Алексей Кудесин
Хозяйка мертвой избушки
Глава 7 – Думала, что в сказку попала
– Кот! Ты говорил, что там будет еда, а за дверью – спальня.
Это были первые слова, которые она произнесла, выходя из комнатки. Уловки Котофея подвигли её быть с ним построже, а то, ишь удумал, будто может издеваться над новой хозяйкой.
– Мур! – кот изобразил оскорбленное достоинство и потер усы. – Разве я виноват, что ты хотела спать больше, чем кушать?
Сам он не выглядел голодным, наверняка имел свои заначки, а то и охотился. Все же кот есть кот.
– Стой! Ты хочешь сказать?..
Алёнка аккуратно прикрыла дверь, помедлила немного и распахнула вновь. Внутри не было ни лежака, ни окна. Комнатка как будто сделалась просторнее, потолок выше. Стены от пола до потолка занимали полки, а на них… У Алёнки глаза разбежались. Кавриги хлеба, головки сыра, кувшины с молоком, творогом и сметаной. Гирляндами висели колбасы, целые шматки капченого мяса. В нос ударил такой запах капченостей и свежего душистого хлеба, что у Алёнки рот наполнился слюной.
– Не зря эту комнату зовут Любой комнатой, – мурлыкнул кот.
– Ух ты! – вскричала девица. – Как здорово!
Кот вытянул шею. Кусок мяса, что он стащил накануне, давно исчез в его пушистом животе и теперь он наметился…
– Сварю суп! – молвила Алёнка и подхватила небольшую карзинку, стоящую с краю. Бах. Дверца захлопнулась прямо перед мордой кота, едва не прищемив усы.
– Эй, зачем что-то варить, – заныл тот, – когда там столько всего вкусного и уже готового?!
– Это неполезно, – строго заявила Алёнка, отходя от двери. – Меня тетушка Параскова учила – суп всему голова. Вот и Костяша подтвердит.
Морда кота вытянулась.
– Костяша?
Он уставился на череп и долго рассматривал его, щуря глаза и склоняя голову то так, то этак.
Аленка поставила карзинку на стол и начала выкладывать из нее снедь.
– Никакой это не Костяша. Это хан Тапыр. Однажды поклялся, что накажет Ягу. В итоге наказал себя.
Кот забрался на лавку и стал наблюдать за ловкими руками Аленки.
– И что теперь, не жить? – беспечно сказала Аленка. – Был Тапыр, станет Костяша. Он меня поддерживает.
Кот тряхнул головой, словно отгоняя мух и с участием взглянул на Аленку.
– Ты уверена, что не сильно ударилась головой, когда тебя изба откачивала?..
Аленка выложила на стол овощи, большрй шмат мяса, сырого. Кот понюхал, фыркнул и бочком отступил к заветной дверце.
– Мур, пускай она там возится, а я покуда…
Он отворил дверь, зеленые глазищи полезли из орбит. За дверцей была маленькая коморочка, завешаная тряпками, заставленная ведрами с водой. Прямо на кота что-то свалилось и больно ударило его по носу. Машинально он ухватил и увидел в лапах метлу.
– …почистишь у себя на печи, я ее пропустила, когда прибиралась, – как бы между делом молвила Алёнка. – Тетушка Параскова учила – чистота в душе, чистота в избе. Наоборот это тоже действует. Костяша, скажи…
***
Алёнка была спора на дело. Не прошло и четверти часа, как содержимое карзинки было порезано, уложено в чугун, залито ключевой водицей, щедро посолено и поперчено и теперь пускало пузыри из-под крышки в глубине печи.
От варева шли столь вкусные зарахи, что даже Котофей перестал дуться и решил простить Алёнке смертельное оскорбление.
– Пер-рвый и последний, мур, раз, – проурчал он в усы. Теперь кот в нетерпении переминался с лапы на лапу у задвинутой заслонки печи и то и дело спрашивал: – Готово? А теперича готово?! А сейчас?!
Алёнка открыла рот, чтобы ответить ему в десятый раз, как вся изба задрожала и начала дергаться, будто Чудышко вдруг решила попрыгать с ноги на ногу, чтобы погреться.
– Чего это она? – спросила Алёнка, озабоченно поправляя варево в печи.
– Напоминает, – мурлыкнул кот. Видя недоуменный взгляд хозяйки, пояснил. – Когда хозяйка сменилась, все преждние приказания были отменены, и изба остановилась. Но она не может долго стоять на месте. Её суть – движение по лесу. А ты целые сутки, считай, продрыхла. Сейчас её затягивает сеть лесных троп.
Алёнка нахмурилась. Казалось жизнь впервые начала налаживаться, после того, как Яга принялась её варить, и вот снова непонятности.
– Э-э? И что это значит? – осторожно спросила она.
– Надо указать ей, куда ты хочешь прибыть, – ответил Котофей. – Яга говорила, коли дело перемещёния пустить на самотек, может занести в такую глушь, откуда будешь век выбираться.
Он сверкнул глазами, Алёнка мимолетно ощутила лукавство. Никак желает её напужать, чтобы подсказать, куда ехать. Но она не стала думать эту мысль, ибо ухватилась за другую.
– Котик, миленький. Что же это выходит… – она остановилась, чтобы унять внезапно начавшее рваться из груди сердце, – …выходит, что Чудышко может отвезти меня, как в сказке, куда угодно?
– Конечно, – Котофей приосанился и пригладил усы. – Наша изба – всем избам изба. Для нее нет преград.
Алёнке вдруг стало не хватать воздуха. Она потянулась рукой к шее и почувстаовала под пальцами платок. С тех пор, как полученный ей от Дремучего Леса лоскут был пришит на свое место, она взяла за привычку касатся его губами и подолгу замирать. Это весточка от мамы. И принес ее Дремучий Лес. А изба в Дремучем Лесу, как рыба в воде. Не означант ли это…
О этой мысли сделалось жарко. Алёнка выбежала на крыльцо и свесилась через перила. Изба стояла выпрямив ноги, земля терялась далеко внизу за ветвями елей.
– Чудышко! – воскликнула девица. Голос ломался, будто стекло. Ей пришлось начинать сызнова. – Чудышка, моя милая!..
Она замолчала. Показалось, что настал момент истины. Еще миг и она узнает сможет ли отыскать маму. Так долго она этого ждала, столько раз впадала в отчаяние. Выплывала обратно, в надежду. Эти качели длились годами и десятилетиями. И вот теперь надежда сконцентрировалась в один большой ком, который заставил ее вскричать с мукой.
– Отвези меня к маме!
Ответом была тишина. Даже деревья притихли, ветер замер в ветвях. Сердечко Алёнки остановило бег.
Крыльцо под ногами дрогнуло. Девица встрепенулась, надежда расправила крылья. Изба изготовилась сделать шаг, сейчас как сорвется с места, как побежит…
Крыльцо качнулось, еще и еще. Только вот лес не спешил плыть по обе стороны от тропы. Изба переступала с ноги на ногу, не трогаясь с места.
– Что же ты? – воскликнула Алёнка. Тут же пришло озарение. Девица рассмеялась от облегчения. Конечно же, какая я глупая! Надо же пояснить, что к чему, нужно назвать имя.
– Отвези меня к моей маме, – громко сказала Алёнка. – Она потерялась пятнадцать лет назад. В Дремучем Лесу. И бабушка Яга подтвердила Мою маму зовут Калина!
Едва она выговорила это имя изба задрожала, задергалась. Крыльцо ходило туда-сюда, словно Чудышко мотало головой. Алёнка ухватилась за перила крыльца.
– Что происходит!
Чудышко взбрыкнула, словно ретивый конь и вдруг сорвалась с места. Алёнку едва не сдернуло с крыльца колючими ветками. Хорошо дверь была рядом, девица ухватилась, и ее внесло в горницу.
– Что ты делаешь?! – Перед Алёнкой возник кот, глаза распахнуты, морда оскалена. – Нельзя! Нельзя при избе называть это слово!
– Почему? – Алёнка прислушалась. Изба стремительно набирала ход. За окнами мелькали деревья. Пару раз они не успели отскочить, изба пролетела прямо сквозь них, тяжелые стволы с хрустом распадались на куски и разлетались по лесу. Девица видела это в приоткрытую дверь, в горнице ощутился лишь слабый толчок.
– Что с ней такое? Будто с ума сошла!
– Это всегда так, – молвил кот. Уши его опустились, усы поникли. – Не знаю в чем тут тайна, но при упоминании слова "калина" изба безумеет и бежит куда ноги несут. То ли хочет убежать от чего-то, толи что-то догнать. Бежит до изнеможения и каждый раз в разные стороны. Нельзя ей говорить это слово. Это бессмысленно и опасно!
– Но почему?! – Алёнка чуяла себя обманутой. Будто нащупала ответ, но одновременно он был недоступен. – Почему так?!
– Тайна! – важно сказал кот. – Яга ушла, а я ничего не знаю. Ты сиди тут, а я постараюсь ее успокоить. А то и правда упадет замертво. Или занесет за край мира.
И он выскочил на крыльцо. Алёнка сунулась было следом, но кот так поддал лапой дверь, что та захлопнулась, едва не ударила Алёнку по носу. И сколь она не пыталась ее открыть, ничего не выходило.
Девица забегала по горнице, выглядывала в окошко, но там кроме бесконечной череды деревьев ничего не было видно.
– Мя-а-а-а-а-ав! Мя-а-а-а-а-у-у-ур! Мя-а-а-а-а-ав! – раздались протяжные звуки. Кот успокаивал избу. Та и правда перестала дергаться, ход сделался плавным и размеренным. Но Чудышко так и не сбавила скорости, бежала, как кот сказал, куда ноги несут…
– Калина. Не может же название простой ягодки так действовать на чудесную избу, – пробормотала Алёнка. – Или ей что-то известно о моей маме? Почему тогда такая реакция? Петрусь оговорился о том, что тут замешана Яга. И бабушка призналась, что знает меня и маму. И деревню брошеную назвала. Сказала, что только мы выжили…
Чем дольше она думала, тем больше вопросов возникало. И по всему выходило, что прямых ответов она не получит. Яга неведомо где, избушка безумеет от одного упоминания имени матери. Алёнка тяжко вздохнула.
– Думала, в сказку попала, а здесь все та же суровая жизнь.
И тут она уловила краем глаза какое-то шевеление. Картина на стене. Та, что посередке. С ней явно что-то не так. С той, на которой изображен просторный зал и роскошный трон. Алёнка ступила ближе да так и застыла. Трон больше не был пуст. На нем восседал очень красивый молодой человек и глядел на нее ледяным взглядом. Вдоль каменного пола стелился плотный туман.
Глава 8 – Кощей
Губы человека на картине зашевелились, Алёнка не услышала ни звука. Он нахмурился и снова что-то сказал.
Холеные руки сжались на подлокотниках кресла, лицо исказила ярость. Он наклонился всем корпусом вперед, словно хотел ухватить ее сверкающими под тонкими губами ровными зубами.
– Простите, я вас не слышу, – воскликнула Алёнка, но он уже не смотрел в ее сторону. Красавчик продолжал говорить куда-то внутрь зала, девица не могла видеть с кем он общается.
Ног ее коснулось что-то мягкое, Алёнка глянула вниз и вскрикнула. Туман, точно такой же, какой был на картине, стелился по полу избы. Она подняла взгляд, чтобы сравнить и вздрогнула. Туман медленно вытекал из рамы картины, словно она была окном.
Незнакомец пристально глядел на нее и глаза его выглядели неуместно на этом молодом гладком лице. Это были глаза старика, дряхлого, повидавшего прошлые тысячилетия старца.
Алёнка почувствовала щекотку, словно по коже вели невесомым перышком. Туман медленно струился вокруг ее ног. Она хотела переступить и вдруг поняла, что делает это с усилием. Туман обрел плоть и сжался. Хрустнули кости, девица вскрикнула и выгнулась, пытаясь облегчить боль.
А полупрозрачная "рука" тянулась к ее горлу. На шее будто сжалась удавка, невозможно стало дышать, у Алёнки потемнело в глазах. Я умру! – мелькнуло в голове.
"Жертва Яги?! Отчего она одна?"
Эти слова прозвучали в ушах одновременно с мыслями о смерти.
"Убей ее! Мне нужна Яга. Отчего я не чувствую хозяйки избы?"
По тому, как двигались губы красавчика Алёнка поняла, что это его голос.
– Бабуш…ка… Яга уш… ла… – прохрипела она. Хватка тумана ослабевала на миг, чтобы она только-только могла вдохнуть и снова сжималась. Позвонки хрустели. – Я за.. ее…
Хотела сказать: "Я за нее", но не могла выдавить ни звука. Туман то сжимался, то слегка отпускал. Голоса в голове то усиливались, то затихали.
"Что она там лепечет? Я же сказал – убей!"
"Постой. Такого не может быть, но вдруг Яга нашла возможность ускользнуть от тебя?"
Этот голос был иной. Если красавчик говорил мужским ледяным голосом, этот принадлежал женщине. Впрочем и в нем теплоты совсем не было.
Алёнку дернуло, протащило по горнице и с размаха припечатало к картине. Незнакомец высился в полный рост. Алёнка смогла разглядеть его. Это был стройный высокий мужчина в темном одеянии с воротником похожим на когтистую лапу. Лицом мужчина был очень молод, даже юн. Внешность его была бы привлекательной, даже красивоей если бы не глаза. В очередной раз Алёнка отметила глаза старца.
Вокруг незнакомца клубился туман. Именно этот туман выливался из картины, как из окна и держал ее за шею мертвой хваткой. Лицо мужчины дрогнуло, и он пошевелился.
– Она видит нас… Только хозяйка избы может пользоваться картинами мертвого мира… Что случилось…
Рядом с красавчиком соткалось из тумана полупрозрачное женское лицо. Прекрасное и холодное. Губы лица дрогнули, но Алёнка не услышала звуков. Женщина нахмурилась, объятия тумана налились силой и сжались настолько сильно, что в глазах потемнело, а в ушах появился звон. Когда объятия ослабли, Алёнка вновь увидела картину и ощутила, как что-то течет по подбородку и капает на пол.
Кровь. Она прокусила губу. Темные капли падали на пол, пролетая сквозь туман, и это казалось Алёнке неправильным. Как этот бесплотный туман мог так ее сжать, что она едва не умерла.
– Я поняла, – раздался холодный женский голос. Губы сотканого из тумана лица шевельнулись. – Эта девушка настолько далека от мира мертвых, что просто не слышит нас. Когда я сжимаю ее, она приближается к смерти, и начинает ощущать…
– Проще простого… – красавчик вытянул руку за пределы картины и тут же выбросил ее в сторону Алёнки. Ее дернуло в сторону, в том месте, где было ее плечо промелькнуло что-то стремительное. Стукнуло, в полу торчала рукоять кинжала, который вошел в половицы по самую рукоять.
– Постой, она может нам пригодиться…
Алёнку вновь сжало до хруста костей и подтянуло к самой раме картины. Прозрачное лицо приблизилось с той стороны, пристально вглядываясь.
– Так и есть. Кощей, взгляни на нее. Это новая хозяйка избы.
Лицо отодвинудось, красавчик разглядывал Алёнку и хмурился все больше. Потом взгляд его переместился на чаши песочных чамов, он в досаде вскрикнул.
– Ящер побери! Нижняя чаша пуста! Пятнадцать лет в пустую!
Лицо женщины вновь придвинулось.
– И правда. Это означает лишь одно – Яга перехитрила тебя и вырвалась на свободу.
– Как такое возможно? Ведь с прошлой девкой такого не вышло.
С прошлой девкой? Алёнка позабыла о боли, о том, что эти двое из мертвого мира, забыла о своей безопасности. Одно желание заслонило все – узнать, кто была эта прошлая девка.
– Там случай особый, – шелестел туман. – Хотя и сейчас – не рядовое событие. Я поговорю с ней.
Полупрозрачное лицо заполнило всю картину.
– Кто ты, девица? Как сюда попала? И где бабушка Яга?
Алёнка силилась ответить, но кровь из прокушенной губы заливала рот и мешала говорить.
– Она немая, – наморщил лицо Кощей. – Вообще думаю, может мы переоценили избу. Она ни на что не годна…
Алёнка забарахталась в объятиях тумана и рухнула на пол. Тут же вскочила.
– Не смейте говорить так про Чудышку! Она хорошая! И на многое способна!
Капли крови брызнули во все стороны. Некоторые должны были попасть на картину, но вместо этого пролетели внутрь и попали на туман. Белесая поверхность вскинулась и забурлила. На женском лице отразилось блаженство.
– О-о, какая… у нее гор-рячая кровь… – прошелестела она. Алёнка вдруг поняла, что может разобрать каждое слово.
– Мара! Кончай… – оборвал ее красавчик и вдруг умолк. Дин-дон, дин-дон. Звон заполнил горницу, взоры обратились к песочным часам. Несколько крупинок покинули верхнюю чашу и присоединились к той, что лежала на дне нижней колбы.
– Напомни, у Яги когда нибудь падало по несколько крупиц разом? – проговорил красавчик.
– Никогда. У нее и одна то падала раз в год-два, – ответила туманная женщина.
– Хм!
Холодные старческие глаза уставились на Алёнку.
– Любопытно. Ответствуй, девка. Кто ты и зачем здесь?
– Я Аленушка. Попала в избу… случайно. Бабушка Яга меня скушать хотела, но даже на это я оказалась не годна. А потом бабушка назначила меня хозяйкой и пропала.
– Так значит изба тебя признала? – брови Кощея сурово сдвинулись. Ответствуй, какие способы применила? Пытку? Угрозы?
– Что вы, – вскричала Алёнка. – Добротой и хорошим отношением. Все ласку любят…
Глаза красавца расширились. Он столь пристально вгляделся в Алёнку, что той стало неуютно. Кощей же прислушался, не переставая её разглядывать. Будто раздвоился. Глаза глядели сосредоточенно на Алёнку, а уши прислушивались к чему-то внутреннему, к Алёнке не относящемуся.
– И правда на ласку… – проговорил он и нахмурился. – Изба, чего же ты? Тебя так легко подкупить?
В голосе не было угрозы, но пол под ногами Алёнки дрогнул и просел. Девица ощутила ужас.
– Не пугай, Чудышко! – вскричала она. – Она хорошая! Разве плохо она служила бабушке?
Кощей вышел из сосредоточенности слуха, его внимание полностью перетекло на Алёнку. Он вдруг расхохотался.
– Аха-ха-ха-ха! – смех был настолько холоден, что Алёнка сжалась от внезапного озноба.
– Столь хорошо, что поменяла хозяку при первом удобном случае… Ха-ха-ха! – он никак не мог остановиться. Изба начала подрагивать мелкой дрожью, Алёнке было так жаль ее, но она не знала, что сказать этому недоброму человеку.
– Что ж, – оборвал он смех. – Яга сбежала, мне её теперь не достать. Она столь же долго в этом мире, что и я, сил у нее и правда достаточно. Если не противостоять мне, то по крайне мере укрыться. А вот о вас такого не скажешь.
Зрачки Кощея сузились до почти незаметных точек, Алёнке показалось, что из глаз красавчика на нее смотрят две взведенные стрелы, которые вот вот сорвутся с тетивы.
– Напомню, что к избе я могу применить любую из четырех стихий. Могу сжечь огнем!
По стене от рамы побежала струйка огня. Алёнка так и подпрыгнула, озираясь. Потушить, гле взять воды! Но огня уже не было, осталась лишь черная полоска на стене.
– Превратить в труху и плесень водой! – продолжал Кощей. На полу появилось грязные пятно и начало разрастаться. Алёнка отскочила от него и тут же устыдилась своего стоаха.
– Лишить движения и похоронить землей!
За окном громыхнуло, изба дернулась, будто запнулась. Потом движение продолжилось. Издалека Алёнка услышала тягучие мявки кота. Все еще успокаивает Чудышку, а здесь такое…
– И, наконец, разметать по всему Дремучему Лесу воздухом.
Занавески на окнах вспухли и разлетелись, горницу заполнили вихри воздуха. Чугуны и тарелки запрыгали по полу. Костяша закачался на верхней полке и едва не упал.
– Зачем все это?! – воскликнула Алёнка, в ярости позабыв о стыде. – Чем она заслужила? Как не стыдно…
В горнице вновь раздался звон. Еще одна крупица покинула верхнюю чашу. Зрачки Кощея расширились до обычного размера, он захохотал:
– Аха-ха-ха! Искать во мне стыд, как смешно! Стыд свойственен людям. Мы же – вечные, для вас боги, можем лишь играть в ваши мелкие чувства, дабы разнообразить нашу вечность.
Алёнка ощутила бездну за его словами, словно встала на краю пропасти. Еще шажок и затянет. Как она могла принять этого… это существо за человека? Кощей оборвал смех.
– Ты зря печешься об избе. Коли к ней у меня возможности только стихийные, ты, как новая хозяйка, в полной моей власти. Я могу просто включить в тебе боль…
Он щелкнул пальцами, пальцы Алёнки обожгло, словно она сунула её в кипяток. Девушка вскрикнула и затрясла ладошкой, но кожу продолжало жечь.
– … и отправится на прогулку, – продолжал Кащей. – А могу и вовсе позабыть про тебя и занятся делами моего мертвого мира.
Алёнка застыла, подрагивая всем телом. Руку держала на весу, зубы скрипели, она вся напряглась, лишь бы не закричать. Боль была такой сильной, и к ней невозможно было притерпеться, она будто освежалась каждую минутку.
– Но я постараюсь не забывать, – добавил красавец. – Потому как случалось, что преждние мои жертвы сходили с ума от этой боли. А ты мне ещё понадобишься.
Он вновь щелкнул пальцами, и Алёнка выдохнула, уронив руку. Боль была столь острой, что её отсутствие ощущалось, как наслаждение.
– Пожалуйста… – пролепетала Алёнка. Кощей высокомерно улыбнулся тонкими губами.
– То-то же…
– Пожалуйста, впредь наказывайте только меня, – закончила девица. – Не трогайте Чудышко… Избушку…
Кащей сморщился, будто от зубной боли, потом стрельнул глазами на песочные часы.
– Больше не падает? И это все?!
– За пару минут крупиц упало больше, чем у Яги за пять лет, – подсказал голос из тумана. – Нужно последить, как пойдет дальше…
– Что ж, время у нас есть… – старческие глаза пронзили Алёнку насквозь, ей показалось, что взгляд вывернул ей душу. – А пока я хочу обрисовать тебе твою задачу, как хозяйки избы. Главная цель – усмирение рода людского. Слишком уж вы… расплодились. Много о себе возомнили.
Лицо красавца изуродовало брезгливое выражение.
– Усмирение означает уничтожение особо непокорных, богатырей и священников новой веры, и полное порабощение остальных. В этом деле хозяйке мертвой избы отведена особая роль…
Он оборвал объяснения.
– Впрочем, знать все тебе ни к чему. Знай главное – ты полностью в моих руках. И твое благополучие зависит от исполнения твоих задачь.
Уничтожение? Порабощение! Алёнка как-то разом и безповоротно поверила в слова красавчика. Она зажала ладошкой разинутый от ужаса рот. В ушах её прозвучало злорадное хихиканье Яги.
– Для начала приказываю – выбирайтесь поближе к человеческим поселениям. Там поглядим, как быть с этими мурашами…
Красавчик исчез из портрета, холст вновь показывал пустые залы неизвестного замка. Туман потерял плотность и растекся, медленно исчезая. Алёнки рухнула на пол и залилась слезами.
Но даже поплакать ей было не дано. В основания черепа будто вонзили стальной прут, который медленно начал погружаться все глубже. Ноющая боль растеклась по всей голове. Стержень дрогнул и продвинулся дальше, вдоль хребта прошла волна обжигающей яркой, как искра, боли. Алёнку выгнуло, скрутило. Руки взмахнули перед ней, пятки застучали по полу. Рот раскрылся, она закричала во все легкие. Последнее было единственным, что она сделала сама. Руки, ноги, да и все тело словно перестали ей принадлежать, а новый хозяин пробовал свои возможности, не заботясь о сохранности.
Кощей. Он вступает в права, – мелькнула мысль. – Вот что значит быть в полной его власти.
– Не желаю! Не хочу! Не бу-у-уду… – завыла она, скорчившись на полу.
Такой ее и застал кот, вернувшийся с улицы. Нос его был задран от гордости, на морде сияло довольство.
– Аленушка, я усмирил избушку, давай имать щи из печи… – он встал посреди горницы. Морда вытянулась.
– Чего же ты так убиваешься?! С избушкой все хорошо. И будет все хорошо, просто не упоминай при ней калину… – он приглушил голос и прислушался, словно ждал, что изба опять сойдет с ума.
Алёнка глянула на него и зарыдала еще сильнее.
