Алексей Хапров
Наследник

Глава седьмая

Тетю Клаву интересовало буквально все. Пока я завтракал… точнее, пытался завтракать, она обрушила на меня целый град вопросов: как Карпычев живет? что он ест? что он пьет? что он делает дома? о чем он говорит? какие у него взаимоотношения с женой? И так далее, и тому подобное. Разогретое на сковородке рагу совсем остыло, не оказавшись в моем желудке даже и половиной своего содержимого. Я попросту не успевал засовывать его в рот и занимался только тем, что отражал яростные атаки неиссякаемого женского любопытства.

Карпычев жив-здоров. Что он ест и пьет – я не знаю. Что он делает дома – тоже не знаю. Он меня к себе в гости не приглашал. И уж точно не ведаю, есть ли у него с женой «взаимоотношения». Я за ними не подглядывал.

О конфликте Катерины и Радика я тете Клаве, естественно, ничего рассказывать не стал. Я понимал, что если я поведаю ей эту историю, она, сродни испорченному телефону, тут же пойдет гулять по округе и обрастать все новыми и новыми, зачастую самыми невероятными, подробностями.

Кстати, подобные конфликты между Радиком и Катериной были отнюдь не редкостью. Об этом мне поведал Ширяев, мой второй напарник, невысокий крепыш, лет пятидесяти, с расплывчатыми чертами лица, внушительным носом и очень толстыми губами.

– Это он просто ее так донимает, – объяснил он.

– А чего они друг с другом не ладят? – поинтересовался я.

Ширяев усмехнулся.

– Где ты видел, чтобы мачеха ладила с пасынком? К тому же еще и приемным. Впрочем, он и сам не подарок.

– Я в этом уже убедился, – признался я. – А правда, что из-за него одного охранника уволили?

– Кольку Громова? Правда. Но, между нами говоря, Колька сам виноват. Балакал здесь однажды с какой-то бабой по телефону. А он не может без того, чтобы не порисоваться, не прихвастнуть. Ну, его и понесло: «да я их всех… да они у меня все…». А пацан находился неподалеку и все это слышал. Ну, и решил показать, кто в доме хозяин. Так что, если будешь кому-то «заливать», дверь прикрывай поплотнее и разговаривай потише.

«Заливать» по телефону я, конечно, не собирался. Во-первых, было некому. А во-вторых, я не был охотником до продолжительных разговоров. Вот моя мать – это другое дело. Она могла часами занимать линию, не находя в этом ничего предосудительного, а затем бурно возмущаться жадностью телефонной станции, присылавшей нам в конце месяца астрономические счета.

– Кстати, твоя «маман» вчера вечером звонила, – сообщила мне тетя Клава, когда окончательно убедилась, что никаких скандальных подробностей из личной жизни легенды отечественного кинематографа ей вытрясти из меня не удастся. – Я сказала ей, что у тебя все нормально, и что ты устроился на работу.

После этого тетя Клава повернулась и вышла из кухни, дав, наконец, мне возможность доесть уже окончательно остывший завтрак.

Прекрасная весенняя погода никак не располагала к бессмысленному пребыванию в четырех стенах. Это был один из тех дней, о которых особенно грустишь поздней осенью, когда за окном серым-серо, а улицу нещадно полощут дожди. Жарко, но не душно. Тянет сладковатым ароматом травы. Воздух едва колышется и обдает приятной свежестью.

Немного подремав, я отправился на прогулку. Ноги сами собой повели меня к Голосовому оврагу.

Вопреки моим ожиданиям, он оказался совсем не мрачным, каким представлялся в начале, после всех тех историй, что мне довелось о нем слышать. Здесь вовсю кипела жизнь. Вокруг не смолкал разноголосый хор птиц. Склоны оврага устилали густые кустарники, липы, березы, осины. По самому его центру протекал небольшой ручей, русло которого было аккуратно обложено камнями.

«А здесь довольно мило», – отметил про себя я, чувствуя, как в моей душе растворяется весь ассоциировавшийся с этим таинственным местом негатив.

Я неспеша шагал по узкой, вьющейся тропинке и вскоре заметил впереди два огромных валуна, которые лежали на земле неподалеку друг от друга.

«Очевидно, это те самые чудодейственные камни».

У валунов было немноголюдно. Рядом с первым сидели две старухи. Возле второго – какой-то старомодно одетый дед. Его наряд поневоле бросался в глаза. Такие светлые, широкие парусиновые костюмы и фетровые шляпы уже давно не носили. Этот фасон был характерен для тридцатых годов.

Я хотел молча пройти мимо, но едва я поравнялся со стариком, как он меня окликнул:

– Хорошая погода, не правда ли?

– Хорошая, – согласился я, замедлив шаг.

– Вы здесь впервые?

– Впервые, – ответил я.

– Это заметно, – улыбнулся старик. В его маленьких глазах, едва просматривавшихся под густыми бровями, сквозила острая наблюдательность. – Идете не торопясь, осматриваетесь, прислушиваетесь, о чем-то думаете. Вы только не ищите в моих словах ничего дурного. У меня и в мыслях нет причинить вам какое-либо беспокойство. Я обратился к вам лишь для того, чтобы просто поговорить. Скучно, знаете ли, как-то сидеть одному.

– А вон там не собеседники? – тихо спросил я, скосив глаза на старух.

Дед повернул голову и тут же одернул ее обратно

– Боже упаси! – воскликнул он и картинно воздел глаза к небу. – У нас с ними мало общего. Только возраст, и больше ничего. Они здесь для того, чтобы залечить свои болячки. А я по другой причине. У меня, знаете ли, есть такое хобби, посещать аномальные места. Я уже много где побывал. Вот, дошла очередь и до этого оврага. Да вы присядьте. Чего стоять-то?

– Спасибо, – произнес я и примостился на другом краю камня.

– В этом мире еще столько много непознанного, – вздохнул старик. – Человечество, в основной своей массе, двигает научно-технический прогресс по пути объяснимого с точки зрения естественной науки. А для того, чтобы понять сущность явлений, которые в обиходе называют аномальными, нужна совершено другая основа, которую человечество еще не познало. Давным-давно, в стародавние времена, оно сделало несколько уверенных шагов в этом направлении. Но с тех пор больше не продвинулось ни на йоту, потому что вся наука оказалась втиснута в тесные рамки законов физики, химии, математики. Любые же попытки выйти за эти рамки стали приниматься за помешательство. Лишь немногие, очень немногие умы способны понять, что в нашем мире ничего не происходит просто так, как бы само собой. Что все явления обязательно имеют какое-то научное объяснение. Вы никогда не слышали о Хоботовском овраге?

Я покачал головой.

– Честно говоря, нет.

– Жаль. А между тем, он находится сравнительно недалеко отсюда, на сорок седьмом километре Калужского шоссе. Этот овраг знаменит тем, что в нем часто, глубокой ночью, можно увидеть призраков: такие туманные человеческие фигуры, бродящие по его дну. И это не пустые россказни. Это действительно так. Поверьте очевидцу. В прошлые века в этом овраге промышляла банда местных крестьян, которая грабила и убивала проезжих купцов. Ею предводительствовал атаман Степан Хоботов. По его фамилии впоследствии и назвали эту низменность, ибо в народном сознании она ассоциировалась прежде всего именно с ним. Людей там было убито немерено. А призраки – это их души, которые маются, не получив в свое время должного упокоения. Бояться их не надо. Они не причинят вам никакого вреда. Но и приближаться к ним тоже не следует. Контакт с их миром не так уж и безопасен.

– Вы своими глазами видели призраков? – удивленно выдохнул я.

– Видел, – подтвердил старик. – Причем, не один раз. Призрак – это энергетическая субстанция, которая остается после умершего человека. Это соответствует даже общепринятым физическим законам. Энергия не берется из ниоткуда и не исчезает в никуда. Она просто переходит в какое-то другое состояние.

– Вообще-то, да, – согласился я, припоминая институтские лекции.

– Этих призраков вокруг нас – тьма тьмущая. Мы их просто не видим. Наши глаза не приспособлены к их частоте. Они становятся заметны для нас только в тех местах, где существуют разломы земной коры. В таких, как Хоботовский овраг, Голосов овраг, Чёртов овраг. Из разломов земной коры выходит мощное электромагнитное излучение, которое деформирует их частоту, благодаря чему они становятся распознаваемыми.

– Выходит, здесь тоже можно увидеть призраков? – недоверчиво переспросил я.

– Можно, – сказал старик. – Уровень электромагнитного излучения на дне Голосова оврага превышает обычный в двенадцать раз. Этого вполне достаточно для изменения зрительной частоты. Если вы хотите увидеть призраков, придите сюда ночью и захватите с собой фотоаппарат. Если ваши глаза ничего не увидят, сделайте подряд несколько снимков одного и того же объекта. Хотя бы, этого камня, на котором мы с вами сидим. И, уверяю вас, на каком-то из них обязательно будет запечатлена легкая дымка, которую вы не наблюдали. Это попала в кадр чья-то душа.

– Боязно как-то идти сюда ночью, – поежился я.

– Бояться нужно не призраков, а людей, – пояснил старик. – Если вы не будете пытаться вступить с душами в контакт, это абсолютно безопасно. Уверяю вас. Единственное, не ходите сюда в туман.

– Это я знаю, – произнес я. – Уже наслышан. Вы еще упомянули какой-то Чёртов овраг. А чем знаменит он?

– О, это очень нехорошее место, – предостерег старик. – В нем очень сильная отрицательная энергетика. Находится он в Псковской области, близ села Ляды, что в Плюсском районе. Если вы вдруг там окажетесь, обходите этот овраг стороной. Там очень часто исчезают люди. Кое-кого, впоследствии, все же находят, но зачастую в невменяемом состоянии. Местные жители, когда проходят мимо него, даже избегают смотреть в его сторону.…

Под воздействием рассказов старика у меня по спине забегали мурашки, а на душе появился какой-то неприятный осадок. Все, что находилось вокруг, вдруг начало казаться мне каким-то необычным, загадочным и таинственным.

Ох уж эта моя впечатлительность! Я полагал, что с возрастом она из меня навсегда исчезла. А получается, что она лишь притаилась в глубинах моего сознания, и теперь снова дает о себе знать.

В детстве я много натерпелся от силы своего воображения. Когда я читал какую-то книгу, или смотрел какой-то кинофильм, я всегда воспринимал все в них происходящее, как переживаемое лично мною.

Помню, как-то раз, когда мне было еще семь лет, мы всем классом пошли на «Вий». Фильм оказался страшным. Он произвел на меня очень сильное впечатление. Ночью потом я никак не мог заснуть. Мне в темноте мерещилась всякая нечисть. После этого мои родители стали тщательно следить за всем, что я смотрю, и что я читаю. И если в книге или в фильме, ставшими предметами моего внимания, содержалось что-то щекочущее нервы, на них тут же накладывалось решительное «табу»…

По тропинке проскакал черный дрозд. Заметив меня, он остановился и склонил головку. Его темные, круглые «бусинки» выражали немой вопрос. Я топнул ногой. Дрозд испугался и перелетел к другому склону оврага. Я поднял глаза. Макушки произраставших на той стороне деревьев покрылись ярким багрянцем последних лучей спустившегося за горизонт солнца.

Спустившегося за горизонт? Я вздрогнул и словно очнулся от забытья.

Каким образом мог так быстро наступить вечер? Ведь буквально только что было начало третьего. Я это прекрасно помнил. Я взглянул на часы сразу же после того, как уселся рядом со стариком.

Кстати, а почему не слышен его голос?

Я повернул голову и обомлел. Вокруг никого не было. Ни старика, ни сидевших у другого валуна старух. Куда же они подевались?

Что происходит? Что за чертовщина?

Я судорожно сглотнул. Мой лоб стал покрываться тонкой ледяной пленкой.

Случившееся заставило меня резко изменить ракурс восприятия места, в котором я находился. Оно стало представляться мне опасным и зловещим.

Я вскочил на ноги и бросился прочь.

Перед моими глазами вдруг возникли татарские всадники из войска Девлет-Гирея. Они словно гнались за мной. Я как будто слышал топот их коней.

Не хватало еще только переместиться в будущее или прошлое!

Выбравшись из оврага, я, сгорая от волнения, внимательно огляделся по сторонам и направился домой. Все, вроде, осталось таким же, каким и было.

Вроде таким же, а вроде и нет.

Как бы мне уточнить, какой сейчас день?

И тут на мои глаза попался краешек газеты, торчавший из почтового ящика, врезанного в калитку одного из заборов.

Ага! Идея!

Убедившись, что на меня никто не смотрит, я осторожно вытащил пахнувший свежей типографской краской номер «Сельской жизни». Взглянув на дату, я облегченно вздохнул. Дата была сегодняшняя.

В этот момент калитка резко распахнулась, и из нее вылетела разъяренная бабка с клюкой.

– А ну, положи на место! – завопила она. – Люди добрые! Что же это такое делается! Дóжили! Газеты стали воровать!

Не дожидаясь, пока на улицу повыскакивают ее соседи, я быстро вернул ей «Сельскую жизнь» и скрылся в близлежащем проулке…

Глава восьмая

Сзади меня раздалось легкое покашливание:

– Кхе, кхе.

Я поднял голову и оглянулся. В будке стоял Карпычев. Будучи полностью погруженным в свои мысли, я даже не заметил, как он вошел.

– Сколько я тебе должен? – спросил он.

Я сосредоточенно наморщил лоб, пытаясь понять, о чем идет речь.

– За ремонт скутера, – пояснил хозяин.

Я в замешательстве пожал плечами. Поломка была настолько примитивной, что материальная благодарность за ее исправление казалась мне излишней.

Но Карпычев был другого мнения. Он подошел к столу и положил передо мной купюру.

– Столько хватит?

– Хватит, – ответил я. – Но, вообще-то, за такую ерунду…

– Что хоть с ним случилось?

– От аккумулятора отошел провод. Его нужно было просто припаять.

– Ах, вот оно в чем дело. А я-то думал, что мотор накрылся.

– Да нет, мотор в порядке.

– Что ж, спасибо. Теперь буду знать.

Хозяин вышел. Я проводил его глазами и растерянно посмотрел на оставленный им «гонорар». Однако, щедро! Мне даже стало как-то неловко. А впрочем, чего комплексовать? Это же не моя, а его инициатива.

Я взял купюру и положил ее в карман. При моем скудном материальном положении она была не лишней.

Бросив дежурный взгляд на монитор, я снова перенесся воспоминаниями в Голосов овраг. Мне никак не давала покоя вчерашняя история. Что же, все-таки, со мной произошло? Как объяснить этот резкий временной скачок? Может я попросту заснул? Да нет, не похоже. Я все время чувствовал себя в сознании.

Явная щекотливость темы, слишком тесное ее соседство с гранью, разделяющей разум и безумие, не давали возможность обсуждать ее открыто. Но одну попытку навести справки я, все же, предпринял. Это произошло за ужином.

– И чего это ты так поздно пришел? – хитро поинтересовалась тетя Клава, когда мы уселись за стол.

– Гулял, – ответил я. – Походил по заповеднику, спустился в овраг, поглядел на валуны, послушал диковинных историй.

– Что за истории? – с любопытством спросил дядя Саша.

– Да так, ерунда всякая, – отмахнулся я. – Был там один дед. И вот он рассказывал, что однажды, гуляя по оврагу, присел отдохнуть. Посидел, посидел, потом глядь – а день вдруг превратился в вечер. Как будто во времени переместился.

– Хе! – ехидно усмехнулся дядя Саша. – А ты, часом, не обратил внимания, на нем не было больничной пижамы? По радио передавали, что из Кащенко один псих сбежал.

– Все тебе шуточки! – прикрикнула на него жена. – А ты помнишь, что Людка Дорохова рассказывала?

– Помню, помню. Прошла через овраг, пришла домой. На наручных часах стрелки показывают три, а на домашних – пять. Сначала думала, что во времени переместилась, а в результате оказалось, что у нее часы сбились.

– Она так специально сказала, чтобы над ней смеяться перестали, – не сдавалась супруга.

– Ну, конечно! – иронично воскликнул дядя Саша. – Эх, жаль, что сейчас не семидесятые годы.

– Почему? – спросил я.

– А тогда с болтунами не церемонились. Объявится какой-нибудь «путешественник во времени» – его тут же, без лишних разговоров, в психушку.

– И много таких было? – осторожно осведомился я.

– Немного, но были, – сказала тетя Клава. – К той же Людке как-то раз один такой заявился. Весь перепуганный, дрожит. «Я, – говорит, – не понимаю, где я оказался». Твердил, что он живет в тридцать каком-то году.

– А она?

– Вызвала милицию.

– И что с ним стало?

– Откуда я знаю? – пожала плечами тетя Клава. – Увезли – и с концами.

– С головой не в порядке у твоей Людки, – пробурчал дядя Саша. – Ей бы мужика найти. Сразу вся дурь из головы вылетит.

– Да ладно тебе! – махнула на него жена…

Мои размышления снова прервал какой-то стук. Я обернулся и увидел Катерину.

– Ты что, оглох? – набросилась она на меня. – Зову, зову, и все без толку. Пойдем со мной.

Я покорно последовал за хозяйкой. Когда мы вышли во двор, передо мной появилась метла.

– Почисти, – скомандовала Катерина, указывая пальцем на асфальтированную дорожку, ведшую от калитки в сад, и удалилась, оставив меня наедине с моим оскорбленным самолюбием.

Похоже, тетя Клава была права. Во мне здесь действительно видят обычную прислугу. А охранник – это так, для прикрытия.

Едва я, скрепя сердце, начал уборку, как вдруг по моей щеке что-то щелкнуло: чпок! Я от неожиданности даже вздрогнул. На асфальт упало крупное черное зерно. Я нагнулся. Это был арахис в шоколаде.

«Так-так, – подумал я. – Кажется, я догадываюсь, откуда прилетел этот снаряд».

Подняв голову, я посмотрел на верхнее окно, где располагалась комната Радика. Оно было открыто, но закрывавшая его тюль не давала возможность рассмотреть, кто возле него стоит. Впрочем, в личности «арахисометателя» я нисколько не сомневался. Это же надо так зажраться, чтобы швыряться такими вещами! Из чего же пуляет этот поганец? Наверное, из рогатки.

Бросив на окно осуждающий взгляд, я опять вернулся к работе.

Следующий выстрел не заставил себя ждать. Мою щеку снова ужалило. Но я счел разумным сделать вид, что ничего не заметил.

«Потешься, потешься. Хоть какое-то будет в жизни развлечение. А то ведь ни друзей, ни знакомых».

Чпок!

«И зачем я только починил тебе скутер? Неблагодарная тварь! Правильно люди говорят, не делай добра – не получишь зла».

Чпок!

«Швыряй, швыряй! Я твои снаряды убирать не буду. Пусть все видят, чем ты занимаешься».

Чпок!

«А нам все равно, а нам все равно…»

Чпок! Чпок!

«Как ты меня уже достал! Может, кинешься чем-нибудь другим для разнообразия? Зефиром, мармеладом, конфетами. Чем там твой звездный папа тебя еще откармливает? Давай, не стесняйся!».

Раздался скрип двери. «Артобстрел» прекратился. На крыльцо вышла Катерина. Вслед за ней показалась болонка.

– Это еще что такое? Откуда у нас тут козий помет?

– Тяф-тяф-тяф! – возмущенно добавила Чапа.

Хозяйка спустилась вниз и внимательно вгляделась в дорожку. Поддев арахис ногой и поняв, что это есть именно он, она выпрямилась, уперла руки в боки и обратилась ко мне:

– Это откуда?

– С неба, – не сдержавшись, огрызнулся я. – Дождик прошел.

– Дождик? – в сердцах переспросила Катерина. – Я этому «дождику» сейчас такую трепку задам!

Она резко развернулась и кинулась обратно в дом. Спустя несколько мгновений оттуда донеслись ее воинственные крики. Радик не остался в долгу и сочно шарахнул в ответ. Мачеха и пасынок препирались до тех пор, пока их перепалку не прервал зычный рык Карпычева.

Не желая все это выслушивать, я быстро довел уборку до конца, поставил метлу у забора, вернулся в будку и наглухо закрыл дверь.

Через некоторое время Карпычев с багровым лицом выскочил во двор. Он взял в сарае лопату и принялся нервно перекапывать цветочную клумбу, хотя она в этом абсолютно не нуждалась. Вышел Радик. Он с виноватым видом приблизился к отцу и стал подле него. Они негромко о чем-то поговорили. После этого Радик сбегал за лейкой и занялся увлажнением разрыхленной земли…

Когда мне ночью потребовалось выйти из будки, я долго не мог открыть дверь. Она оказалась чем-то подперта снаружи. Я тщательно ее тряс, дергал взад-вперед, пока, наконец, подпорка не оказалась сбита. Выглянув на улицу, я увидел железный лом.

До чего невозможный ребенок!..

Глава девятая

Обхватив ствол правой рукой, я расположился на толстой ветке старого клена и стал воровато озираться по сторонам. Вокруг никого не было. Я облегченно вздохнул. Мне категорически не хотелось попадаться кому-нибудь на глаза. Вопрос «А что ты тут делаешь?» неизбежно отправил бы меня в глубокий нокаут. Правду говорить не хотелось, а убедительного вранья я так и не придумал. Я боялся, что мое намерение провести ночь в Голосовом овраге вызовет сомнения в моей адекватности. Может и не у всех. Но то, что у большинства – это точно. И в первую очередь у дяди Саши, у которого я всеми правдами и неправдами выклянчил фотоаппарат.

– А зачем он тебе? – полюбопытствовал он.

– Для работы надо, – уклончиво ответил я.

– Для работы? Хм! Твое руководство, что, не может обеспечить своих сотрудников необходимой шпионской техникой?

Я озабоченно развел руками и тяжело вздохнул. Мол, ну что тут поделать?

– Ладно, бери, – смиловался дядя Саша. – Только сначала научись с ним обращаться. Это ведь не «мыльница». Это «цифровик».

Фототехника последнего поколения, действительно, была для меня в новинку. Но, изучив инструкцию и немного потренировавшись, я убедился, что в обращении она не так уж и сложна. К ней просто нужно было привыкнуть.

«Ну, держитесь духи-привидения! Ночью я устрою вам фотосессию. Старик говорил, что вас тут тьма-тьмущая».

Последовать совету таинственного незнакомца я решился не сразу. Во мне яростно боролись два чувства: любопытство и страх. После долгого и упорного поединка верх взяло первое. Мне страшно хотелось соприкоснуться с чем-нибудь загадочным и необъяснимым. По крайней мере, будет, о чем вспомнить.

Разорвав путы пугавших меня суеверий, я дождался наступления сумерек и покинул «времянку», не забыв прихватить с собой фонарь.

Старый клен показался мне наиболее подходящим местом для дислокации. Во-первых, он произрастал как раз напротив Гусь-Камня. А во-вторых, находясь на нем, можно было не только иметь хороший обзор, но и, благодаря его густой широкой листве, оставаться незамеченным со всех сторон. Правда, забраться на него оказалось не так-то просто. На четвертом десятке не очень-то легко лазить по деревьям. Но, в конечном итоге, с этим испытанием я все же справился.

Солнце полностью скрылось за горизонтом. Закатный багрянец померк. Землю окутала темнота. Вокруг не было видно ни зги. Только где-то вдалеке блестела синюшным светом цепочка неоновых фонарей, тянувшаяся вдоль шоссе.

Я сидел на ветке, изредка меняя позы, и задумчиво смотрел в бездонную высь неба, словно пытаясь отыскать в ней затерянные в космосе звездные миры. В моей голове беспорядочно крутились всякие мысли. Основная их масса, конечно, относилась к моим последним жизненным переменам: ощущения, впечатления, анализ.

Я думал о своей «времянке» (конура-конурой, но зато бесплатная), о тете Клаве с дядей Сашей (хорошие, добрые, отзывчивые люди), о своей работе (двойственное впечатление: с одной стороны – несложная, непыльная, а с другой – для дипломированного инженера, конечно, унизительная), о своих новых знакомых: Панченко, Ширяеве, Баруздине и, разумеется, Карпычеве. Панченко был прав. Сам по себе он мужик довольно неплохой. Но вот его домочадцы!..

Что поделать, придется их терпеть. Даст бог – это продлится недолго.

Издалека донеслись чьи-то голоса. Я прислушался. На призраков не похоже. Кого это угораздило забрести сюда в столь поздний час?

Ответ оказался до примитивности простым. Я не удержался и раздраженно сплюнул. Прийти охотиться за фантомами – и нарваться на трех обычных колдырей!

Пьянчужки расположились вокруг «чудодейственного» валуна, расстелили на нем газетку, поставили две поллитровки, положили закуску, и битых три часа несли всякую чушь. От их дребедени у меня буквально завяли уши.

Какой-то Паша расквасил физиономию какому-то Саше. Какого-то Вовку жена не пустила вечером домой, и он, бедолага, вынужден был ночевать в курятнике, а утром явился на работу с ног до головы облепленный перьями. Какой-то Андрюха тайком переспал с какой-то Зиной. А его жена Варя, тоже тайком, провела время с каким-то Валерой, причем той же ночью. А когда они утром уходили от своих любовников, то столкнулись друг с другом нос к носу, потому что квартиры Зины и Валеры находились по соседству…

«Чтоб вы провалились во времени! Чтоб вас черти утащили в параллельное пространство!», – чертыхался я, раз за разом поглядывая на часы.

Меня беспокоило, что эти алкоголики вознамерятся остаться здесь до утра, и тогда мой замысел потерпит крах. Но, к счастью, этого не произошло. В третьем часу ночи они, наконец, угомонились и побрели домой.

– Что женам скажем? – заплетающимся языком спросил один из них.

– Как всегда, – раздалось в ответ. – Были на профсоюзном собрании.

«Точно подмечено», – подумал я и принялся тщательно разминать затекшие конечности. Ведь в течение всего времени, что продолжался их «сабантуй», мне, дабы не быть замеченным, пришлось просидеть, не шелохнувшись.

Закончив «гимнастику», я принялся спускаться вниз. Бóльшую часть пути я преодолел успешно. Но затем мне не повезло. Нога предательски соскользнула с опоры, и я, не удержавшись, совершил «немягкую посадку». К счастью, обошлось без повреждений. Небольшой ушиб бедра я таковым не счел. Заживет.

Опасливо оглянувшись по сторонам, я поднялся на ноги и, немного прихрамывая, направился к камню.

Подул ветер. Меня окутало сыростью. В носу защекотало, и я несколько раз чихнул.

«Проклятье! Так и простыть недолго».

Я зажег фонарь, положил его на землю так, чтобы он освещал валун, и достал фотоаппарат.

Воздух был прозрачен и чист.

«Что ж, посмотрим», – подумал я и принялся нажимать на спусковой затвор. Сделав это с десяток раз, я переключился на режим просмотра.

Первые кадры меня не порадовали. Ничего сверхъестественного не наблюдалось. Из меня даже вырвался вздох разочарования. Я уже был близок к тому, чтобы признать свою миссию проваленной, а время – напрасно потерянным, как на одном из последних снимков вдруг отчетливо проявилось полупрозрачное белое пятно. Я замер. Что это? Дыма здесь нет. Тумана тоже. Пар изо рта я не выдыхал. Впрочем, на водяное испарение не похоже. Ведь края пара расплывчаты и как бы сливаются с окружающей средой. А здесь края имели четко выраженную границу. Это явно был какой-то сгусток, какая-то сфера, какая-то субстанция. А может, это просто отражение света? Вряд ли. Ведь поверхность камня не гладкая, не блестящая, а значит, к светоотражению не способна.

Я перешел на следующий кадр. Мое волнение усилилось. Пятно переместилось немного влево, словно в процессе съемки пролетало мимо объектива.

У меня к горлу подступил ком. Сердце бешено застучало. Выходит, старик был прав!

Раздавшийся неподалеку шорох заставил меня вздрогнуть и насторожиться. Звук исходил из кустов. Я схватил фонарь и направил свет в их сторону.

Несколько мгновений длилась тишина. Затем шорох повторился. В другое время и при других обстоятельствах он, может быть, пробудил бы во мне любопытство. Там вполне мог оказаться либо заяц, либо еж, либо еще какая-нибудь безобидная тварь. Но в тот момент мое сознание было настолько поглощено кажущейся близостью потустороннего мира, что я всецело проникся убеждением, будто в кустах мается чья-то неприкаянная душа.

Мною овладел ужас. Я сорвался с места и бросился обратно к клену. Взобравшись на него с быстротою кошки, я расположился на уже знакомой ветке и в страхе просидел на ней до самого рассвета…