Алексей Владимирович Калинин
Кардиограмма любви
Москва-сити встречает блестящими небоскребами. Его парковочное место свободно, и черная пуля «Мерседеса» ложится в него как в обойму. Асфальт рядом будет свободен еще долгое время. Там всегда вставала красная «Бентли» Татьяны. Они ставили машины под камеры наблюдения и спокойно шли в офис. По пути переговаривались, шутили, поднимали друг другу настроение и настраивались на рабочий день.
Так было в прошлом… Вряд ли когда такое будет в будущем. Сергей покидает уютное кожаное нутро автомобиля.
Костюмы, костюмы, костюмы. Кругом одни костюмы и серьезные лица. На работу идут штампованные люди со штампованными физиономиями, в глазах которых видна одна лишь нажива. Интересно, а дома, когда они снимают костюм и надевают треники с оттянутыми коленками, эти люди скидывают рабочие маски, или постное выражение лица навсегда приклеивается к деловому человеку?
Сергей грустно усмехается своим мыслям. Конечно же снимают. Маска – это всего лишь предмет рабочего обихода, который надевают для лучшей продажи себя. Чем крепче маска, тем меньше эмоций вырывается наружу. Дома он заставлял себя стаскивать холодное выражение, то самое, которое сейчас отражается в стекле раздвижной двери. Дома он как в крепости, где прекрасная принцесса любила его – рыцаря и дракона в одном существе. И головная боль у этого двуногого существа до сих пор не проходит.
Нет, надо погрузиться в работу, уйти от невеселых мыслей в привычный омут рутины. Кивать на приветствия людей, скользить спокойным взглядом по лицам, уверенно шагать по начищенным плиткам пола. Выглядеть собранным и сосредоточенным. Представлять своим видом несокрушимый айсберг, о который разобьется любой «Титаник». Руководитель не может себе позволить выглядеть несчастным и разбитым, ведь на него смотрят подчиненные.
На тридцатом этаже он задерживается у двери с табличкой «Исполнительный директор Курихина Т. А.» Её дверь находится напротив его кабинета, но законы бизнеса не любят сердечных отношений. Случались дни, когда они расставались утром, а встречались лишь вечером, за ужином. Двадцать метров, но и они были пропастью.
Ковровые дорожки скрадывают шаги, матовое стекло стен кабинетов лишь намекает, что внутри находятся люди. Встречные коллеги здороваются и отводят глаза.
Когда у тебя счастье, то все стараются оказаться рядом, отщипнуть кусочек. В горе же люди сторонятся тебя, как прокаженного. Боятся, что беда может перекинуться и на них. Короткие «здравствуйте» и тут же отводят глаза. Даже Дарья, секретарь. Здоровается, протягивает бумаги на подпись… и не поднимает глаз.
Коричневая дверь закрывается за спиной. Тишина. Тишина и одиночество. За дверью бурлит жизнь, а тут…
Из панорамного окна кабинета генерального директора открывается прекрасный вид на лежащую внизу Москву. Когда они с Татьяной в прошлом году первый раз посетили этот кабинет, то стояли зачарованные грандиозным московским закатом. Небо горело раскаленной жаровней с редкими угольками облаков. Он обнимал её, стоя за спиной, и шептал, что у них всё будет хорошо. И она в его руках… такая мягкая, чудесно пахнущая…
Сергей кладет бумаги на кипарисовый стол, подходит к окну. Из зелени деревьев выныривают геометрические фигуры домов, кубы и параллелепипеды. Словно маленький ребенок играл и оставил детальки «Лего» на траве. Люди внизу мелкие, как муравьи. Садятся эти муравьи в блестящие коробочки и отъезжают по своим муравьиным делам. Вон и его черная коробочка. Вот только красной коробочки Татьяны рядом нет.
Сердце начинает стучать сильнее. А если сейчас сделать пару шагов назад и…
– Сергей Павлович, к вам Людмила Анатольевна, – коммуникатор беспардонно вырывает из мрачных мыслей.
– Да, Дарья, пусть заходит. – Сергей делает над собой усилие, приклеивает на место маску генерального директора и идет встречать начальницу отдела по рекламе.
Центр Москва-сити диктует строгий дресс-код, поэтому здесь не ходят в легкомысленных сарафанчиках, которые исчезают, если владелица встанет на свет. Но женщина всегда остается женщиной и Людмиле Терентьевой удается быть соблазнительной даже в синем деловом костюме. Темные волосы чуть отдают каштаном, словно грива игреневой лошадки под дождем. Кусочки неба смотрят, не моргая, гипнотизируют начальника. Сколько же часов нужно провести в фитнес-зале и сколько нервов убить на диеты, чтобы получить такую соблазнительную фигуру? Или это результаты хирургического вмешательства?
– Здравствуйте, Сергей Павлович. Простите, что беспокою вас…
Смотрит вопросительно, как нашкодивший ребенок на уставшую маму – прогонит или улыбнется? Сергей кивает в ответ и делает приглашающий жест в сторону кресла.
– Здравствуйте, Людмила Анатольевна. Ничего страшного, мне как раз нужно погрузиться в работу, а то бизнес не любит, когда о нем забывают.
Женщина проходит к столу и раскладывает по блестящей поверхности несколько эскизов. Сергей рассматривает рисунки. От его мнения зависело развитие рекламной кампании. Может кому-то покажется странным, но так уж повелось с запуска первого рекламного ролика, что решающее мнение выносит именно Сергей.
У него обнаружился редкий дар так красиво преподнести свой товар, что люди выбирали именно их бытовую технику. Ролики запоминались, слоганы врезались в память, и концерн «Тансер» уверенно протискивался среди таких гигантов, как «Bosh»и «Sony».
– Мне так жаль… Нам очень не хватает Татьяны.
– Она ещё вернется. Соскучится по работе и вернется. Вот тогда вы будете вспоминать дни без неё летними каникулами, – хмыкает Сергей и откладывает в сторону пару рисунков. – Зачем вы выбрали военную тематику?
На фоне бассейна лежит худенькая женщина, и к ней подъезжает чайник на колесиках. С первого взгляда чайник можно принять за футуристический танк. На другом рисунке газовая плита похожа на бруствер, из которого выглядывает курица-гриль. Всё бы ничего, но у этой курицы на месте головы находится круглая каска. Другие рисунки тоже делали акцент на военной теме.
– Сейчас идет такой подъем патриотизма, что мы подумали…
– Вы подумали, что такой агрессивной рекламой можно приманить покупателя? Нет, Людмила. Санкции снимут не сегодня, так завтра. И где мы окажемся с этой рекламой, когда россиянам снова скажут, что Америка дружественная страна? Нет, надо смотреть в будущее. Мы не будем спекулировать на патриотизме. Мы производим качественную бытовую технику, а не орудия смерти, – покачивает головой Сергей, когда разглядывает рисунки.
Татьяне это точно не понравится. Мало кому бы это понравилось.
– Но вот этот рисунок… Видите, вполне мирный, – Людмила показывает на крайний рисунок, где среди ромашек змеёй ползет плойка, а за ней крадется тостер.
Показывает на рисунок и словно невзначай прикасается бедром к бедру директора.
Нос Сергея распознает сладковатый запах сирени и кедрового ореха. Ноздри невольно дергаются, когда втягивают воздух. Людмила протягивает руку, чуть нагибается над столом и вырез блузки бросается в глаза.
Когда она успела обойти стол и приблизиться к Сергею? Слишком уж он внимательно всматривается в эскизы. И слишком внимательно будет всматриваться, чтобы переводить взгляд на загорелую кожу двух приоткрытых полушарий.
– Нет! Это тоже не годится, – Сергей отстраняется от Людмилы и складывает рисунки в одну кучу. – Я верю, что вы можете придумать что-либо более действенное, чем эти агрессивные предметы. Техника должна быть помощником человеку. Всё для домохозяек, всё для милых дам. Вот в таком ключе и надо работать. Не стоит рисовать мишени для мужей-охотников. Это же не техноапокалипсис.
Людмила улыбается загадочной улыбкой. Такую улыбку можно увидеть на портрете Моны Лизы. Вроде бы и задумчивая, вроде бы и загадочная. Голубые огоньки глаз сверкают яркими диодами.
– Хорошо, Сергей Павлович, в следующий раз мы постараемся придумать более действенное решение, – эскизы аккуратно складываются в папочку и синий прямоугольник прижимается к вырезу блузки. – Я рада, что вы так хорошо себя держите в руках.
– Спасибо. А я жду ваших новых наработок. Думаю, что сегодня к вечеру вы вполне сможете их осуществить, – кивает Сергей.
Покачивая бедрами, словно ступает по подиуму, Людмила неспешно удаляется.
– Мы постараемся, – снова мелькает загадочная улыбка, и дверь закрывается за женской спиной.
Сергей лишь спустя несколько минут вспоминает, что вечером он не сможет увидеть эскизы. Вечером он будет у жены. У Танечки.
Он снова открывает блокнотик на страничке с буквами.
«За что?»
Надпись никуда не делась. Вот только что-то ещё появляется с другой стороны листка. Какие-то буквы…
Он с замиранием сердца переворачивает листок и там…
Блокнотик падает из рук. Он шлепается на эксклюзивный паркет с изогнутой структурой и издает глухой квакающий звук, словно недовольный подобным обращением. Оловянный солдатик всё с той же любовью взирает на балерину, а она тянет к нему тонкие ручки.
Показалось? Нет?
Неужели и в самом деле..?
Кожаное кресло скрипит под Сергеем, а тот с трудом успокаивает дрожь в ногах. Рука тянется к блокнотику. Рука открывает на нужной странице. Открывает медленно, осторожно, словно переносит бабочку с одного цветка на другой. Головная боль забыта, словно её никогда и не было.
Нет, не показалось. Округлым почерком, Татьяниным почерком, выведены слова: «Я люблю тебя! Всё будет хорошо!»
Интерлюдия
– У меня получилось?
– Да, он увидел твое послание. Он радуется, как ребенок.
– Очень тяжело. Я чувствую усталость. Неужели так будет каждый раз?
– Нет, не каждый… Я узнал у… В общем, ты можешь общаться с Сергеем по-иному.
– Как? Я согласна на всё! Как же? Не молчите!
– Если сможешь найти человека, который согласится выручить тебя, помочь тебе… Если он даст согласие быть запертым в твоем теле, пока ты будешь хозяйничать в его… Это маловероятно, но именно в таком случае ты сможешь поговорить с Сергеем.
– Но где же я найду такого человека?
– Ты можешь походить по снам своих знакомых, попросить их. Или уговорить кого-нибудь незнакомого. У тебя много возможностей, которые ты пока ещё не использовала.
– Моих знакомых? Я могу обойти всех, но как их убедить? Ведь я же невидима.
– Я вчера говорил, что ты можешь представить любое место, которое тебе нравилось в реальной жизни. Попробуй.
Сначала в белом безграничном свете возникает легкий туман, похожий на дымок от березовых дров. Потом этот дымок начинает уплотняться. Он меняется, изгибается, танцует и становится гуще. Сквозь волны дыма проступают очертания кресел, стен, пола и потолка.
Проходит ещё немного времени и вместо яркой белизны возникает комната, где горит огонь в камине, где возле камина стоят кресла и круглый столик, где на стенах висят прекрасные пейзажи, а под потолком светит люстра. Гостиная их дачи. Место, где они любили вместе с Сергеем просто сидеть у огня и молчать. Место, откуда она выбежала во время ссоры.
– Видишь, у тебя всё получилось.
– Но я всё также бесплотна.
– Напрягись и представь себя. Ты можешь быть той, которую помнишь. Можешь стать маленькой девочкой, или же юной студенткой.
– Нет, я хочу быть собой, прежней.
В центре комнаты проступают очертания женской фигуры. Словно фотографию опустили в проявитель, и теперь, миллиметр за миллиметром, возникает она, Татьяна. Светлые волосы забраны в конский хвост, зеленый спортивный костюм не скрывает, а подчеркивает ладную фигуру. Светлые глаза осматривают проступающие руки и ноги. Ни ран, ни ссадин, ни царапин. Такая же, как в момент, когда она выбежала на улицу.
– Чудесно, теперь меня точно узнают.
– Хорошо. Я рад, что тебе это удалось. Ты очень сильная женщина.
– А теперь я представлю вас. Поверьте, очень надоело разговаривать с невидимкой.
Глава 4
Продавщица цветов озадаченно смотрит на симпатичного русоволосого мужчину. Судя по дорогому костюму, количеству банковских карт и прослойке купюр в кошельке, он запросто может купить всё содержимое ларька с крикливым названием «Цветочный бутик», а на сдачу приобрести островок на Гаваях. Почему же он просит именно полевые цветы?
– Мужчина, если вы хотите удивить и порадовать свою женщину, то лучше вот этого букета вам не найти, – продавщица пытается перевести внимание на другой букет, более солидный. – Модные дизайнеры рекомендуют в этом месяце исключительно орхидеи и лилии. Они должны подчеркнуть…
– Спасибо, я ценю вашу заботу, но мне нужны другие.
– Но это же для студентов, а вы, такой импозантный мужчина… Может, посмотрите вот на эти? – женщина показывает на шикарный букет, яркий и без сомнения безумно дорогой. Тут же «Цветочный бутик», а не вазоны у бабушки из подземного перехода.
Розы всех цветов радуги высовывают соцветия из плетеной корзинки и кричат, широко разевая бутоны, что они рождены быть подаренными. Прозрачная пленка украшена золотистой бахромой, призванной создать иллюзию богатства и обеспеченности дарителя. Кичливо, напыщенно и… безвкусно.
– Ещё раз спасибо, девушка. Я понимаю ваше желание помочь, но прошу всё же этот букет. Если снова будете предлагать иные варианты, то я уеду в другое место.
– Хорошо, этот так этот, но вот если…
Мужчина не дает женщине договорить. Он кладет купюру, в несколько раз превышающую стоимость букета, на монетницу, забирает приглянувшийся букет из ромашек, васильков, колокольчиков, и выходит наружу. Вслед несется несмелый окрик о сдаче. Понятно, что продавщица сидит на проценте с продаж, но рассказывать ей, что нужен букет именно полевых цветов – нет никакого желания. Рассказывать о лежащей в больнице жене – терять напрасно время. А час открытия посещений неумолимо приближается.
Продавщица вздыхает, глядя, как мужчина садится в дорогой «Мерседес» и кладет на второе сидение непритязательную покупку. Вот повезло кому-то. Она бы тоже не отказалась принять подарок из его рук. Любой подарок, даже этот задрипаный букетик… А пока женщина открывает любовный роман, чтение которого было прервано появлением мужчины, и снова погружается в переживания за главных героев.
Несмотря на все попытки окунуться в работу, у Сергея снова ничего не получается. После обнаруженных слов в груди вырос теплый воздушный шар, который никак не хочет сдуваться. Этот шар щекочет изнутри и каким-то образом старается растянуть уголки губ в улыбке. Леонид Михайлович только взглянул на него и тут же посоветовал сегодня взять выходной. Улыбку сдержать не удается. И это в глазах главного заместителя было не совсем верно, не совсем правильно. В глазах управляющего это был очевидный намек на психоз. Сергей не стал спорить.
«Я люблю тебя! Всё будет хорошо!»
Сколько раз эти слова поднимали его в прошлом? Когда он походил на боксера в нокауте, когда ноги становились ватными, а руки отказывались подниматься? Когда проверки следовали одна за другой, а счета грозились стать замороженными? Когда проблемы наступали со всех сторон и тянули клыкастые пасти, чтобы оторвать кусок заработанного потом и кровью?
«Я люблю тебя! Всё будет хорошо!» – говорила Татьяна и словно вливала в Сергея живую воду.
И проблемы становились несущественными и вполне решаемыми, и проверяющие люди с инстанций приходили и уходили удовлетворенными, и счета размораживались.
«Я люблю тебя! Всё будет хорошо!»
Такими же словами он подбадривал, когда у Татьяны что-то не получалось. Говорил и видел, как она расцветает. Говорил и не сомневался, что это правда.
Это была их формула, их волшебное заклинание, которое способно было осушать моря и растирать горы в пыль. И эти слова оказались на листке блокнота. Без сомнения, это написала Татьяна.
Бледно-желтое здание больницы взирает подслеповатыми глазами на то, как из припаркованного «Мерседеса» выходит мужчина с букетиком в руках. Солнце разбрасывает лучи по капотам и лобовым стеклам машин. Оно пускает зайчики в палаты, словно влюбленный мальчишка вызывает девочку из соседнего двора погулять. Да, сейчас стоит только позвонить по мобильному телефону, или скинуть смску, как девушка скажет о своей готовности выйти на улицу, а Сергей застал ещё то время, когда вызывал Татьяну на прогулку с помощью шаловливых отблесков зеркальца.
Охранник скользит равнодушным взглядом по Сергею, когда тот проходит мимо и толкает рукоять турникета. Не узнал или делает вид? А может, это другой человек? Настроение у Сергея такое, что без раздумий попросил бы прощения, стоит охраннику заикнуться о вчерашнем эпизоде. Но тот не заикается.
Сергей идет по больничному коридору и невольно сравнивает его с белым медицинским халатом. Вот белый-белый потолок, словно халат только что вынули со склада. Вот стены, светло-бежевые – халат носят не меньше десяти стирок. Вот пол, светло-сероватый, будто халат уже находится на крайней стадии, когда нитки начинают истончаться и лопаться от времени. И темно-серые пролеты лестниц, крайняя стадия халата – половая тряпка.
Он открывает дверь в нужную палату, словно приоткрывает карман у халата, и натыкается на взгляд зеленых глаз. Вчерашняя медсестра. Девушка робко улыбается и отходит от окна.
– Здравствуйте…ммм… Светлана, – Сергею снова приходится искать глазами бейджик. Почему-то её имя выскакивает у него постоянно из головы.
– Здравствуйте, Сергей Павлович. Сегодня вам лучше?
– Мне да, а как дела у Татьяны?
Сергей вставляет букет рядом со вчерашними. Цветы ничуть не повяли, будто в воду кинули полтаблетки стрептомицина.
Татьяна лежит в том самом положении, в каком он её вчера оставил. Вот только постельное белье другое. И рука лежит на груди. Татьяна всё также спит в своем зачарованном сне. Если бы можно было, как в сказке, разбудить её поцелуем…
– Вы знаете, сегодня был небольшой скачок активности… сработал кардиомонитор. Вроде бы ничего существенного, но на фоне общей стабильности… Вам об этом лучше всего поговорить с доктором. В целом состояние не улучшилось, но и не ухудшилось, – добавляет Светлана, видя, как дымка ложится на лоб Сергея.
Сергей секунду колеблется, потом достает блокнот. Видит удивленно вскинутые брови Светланы. Почему он решает ей показать запись? Он и сам не знает.
– Прошу прощения за мое вчерашнее поведение, я был немного не в себе. Но сегодня случилось вот это. Новые слова появились на листке. Это наши с Татьяной слова. Вы можете сказать, как они тут появились?
«Я люблю тебя! Всё будет хорошо!»
Светлана сглатывает и на её щеках появляется румянец. Как объяснить этому мужчине в дорогом костюме, что это всего лишь его фантазия? Что это он сам написал и забыл? А он смотрит. Смотрит с надеждой, что девушка даст ответ. Не известные психотерапевты и психологи, а она, девушка-медсестра.
– Вы вчера так были возбуждены… Возможно из-за стресса и депрессии вы впали в состояние забывчивости. Эту надпись могли сделать вы, а потом забыть про это и сейчас…
– Нет, Светлана, такого просто не может быть. Я совершенно здоров! Я не псих! Я… Простите, я напугал вас.
Светлана и в самом деле делает шаг назад.
– Я не хотел. Вы правы, мне и в самом деле лучше поговорить с доктором. Когда я смогу его увидеть? – Сергей убирает блокнот обратно.
– Я сейчас его приглашу. Не волнуйтесь, всё хорошо, – девушка робко улыбается и выходит из палаты.
Сергей ловит себя на мысли, что Светлана так и не взглянула ему в глаза. В мире бизнеса это могло означать какой-то подвох со стороны собеседника. Хотя, в мире бизнеса тебе будут улыбаться в лицо, а в спину запросто воткнут нож. В обычном же мире это означает неуверенность.
Мужчина присаживается на стул и накрывает ладонь Татьяны. Теплые пальцы безжизненны.
– Милая, я знаю, что ты меня слышишь. Ответь мне, дай какой-нибудь знак, – шепчет Сергей с надеждой вглядываясь в забинтованное лицо жены.
В ответ тишина. Всё также тихо гудит аппарат искусственной вентиляции легких, всё также по монитору чередуются пики и ущелья.
– Танечка, я очень люблю тебя. Если бы ты знала, как мне сейчас плохо без тебя… Посмотри, я принес твои любимые ромашки и васильки. Мне продавщица пыталась подсунуть другие, но я же знаю, какие цветы ты любишь.
За оконным стеклом птицы радуются лету. То и дело какой-нибудь прыткий воробей пролетает серым комочком мимо окна, словно рядом с палатой у них находится гнездо. Они находятся в движении, в отличие от лежащей Татьяны.
Сергей тяжело вздыхает. Жена не хочет отвечать. Словно обиделась и теперь выдерживает паузу. Ей есть на что обижаться, но как просить прощения у лежащей в коме?
Мужчина достает блокнот. Накрывает его ладонью Татьяны.
– Это же ты мне писала? Ответь, правда же ты? Я же не сошел с ума?
Зуммер кардиомонитора начинает пикать активнее. Горы и ущелья удлиняются. Неужели Татьяна слышит его?
– Танечка, милая, просыпайся. Я тут… рядом. Я очень близко. Я люблю тебя! Всё будет хорошо.
На миг, всего на одно мгновение Сергей ощущает, как рука под его ладонью дергается. Рука Татьяны сжимает блокнотик!
– Таня! Ты меня слышишь!
– Вон из палаты! – слышится громогласный голос, и в плечи Сергея впиваются кузнечные клещи.
– Как вон? – не понимает Сергей. – Татьяна же просыпается. Она приходит в себя! Пустите меня, доктор!
– Сестра, срочно готовьте реанимационную и пять кубиков адреналина! Мужчина, вы кто, муж? Тогда выйдите и не мешайтесь! Неужели не видите, что она умирает? – доктор кивает на монитор, где пики и ущелья начинают сглаживаться, словно уральские горы переходят в Русскую равнину.
И зуммер начинает пищать противно, будто в телевизоре, когда на телеканале ведутся профилактические работы. Вот только тут не телевидение и профилактика вряд ли нужна кардиомонитору. Скорее она нужна его жене. Сергей видит, как рука Татьяны обессилено падает.
Сухонький врач, чем-то напоминающий вождя мирового пролетариата, оказывается на удивление сильным и у него получается вытолкнуть Сергея из палаты. В тот самый коридор, который напоминает медицинский халат. Потолок, стены, пол, лестничные пролеты.
Сергей отходит в сторону и приваливается спиной к стене. Мимо быстрым шагом проходят врачи, медсестры. Из палаты Татьяны выезжает функциональная кровать, которую обступили четыре человека. Четыре врача. Они что-то говорят друг другу, придерживают капельницы. Что-то говорят, а Сергей не слышит.
Сергей старается увидеть свою жену на кровати, но спины в белых халатах закрывают обзор. Он пытается подняться на цыпочки, но ослабевшие ноги не дают этого сделать, и мужчина сползает по стене. Состояние глубокого безразличия укутывает его махровым полотенцем. Он даже не чувствует холод пола. Он лишь видит, как кровать с его женой скрывается за поворотом коридора.
Нашатырный запах отрезвляет не хуже ведра ледяной воды. Белая ватка покачивается у носа. Сергей видит знакомые зеленые глаза. Светлана! Теперь он это имя вспоминает без усилий.
– Что с Татьяной? – голос звучит хрипло, будто он только что вернулся из пустыни.
– Уже лучше. Пик кризиса миновал. Что произошло в палате? – обеспокоенно спрашивает Светлана.
– Она вдруг сжала блокнот. Сжала и отпустила. Вы до сих пор мне не верите, что она делает эти записи?
– Я не знаю. Вам лучше встать с пола. Пойдемте, я провожу вас в кабинет. Там вы подождете доктора и всё ему расскажете.
Интерлюдия
– Перестань! Немедленно перестань! Ты же убиваешь себя! – мужчина с пепельно-белыми волосами трясет Татьяну.
Женщина пытается вырваться из цепких рук. Она бьется на ковре в центре гостиной. Глаза безумно вращаются, руки сжимаются и разжимаются с такой силой, что вложи в них грецкие орехи и раскрошится скорлупа на мелкие части.
– Пусти-и-и, он зовет меня-а-а…
– Татьяна!!! Приди в себя!!!
Звуковая волна пригвождает женщину к полу. Она замирает, как собака, которая учуяла дичь и сделала стойку. Потом воздух с шумом вырывается из легких, и она обмякает.
Мужчина поднимает её легкое тело и укладывает на одно из кресел возле камина. Мужчина выглядит странно, будто только что прибыл с карнавала. Мускулистое тело покрывает красная греческая тога, на плече правой руки широкий браслет. Но особое внимание привлекают два огромных белых крыла за спиной. Они мешают мужчине, задевают предметы и путаются под ногами. Белое перо слетает с левой верхушки и ложится женщине на колени.
– Всё-всё, – устало выдыхает женщина. – Я вернулась. Что это было?
– Эмоциональный выплеск. Ты чуть не истратила все силы на движение рукой. Зачем?
– Я не знаю. Он позвал, и я не могла удержаться.
– Татьяна, у тебя не так много сил, чтобы их разбрасывать. Когда же ты успела забыть, что мы сегодня собирались пройтись по снам твоих знакомых? Тебе нужно набираться как можно больше сил, а ты расходуешь их по пустякам.
– Мы?
– Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя одну после произошедшего? Если ты не вернешься, что я буду делать в этой комнате?
– Какой же ты нудный. Вот если бы работал у нас, то я давно бы тебя уволила за занудство.
– Если бы я работал у вас, то сам бы уволился – с таким-то несоблюдением техники безопасности и наплевательским отношением к словам духа-хранителя.
Женщина хитро прищуривается.
– Ладно, давай мириться. Кстати, ничего, что я перешла на «ты»?
– Ох, опять эти ваши человеческие условности. Вон в Америке давно перешли на одно слово, которое означает обращение, а в России до сих пор практикуется «ты», «вы», – ворчливо замечает мужчина, берет с колен женщины перо и пытается вставить обратно.
Перо отказывается вставляться на место.
– А можно я буду называть тебя Андрюшей?
– Опять эти ваши условности. Называй, как хочешь. И, хотя мне совсем неинтересно, но позволь спросить – почему именно Андрюшей?
– Был у меня один знакомый ботаник, который вечно ходил и бурчал. Тут ему было не так, там ему было не этак, то солнце не ярко светит, то волны не с той амплитудой ударяют в берег. Зануда полнейший.
– Андрюша, так Андрюша. И вовсе я не зануда, а твой хранитель. Кстати, а ты уверена, что ангелы выглядят именно так? – в очередной раз зацепив крылом столик, мужчина осматривает себя.
– Не знаю, увидела на аватарке знакомого человека, вот и запомнился образ.
Глава 5
– Сергей Павлович, я так рада, что вы пришли в себя. Честное слово, очень неприятно видеть любимого начальника в подавленном состоянии, – щебечет Людмила Анатольевна, когда они «случайно» встречаются на бизнес-ланче.
За прошедшую неделю таких случайностей было три, и Сергей начал подозревать, что у него в кабинете установлена камера скрытого наблюдения. Подозрения рассеялись, когда он вернулся за забытой папкой и наткнулся на испуганный взгляд Дарьи, которая тут же положила телефонную трубку. Сергей тогда ничего не сказал, но понял, что находится под пристальным надзором.
Он продолжает ездить к Татьяне, продолжает сидеть возле её кровати. Увы, больше никаких слов не появляется в блокноте, хотя он каждый раз с замиранием сердца ждет, что вот-вот жена даст какой-нибудь знак. Знака не появляется. Он всё также приходит, здоровается со Светланой и сидит возле кровати жены, слушает попискивание зуммера. Светлана старается как-то разговорить его, утешить, и он с благодарностью принимает эти попытки. Он ждет знака. Но Татьяна молчит…
Теперь же он в ресторане «Сиксти» на шестьдесят втором этаже башни «Федерация». Окрошка с камчатским крабом как всегда превосходна. По просьбе Сергея её заправляют капустным рассолом, чтобы вкус был глубже, а кислинка чуть вязала рот. Но сейчас блаженство от принятия пищи слегка омрачено компанией начальницы отдела по рекламе.
Конечно, она приятная, умная женщина, но последнее время её внимание становится слегка навязчивым. И эти приемы, что пускаются в ход раз от раза… Ну, неужели она не видит, что соблазнение мужчины, описанное в «Космополитене», очень сильно отличается от соблазнения в реальной жизни?
Вот сейчас она облизнет губы после ложечки «тирамису», вот сейчас чуть поиграет с локоном и потом скажет несколько слов низким и тихим голосом. Скажет «сексуальным» голосом, призванным убедить мужчину в том, что он ей крайне интересен и у женщины перехватывает дыхание, когда она находится рядом.
Сергей уже имел дело с подобными вариантами обольщения. Порой они даже развлекались с Татьяной, когда после очередного светского раута, перечисляли приемы и методы, которые к ним применяли «великие манипуляторы».
– Да, Людмила Анатольевна, авария ненамного выбила меня из колеи. Но я верю, что всё наладится и всё будет хорошо, – Сергей тянется за хлебом и натыкается на ладонь Людмилы. «Случайно» ей тоже захотелось ломтик.
Что дальше? Чуть расстегнутая пуговка на алой блузке «потому что так жарко под кондиционером» или заколка вылетит из идеально уложенной прически, чтобы копна волос упала на плечи? Или Людмила Анатольевна осмелится пойти дальше и коснется его ноги своим педикюром? Вряд ли, сейчас же день, а этот жест более приемлем к ужину.
– Простите, – Людмила улыбается смущенно и отводит руку.
И это начальница отдела по рекламе? Эта барракуда, которая шла к своей должности по головам, как по булыжной мостовой? И ведь улыбка какая натуральная… Тут даже Станиславский закричал бы «верю». Но не Сергей.
– Ничего-ничего. Не будем же мы драться из-за куска хлеба. Мы же не тостеры в окопах с ваших эскизов. Кстати, как продвигается новая рекламная акция?
Опусти рыбку в темный омут, она вильнет хвостом и уйдет прочь от любопытного взгляда. Так и Людмила Анатольевна погружается в глубину рассуждений о новом проекте и способах его реализации. На пять минут Сергей получает передышку от водопада соблазнения. На пять минут он может отключить уши и насладиться вкусом окрошки.
– Таким образом, мы рассчитываем захватить ещё два процента на рынке, и это вовсе на заоблачные мечты, – заканчивает женщина.
Неужели пять минут так быстро проходят? Эх, на дне ещё остаются кусочки… Что же, придется допивать сок и делать вид сильно занятого мужчины. Сергей поворачивает голову и находит взглядом официанта. Тот тут же материализуется рядом и протягивает счет. Сергея всегда обслуживает один и тот же официант. Сергей всегда оставляет «на чай» одну и ту же сумму. Всё как всегда, вот только вместо Татьяны теперь сидит Людмила Анатольевна.
– Хорошо, Людмила Анатольевна. Я рад, что ваш отдел смог устроить мозговой штурм и уйти от тематики войны в более мирное русло. Надеюсь, что в конце квартала ваши усилия скажутся на росте продаж.
– Не сомневайтесь, продажи скакнут, как жеребец на молодую кобылку. Ой, извините… – Людмила Анатольевна смущенно хихикает.
– Да, не совсем подходящее сравнение, – Сергей не будет утешать и делать вид, что эта мелкая пошлость так мила. Сергей должен быть руководителем. – Если у отдела рекламы будут похожие аналогии и в акциях, то он вполне может оказаться на месте кобылки. Людмила Анатольевна, извините, но вынужден попрощаться. До встречи, мне ещё нужно поговорить с Леонидом Михайловичем.
