10 век н.э. Понтийские степи, войско Киевского князя столкнулось с войсками хазарского кагана. Бой идет уже не первый час, ратник по имени Ратибор уже устал, но ему не привыкать, в отличие от того, с кем он столкнулся сей час. Для его оппонента, молодого хузарина это, видимо, первая битва (почему первая?) да потому, что он, во-первых, полез в рукопашную схватку с тем, кто его в этом сильнее и уже потерял коня. Ратибор уже замахнулся для решающего удара и увидел безысходность и обреченность в глазах врага, чувство жалости зародилось и в тот же миг погасло, как обычно. Но он не нанес этот удар, так же как и его враг не совершил попытки уклониться, никто на поле боя не делал ничего, только выпущенные секундой ранее стрелы достигали своих целей, но воины, в которых попали, никак не реагировали, остановились кони, большинство упало ниц вместе с седоками. Ратибор понял, что он не слышит звуков, не ощущает ничего, такое бывает во время битвы, но это было другое. Только зрение не предало его, прошел миг, другой и мир оглушающей какофонией опять дал Ратибору о себе знать. Заржали лошади в предсмертной агонии, вернулись звуки битвы, но что-то было не так, воин не сразу понял что. Через мгновение мозг подсказал: что молодой хузарин, он начал меняться, голова стала вытягиваться как лошадиная, волосы стали выпадать, кожа начала менять свой цвет. Это ненадолго ввело воина в шок, но он не стал дожидаться конца этой чудовищной трансформации, короткий взмах и голова, если это можно назвать головой, катится по траве.
– Добрыня, ты видел? … хотел сказать он, оборачиваясь, но что-то монструозное свалило его ударом. Тьма.
Прошло пять лет. Славянская деревня.
– Стой, паршивец.
– Ага, сейчас стою.
– А я тебе ничего не сделаю.
– Да как же не сделаете, – сказал молодой русоволосый, голубоглазый паренек лет двенадцати и припустил еще сильнее, потирая мягкое место. Звали паренька Владимир, убегал он от своего дядьки Олега, бывшего десятника Киевского Князя. А убегал потому, что опять не доглядел одну из кровец, так теперь называли изменившихся коров. Животные тоже мутировали, как и люди, но не все представители одного вида мутировали по одному и томуже образу, а некоторые вообще не изменились. Полезную мутацию коров называли кровцами. Изменным в них стал то, что они стали похожи на рептилий, только на 4 длинных ногах и с головой обычной коровы, так же дают молоко и откладывают раз в год яйца, со своими обычными собратьями они вполне нормально уживались и зимой впадали в спячку. Одну из представительниц этого рода и упустил Владимир. И прекрасно знал, что его не ждет ничего хорошего, несмотря на все заверения дядьки. Так-то дядька не плохой, но за проступки наказывал сурово, справедливо полагая, что это приучит мальца к дисциплине.
– Отстань от парня. – Сказала бабка Мелания.
– Да как отстань, опять, наверно, за тварями гонялся. Не крову жалко, а парня пропадет ведь.
– Не пропадет, он смышленый.
А Владимир тем временем убежал в лес подальше от дядьки, переждать тут до вечера и может быть найти что-нибудь интересное. Он часто убегал в лес с тех пор как потреял отца, Олег думал, что так парень выплескивает свои чувства, подолгу, гоняясь за белками, жуками и прочими тварями. Но Дядька никогда бы не подумал, что эта привычка парня бежать в лес поможет ему дальше в жизни, и поэтому уже как седмицу назад написал своему давнему другу поборнику.
Тоже время остров Хоккайдо, Сегунат Камакура.
Думаю, сначала нужно сказать, что люди так же притерпели изменения. Не все, конечно, но очень много. Всего пока что известно 5 видов: 1 люди-змеи (смейки) имеют узкие зрачки змеиный язык, не восприимчивы к яду и холоднокровны, 2 люди – быки (кворки) люди с бычьими головами, неимоверно сильные, покрыты шерстью, трех цветов, пегие, черные и белые, 3 люди – дикобразы (лорты). Отличаются от людей, как вы догадались, наличием выпускаемых иголок на спине и острого обоняния, зрение плохое. Остальных рассмотрим далее, но скажу, что на территории Японии найболее распространены смейки, кворки и в незначительной степени лорты.
Дворец японского сегуна.
За столом в комнате сидит очень красивая брюнетка лет двадцати, с тонкими чертами лица, белой кожей и сильно выделяющимися на этом фоне полными красными губами. Это Миками дочь Сегуна, к ней приходили свататся и великие воины, и вельможи, и даже дайме. Некоторым отказал сегун, остальных отшила сама принцесса. И они сватались не только за приданым, но и за ее красотой, хотя красота, наверное, на первом месте. Хотя ее сложный характер местами перечеркивал все те преимущества от красоты, которой одарила ее природа, и отец уже давно подумывал силой выдать замуж свое единственное чадо. Шутка ли, двадцать лет девушке, а она еще не замужем. Но он, как всегда, сразу же отметал эту мысль, так как очень любил Миками. Она сидела и рассматривала странные вещи – это части измененных животных. Дверь открывается, заходит мужчина, точнее, смейк мужского пола. Такой типичный японский мудрец, худощавый, долговязый, неопределенного возраста, но, по-видимому, разменявший больше пяти десятков лет, с тонкими усиками и редкой бородкой. Он хмурится.
– Госпожа! Что вы делаете?! – Удивленно вскинул брови смейк.
– Учитель Имамура, но это очень интересно, – сказала, смутившись, девушка.
– Вы знаете, вашему отцу это очень не понравится, – нахмурился Имамура. Но по лукавым бесянятам в его глазах было видно, что он говорит так потому, что должен, а на самом деле поощряет такое увлечение своей ученицы. Миками, единственная дочь сегуна, это знала и не отреагировала на слова старого учителя.
– Да, да я знаю, он считает, что мне лучше разсматривать всех этих напыщенных павлинов, заполнивших все залы дворца в качестве будущего супруга, но учитель это же такое фе. – Скривилась девушка.
– Взгляните лучше на это, – продемонстрировала Миками предмет, который до этого изучала, – это задний шип цифалрокса (это измененная кошка которая была похожа на лягушку и имела ядовитые шипы на задних и передних конечностях).
– Но он же ядовит! – воскликнул Имамура.
– Учитель, я не так глупа. Он уже, к сожалению, прошел через руки достопочтенного Усугуки (он является придворным буроку – поборник по-нашему). Эти люди охотятся на измененных как животных, так и людей. Ибо сразу после изменения все впадают и безумие и не многие могут потом совладать с собой и обрести разум вновь. Вот буроку разыскивают их и «вразумляют», а так же изучают свойсва измененных организмов.
– В таком случае, этот шип можно дать вашему отцу для того, что бы он ковырялса им в зубах, – усмехнулся старик.
– Вряд ли мой отец оценит такой подарок, – рассмеялась Миками. Вдруг в комнату ворвался стражник. Он поклонился и произнес, – Госпожа, прошу простить, вам нужно бежать, начался бунт. Имуторо (глава стражи сегуна и кворк) убил вашего отца! Бегите скорее.
– Что?! Что ты такое говоришь?! Но стражник больше ничего не смог сказать. Из его груди проклюнулось острие катаны.
– Добрый день, госпожа Миками, надеюсь, я вам не помешал? – сказал, усмехаючись, Иторо.
– Как ты смеешь?! – возмутился Имамура.
– Уймись, старик, ты должен быть мне благодарен, я избавлю нас от гнета этих людишек, их время прошло. Разве ты не понял? – Во время всей этой пафосной речи кворк не заметил, как девушка взяла что-то со стола.
– Может мы и жалкие людишки, но кто ты тогда такой и где твоя честь воина? – Спросила девушка и бросила шипы в кворка.
– Жалкая девчонка! Это только подтверждает мои слова, вы люди слабы! Шипы поцарапали морду кворка и упали на пол. Он только злорадно фыркнул и вытащил, катану из бедняги стражника, – жаль, – глянул он на труп, – хороший был воин.
– Ну, было бы очень позорно получить ранение от рук «жалкой девчонки». Хотя, что ты знаешь о чести? – Сказал Имамура, вынимая, свою катану.
– Беги, девочка. Я догоню, тебя.
– Ну, это мы еще посмотрим старик. – Взор Иторо затуманился. А руки с катаной задрожали.
– Что ты сделала, ведьма?! – прохрипел он.
– Не такая уж и жалкая да? – Пойдемте скорее, учитель, я убью эту падаль в честном бою, если она выживет, конечно. Значит, не все шипы прошли обработку, – усмехнулся смейк и устремился за Миками.
Лес близ деревни Владимира.
– Дай взглянуть, ты обещал, – с мольбой произнес один из двух ребят, которые сидели на ветке старого дуба и что-то рассматривали.
– На, смотри. Это белучья (измененная белка с ногами паука, плетет паутину, питается насекомыми и мелкими птицами) паутина, вчера нашел их гнездо, так собрал, а это было ох, как не просто, – сказал Владимир и бросил паутину своиму другу.
– ААА! – тот с испугу начал уворачиваться и чуть не упал с дерева, но Владимир вовремя его схватил.
– Извини, – повинился Владимир и помог другу обратно влезть на ветку.
– Смотри, она уже не липкая, а секрет в том, что ее надо ненадолго бросить в кипяток. Миролюб с восхищением рассматривал паутину, но было видно, что ему еще боязно.
– Владимир, Владимир, – услышали ребята крик, а через секунду увидели и крикуна. Это была девочка лет девяти.
– Владимир, тебя дядька кличет, – сказала Мирослава, увидев ребят.
– Не, не пойду, опять ругать будет, а что ж ему еще надо. Владимир же сейчас должен смотреть за кровцами, а не сидеть тут на дереве.
– Лучше я на поле пойду, – сказал он и спрыгнул с дерева.
– Ну как хочешь, – сказала, уходя девочка, – но у дядьки твоего гости, вроде орнит. Орнит – это гибрид человека и орла имеет птичьи глаза, клюв, покрыт мелкими перьями. Нет летать не умеет, перья защищают от непогоды, обладает острым зрением.
– Ах, ты ж Мирка! Все косы пообрываю – сказал Владимир и припустил за ней.
– Ну не знаю, Добрыня, молод он еще.
– Давай послушаем мальца, – сказал статный сизый орнит в добротных кожаных доспехах. Тут дверь распахнулась, и в дом ворвался Владимир.
– Дядька Святослав! Вы меня звали? – спросил малец.
– Звал, но думаю не от того ты так сюда бежал, – сказал, усмехнувшись, ветеран.
– Что это у тебя в руке такое? Не уж то белучья паутина? А не боишься прилипнуть? – спросил орнит.
– Неа, я ее отварил, – сказал Владимир и показал свою добычу гостю.
– Это – Добрыня друг твоего отца, он хочет забрать тебя в Киев в школу поборников, но я думаю, рано еще, – почесал Олег бороду.
– Брось, Святослав, – перебил дядьку гость.
– Глянь, какой он смышленый. А ты знаешь, что если смочить белучью паутине в слюне сабухи. Сабухи – это смесь собаки и летучий мишы. Обычная собака с кожистыми ушами, ногами и хвостом так же обладает эхолокацией можно такую паутину к ране прикладывать, очень хорошее средство. Так что, поедешь со мной, Владимир?
Новгородское княжество, городок совета Пяти.
Это была большая деревня, а может быть и городок, учитывая, сколько здесь было домов, но примечательное было не это, а то кто населял эти дома. Тут обитали кворки, смейки, лорты, камейши (люди – черепахи, имеющие твердые наросты на спине, груди и животе, с очень прочной кожей, но с ужасным зрением и плохим слухом), а так же люди. А заправляет здесь Совет Пяти, куда и входят лучшие представители пяти перечисленных груп. И как раз сейчас в самом большом тереме происходит совещания этого Совета.
– Дела, в общем, идут у нас хорошо, зерна запасем много, кровец все больше, – говорил сидевший во главе большого стола кворк – это Боримир местный староста, не молодой, но еще крепкий мужик.
– Да это все хорошо, но охотники говорят, что дичь что-то пугает и приходиться заходить все дальше, – это вещает Всеволод – смейк и лучший мастер кожевенник на всю округу. Худой, неимоверно жилистый, с вечно хитрющим выражнием лица. Такое ощущение, что он вот тебя обдурит, но это не так, Всеволод слыл очень честным человеком, а теперь смейком.
– Да ничего страшного с ними не станется, разомнут ноги маленько, – говорит седовласый крепкий старик. Это Богдан – кузнец и обычный человек.
– Да у тебя все всегда в порядке, Богдан, – сказала Вязеслава лорт знахарь.
– Извините, Совет, но тут вот это подслушивал. – Сказал стражник и затащил упирающегося парня лорта.
– Борис! Да сколько можно? Хватит нам мешать, – сказала в гневе Вязеслава и по совместитетельству мать сего отпрыска.
– Да я что? Я ничего. Просто дай, думаю, зайду, посмотрю, может, вам помощь нужна, – сказал молодой чернявый лорт. На вид было ему лет двадцать, худощавый и высокий.
– И чем же ты можешь нам помочь? – усмехнулся в бороду Боримир, – и, кстати, как ты его поймал? Мы же не ставим стражу у дома собраний? – обратился он к стражнику.
– Да я с караула шел, смотрю этот «еж» тут трется. Вот и все.
– Спасибо за службу, можешь идти, мы сами с этим нарушителем разберемся. Так, что там с моим вопросом? – обратился он к парню.
– Дак я хотел ответить, но Вы-то со мной, то не со мной разговариваете.
Вязеслава при этом злобно шикнула на сынка, а Богдан и Игорь кмейш и воевода рассмеялись.
– Да, такого парня надо в вои брать. Пойдешь, Борис, ко мне?
– Не, не охота, я лучше посмотрю, что там с охотниками и помогу, чем смогу. Добро, дядька Всеволод? – спросил парень.
– Добро, иди уж, помошничек, дальше мы уж как-нибудь сами, – сказал Всеволод и дал понять, что на этом парень свободен. Борис вышел и вздохнул с облегчением.
Ну что ж, пойдем искать охотников, – подумал он и направился в сторону охотничьих избушек на краю деревни.
Остров Хоккайдо.
Наступила осень. Она, конечно, не так прекрасна, как весна, но любопытному взору тоже есть чем полюбоваться. По дороге в небольшой городок шли двое. Один в довольно теплой меховой одежде, хотя еще не так холодно, это, наверно, смейк и второй в плаще, так что издалека, не разобрать, кто это.
– Принцесса, разве это разумно так идти напролом к господину Аяте? – спросил смейк и лучше закутался в одежду, недовольно покосившись на заполонившие небо тучи.
– Я же говорила, не называй меня больше так, Учитель, и да, я думаю, это разумно, он всегда поддерживал моего отца.
– Поддерживал – это так, но может, после предательства Иторо, он тоже решил переметнуться. Ненавижу холод, – сказал, поежившись Имамура.
– Недостойные слова для такого великого человека, господи Имамура, – сказал, появившийся перед ним ниндзя. – Госпожа Миками и господин Имамура, проследуйте за мной, – сказал он и поклонился.
– Так что ответь нам, ты ведь слышал разговор, кого поддержит твой господин? – сказал ничуть не смущеный упреком ниндзя смейк.
– Не надо такое спрашивать у подчиненных. Вы же сами меня такому учили, – сказала с уперком Миками, – веди нас, надеюсь, не на смерть, – вздохнула она.
– Мой господин так не поступит, – ответил ниндзя и повел их в город.
Город был, конечно, меньше отцовского и дома жителей, да и сам дворец дайме, выглядели беднее, но улицы поразили девушку своей чистотой. И торговый люд не так рьяно пытался продать свой товар, как дома, суя прохожим прямо в лицо свои товары. А чинно и степенно выкрикивали, стоя за прилавками. Видимо, Господин Аяте хорошо следил за порядком в своих владениях. К дворцу вела широкая мощеная дорога. Миками сама не заметила, как оказалась перед входом и двое стражников молча, отворили деревянные разрисованные батальными сценами ворота. А изображена там была битва самурая с драконом. Самурай был искуссно разукрашен красной краской, а дракон был весь позолочен от хвоста до кончиков длинных усов. Но насладиться этой красотой девушка не успела, так как явился сам хозяин дворца.
– Рад видеть вас живой и невредимой, госпожа! – услышали наши путники бас, как только отворились двери в зал. Зал был обустроен с блеском: везде стояли деревца бонсай, красивейшие росписи батальных сцен на бумажных перегородках, центр комнаты опускался на три ступеньки и там, на подушках возле изящного стола сидел обладатель этого баса – молодой, очень крепкий и широкплечий господин Аяте. Он встал и поклонился: прошу, присаживайтесь, вы ведь устали с дороги.
– Все это хорошо, но спрошу сразу: вы за меня или за предателя? – спросила Миками.
– Госпожа, честь воина – все для меня, я просто не приемлю существование такого предателя, как Иторо, он позор, который надо смыть кровью.
– Вот и чудно, – сказал смейк и сел за стол. – Мне кажется, для начала надо обеспечить безопасность госпоже, она знамя, возле которого будут собираться наши друзья, я надеюсь.
– Я не редкая ваза, чтобы мне обеспечивать безопасность, я лично хочу убить этого кворка предателя, – зло сказал Миками, усевшись рядом.
– Слова достойные сегуна, но Имамура прав, вас надо защитить, или обучить хорошенько, – сказал Аяте, увидев, что Миками хочет уже возразить.
– Хорошо, а кто будет учить? – спросила Миками у Аяте.
– Не спрашивайте у меня, спросите лучше у своего учителя, – сказал, рассмеявшись, гигант.
– Ну и кого же? – с нетерпением восклкинула девушка.
– У моего брата, – сказал недовольно Имамура, – век бы его не видеть, но ради вас придется увидить.
– И кто же он такой? И почему вы о нем не рассказывали?
– Айсин, – буркнул тот.
– Легендарный воин Айсин? – перебила девчонка.
– Да уж, легендарный, – сказал Имамура и нахмурился еще сильней.
– Что-то я смотрю отношения у вас совсем не очень, – с ехидцей спросила Миками.
– Главное не это, госпожа, а кто нам враг, а кто друг? Сейчас многие будут выжидать, но и многие будут рвать зубами распадающиеся владения Вашего отца, ну, по крайней мере, те части, которые не удержит Иторо, – с раздражением ответил смейк.
– А старик прав. Дзисиро, мне нужны эти сведения как можно быстрее, – сказал Аяте материлизовавшемуся, кажется, из ниоткуда орниту в одежде шиноби.
– Да, господин, – ответил, поклонился и быстро вышел тот.
– И много у вас таких гирлянд понавешено? Он спустился с потолка? Я не ошибаюсь? – спросила Миками, накручивая прядь на палец.
– Нет, он был один, сидел в юго-западном углу – сказал Имамура.
– Вы оправдываетете слухи, которые ходят о вас, господин Имамура, – Аяте впервые употребил приставку господин, обращаясь к Имамуре, что свидетельствует о том, что его уважение к смейку выросло.
– А вам, госпожа, я всегда говорил, будьте внимательнее. Думаю, на сегодня хватит, нам пора идти в свои покои, – сказал смейк и встал.
– Конечно, конечно, вы устали с дороги, – Аяте хлопнул в ладоши, вбежали две служанки. – Отведите принцессу и господина Имамуру в их покои. Все вышли, а Аяте остался сидеть в задумчивости пить саке. – Что дальше? – сказал он.
Где-то под Киевом.
– Владимир, соберись, надо делать вот так, – старый орнит показывал, как нужно потрошить тушку дикой сабухи, – если делать так, то можно извлечь глаза и ушные железы без повреждений, а они очень полезны в лечебных зельях. Добрыня прервался, заметив, что парень не наблюдает за ним, а с жалостью смотрит на труп сабухи.
– Владимир, они дикие и могли бы загрызть немало людей и скота, жалость надо проявлять тода, когда она уместна, понял?
– Да я понял, дядька Добрыня, – сказал Владимир и взялся за нож для разделки.
– Ну что ж, хватит на сегодня, – через время, вставая, сказал Добрыня. – Нужно выходить, а то вечереет, хотелось бы поспать в постели за долгое время. Тут недалеко городок и я знаю того, кто обрадуется реагентам, которые мы по дороге добыли.
Добрыня и Владимир были в пути уже седмицу. От лошадей Добрыня отказался, сказал, что пешие переходы помогут парню в становлении поборником, так-то оно и выходило. Дуэт поборника и ученика уже столкнулся с не вышедшими из безумия тремя кворками, Бог весть как до сих пор не зачищенными поборниками. А навел на кворков маленький отряд Черныш. Черныш – это Добрынин ворон. Вороны одни из немногих животных, которые не мутировали, а птицы все почему-то не боятся и, более того, дружественно настроены, если можно так говорить, к орнитам, видят что ли какое-то родство. Так вот, Черныш привел их к берлоге кворков, он на такое обучен, вороны вообще очень умные, но как обучал ворона, Добрыня пока молчит. Кворков зачистили очень просто. Учитель кинул к ним в берлогу какой-то сверток. Берлога – жуткое место. Дырка в земле, укрытая ветками, повсюду валялись обглоданные, как полностью, так и не совсем, кости, как животных, так, по-видимому, и людей, запах там стоял огого.
Так вот, сверток этот оказался с вытяжкой из ядовитых желез цифролакса. Их нужно намочить, поэтому Добрыня и держал их в коже кровец, она не пропускает влагу, а после намокания выделяется ядовитый газ, он-то и убил кворков. Им осталось отрезать рога, за них старосты дают гривны, по одной за каждый. Добрыня говорил, что можно было еще вырезать поджелудочную железу, но она быстро пропадет, не доживет до школы, а стоит дорого. Но, по мнению Владимира, и хорошо, что не взяли, не привык он еще к такому, но учителю благоразумно об этом не сказал. Там еще в логове кворков было оружие, но все ржавое и кривое, может они когда-то были воинами, кто знает, сколько разума сохранилось в их головах.
– И как их не нашли? – там Владимира и стошнило.
– Да, видимо, не заходил сюда никто, место-то не хорошее, но там и людские останки есть. Может, они притащили, откуда, а может, местные подумали, что людей либо зверь какой убил, либо разбойнички. Лес все-таки, – окинул Добрыня деревья взглядом, – вот и не подняли тревоги. – Пойдем, Владимир. Чего встал?
– Да вот вспомнил, как мы берлогу тех кворков зачистили, – ответил парень.
– А, да нам там повезло, что они обожрались и спать уляглись, ну и Черныш молодец, – погладил орнит птицу. – Обезумевшие, всегда после того, как наедятся, сразу спать ложатся, привычка у них такая, запомни, паря. Потому, как жрут они без меры, мясо про запас не оставляют. Может, сон помогает пищу переварить? Ой, да пес с ними. Главное, про сон запомни.
– Учитель, все хотел спросить, почему вы носите кожаную бронь, а не железную? – спросил Владимир, подтягивия кожаную сумку покрепче и доганяя ушедшего орнита.
– Так в коже двигаться легче. Привычка еще с тех лет, ну и перья железо не любят, – сказал он, как будто это все объясняет. – Дышится в ней легче. Черныш, слетай на разведку.
Ворон с неохотой слетел с плеча Добрыни и полетел вперед, невысоко над деревьями.
– Учитель, а много поборников в Киеве? – спросил, догнавший Добрыню малец.
– Хватает. Хотелось бы больше, да народ не очень к нам идет, все сами решают, привыкли так бороться, только обезумевшие и измененные – это не тати и не медведи, а чутка страшнее. Но ничего, все наладится и будет у нас толпа таких вот ребятишек, как ты, – Добрыня взъерошил парню волосы.
– Надо прибавить, если хотим успеть, только по сторонам смотри, вдруг Черныш чего не углядел.
– Да чего там глядеть: лес, как лес, дома такой же.
Но Черныш ничего не углядел, кроме городка, к радости мальца. Городок был небольшой, но обнесен частоколом и на воротах стояли стражники, которые, увидев на груди у орнита знак поборника, (кулон с ромбом перечеркнутым мечами) пропустили странников без вопросов.
– Ну что ж, пойдем в корчму, а с утра к старосте, сдадим улов, – сказал Добрыня, предвкушая награду за рога.
В корчме было немноголюдно, только приезжие: пара купцов и пара местных крестьян.
– Мяса, капусты, комнату на двоих и да, мяса больше, – сказал с порога Добрыня.
– Кто это? Уж не Добрыня ли поборник? – сказал один из купцов.
– Неси воон за тот стол к этому купчишке, – улыбнулся, Добрыня и пошел крепко обнял немальнького такого человека, который в долгу не остался и тоже крепко обнял Добрыню.
– Угорь, старый ты пес, какими судьбами тут? – Спросил, присаживаясь, Добрыня. – Садись, малец, это мой старый друг Угорь.
– Да вот везу кое-что в Киев, всякое разное, в общем, – хитро прищурился купец и выпил из чарки, – выпей со мной меда. Мальцу не предлагаю, извини, парень. А ты, я так полагаю, ведешь его к себе на обучение?
– Это Владимир, сын Ратибора. Да, будет моим учеником. Очень смышленый малый, схватывает все на лету.
– Я знал твоего отца, парень. Он был хоршим воином и человеком, что бывает редко, я-то знаю. Жил достойно, так что не жалей мертвых, паря, жалей живых.
– Ладно, Владимир, ешь и иди спать, завтра рано вставать и дел много, и вообще, разговор будет не для твоих ушей, уж извини.
Владимир поднялся на второй этаж и вошел в комнату. Обычная комната с двумя кроватями и сундуком между ними. После ночевок в поле кровать так и манила парня. И он лег на кровать в чем был, только сапоги скинул.
– «Не для твоих ушей, завтра рано вставать» – передразнивал парень, – а если я не усну?
Но он уснул, как только лег. Внизу тем временем Добрыня спросил:
– Ну, что там слышно? Давно меня в Киеве не было.
– Да всякое болтают. Говорят, князь наш Святослав Игоревичь опять собирает дружину, хузар добивать, тогда-то не вышло, сам знаешь, – вздыхает купец. – Сколько добрых воев обезумело или умерло, хотя и у хузар так же, но все равно, какой уж там поход. А сейчас опять собрался с силами князь, и хочет доделать начатое, и ко всему что-то там странное у них в Итиле творится, – понизив голос, сказал купец. – Да и у нас тоже какие-то странные люди и не только люди объявились. Но у нас-то ладно, ни один из князей не изменился, а у ромеев вообще император орнитом стал, а они христиане там. В общем, страсть, что творится, вот такие дела, брат. Что, будешь парнишку натаскивать?
– Конечно, всему, что знаю, обучу. Ладно, Угорь, пойду и я. Бывай, друг, – сказал Добрыня и обнял купца.
Наутро они пришли к старосте.
– Держи шесть рогов диких кворков, – сказал Добрыня, высыпая добычу старосте на стол. Староста, молодой еще крепкий мужик с черной бородой, аж крякнул.
– Дык это ж по гривне за каждый рог, – повертел в руках особенно большой экземпляр, – эвона какой здоровый, это ж, какой тогда кворк был? Вы, видно, хорошие воины.
– Не маленький. Ты мне зубы не заговаривай, – не отреагировал на неприкрытую лесть орнит. – Ну, так, вроде, князь повелел или я ошибаюсь, староста?
– Да нет, все так, – с неохотой выложив гривны на стол, сказал тот, – а еще за работу возьмешься? Что-то наших коров губит, не жрет, нет, а только кровушку пьет.
– Коров или кровец тоже? – с прищуром спросил Добрыня.
– Только коров. – Обрадовано сказал тот, увидев заитересованность в глазах поборника.
– Ясно. Где у вас тут ближайшее болото?
– Там, – махнул староста, показывая на север, – возьмешься?
– Да. Три гривны. Пойдем, малец.
– А вы знаете, что это коров губит, раз так быстро согласились? – спрсил парень, как только они вышли на улицу.
– Знаю. Пиявцы – кроли с присоской вместо рта, кожа слизкая, без шерсти, как у пиявок, поэтому любят влагу, селятся у водоемов, любят болота, – сказал орнит, призывая Черныша, и продолжил. – Но они обычно жертв не убивают, это, видно, обезумевшие.
Подлетевший Черныш сел Добрыне на руку.
– Так, друг, ищи болото и норы пиявцев, – сказал орнит и что-то прокаркал еще, ворон устремился ввысь.
– Пойдем, малец. Бери палку длиннее и делай острогу.
На дорогу у них ушло пол-дня. Владимир все хотел выпытать, о чем говорил орнит с купцом, но Добрыня только отшучивался и лишь раз за все-то время обронил, – война будет, – но потом, спохватившись, замолчал и больше на эту тему даже не отшучивался. Ровно, как солнце поднялось в зенит, ворон прилетел и сел Добрыне на плечо, что-то прокаркав.
– Молодец, Черныш, ну вот и пришли. Там за холмом искомое болото, – угостил друга лакомством Добрыня.
– А как мы будем с ними бороться? Опять сверток кидать будете?
Добрыня, аж крянул и остановился от такого вопроса.
– Нет, сверток кидать не буду, еще на всякую мелочь пузатую такое добро переводить. По хорошему надо соль, но ее тоже жалко. А то, что ты не понял, зачем эти остроги плохо, парень. Ну не журись, – сказал Добрыня, увидев, что Владимир повесил голову. – Но впредь будь внимательней, ты ж смышленый, сам про белучью паутину придумал.
– Нет, мы острогой в нору ткнем, а кто выберется и выживет, тех кинжалами добьем. Эх, жаль, в этой деревне лекаря нет, а то б шкуру пиявочью можно было б сдать, уж очень она в лекарских делах нужная, – вздохнул Добрыня. – Ну, вперед.
Владимир подошел к болоту и увидел пиявочьи норы. Они были пол-локтя в ширину, и, судя по половине ушедшей туда остроги, около метра в глубину. А то, что оттуда выскочило, пыталось парня укусить. Но Владимр был готов, потому что учитель предупредил, а еще визг, какой издавало это существо, не могло быть визгом покойника. Так что Владимир не замешкался и встретил кинжалом прыгнувшего на него пиявца.
– Уши, уши им режь! Как мы еще старосте докажем, что гадов извели, – услышал Владимир после третьей зачищенной им норы. Больше прыгунов не было.
Ну что ж, уши, так уши, – подумал парень.