Джон не был мальчиком послушным, И в трубки скатывались уши, Кривились мины и желтели От вечной бранной карусели.
Но сколько Джона ни пороли, Своей не поменял он роли — Желал ругаться, пойло пить, Свободным от всего ходить.
Еще Джо презирал влюбленных, Не понимал их ахи, стоны, Все эти сопли на кулак Не мог он намотать никак.
Но как-то Джонни встретил Лиззи, И ругань вдруг сошла на мизер, «Какие кудри, носик, шея! — Застыл Джо. – Холить и лелеять!»
Возможна ли метаморфоза, Что вежлив Джон, лицо серьезно? Так чары Лиззи повлияли, Что люди парня не узнали.
Забыл Джо драки, свист и крик И перестал чураться книг. Меняет градус бурна кровь, Познав прекрасную любовь.
Парус, распятый штормами над морем
И парус, распятый штормами над морем, И храм, распахнувший врата новым людям, И чудо, отвлекшее щупальца горя — Все сердце имеют, которое любит.
И сердце собою всю жизнь зажигает! Вы помните – Данко им путь осветил? От лжи и коварства так часто страдает, Но любит, иначе смысл жизни остыл.
Иначе – плоды на деревьях горьки, И всякие мысли утратят искру, Иначе обман в судьбе каждой строки, А правила портят любую игру.
Смогли ли границу на пульсе поставить И разум понять до вселенских глубин? Без сердца нам звезды собой не возглавить! Без сердца сам смысл – лишь набор величин.
Мне нравится осень с наличием бабьего лета
Мне нравится осень с наличием бабьего лета: Купает всех солнце в своих еще теплых лучах, И можно подольше ходить тяжело не одетым, Погоду радушно в объятья с утра заключать.
И в это же время прохожих я вижу улыбки, Как в детстве они, на всегда беззаботном лице, А в сердце мелодия льется гитары и скрипки, И весело флейта сыграет с повтора в конце.
И травы, и листья еще не совсем пожелтели, И дождик теплее, чем даже в горячем июле, И думать совсем не желаю о новой метели, О ветрах, которые в марте по-зимнему дули.
Мне нравится осень с наличием бабьего лета: Короткий период для творчества, новой любви, Стучит по-особому сердце, душа обогрета, И настроение светлое – только лови!
Листья, похожие на оригами
Листья, похожие на оригами В смешные фигуры причудливо сложены: Желтыми, бронзовыми журавлями С макушек деревьев летят встревожено.
Где же зеленое? – Под сапогами! Когда вернется, не скоро, конечно! Под жарким солнцем уже с друзьями Не погуляешь, как летом, беспечно.
Все потому что строгая осень Месяц назад сменила коллегу, Ветры холодные с гордостью носят Плащи золотые до первого снега.
Зябко, свежо и легко дышать И наблюдать красоту янтарную! — Глаз от нее не оторвать, Только воспеть под аккорды гитарные.
В кавычки взята новая зима
В кавычки взята новая «зима» — Ведь слякоть шепелявит под ногами. Метель не сводит легкие с ума. В снежки не поиграть с друзьями.
На санках по асфальту Дед Мороз Из самого Великого Устюга Полмесяца как черепаха, полз — Звал Зиму, но спала подруга.
Как раньше, нам морозов надо — Румянец на щеках давно не пел. Тогда бы новую коллекцию нарядов Снежинки разложили в виде стрел.
Надеюсь, что под Новый год У Неба и Земли не будет споров — Зима волшебной палочкой взмахнет — Замерзнут окна елками узоров.
Обращение к цветам
Тюльпан, тебя я помню желтым — Особенным среди цветов — Сигналом отношеньям стертым, Даримым без приятных слов.
О, Роза, ты сильнее магии Своей красою неземной, Но иногда лежишь в овраге — За колкий стебель под рукой.
Ах, Георгин, в наряде пышном — Заставишь мир весь полюбить. Неделю запах из вазы слышно — Не дашь себя, купив, забыть.
Эй, Человек… ты сам цветок — Растешь, цветешь и увядаешь. Природой создан, но жесток — Ты медленно ее свергаешь…
Часть 4. Истории
Остров Молчаливых статуй
Они молчат и мрачно смотрят. Хотя дела невелики, Они горды. И вроде не стары, а старики. Живут одни — Не на вершинах, среди моря, Ушедши как-то раз от горя, Забыв про всех, нашли приют… Эй, тише там, глашатай! Так вот… Приют тот — Остров Молчаливых статуй. Налейте мне еще вина! Поведаю вам все сполна: Как бурная волна, Сошли они на берег. И погибали, и косило их от мора, Но выжившие основали скоро Молчащих жителей страну, Легенду выдумав одну, Что был отцом им Бог Немой. Их создал из деревьев, обвенчал золой, Омыл волной, И выросли побеги. Бутоны почек – первые островитяне — Тела и лица, словно камень — Их обработал Бог с искусством Резчика невиданных фантазий, Оформив красоту, но… запретив слова, Считая их раздольем грязи.
Лишь единицы побывали у Молчащих… Так жить нельзя! Мы – Люди и общенье – Свет! Зачем гасить лучины И терять СВОЙ СЛЕД? Жить нужно полноценно — ЖИЗНЬЮ НАСТОЯЩЕЙ!
Приговоренный
Цепи горят на руках, Режут сухую кожу, Ярость скрипит на зубах, Убийцу, как опухоль, гложет.
Страшно до черта и тошно — Не вырваться, не убежать. Пристрелят теперь, уж точно. Не хочется Жизнь отдавать.
Ни проблеска нет надежды: Печатью скреплен приговор. А в полосатой одежде У Смерти как выиграть спор?
Кому утонуть, не погибнет От стали, огня и петли. Судьба все по-своему сдвинет, Избавив от статуса тли.
Но часто момент наступает — Вердикт свой выносит суд. Цепи огнем накаляют И в них на расстрел ведут.
Мститель
Кожу натянешь до боли. Умоешься снегом, Заря на подходе. Молчишь, Не желая другим своей доли. А утром – все тело на взводе.
Рывок! — До жирной черты горизонта. И на внезапность упор. Оружие греет бок — Его впереди разговор.
Семью потерять За секундный взрыв… Душа – раскаленный источник. За что? Дочь, жена… Плакал дождь, пепел смыв. С ума не сошел той ты ночью.
Подонкам – могила Сырая-сырая… И вечный огонь нутра. Ты выполнил всё… В сотый раз вспоминая Огонь, жгущий камни двора.
Из дула курился дымок — Тела на дороге пустой. День выдался непростой. Уйти не один Не смог…
Прописался во чрево холод
Охрит осень осипший Город. Пишет доктор диагноз в карту: «Прописался во чрево холод» — К Господину до месяца марта.
На украденной вере строил Господин дом, богатство и счастье. Жил спокойно, с собой не спорил И не видел, откуда напасти…
Фонари расплескали тепло, Что не грело, селило обман, А клыкастое страшное зло Надевало на Солнце аркан.
Господин наш – в ночлежке сырой («Где же дом и где сытое прошлое?») В настоящем – по миру босой, А внутри – пусто, гадко и тошно.