Ну-с, посмотрим. куда там они направились? Увы, живых на участке захоронения, куда удалился приметный дуэт, не наблюдалось. Вздыхая от разочарования, неудачливая шпионка прошлась по рядам и была вознаграждена, пусть и не слишком богато. Не заметить груду роз было невозможно: они покрывали все основание памятника из черного мрамора. Золотые строки под портретом миловидной молодой женщины гласили: «Лобова Инкери Лоновна, 12.09.1984 – 20.08.2017. Спи спокойно. Любим, скорбим, никогда не забудем».

Но интереснее был другой памятник, соседний. На белом камне бросилось в глаза нанесенное словно углем изображение мужского лица – смелые, четкие линии и необыкновенно выразительно переданный черными штрихами абрис абсолютно белых волос. Светка внимательно прочла: «Панкратов Александр», ниже «Белый», а дата только одна – 17.08.2017. Эпитафия при всей ее лаконичности показалась предельно красноречивой : «По морям – по волнам, нынче здесь – завтра там». На плите лежали две розы и мертвый крот.

август 2018 Света и Саня

– Александра Ивановича нет. Когда будет, не знаю. Если у вас что-то срочное, обратитесь к заместителю, – барышня с заметным животиком оглядела посетительницу, оценила: ничего важного. Либо работу ищет дамочка, либо рекламирует нечто никому не нужное. Подождет, – Но Семен Артурович тоже очень занят, когда освободится, я вас приглашу. Посидите, отдохните.

Для отдыха предлагалось несколько стульев и пара кресел, соседствующих с журнальным столиком.

Ага, нет его. Пригласишь, а когда – не знаешь… может быть, может быть. Судя по решительному виду, беременная секретарша будет стоять насмерть, и говорить ей: «Я отлично рассмотрела вашего шефа заходящим в здание» не стоит. Не стоит и ерничать: милая, ты проговорилась, сказав «его нет, но заместитель тоже очень занят…» – если человека нет, то почему зам не просто занят, а – «тоже»?

Стало понятно: торчать в приемной означает попусту терять время – пока она будет изучать разложенные на столике глянцевые журналы, Лобов при желании легко ускользнет через другую дверь, с виду ничем не примечательную, выходящую в коридор справа от основного входа, где сидит настроенная по-боевому привратница.

– Хорошо, я подожду. Можно у вас здесь курить? Хотя при вас, кажется, не следует?

– Вы имеете в виду… – будущая мама порозовела, – Нет, мне не вредно, не стесняйтесь, – и вернулась к разбору корреспонденции.

Но курить расхотелось. Можно попробовать по-другому: для вида попрощаться, выйти в коридор, подождать. Ждать мы умеем. Ага, и сколько ты собираешься болтаться тут без дела? Нет, надо пошевелить это болотце.

– Простите, Ирина, – прочтя крупно написанное на бейджике имя, Светлана решила обратиться к секретарше подоверительнее, без указанного там же отчества, – Мне кажется, директор может все же быть на месте. Давайте посмотрим одним глазком?

– Почему вам так кажется?

– Но ведь бывают же на свете чудеса. Если запретил беспокоить – просто скажите: пришла Светлана, которую он недавно растоптал.

– Растоптал?.. Погодите-погодите… а ведь я вас узнала. Вы – Михайловская, правильно? Программа…

– Нет-нет, этого говорить не надо, – но отменять форсаж было поздно. Секретарша нажала клавишу и выслушала недовольное «Ну?»

– Александр Иванович, к вам здесь пришли с телевидения.

– Гони в шею! – прогремело из селекторного динамика, и глаза гостьи полезли на лоб, – Их мне только не хватало! Сплетники паршивые… Вон!

Ну и ну! Остался последний способ – презрев правила, она решительно ворвалась в запретный кабинет.

– Что за… – обернулся к двери стоящий у окна «бегемот», – Вы?

– Я. Понимаю, надо было позвонить, договориться, но я как-то больше люблю сама.

– Заходите. Ира, – остановил Лобов возмущенную охранницу, – Все нормально.

Узаконив таким образом уже состоявшееся вторжение, директор кивком показал в сторону дивана, а сам прошел за обширный, по-настоящему руководящий стол, как трудно было не заметить, абсолютно пустой. Наверное, лямку тянет в основном зам, а сам босс, как и положено, витает в эмпиреях.

Обитатель эмпиреев обратился к исчезающей за дверью секретарской спине:

– Ирина Витальевна, меня пока нет ни для кого… ну хорошо, Семену можно.

Поскольку временные рамки указанного «пока» четко не обозначались, Светка комфортно устроилась на диване и решила не торопиться с изложением цели прихода. Пауза затягивалась… складывалось впечатление – она попала в холодильник и собирается говорить с каким-нибудь палтусом или кальмаром.

– Как вы меня нашли? – наконец ожил «палтус», – И по какому делу? Если действительно какая-то телепередача, сразу предупреждаю…

Когда же люди научатся разговаривать взглядами? Или хотя бы переписываться, как по электронной почте? Вот сидит – деловой, бесстрастный… но там, на погосте, показалось, в его глазах что-то такое мелькнуло… да и сейчас говорит одно, а я вижу не простое любопытство. Нет, огонек уже потух… надо полагать, его там и не было. Не собирается он забывать ту, под черным гранитом, а ты возомнила себе… голодной куме одно на уме! Да и не надо мне от него ничего такого, вот еще!

– Долго искать не пришлось. Не забыли, как назвали имя и фамилию? Желтые страницы пока никто не отменил, – ну не вываливать же ему с ходу: я, мол, просто заглянула в позоровский телефончик и кое-что сопоставила, – Открыла, почитала, и вперед. К слову, о передачах. Это ошибка, я не с телевидения.

– И сколько Лобовых вы сегодня посетили? Фамилия, по-моему, не самая редкая?

– Я везучая, вы первый. С учетом вашей чрезвычайной занятости обещаю много времени не отнимать, – от Светки не укрылся досадливый взгляд «занятого», скользнувший по пустой столешнице, – Вообще-то дело, вернее несколько вопросов, у меня не к вам, а скорее к вашему другу.

– Другу?..

– Или приятелю, знакомому… Его фамилия, по-моему, Дружинин. Он был с вами, когда вы давеча на меня налетели.

– Еще раз прошу прощения. Но вы и сами хороши – торчали там…

– Я не обиделась. Так расскажете, как его найти? Или дайте телефон, и я пошла.

– Знаете, я вас лучше сам отвезу. Вам очень срочно? К сожалению, позвонить ему невозможно – мобилой не обзавелся, а простых там отродясь не бывало.

– Завтра вполне устроит. Но я сама на колесах, – (пусть усвоит – он, красавец… кстати, очень сомнительный… нам без надобности), – Укажите точное место, доберусь и без вас – озадачу навигатор, спутник доведет. Право, жертвовать бизнесом ради моих интересов не стоит.

– Ничем я не жертвую… бизнес, – (что ты, красавица, смыслишь в бизнесе… а ведь она и в самом деле здорово красивая…), – Правильно организованное дело – вроде гусеничного трактора, может хоть неделю без рулевого тащить свою жатку-сеялку, пока солярка не кончится.

– Так вы еще и агроном? – усмехнулась она, – Или тракторист?

– Нет, но при нужде, ей-богу, справлюсь не хуже очень многих наших аграриев. Давайте договоримся так: я за вами заеду, куда скажете, – (нет, нельзя ее упускать – а вдруг не вернется?) – В любое удобное время, и отвезу прямо к нему. Идет?

– Договорились, – (нет, совсем не красавец, но что-то в нем есть…) – Только заезжать за мной не надо, я до обеда занята. Приеду сюда, скажем, в три, а дальше повезете вы.

Почудилось или в самом деле встревожился, приуныл?.. а ведь он по-своему симпатичный… Она взглянула на часы, словно собираясь уходить.

– Да, примерно так или чуть позже, если смогу, конечно. А если не смогу – обязательно позвоню.

С удовлетворением отметив: директор уже не выглядит бесстрастным, Светлана решила выяснить кое-что еще. Интересно же, чем ему так насолило родное телевидение?

– Простите за нескромность, а почему вы с таким предубеждением относитесь…

– К вашему брату – репортеру?

– Я же сказала – это ошибка. Репортером никогда не была и не собираюсь.

– Ну, или не к вашему… – Лобов глубоко вздохнул, – Долго рассказывать, но в двух словах – есть у меня причины. Личные.

– Это как-то связано с вашей женой? Вы не удивляйтесь, но я из чистого любопытства поинтересовалась там, на кладбище… эти необыкновенные розы… – дура, куда ты лезешь?! сейчас выпрет к свиньям собачьим, ищи потом сама своего зубастого, – Прошу прощения, раз не хотите, не надо об этом говорить!

– Может, и не надо, – он с минуту молча глядел на нее, словно прикидывая степень возможного доверия, – А может, так и лучше. Да, с ней. И не только с ней.

– Мне кажется, я что-то такое припоминаю, – в памяти всплыла суета на экране, претенциозные заявления, в итоге кончившиеся ничем, – Тогда случилось несчастье… пожар, да? Какая-то там была, по-моему, довольно мутная история.

– Ничего мутного там не было. Просто эти, из ящика… ну, из новостей, намутили, раструбили, газетчики тоже, и полиция расстаралась. Навалили грязи с говном, извините. Задавить бы, да руки марать не хочется.

– Я вижу, вам неприятно вспоминать. Это совсем не обязательно, правда!

– Правда?.. Вот правду я вам сейчас и расскажу.

Она слушала внимательно, не пытаясь вставлять вертевшиеся на языке вопросы – собьется, замкнется. Насчет правды и только правды, а особенно «ничего, кроме правды», сомневалась, отлично понимая естественное стремление рассказчика не озвучивать отдельные подробности. Но повесть показалась занятной.

«Тогда, год назад, мы здесь… ну, не здесь, конечно, а в ресторане одном, отмечали юбилей фирмы. Корпоратив, короче. Весело было, славно. Засиделись допоздна, выпили, ясное дело. Мне пришлось заночевать в городской квартире, а Инка, жена моя, была на даче, в Ижоре. У нас там дом, и банька стоит… стояла старая, дедова еще. Я ведь не то чтоб сирота, но так вышло… можно сказать, вырастил меня именно он, дед. Хотя какой он дед – совсем крепкий еще мужик, ему шестьдесят три было, когда… виноват, отвлекся, это к делу не относится. Я о баньке: перед тем, за год, в ней прижился у меня мужичок один, бывший моряк, мичман. Нормальный, аккуратный. Сторожил, Инке с ее цветами помогал, соседям по мелочи… не вредный, в общем. Выпивал, само собой, но в меру, не бузил… по жизни был такой… пришибленный, что ли. Там, на военном корабле, у него вышла неприятность – реактор чинил или что-то в этом роде… облучился, словом. Седой стал, и по мужским делам… ну, понятно. Да… он выглядел вахлак вахлаком, и здоровый к тому, чисто медведь-шатун. Сторожа лучше не придумать – на него глянешь, и можно штаны менять. Там без закона подлости не обошлось – в ту ночь он, видать, взял на грудь и заснул с сигаретой. А она заметила, кинулась туда сдуру – хотела, наверно, вытащить его. Она тогда это, ну… в положении была. Двойней. Мы очень хотели ребенка, а само не получалось. Сколько она с этим намучилась – надо отдельно рассказывать. А тогда впотьмах споткнулась, упала, головой о камень… И Сашку не спасла, и сама обгорела, сильно. Врачи старались, а толку? Кровопотеря огромная, почки отказывали, по-женски там оторвалось… у нее от этого в голове сдвиг случился, одно к одному… вот и умерла, прямо в больнице. Я думал, с ума сойду. А телеоператоры эти накинулись, как вороны на падаль. Вот такие дела…»

Закончив рассказ, он помолчал, ожидая развития с ее стороны. Журналист ни за что не удержался бы, но гостья лишь сочувственно вздохнула.

– Скажите, а зачем вам понадобился этот Колька? – вернулся к первой теме бизнесмен, – Я надеюсь, не по поручению какой-нибудь брошенной бабенки с гурьбой плачущих детишек? «Найди меня» и тому подобное?

– Занят, Сань? – в кабинет без стука вошел невысокий лысоватый мужчина, и Светлана воспользовалась моментом.

– Ой, давайте я вам после расскажу, завтра. Можно?

Она, не ожидая ответа, выскочила из кабинета, быстро прошла мимо стоящей с кофейником в руках секретарши и перевела дух только на улице. Рассказать-то расскажу, но сначала надо выработать линию повествования.

А Лобов, вполуха слушая заместителя, вглядывался в прошлое. Правда… Кто ее знает, правду? Обо всем ли можно рассказывать? А сам я – все знаю?

Да, жена очень любила свой загородный дом…

2016-2017 Санька плюс Сашка

Закон есть закон, он для исполнения обязателен, и незнание его буквы не считается аргументом в пользу невыполнения. Кроме законов бывают правила, их тоже надо соблюдать, а в отношениях порядочных людей бывает еще уговор, и он, как известно, дороже денег. Бывший мичман Панкратов по прозвищу Белый считал себя вполне порядочным, но далеко не всегда строго придерживался как требований законов, так и всяких писаных правил, а вот неписаные, и особенно уговоры, соблюдал.

Баня в ее обычной, парильно-помывочной роли, предназначена для согревания и телесного очищения. Эта – древняя, давно не топленая по- настоящему, грела своему обитателю сердце и очищала душу. Проживая в крохотной старинной избушке, пусть и на птичьих правах, Белый уже полтора года ощущал именно глубинное, душевное отогревание. Годами копившийся лед людского неприятия, а чаще отторжения: как же, он – бомж, никто и ничто – таял, приходило понимание, отчасти даже уважение.

Первый приезд хозяйки прошел для него незамеченным, как и второй, и третий. Иначе быть не могло – он ее попросту не видел, ибо строго соблюдал установленное хозяином при вселении «постояльца» правило, оно же уговор: мы есть – тебя нет. При появлении на горизонте хозяйской машины Белый мгновенно зашивался в свою берлогу и сидел безвылазно; ну, по крайней надобности – не в счет. Для этих дел тут же, рядышком, стояла столь же древняя дощатая «кабинка». Саня, оценив очевидную мизерность емкости давненько не опорожняемой ямы, все там вычистил, убрал мох и паутину, подновил дверцу, опорные дощечки укрепил. Для застарелых отходов у самого забора отрыл яму, сбросил все туда, присыпал землей, торфом с приречного лужка и задерновал. Отнесся по-флотски аккуратно, да и просто – чтоб не воняло.

Она, хозяйка, его тоже не замечала: приезжала с мужем, проводила в доме два дня и уезжала. По участку, пока не прогрелась земля, практически не ходила, перемещалась от ворот к дому и обратно, не заглядывая на задворки, где располагалась старая бревенчатая халупа и не менее возрастной надворный сортир. До дедовой баньки и тем более клозета ей никакого дела не было. Да и зачем – все необходимые удобства, включая сауну с джакузи, имелись в цокольном этаже огромного дома. Ничего из ряда вон выходящего в наши изобильные, хотя и далеко не для всех, времена.

Все изменил кот. Бывший моряк взял под опеку покалеченного мурлыку, не думая о возможных последствиях. Ну, выгонят – уйдем вдвоем, проживем как-нибудь. А хромой Сильвер нежданно-негаданно проявил себя искусным истребителем вредителей. Мышей тут будто бы не водилось, а может, прятались от страшного зверя (кто знает наверняка?), зато хозяину крепко насолили кроты. Вот их-то мохнатый хищник изводил исправно, и за охотничьи подвиги был зачислен на полноценное довольствие. От щедрот перепадало и спасителю-опекуну.

Когда, как обычно в питерском климате внезапно, весенние холода сменились теплом последних майских деньков, бомж-сторож ожидал – вот-вот явится сто человек, начнутся гульбища, пьянки, караоке, шашлыки-фейерверки. Обманулся. Они приехали вдвоем, шашлыков не жарили, петард не пускали. Да, судя по аппетитному запаху, гриль не пустовал, музыка тоже была, тихая. Сидели в плетеных креслах-шезлонгах, о чем-то говорили. Играли в бадминтон, гуляли вдоль речки. Все – вдвоем. Удивительно…

Белый, само собой, на приехавшую посмотрел издали, оценил. И ее, и отношение к ней своего приютника-работодателя. Хозяин, как всегда, не производил впечатления представителя высшего класса. Она – другое дело. Наверное, такими были когда-то скандинавские принцессы и королевы. Для женщины довольно высокая. Стройная, но не худая, чистая лицом, светловолосая. Он при ней – король? Нет, скорее паж, максимум канцлер, первый министр… Обожание в глазах, преклонение в поведении… Не-е, так не бывает. Не жена. С женами наши так себя не ведут!

Если бы не Сильвер, знакомство с хозяйкой вновь было бы перенесено на никому не ведомый срок. А в тот пятничный вечер, вскоре обязанный смениться первой белой ночью, кот бесцеремонно уселся на дорожке у ворот, а при виде возвращающейся с прогулки парочки и не подумал убегать. Так и сидел посреди прохода, умываясь и искоса поглядывая на молодую женщину: это еще кто такая? Саню мы знаем, видели, а эту – пока нет. Ну, будем знакомиться?

– Ой, а это кто тут у нас? – в закономерном вопросе не прозвучало ни капельки сюсюканья, присущего в подобной ситуации большинству носителей юбок с платьями, – Саня, ты не говорил – у нас котик завелся?

– Заводятся машины, – солидно пояснил «паж», – Еще вши с блохами. Это Матроскин, классный кротолов. Вот увидишь, за лето всю эту гадость выведет.

– А где живет? Или он соседский? Кто его кормит? Одними кротами сыт не будешь…

– Ну, это кому как, – Саня явно не хотел признаваться сразу во всем, – Хозяин у него, в общем-то, есть.

– Так он к нам в гости ходит?

– Да какие гости! Понимаешь, я хотел тебе позже рассказать…

– Санек, не темни, – она присела возле кота, продолжавшего изображать памятник, погладила по голове, потеребила под горлышком, отчего непривычный к ласке Сильвер заурчал и выгнул спину, – Излагай, чего уж там.

– Короче, Инка, ты не обижайся, я с тобой не советовался, не до того было, тогда как раз наш Димон навернулся со своего парашюта. Я сюда приехал, гляжу, а в баньке жилец объявился. А кот…

– Да ну? Кот сам открыл замок, – она подняла к мужу смеющееся лицо, – Ты, похоже, меня за слепую держишь. Думаешь, я не вижу, как там из трубы дымочек идет? Матроскин топит?

– Нет, не он. Там, это… человек пришел и кота привел. Бывший мореман. Панкратов, Сашкой зовут, а сам себя называет – Белый. Он белый и есть, седой потому что.

С того дня и повелось: Лобов остался Саней, а Белого определили в Сашки.