Алексей Костенко
Безмолвная рябь

Спасибо Татьяне Бабинской,

что книга получилась именно такой.

И вообще получилась.

Книга I

Пролог

– Внимание! – раздалось в наушниках. – Четвертый сектор закрыт для прохода.

Ян потянулся к панели, и убедился, что указанная область засветилась на навигаторе красным. Полигон лежал в стороне от его маршрута, но осторожность никогда не бывает лишней. Особенно здесь. На всякий случай, он проверил датчики радиации, но излучение было в пределах нормы. Нормы для Луны, разумеется. Впрочем, будь авария серьезной, сигнализация ровера известила бы его об опасных для жизни условиях.

Ян невесело улыбнулся. Если бы техника могла бы быть откровенной – лампы на панели оповещения мигали бы беспрестанно. Пробыв на станции без малого два года, он с уверенностью мог сказать, что Луна не просто безразлична к человеку, она ему враждебна. Только и ждет момента, когда ты оступишься или забудешь проверить заряд аккумуляторов. И главное, что до этого нет никому дела. Вот и сейчас, у него должен быть напарник, не говоря уже о том, что образцы из лаборатории должны доставляться по автоматизированной линии.

Тем не менее, Ян мог признаться (по крайней мере, самому себе), что в качестве водителя от него пользы больше, чем если бы он занимался своими прямыми обязанностями.

Почти все свое время он проводил за терминалом, моделируя запуски и производя расчеты. Он тысячи раз проверял и перепроверял теоретические данные, но это так и не привело к результатам, которые ожидались уже на первом году работы базы. Несмотря на свои огромные вычислительные возможности, компьютер не догадается, что зажигание может сработать на полсекунды раньше из-за неправильно размещенного конденсатора. Теория показывала прекрасные возможности ионного двигателя, но каждый запуск заканчивался провалом. Будь станция оборудована обычными лабораторными стендами, множества ошибок удалось бы избежать еще на этапе подготовки. Но всю суть лунной базы можно было выразить девизом: «Все и сразу».

Ян подумал, что нужно быть невероятным глупцом, чтобы разместить научную базу в месте, куда сложно доставить запчасти для автоматической линии, не говоря уже о каком-либо специфическом оборудовании. Впрочем, он тут же себя одернул: два года назад он сам верил, что благодаря его работе отправить килограмм груза на Луну будет не дороже, чем посылку на Рождество тетушке Ядвиге в Латвию.

Два года назад он сам считал это неплохой идеей. На Земле испытание двигателя связано со многими трудностями, и только согласования могут занять несколько месяцев. Казалось замечательным, что есть площадка, где даже если он взорвется, до этого не будет никому дела. В теории, прямые испытания, без множества промежуточных этапов, должны были ускорить разработку и внедрение с десятков всего до нескольких лет. А на практике… Вот сегодня от него больше пользы в кабине ровера, чем на испытаниях.

Лаборатория экстремальных воздействий находилась всего в получасе езды, и он был рад что может провести это время в одиночестве. Разумеется, одиночная поездка была вопиющим нарушением техники безопасности, но, благодаря своим габаритам, Ян едва помещался в кабине, рассчитанной на двоих. На двоих азиатов. Почти двух метров роста, и едва ли меньше в плечах, он имел все основания недолюбливать технику, произведенную в Поднебесной. Но сейчас он был рад, что колпак кабины отделяет его от остального персонала базы. От таких же бесполезных ученных, как и он сам.

Колесо подпрыгнуло на камне, и Ян обернулся проверить, не выпали ли ящики. Хотя, кому какая разница? Все более-менее стоящие внимания результаты были получены в первые месяцы, и, на этом, по мнению норвежца, ценность и лаборатории, и опытного производства, были исчерпаны. Кристаллы кремния, призванные покрыть дефицит сырья в микроэлектронике, действительно, росли почти на половину быстрее, но оказались ни к чему не пригодными. Мало того, что невероятно хрупкими, так еще и совершенно неподходящей структуры.

Проезжая мимо станции гравитационной связи, Ян поморщился. Она словно служила ему молчаливым напоминанием о днях юношеской глупости. Молчаливым напоминанием. Уголки его губ непроизвольно поднялись от этого каламбура. Почти трехсекундная задержка, когда приходится ждать ответа с Земли, раздражала неимоверно. Все сотрудники базы с нетерпением ждали когда же, наконец, заработает гравирадио, и лишь для Яна его молчание служило, пусть слабым, но утешением.

Он не раз вспоминал тот разговор с однокурсником. Они практически не были знакомы, но оба оказались словно за бортом вечеринки. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что вечеринка была так себе.

Как представители братства, они не могли ее просто покинуть, и поэтому коротали время за случайной беседой.

–Я бы хотел работать на Луне, – сказал тогда Ян.

– Почему бы и нет, – сокурсник пожал плечами. – Через год мы закончим учебу. Еще, примерно через три, закончится строительство станции. Успеешь наработать резюме и подать заявку.

Яна удивил его тон. Казалось, что нет ни одного выпускника, который бы не мечтал оказаться в числе счастливчиков, в числе тех, чьи имена войдут в историю. Ян взвесил слова, прежде чем ответить.

– Разве ты не хотел бы быть частью чего-то значимого?

Его собеседник рассмеялся.

– Ты еще скажи «оказаться на передовом крае науки». Нет. Думаю, я и здесь найду себе занятие по душе.

Еще в детстве, когда космос был доступен лишь для избранных, Ян мечтал побывать на другой планете. На любой. Казалось, что не может быть ничего более величественного, чем взглянуть на звезды из-под чужого неба. И он был готов на любую должность на лунной базе, лишь бы осуществить свою мечту. Отчасти, именно поэтому, он и отказался от нового курса гравитационной физики. Несмотря на свой интерес к предмету, Ян понимал, что пройдет еще не одно десятилетие, прежде чем самая захудалая гравитационная лаборатория сможет уместиться хотя бы в одном здании. Да и тогда, вряд ли, ее будут строить на Луне: любая точка в солнечной системе одинаково подходит для изучения гравитации.

Ян бросил взгляд на простирающуюся вокруг серую пустыню, и с грустью подумал, что, может быть, все было бы иначе, если бы он действительно оказался на другой планете, а не на спутнике Земли.

Все было совершенно не так, как он себе представлял. Наверное, притягательность профессии космонавта в том, чтобы быть первым. А когда более трехсот человек, словно термиты в муравейнике, копошатся под куполом, занимаясь каждый своим делом, это становится обычной рутиной. Может быть, это и не имело бы особого значения, если бы они были «на передовом крае науки», но вся идея лунной лаборатории оказалась сплошным провалом. За два года ее существования, не то что не произошло прорыва в науке, но и не было сколь либо значимых результатов, которые, хотя бы частично, оправдали бы вложенные средства.

Возможно, лишь из-за опытов с приемником гравирадио, ее до сих пор и не закрыли.

Не то, чтобы Ян не понимал этого раньше, но его всегда спасала София. Он мог часами слушать, как она рассказывает о своем родном Белграде. Он мечтал побывать в этом городе, присесть за столик в уличном кафе, и слушать как София рассказывала ему о… Да без разницы о чем.

За два года он так не завел друзей на базе. Почти сразу же он познакомился с девушкой из Сербии, и влюбился в нее с первого взгляда. Все свободное время они проводили вместе. Немногочисленным развлечениям на базе, они предпочитали беседы. София часто его высмеивала, но делала это совершенно беззлобно. Собственно говоря, с этого и началось их знакомство. Он сидел в столовой с серыми стенами, и пытался подключить коммуникатор к сети базы.

– Эй, астронавт, я бы на твоем месте этого не делала.

Ян поднял глаза, и автоматически спросил:

– Почему?

Незнакомка ткнула пальцем в телефон. Жест у нее получился какой-то обвиняющий, и Ян с трудом подавил желание спрятать устройство.

– Как только он увидит сеть, сразу начнет тянуть новости, обновления, и прочую мишуру. Потом удивишься, когда получишь расчетки.

Великан, все-таки, спрятал телефон.

– Спасибо, что предупредила.

Девушка фыркнула.

– А толку? Помучаешься два дня с настройками, пытаясь ограничить доступ не нужным приложениям, а потом решишь: «Ну и ладно, Интернет все равно нужен».

Ян улыбнулся.

– Ты не очень хорошего мнения о моих умственных способностях.

– Не в этом дело. У тебя топовая модель, а функционал настроек в ней проигрывает младшим версиям. И где здесь здравый смысл?

Девушка развернулась чтобы уйти,

– Может быть, мы вкладываем разные значения в понятие «здравый смысл»?

София обернулась.

– Иногда я поражаюсь. Как такие как ты вообще попадают на Луну?

Ян не хотел, чтобы она уходила, и, оглядевшись по сторонам, ткнул в первый попавшийся раздатчик.

– Ты не могла бы мне помочь с этим?

– С чернильницей? – удивилась она. – Ну, если ты просишь.

Она показала как сделать заказ, и снизу появилась чашка с темно синей дурно пахнущей жидкостью.

– Это автомат для коктейлей. Я тебе сделала витаминный. Пей.

Ян сделал маленький глоток, и тут же захотел его выплюнуть. Но, подавив в себе это желание, он проглотил содержимое чашки.

Девушка рассмеялась.

– Еще ни разу не видела, чтобы кто-нибудь выпил эту гадость. София, – протянула она узкую ладошку.

Ян осторожно ее пожал, и понял, что мир для него изменился навсегда.

Если бы не София – он давно бы наплевал и на контракт, и на штрафы, и при первой же возможности убрался бы на Землю. Кажется, она была единственным счастливым человеком на базе, и благодаря ее оптимизму Ян смог смириться с Луной.

София занималась системами жизнеобеспечения, и получала удовольствие от своей работы. Поначалу, они часто обсуждали положение дел на базе, но, со временем стали стараться как можно меньше говорить о работе. Тяжелые, однообразные дни полностью выматывали, и вечером хотелось ярких впечатлений, которые были доступны в виртуальности. Каждый раз они в шутку спорили, куда отправиться на этот раз: Ян предпочитал фантастические миры, а София любила дикую природу. Они наслаждались почти реальными впечатлениями, порою, просто сидя на берегу океана, держа друг друга за руки и разговаривая.

Однажды, отключая костюм ВР, София спросила:

– Тебе надоели наши прогулки?

– С чего ты взяла? – притворно удивился он.

– Ты как воздушный шарик. Сначала был ярким и веселым, но постепенно начинаешь выглядеть так, как-будто из тебя выходит воздух.

Ян немного помолчал, и пытаясь обратить все в шутку, сказал:

– Мне не нравится Луна.

София фыркнула.

– Никому не нравится. Мы здесь не за этим.

Ян посмотрел на нее, и от веселого тона не осталось и следа.

– Я летел за этим. Сидеть в ВР я мог бы и на Земле.

Девушка улыбнулась:

– Но там бы не было меня.

– Да, и только поэтому я еще не прокрался в трюм первого же корабля, который идет на Землю.

На этот раз пауза затянулась надолго.

– Говорят, дом там, где твое сердце. Мое сердце с тобой. Но не на Луне.

– К чему ты клонишь? – Спросила София.

– Взгляни, – Ян обвел рукой комнату.

София послушно осмотрелась вокруг. Руководство старалось поощрять пары, считая, что это благоприятно сказывается на настроении персонала. Их каюта была немного больше стандартной, но мало отличалась убранством от прочих. Унифицированная кровать и мебель, голые стены и крошечный санузел вряд ли могли вызвать какие-либо чувства кроме отвращения. Единственное, что создавало хоть какую-то видимость уюта – засохший букет на столе.

Ян случайно узнал в службе снабжения, что, каким-то чудом, там оказались семена хризантем. И сумел выменять их на спирт, который, несмотря на официальный запрет, являлся чем-то вроде подпольной валюты.

Вторым чудом было что ему их удалось как-то вырастить. София была счастлива, когда он подарил ей букет, но Яну казалось, что она недовольна, что кладовщики смогли что-то от нее скрыть, пусть даже такую мелочь.

– Это все неправильно. Мы должны стремиться в космос, а вместо этого сидим здесь, лишь издали любуясь на звезды.

Он повернулся к панели и включил имитацию окон. София подошла сзади, обняла его за талию, и они стояли молча смотря на звезды.

– Это только проекция. Они даже не настоящие, – с горечью сказал он.

– Настоящие. И, благодаря твоей работе, мы, когда-нибудь достигнем их.

Ян рассмеялся.

– Это вряд ли. Исследования межзвездных полетов дело не прибыльное.

Уловив перемену в настроении Яна, София улыбнулась.

– Ну, может быть, тогда инопланетяне к нам прилетят?

– Ну, для этого они должны, как минимум, существовать.

София отстранилась, и с удивлением посмотрела на своего великана.

– Ты не веришь, что среди этого бесчисленного количества звезд, есть другие цивилизации?

Прежде чем ответить, Ян взвесил каждое слово.

– Иногда я задумываюсь об этом. И мне становится страшно, что мы можем оказаться одни.

Девушка хотела ответить шуткой, но, на секунду задумавшись, поежилась.

– Знаешь, теперь, когда ты об этом сказал, мне тоже стало не по себе.

Ян кивнул.

– Вдруг, мы единственная попытка Вселенной? Единственные, кто может узнать ее тайны, единственные, кто может наполнить ее жизнью?

София стала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

– Когда ты так говоришь, мне хочется щелкнуть тебя по носу, чтобы сбить этот пафос.

Сначала он поцеловал ее волосы, а потом, улыбнувшись, спросил:

– То есть, ты считаешь, что мы не одиноки, потому, что это слишком пафосно?

– Нет. Скорее потому, что звезд слишком много. Не может быть, чтобы только наша была уникальна.

– Жаль, что мы этого никогда не узнаем. Слишком много звезд, слишком большие расстояния.

– Может быть, когда-нибудь, мы сможем очень громко крикнуть: «Эй! Есть там кто? Отзовитесь!».

Ян рассмеялся. Он достал из кармана кольцо, контрабанда которого стоила едва ли не дороже самого украшения, стал на одно колено, и сказал:

– Прямо сейчас у меня есть гораздо более важный вопрос.

2047

С вершины горы Утлиберг открывался сказочный вид. Раскинувшийся вдалеке Цюрих светился огнями, и выглядел так, как и положено современному мегаполису. Аш любил старые фильмы, и подсознательно ожидал увидеть небольшой городок с невысокими кирпичными зданиями, зажатый между гор, и усыпанный снегом.

Отец рассказывал, что первая зима в Нью-Йорке едва не вынудила вернуться на родину – так сильно его пугал холод. Конечно, он знал, что здесь бывает снег, но был совершенно сбит с толку, когда, проснувшись однажды утром, увидел улицу, заметенную сугробами. До конца жизни, это оставалось его самым сильным впечатлением. Отец часто рассказывал эту историю, и делал это настолько красочно, что Аш хотел, во чтобы это ни стало, увидеть снег своими глазами. Но Нью-Йоркские зимы становились все теплее, лишь изредка раздражая дождями. А во Флориде, куда он уехал на учебу, «зимой» называли время года, когда на пикник ездят в кроссовках, а не шлепанцах.

Тем не менее, ему нравился Орландо, и когда, по окончании учебы, ему предложили работу в недавно созданной лаборатории гравитации при университете, Аш, не раздумывая, согласился.

И вот сейчас, почти двадцать лет спустя, с бокалом в руке, он стоит и смотрит на далекие заснеженные вершины Альп.

– Профессор Вармер? – раздалось за спиной.

Аш повернулся, и встретился взглядом с улыбающимся толстячком. Он искренне улыбнулся в ответ, протягивая руку для приветствия.

– Доктор Уитли! Рад вас видеть. Как добрались? – Аш помнил, что Оскар Уитли совершенно не переносит авиаперелеты.

– Чудесно, просто чудесно, если бы не этот постоянный контроль безопасности.

Аш кивнул, непроизвольно бросив взгляд в сторону входа. Несмотря на грамотную организацию пропускных пунктов, ему пришлось простоять более сорока минут, прежде чем попасть в здание. А бедному Оскару, на пути из Манчестера, пришлось повторить эту процедуру, как минимум, два раза: на входе и на выходе с вокзала. И то, если ему повезло добираться без пересадок.

– Совершенно не понимаю, чего они опасаются. Неужели я так похож на неблагонадежного элемента?

Розовощекий Уитли, больше всего походил на Санта Клауса, сбрившего бороду, и сама мысль, что он может вынашивать разрушительные планы, не могла не вызвать улыбку.

– С вас, дорогой Оскар, спрос, как раз, вдвойне: вы же ученый, а значит можете пронести с собой, как минимум, атомную бомбу.

Доктор отмахнулся пухленькой ручкой настолько забавным жестом, что вызвал улыбки у всех, кто это видел.

– Куда мне, простому звездочету. Это, Аш, скорее, по вашей части.

Аш, не скрываясь, рассмеялся. Он вспомнил, как Оскар, рыча на нерадивых техников словно разъяренный тигр, собирал фильтр для подавления шумов. Четкие, уверенные движения рук, безошибочно выбирающие из беспорядка на столе нужную деталь, всклоченные остатки шевелюры и пылающие глаза как нельзя лучше складывались в образ безумного профессора, создающего адскую машину.

Аш уважал Уитли, за то, что тот всегда старался разобраться в вопросе, прежде чем высказать собственное мнение.

Среди астрономов упоминание гравитационного телескопа считалось дурным тоном, он оставался объектом для насмешек и не более чем бесполезной игрушкой. Считалось, что уважающий себя ученный не подойдет и на милю к этому устройству. Оскар же, прежде чем признать, что он, действительно, не очень подходит для наблюдения за массивными объектами, провел почти два месяца в лаборатории Вармера. После чего, он сказал Ашу, что не видит разницы между телескопом и гравидетектором почти полувековой давности. Но, признал, что если телескоп не подходит для астрономических наблюдений, то это не значит, что больше он ни на что не годится.

– Не прибедняйтесь, Аш. Я слежу за вашими публикациями, и, честно говоря, эти статьи мне частенько напоминают старый добрый детектив. Когда кажется что развязка уже близко, появляются новые факты, которые придают истории совершенно новый окрас.

Профессор рассмеялся.

– Вам следовало бы стать врачом. Из ваших рук даже самая горькая пилюля казалась бы шоколадной конфетой.

Оскар, казалось, обиделся.

– Вы же знаете, Аш, что я всегда стараюсь говорить правду. И если бы я считал, что ваши исследования бесперспективны, то я бы вам об этом обязательно сказал.

Профессор Вармер поднял руки в примирительном жесте. Что правда, то правда. Уитли считал, что если человек дурак, то ему нужно об этом сказать. Тем не менее, он не упустил возможности пустить шпильку.

– Возможно, если бы вы более внимательно ознакомились с работами Свенсона, он бы не рискнул делать такое громкое заявление.

Уитли хмыкнул.

– Ваши предубеждения мешают трезво взглянуть в лицо фактам. Не скажу, что Свенсон всегда прав, не скажу даже, что он лучший из астрофизиков, но многие его выводы, как минимум, интересны.

Вармер покачал головой.

– Убеждать он умеет, не спорю. Но опираться на недоказанные теории…

Оскар непонимающе посмотрел на Аша, и вдруг заразительно, по-детски, расхохотался.

– Так вот в чем дело! Вас раздражает, что он охотится в ваших угодьях!

– Шум Хогана, – горячо начал Вармер, – это даже не наука, это чистой воды профанация, сказка, которую рассказывают детям на ночь.

Он хотел еще что-то добавить, но глядя на лучащееся улыбкой лицо Оскара, тоже улыбнулся.

– Хотя, вынужден признать, иногда его идеи бывают интересными.

– А что такое «Шум Хогана»? – раздался у него за спиной женский голос.

Раздраженный столь бесцеремонным вмешательством в их беседу, профессор Вармер, сначала ответил, и лишь затем обернулся.

– Единорог гравитационной теории, только в плохом смысле.

И тут же пожалел о своем резком тоне. Прямо перед ним, в темно синем вечернем платье, более уместном на званом ужине, стояла темноволосая девушка. Ее огромные глаза мгновенно покорили Аша.

– Профессор Вармер, познакомьтесь, – Уитли попытался сгладить неловкую паузу, – Абигэйл Форрестер, журналист Би-Би-Си.

Аш попытался подобрать подходящие слова, но Абигейл первой протянула руку, и сказала:

– Приятно познакомиться, профессор.

Аш осторожно сжал ладонь, и ответил:

– Аналогично.

Журналистка улыбнулась.

– А можно немного подробнее о единороге?

После секундной паузы, Аш попытался объяснить:

– Это спорная теория, которая предполагает некую зернистость…

– Как будто скрип песчинок, которые трутся друг о друга, только из этих песчинок состоит наша Вселенная, – не дал ему закончить Оскар, и с улыбкой добавил, – извините, что перебил вас, профессор.

Аш кивнул.

– Но эта теория так и не была доказана, а Свенсон не стесняется использовать ее в своих выкладках.

Уитли неодобрительно покачал головой.

– Вы упускаете, дорогой Аш, что он приводит работы Хогана как иллюстрацию, ссылаясь лишь на подтвержденные результаты. Его кластерная теория, несмотря на то, что пока подтверждена лишь теоретически…

– Вот именно! Это просто теория, неподтвержденная экспериментальными данными…

– Но уравнения хорошо согласуются с известными фактами, заполняя пробелы…

Аш снова хотел перебить Оскара, но тяжелый вздох Абигейл, отбил у него всякое желание спорить.

– А как вы думаете, – обратилась она к Уитли. – О чем именно хочет сообщить Свенсон?

Пока Оскар высказывал свои предложения, Аш старался незаметно рассмотреть Абигейл. Лишь немного ниже него, с точенными чертами лица, и, как он успел заметить, с замечательной улыбкой. Ему вдруг стало интересно, как бы смотрелась его смуглая рука на ее белоснежной коже.

Он почти не слушал Оскара, выхватывая лишь отдельные слова.

– Больше всего, это похоже на куски льда, вмерзшие друг в друга. Все они разной формы, разного размера, но, по крайней мере, это позволяет отследить четкие границы, создать карту структуры пространства.

Конференц зал заполнялся людьми, и к окну, возле которого они разговаривали, все чаще подходили любопытствующие, чтобы бросить взгляд на открывающийся вид.

– Профессор Вармер?

Аш не сразу понял, что Абигейл обращается к нему.

– Да?

– Доктор Уитли объяснил мне, разумеется, в общих чертах, кластерную теорию, но говорит, что вы в корне с ней не согласны. Могу я узнать почему?

Аш задумался.

– Не то, чтобы я был против самой теории. Как я уже говорил, мне не нравится что из нее делают выводы, не имеющих под собой достаточных оснований.

В глазах Абигейл загорелись озорные искорки.

– А вы не думали о том, чтобы опровергнуть теорию?

Аш сдержанно улыбнулся.

– Мои интересы лежат несколько в другой сфере. Я работаю над совершенно новым способом коммуникации, основанном на использовании гравитационных волн.

– Вы говорите о гравирадио, построенном почти три года назад на Луне? – с невинным видом уточнила журналистка.

Улыбка физика стала несколько натянутой.

– Экспериментальный приемник. Да. Он часть моей работы.

– Насколько мне известно, он пока не работает?

Аш смотрел на Абигейл, и не понимал, как, еще несколько минут назад мог испытывать к ней симпатию.

– Держу пари, доктор Уитли, вы приехали только для того, чтобы послушать мое выступление.

Подойдя к ним, Свенсон коротко кивнул Вармеру, и снова обратился к Оскару.

– Рад вас видеть, дружище. Не представите меня мисс Форрестер?

Аш никогда бы не подумал, что ему будет приятна компания Свенсона, но сейчас был рад, что Абигейл переключила внимание на астрофизика.

Свенсон поцеловал ей руку, и, словно спохватившись, извинился:

– О, надеюсь я не помешал вашей беседе?

– Ну что вы, – Аш натянуто улыбнулся, и кивнул в сторону шведского стола. – Я так счастлив вас видеть, что пойду поем от счастья.

– Ну и чудненько, – казалось, Свенсон тут же забыл о его существовании.

Он взял Абигейл под руку, и увлек ее в сторону.

Аш развернулся, и пошел к столу с закусками.

– Бурбон, – бросил он официанту.

– И мне, пожалуйста, – присоединился подошедший Оскар.

Аш взял стакан, и, не сумев справиться с раздражением, спросил:

– А вы почему не пошли со светилом?

Оскар рассмеялся.

– Нет уж, увольте. Одно дело его статьи, и совершенно другое он сам. Не хотел бы я оказаться на месте Абигейл.

То и дело им на глаза попадался Свенсон, общающийся то с одной, то другой группой, и цепко держащий под руку журналистку.

Конференция прошла как-то скомкано. Казалось, каждый докладчик хочет как можно быстрее завершить свое выступление, словно стесняясь незначительности своей темы.

Ашу был интересен доклад представителя ЦЕРНа, но тот, повинуясь общей тенденции, сократил до минимума свою речь, и так быстро перелистывал слайды, что решительно невозможно было что-либо понять.

Наконец, на трибуну поднялся Свенсон. В отличии от прочих, он никуда не спешил, и, прежде чем начать, неспешно налил в стакан воды, и так же неспешно, как будто это была самая вкусная вода в его жизни, выпил.

– Безусловно, вы все знакомы с моей кластерной теорией, но позвольте ее вам вкратце напомнить.

Это «вкратце» растянулось почти на полчаса, и настолько изобиловало ненужными объяснениями и цитатами, что Аш чуть не уснул.

Видимо, Свенсон и сам почувствовал, что теряет внимание аудитории, и поспешно перешел к результатам расчетов. В какой-то момент, Вармер поймал себя на том, что с интересом следит за уравнениями, и вынужден был признать, что они не лишены некоторого изящества.

В конце речи он даже затаил дыхание, поняв, к чему ведут результаты расчетов. Магию разрушил сам Свенсон. Со снисходительной улыбкой, он заявил:

– Как вы видите, в рамках кластерной теории, мы можем сделать оценку конечной массы и протяженности нашей Вселенной, и однозначно можем заявить, что она конечна и замкнута.

Раздались бурные овации, и даже Аш, забыв о своей неприязни и к самой теории, и к Свенсону, задумался об эквивалентности инерциальных систем в такой Вселенной.

Если бы он на этом и закончил, то назавтра же все газеты вышли бы с заголовками, объявляющими его новым Эйнштейном. Но, не в силах расстаться со вниманием восторженных зрителей, Свенсон продолжал стоять на трибуне. И когда аплодисменты стихли, продолжил:

– Разумеется, моя теория опережает современную науку на десятилетия. Остальным направлениям придется приложить серьезные усилия, чтобы если и не стать вровень, то, хотя бы, научиться ее понимать.

Он открыл рот, чтобы поддержать смех зала над своей шуткой, но ответом ему было гробовое молчание.

Зал был полон настоящих ученых, которые, после последней фразы, словно опустились с небес на землю. За красивыми словами и напором, с которым Свенсон подавал свои выводы, они, словно под гипнозом, забыли, что всякая теория должна быть подтверждена экспериментом. Несмотря на всю стройность и кажущуюся убедительность, это были всего лишь уравнения, умозрительные заключения, возможно, гениальные, но не обязательно соответствующие действительности.

Со сцены Свенсон спускался низко опустив голову. Кажется, он еще не понимал, что именно произошло, но подсознательно ждал свиста и улюлюканья.

Он быстро покинул зал.

Некоторое время никто не шевелился, словно давая Свенсону с достоинством удалиться.

Наконец, делегаты стали расходится. Не было свойственного таким мероприятиям гомона голосов, обсуждавших доклады, люди не оставались пропустить стаканчик после бурных дебатов. Гости чувствовали себя обманутыми. Сенсация, с таким пафосом, заявленная гвоздем программы, не оправдала их ожиданий, оттянув на себя внимание от более интересных тем.

Аш подумал, что, наверное, было бы лучше сразу поехать в горы.

Он огляделся по сторонам, надеясь найти Абигейл. Он хотел попрощаться, и показать ей, что не держит зла. В конце концов, она просто делала свою работу.

Не найдя ее в зале, Аш выбросил Абигейл из головы.

К вечеру он заселился в номер, так и не сумев ничего рассмотреть в темноте. Тем приятнее было следующим утром, попивая грог на крытой террасе, любоваться белоснежными склонами.

– Вот уж не думала, что вы тоже любите лыжи, – раздался знакомый голос.

Аш обернулся, и непроизвольно улыбнулся, увидев Абигейл в лыжном костюме.

– Это потому, что я родом из Индии?

Девушка улыбнулась в ответ. Не спрашивая разрешения, она села напротив.

– Я хотела бы извиниться. Мне правда было интересно поговорить с вами, но…

Аш беспечно махнул рукой.

– У вас не было ни единого шанса. Свенсон вцепился в вас как аллигатор.

Абигейл кивнула.

– И это тоже. Моей последней работой был цикл передач о молодежной субкультуре, и, боюсь, у меня осталась некоторая резкость, после общения с ее представителями.

Чтобы не смущать журналистку, Аш решил сменить тему.

– И как вам смена окружения? Понравилось освещать конференцию?

Абигейл тяжело вздохнула.

– Боюсь, стоящего материала не получится. Я рассчитывала рассказать о сенсационном открытии, но кому какое дело до Вселенной?

Аш почувствовал, как в нем просыпается обида.

– Именно благодаря таким исследованиям, наука и продвигается вперед. Когда-то и электричество считалось не более чем забавной диковинкой, не имеющей практического значения, служащей лишь для забавы в лабораториях. Тем комфортом, что мы имеем сейчас, мы обязаны ученым, которые делали такие вот бесполезные открытия.

Абигейл рассмеялась.

– Я думала, вам не нравится Свенсон.

– Мне не нравится бездоказательность его теории.

Девушка на секунду задумалась.

– Хорошо. Почему тогда он не докажет свою теорию?

Теперь рассмеялся Аш.

– Порой, на постановку эксперимента уходят годы, а то и десятилетия. Многие гениальные догадки были подтверждены уже после смерти людей, их выдвинувших.

– Но если это важно, должен же быть какой-то способ проверить?

Аш пожал плечами.

– На данном этапе развития, мы не сможем извлечь пользу из этих знаний. Пройдет еще не одна сотня лет, прежде чем нам станет критично знать замкнута Вселенная или нет.

Абигейл прищурилась, и с легкой улыбкой спросила:

– А не вы ли только что говорили, что не бывает бесполезных открытий?

Профессор усмехнулся.

– Сверхпроводники, элементарные частицы, гравитационная физика – вот на чем сосредоточена современная наука. Астрономия никогда не была в приоритете.

– И все же, – настаивала Абигейл, – ведь можно же как-то проверить прав Свенсон или нет?

Аш на минуту задумался, потом достал из кармана ручку, и расстелил на столе салфетку. Нарисовав окружность, примерно в ее середине он поставил точку и подписал: «Земля».

– А круг это, видимо, границы Вселенной? – догадалась Абигейл.

Аш кивнул.

– В теории, мы могли бы построить устройство, которое вызовет гравитационное возмущение пространства, как бы, одновременно в каждой точке Вселенной.

Он добавил к рисунку волнистую линию, тянущуюся от Земли к краю Вселенной.

– И, если Свенсон прав, и мы находимся словно внутри сферы, то получим отражение на внутренней границе.

Он продолжил волнистую линию вдоль окружности.

– Похоже на волну, – сказала журналистка.

Аш рассеяно кивнул.