– Да чтоб тебя. И что мне тогда делать?
– У меня нет адекватного ответа на заданный вами вопрос. – В это время в компьютере боролись два противоречивых приказа.
Разработчики искусственного интеллекта были не дураки и предвидя такое событие заложили возможность выбора правильного ответа человеком. Но с оговоркой, которая испортила все: “Позволить выбор только в случае, если это не угрожает жизни человеку или иному живому организму”. Именно эта оговорка, которую внесли практически в самом конце отладки кода, по просьбе совета директоров, и толком не проверили. Видимо в совете присутствовал какой-то не очень дальновидный, но заботливый руководитель безопасности полетов.
Лин стоял, опершись руками, сжатыми в кулак на дверь и методично, словно дятел, долбил шлемом по ней. Звук удара пластикового стекла о титановую поверхность был забавным, но даже он ему вскоре надоел. Чтобы не сидеть на одном месте он спустился по трапу и решил прогуляться к воде. По пути он пытался открыть анализатор, снять его с руки или просто сломать – все было напрасно. Анализатор заблокировал этих проклятых блох внутри себя, дабы не потерять нечаянно уникальный вид и сохранить для будущих исследований. Сам же анализатор был сработан на славу, он не открывался, не снимался и не ломался. Быть может, будь у него плазменный резак или хотя бы отвертка и разговор был бы иным, но все это осталось там, за дверью.
У воды было ветрено, невысокие волны красиво поблескивали в остатках заходящего солнца, а мокрый песок побережья оказался плотнее, чем земля возле капсулы. По всей видимости, толстый слой мха был в симбиозе с этими гадкими блохами, так как на берегу никакой живности замечено не было. Более того, песок был таким светлым и гладким, что поначалу показался монолитной бетонной плитой, лишь ступив на него Лин понял, что это. Он присел на корточки и по привычки зачерпнул ладонью немного песка, поднес к анализатору, и только тут вспомнил, что они поругались. Анализатор обиженно мигал красным огоньком и грозно жужжал в наушники при попытки его открыть.
– Ну и что мне с тобой делать теперь?
Лин укоризненно покачал головой анализатору, словно тот был нашкодившим котенком, замахнулся и бросил горсть набранного песка в набегающую волну. Отряхивая перчатки друг об друга от мокрого песка, он вдруг заметил легкое движение в волне буквально за секунду перед тем, как песок ушел в нее с головой.
– Это еще что такое?
Он удивленно смотрел на место исчезновения песка, но ничего не менялось, волны все также равномерно покрывали всю поверхность. Тогда он сбегал за булыжником, об который споткнулся и которым пытался вскрыть анализатор и вернувшись с таким точным прибором воспользовался им в следующем эксперименте. Размахнувшись, он отправил его по крутой дуге подальше в воду. Несмотря на то, что местная звезда уже спряталась за горизонт, протуберанцы еще давали немного света и камень было видно на фоне черного как сажа неба. Перед тем как булыжник пробил поверхность моря, под ним появилась воронка, которая вскоре оказалась огромной пастью. Рыба ловко схватила камень на излете, показала пару метров своего тела и с шумом плюхнулась брюхом о воду.
– Обалдеть, вы что тут все камни жрете?
Впрочем, чему было удивляться? Кремниевая основа жизни обязана питаться кремнием. Лин решил, что он даже думать не хочет о том, как этот камень будет перевариваться в этом чудовище. А вот реакция чудовища его заставила задуматься, что оно это делает не впервые, а следовательно, тут часто падают камни или есть кто-то размером с камень, кто умеет летать над водой. Вдруг, стало холодно, то ли из-за мыслей, которые пришли в голову, то ли из-за того, что звезды уже не было видно. Лин решил не тянуть время и легким бегом направился в сторону капсулы или точнее туда, где, по его мнению, она находилась.
Пробежав расстояние явно больше, чем требовалось он понял, что просто промахнулся мимо нее в темноте. Впрочем, капсула его все равно не пускала внутрь, толку от ее нахождения было бы не много. Звездное небо было необычным, через все небо шло облако туманности, это была еле заметная желто-зеленая полоса, словно кто-то решил взять два ярких баллончика с краской и разукрасить млечный путь. А вот звезд было на удивление мало. Лин повернулся в сторону моря, которое еще было слышно и медленно потопал обратно, быть может на песке он найдет свои следы и по ним вернется к капсуле.
Вдруг, на востоке начали появляться звезды, и не просто появляться, их словно выстреливали из невидимой пушки. Первые несколько звезд Лин пропустил, так как смотрел в сторону моря, но потом остановился как вкопанный. Никакие блохи под ногами не смогли бы сейчас отвлечь его от этого пиршества цветов и красок. Это было ядро галактики! Больше всего это было похоже на огромную звезду, побольше той, что сейчас скатилась за горизонт на западе. Звезду, что состоит из тысячи маленьких огоньков, каждый своего цвета. Стало заметно светлее и Лин даже нашел глазами свою капсулу, и убедившись, что она все еще его не бросила и стоит на месте, повернулся обратно. Звезды всплывали и всплывали, создавая причудливую мозаику в стиле современного искусства, из разряда “Очень красиво, но ничего непонятно”.
Лин заметил, что звезды на горизонте начали мерцать и склонив в голову набок прикрыл большую часть звезд ладонью, стараясь рассмотреть, что там происходит. Когда он отчетливо разобрал взмахи крыльев времени думать уже не оставалось. Его тело развернулось в сторону капсулы и припустило что есть мочи вперед. Лин не знал что это летело – птицы или какие-то летучие мыши, он даже не знал их размеров, он только знал, что все это сейчас неважно, надо просто удирать, точнее не просто, а очень быстро это делать.
Добежав до трапа и вспомнив сложную ситуацию, он набрал побольше воздуха в легкие, зажмурил глаза и расстегнул гермошлем, запоздало понимая, что сейчас будет. Он крутанул его двумя руками против часовой стрелки, и в этот момент избыточный воздух в скафандре с хлопком вырвался наружу. Поток вырвал шлем из рук и отправил его в полет, на всякий случай еще раз ударив Лина ободом по кончику носа. Ругаться не было ни сил, ни лишнего воздуха, только слезы брызнули из глаз от этого грубого щелчка по носу. Еще раз, на всякий случай, отряхнув перчатки Лин принялся судорожно расстегивать молнию на комбинезоне. Та же в свою очередь упорно настаивала, что надо открыть глаза и посмотреть, что делать. В какой-то момент Лин сдался, открыл глаза, но из-за слез лучше видно не стало. Не из-за освещенности, так как звезды уже очень хорошо освещали все вокруг, просто ему нечем было протереть глаза. Перчатки были все в морском песке, а руки сейчас были недоступны. С большим трудом, рассмотрев, где и как закреплена молния Лин разблокировал замок и дернув за молнию разоблачился. Поскольку он не предвидел такой исход событий, он очутился совершенно голый, каким он вышел из душа, на пороге собственной капсулы на другой планете, стряхивая последнюю штанину с ноги пытался не упасть на грунт. Затем, отпнув ногой скафандр подальше, он поднялся по трапу на самый верх и вдавил кнопку открытия дверей. Двери не двигались, система что-то говорила в гермошлеме, было слышно, как что-то там жужжит, но он не мог бросить все и побежать обратно к скафандру в чем мать родила. Тем более, что, наступая на землю он мог нечаянно приклеить к подошве этих гадких блох. Он еще раз вдавил кнопку и дверь скользнула вверх.
Лин, не веря своему счастью вытер ноги о гофрированный металл ступеньки и перешагнул через порог. Со всех сторон ударили тугие струи воздуха, который отдавал спиртом и какой-то химией, затем Лина еще раз облили чистой водой и высушили горячим воздухом. Душ смыл кровь из носа, которую Лин так тщательно размазывал по себе внутренней поверхностью скафандра. Все это время пришлось стоять с поднятыми руками, широко расставив ноги и плотно стиснув зубы. Лин молча ждал, когда ему откроют внутреннюю дверь шлюза. Наконец все процедуры были закончены и давление выровнялось, о чем он догадался по боли, возникшей в ушах, после чего внутренняя дверь скользнула в сторону.
– Добро пожаловать домой! Ваша капсула прошла полную процедуру консервации, все полезные материалы переработаны в зерна для посадки различных устройств.
– Поговори мне еще! Тварь бездушная. Ты что хотел бросить меня там? – Наконец настало время, когда можно было выплеснуть накопившиеся эмоции и высказать все, что он думал о поступке компьютера.
– Простите, я не понял вопроса.
– Потому что ты тупой! Понял! Мог бы и догадаться, что я важнее блохи!
– Я не умею мыслить сравнительными категориями.
– Да! Именно так я и сказал – ты тупой!
Лин осматривал внутреннее убранство, появилась спальня, небольшая кухня, впрочем, быть может, правильнее было назвать ее камбузом, и просторный зал, где можно было устроить все, что душе угодно. Отныне это будет его жилье, лаборатория и класс для обучения. Темпоральная капсула, в которой он лежал, чуть согнулась зигзагом, от чего стала походить на зубоврачебное кресло. Лин подошел к ложементу, провел рукой по гладкому и матовому на ощупь пластику, а затем присев на край перевалился внутрь. Голову тут же подхватила механическая подушка, регулируя наклон и настраивая кровообращение, стараясь подать максимальное количество крови и кислорода к мозгу.
– Ну давай, чудо машина! Учи меня уму разуму, рассказывай мне все, что я забыл, а я пока посплю. – Сказал тихонько Лин, словно разделяя злой интеллект корабля и добрый компьютер нейростимулятора.
Лин закрыл глаза и чувствуя, как электромагнитные поля генерируемые вокруг его головы погружают его в сон, принялся вспоминать. Вся сложность дальних перелетов была во времени, с которым боролись при помощи глубокого анабиоза. Во время анабиоза скорость всех процессов в организме снижалась в сотни раз и человек мог так существовать тысячу, а то и больше лет без видимых изменений. Но память при этом резко деградировала. Причем, основная потеря воспоминаний была в первые десять лет, дальше она сходила практически на нет. Но будить космонавта каждые десять лет было бы крайне расточительно по времени и глупо. Чтобы справится с этим неудобством придумали нейростимулятор – машину, которая способна восстанавливать старые нейронные связи.
Именно в таком нейростимуляторе и рекомендовалось проводить каждую ночь. Восстанавливать нейронные связи быстро было нельзя, потому что в человеке ничего нельзя сделать быстро. Кости срастаются медленно, раны заживают медленно, для любого процесса должно пройти время. Само собой выучить что-то новое было невозможно, но зато и в академии ничего особо учить было не нужно, достаточно было прочитать один раз, лишь бы понять смысл и этого было достаточно. Никаких экзаменов, само собой не было, зато были лекции, фильмы и гигабайты книг, все это надо было прочитать, посмотреть и понять всего за пять лет. После этого выпускника упаковывали в темпоральную капсулу и погрузив в анабиоз отправляли межгалактическим кораблем в другую галактику.
Сам полет состоял из огромной серии гиперпространственных скачков. Гипердвигатель умел рассчитывать вектор только по гравитационному полю, но между галактиками была пустота. Поэтому корабль нацеливал прыжковый двигатель на центр другой галактики, а затем прыгал, но только на половину расстояния. Затем половину от половины. И так, пока он не добирался до какой-нибудь крайней звезды. После этого прыгая от звезды к звезде он углублялся к центру, а оттуда, двигаясь по спирали, начинал поиски подходящих планет.
Когда корабль находил приемлемую для жизни планету, он выходил на ее орбиту и отстреливал капсулу в точку с максимальным залеганием железа. После чего сам превращался в будущий плацдарм – орбитальную торговую станцию. Именно так формировалась конфедерация свободных планет. Сотни курсантов со всего мира отправлялись каждый год открывать новые рубежи человечества. Никто не собирался вернутся обратно, это был билет в один конец, зато каждому доставалась его собственная звездная система, набор новейших технологий и знания из академии. По мере прибытия новых курсантов с ними прибывали и новые данные с земли, новые макеты кораблей, новые чертежи деталей и новые знания.