bannerbannerbanner
Под серым небом … войны

Алексей Гончаров
Под серым небом … войны

Полная версия

В глазах что-то кольнуло. В голове всплыли образы мелькающих колёс техники, взрывы, огонь. Когда это было? Когда?.. Вспоминай.

Глава вторая

Колонна, набирая скорость, аккуратно начала движение. БТРы были массивные, больше легкового транспорта. Камазовские шины, шелестя по сырому асфальту шоссе, постепенно раскручивались. Моторы равномерно ревели, иногда выплёвывая небольшие клубы серого дыма из выхлопных. По зелёной пятнистой броне скользили лучи заходящего солнца. Наступали сумерки.

Проскочив город, вереница боевой техники стала проезжать поля, пересечённые редкими лесопосадками.

Сырой воздух бил в лицо лейтенанту, холодок медленно просачивался под бушлат, под форму, пробирая до костей даже под пластиной бронежилета.

Вскоре показался очередной населённый пункт, за которым должна была пролегать граница.

«Ленточка», «ноль», «линия», «кордон», «ниточка» – как только не называли в приграничье сами погранцы и военные ту черту, у которой кончалась земля одной страны и начиналась территория другой.

Показались пограничные столбы и мелькнувшая в отблеске фар сетка-рабица между ними.

На первый взгляд КПП пограничной службы был в запустении, но при этом чувствовалось какое-то присутствие. Присмотревшись, офицер увидел торчащую над кустами башню танка и курившего неподалёку бойца. До утра надо было где-то переночевать, но на пропускной пункт комвзвода опасался загонять технику. Противник не дремал, беспилотники постоянно крутились в воздухе, висели у горизонта. Их отгоняли, но они возвращались. Артналёты не были чем-то удивительным в тыловых районах, а ближе к фронту их вероятность возрастала. КПП был скоплением построек, служивших хорошим ориентиром.

Не доезжая метров сто, колонна свернула с дороги и въехала под деревья вплотную к посадке. До пересечения «ленточки» необходимо было дораздать боекомплект и обезболивающее.

Боевая техника стала притормаживать, колёса, мягко зашуршав по гравию, замедлили ход и замерли, пристроившись в кустах у просёлочной дороги по краю пахотного поля. Люки откинулись, и экипажи стали выпрыгивать наружу, прохаживаясь вдоль бортов, разминая ноги и потягиваясь. Водитель лейтенанта высунулся по пояс и, затянувшись, прикурил две сигареты. Одну оставил у себя в зубах, вторую протянул комвзводу. Офицер отрицательно покачал головой, пробурчав:

– Извини, Саныч… Сейчас не хочу…

Водитель пожал плечами и отдал прикуренную сигарету своему наводчику Кубе. Позывной Куба боец получил, потому что был очень похож на латиноамериканца в возрасте, довольно потрепанного, скорее, постаревшего.

Махнув рукой, комвзвода крикнул:

– Куба, вытаскивай ящики!

Ночь была непроглядная, от низин потянуло холодом. На лице и ладонях осели мелкие капли. За какие-то минуты поднялся густой туман. Достав фонарик, офицер пристроил его на броне, чтобы он светил, аккуратно рассекая темень, но не далеко. На откинутые десантные люки один за другим вытащили несколько небольших ящичков, вещевой мешок, набитый пустыми магазинами и обоймами, а также пластиковую упаковку с аптечками.

Доставая и вскрывая цинки, наводчики стали ссыпать патроны в деревянный ящик. Водители, откинув люки на силовом, проверяли масло и осматривали перегретые двигатели. Мало ли. Каждый был занят своим делом.

Горка патронов становилась всё больше. Закончив с последней упаковкой, бойцы из экипажей, собравшись в кружок, начали потихоньку заряжать магазины и убирать их в подсумки. После патронов вскрыли ящичек с гранатами.

Беря в руку рифлёную чугунную рубашку зелёного цвета, лейтенант внимательно посмотрел в лица сгрудившихся солдат и настойчиво произнёс:

– Парни, с этими штуками шутки плохи, поэтому убираем гранаты и запалы к ним – отдельно. Не вкручивая, понятно? Если надо будет, я скажу, когда стоит гранату снарядить.

Бойцы молча закивали, распихивая гранаты по карманам разгрузочных жилетов или в маленькие гранатные подсумки на поясе. Последними комвзвода раздал аптечки, предварительно выдав каждому обезболивающие в тюбиках.

Теперь всё. Теперь они были готовы и снаряжены. Завтра поутру их ждал долгий марш к фронту, в самую гущу войны.

* * *

Ночью лейтенант позвонил домой.

В телефоне долго звучали гудки, потом сонный голос ответил тихо:

– Да, алё?

Лейтенант произнёс:

– Зай, привет, как твои дела?

Девушка на том конце радостно защебетала:

– Котя, привет, мой любимый, у меня всё нормально. Ты где?

Врать не хотелось. Тяжело вздохнув, офицер тихо проговорил:

– Зай, не переживай, всё нормально. Я на границе. Мы тут ненадолго.

Повисло тяжёлое молчание. Потом грустный голос с тревогой спросил:

– А что вы там делаете? Вы же ненадолго там?

Лейтенант медлил с ответом, но всё же сказал:

– Я технику погнал, завтра передам её, и обратно. Мы заночевали на Большой земле. Ты не переживай, хорошо?

Даже через динамик телефона чувствовалась густота печали, которая повисла между ними. Наконец почти шёпотом женский голос ответил:

– Как не переживать… Обещай мне, что всё будет хорошо? Обещай…

Комвзвода кивнул:

– Конечно, малыш. Обещаю. Ложись спать. Я люблю тебя…

– И я тебя, – прозвучал ответ. В динамике что-то пискнуло и наступила тишина.

* * *

Откинув десантный люк, лейтенант вдохнул сырой свежий воздух и аккуратно вылез наружу.

Цепочка БТРов, заехав в кусты, была почти не видна из-за мелкой поросли. С другой стороны тянулись деревья, также прикрывавшие борта на всякий случай.

Ночь сгустилась вокруг корпусов боевых машин. От земли начало парить, уже поднималась лёгкая дымка марева. Земля остывала.

Где-то вдалеке, еле уловимо, гремела тяжёлая канонада. Ветер доносил звуки раскатов выстрелов орудий. На Западе, куда они двигались, которую неделю шли затяжные бои.

В небе послышался еле уловимый звук турбин реактивных самолётов.

Комвзвода поднял взгляд в синевато-чёрное небо, где меж тяжёлых нависших туч горели цепочки звёздочек. Какие-то две небольшие тени, мелькнув, перекрыли их. Звук реактивных двигателей стал удаляться куда-то в сторону канонады.

Бойцы разожгли небольшой костерок в яме и разогревали консервы на языках пламени. Рядом на палочке висел котелок с водой для чая.

Иногда через край жестяной банки выливались-выплескивались струйки сока. Стекая по стенкам консервной баночки подтёками, жир вспыхивал, освещая на мгновение лица собравшихся вокруг людей.

Взгляды были сосредоточены, брови у многих сведены. В глазах плясали огоньки, наполняя пустые глаза какой-то загадочностью и еле уловимой злобой. Лейтенант подумал: может, это ему показалось? Пламя отражалось от чёрных значков, его взгляд выглядел так же.

Протянув руки, бойцы расхватали баночки и стали уплетать содержимое, тихо переговариваясь. Кто-то закурил, к дыму прибавился терпкий запах табака.

* * *

Куба сидел на скосе башни и тихо напевал:

 
– Братан, привет,
Вернёшься скоро или нет?
Встречаешь в Сирии рассвет,
Взял словно волк шакалов след.
И много лет…
 

Офицер распределил ночные смены для охраны, Куба заступил первым. Махнув ему, лейтенант проговорил:

– Я на КПП сгоняю, посмотрю, что там, уточню, как завтра будем проходить. За бойцами следи, пусть ложатся спать, подъём будет ранний.

В ответ боец только кивнул, продолжая что-то напевать:

 
– Ты подставляешь свой жилет,
Считая свой боекомплект,
Уничтожаешь ада чёрный свет.
Братан, привет,
У нас над городом рассвет…
 

Выйдя на асфальт, комвзвода поправил автомат и неторопливо пошёл в сторону торчащего из кустов башни танка.

Не доходя до него метров пять, его окликнули:

– Стой, кто идёт.

Голос был совершенно уставший, измотанный, всё сказанное было озвучено формально. Лейтенант, замедлив шаг, ответил:

– Я из колонны бэтээров. Мне нужен старший на контрольно-пропускном пункте.

Ветки затрещали, и из-за корпуса вышел танкист в чёрной форме. В ночной тьме выделялось его светлое лицо. Подкурив сигарету, он выпустил струйку дыма и, махнув рукой в сторону одной из построек, сказал:

– Смотри, командир, вот там горит огонёк, окошко. Идёшь туда, спроси капитана. С позывным… – Танкист задумался и, помедлив, произнёс: – С позывным, как его… Узбек, кажется. Да, кстати, найдёшь его, передай, чтобы внёс нас в очередь на заправку. Танчик скоро нельзя завести будет.

Комвзвода кивнул и пошёл в сторону одинокого, еле мерцавшего квадратного оконного проёма.

Вся территория контрольно-пропускного пункта была окутана тьмой. Прожектора не горели. На фоне полей, окружавших скопление построек, сами коробки зданий чернели более насыщенно, плотно.

По пути его ещё раз остановили, но уже патруль и, узнав причину прибытия, проводили до места.

Вблизи тусклый прямоугольник, к которому топал офицер, оказался плохо заклеенным стеклопакетом панорамных окон во весь рост. Посередине была дверь, обложенная с двух сторон мешками с песком таким образом, что получился коридор, ведущий к дверному проёму.

Толкнув пластиковую дверь, лейтенант зашёл в помещение и зажмурился.

Слабый дневной свет ударил в глаза. Постепенно привыкнув, он огляделся.

Это был стандартный зал таможенной службы. Вполне большой, с турникетами и множеством лавочек по краям у стен. Сами стены украшали большие баннеры с правилами заполнения пограничных документов и деклараций, схемы эвакуации помещений и таблички с эмблемами и гербами Таможенной и Пограничной службы. Все окна были заложены мешками с песком и вдобавок заклеены кусками картона. Внутри было светло, а наружу пробивались только лучи из плохо проклеенных щелей. Светомаскировка. Необходимая на войне вещь. Любой беспилотник или коптер давно бы нашёл скопления людей и техники, которые освещались бы из горящих окон ночных зданий.

 

А так не получится. Чёрные, кажущиеся безжизненными пустые коробки построек – вот что увидит воздушная разведка.

В помещении, как и везде, где останавливались военнослужащие, было накурено. Дым поднимался от сигарет и скручивался в спирали под потолком, образуя еле заметные кольца вокруг ламп дневного света.

На нескольких раскладушках, расположенных в глубине зала рядами, лежали бойцы. Кто-то спал, кто-то читал книги. Пара человек пила что-то из эмалированных кружек, наблюдая, как в трёх метрах от них шумная компания играет в шахматы. У большинства под головой вместо подушек были рюкзаки или закрученные спальники, в ногах лежали бронежилеты. У каждого под рукой или за спиной висел автомат. Тихо, на грани слышимости играла музыка, какая-то знакомая песня. Кажется, Цой.

 
– …Одеялом лоскутным на ней
Город в дорожной петле.
А над городом плывут облака,
Закрывая небесный свет.
А над городом жёлтый дым,
Городу две тысячи лет,
Прожитых под светом
Звезды по имени Солнце…
 

В углу помещения за письменным столом сидел ссутулившийся человек с еле заметными восточными чертами и что-то писал в толстый журнал. На погонах блестели четыре звёздочки, на правом предплечье формы, висела нашивка чёрного цвета с двумя буквами посередине: «В/П» – военная полиция.

Подойдя к капитану, комвзвода, приложил ладонь к виску, поздоровался и спросил:

– Здрав желаю. Мне нужен Узбек, где я могу его найти…

Капитан поднял осунувшееся лицо с мешками под глазами, ответил с хрипотцой в голосе:

– Здоров, коль не шутишь. Ну, я, допустим, Узбек.

Указав на стул, продолжил:

– Садись лейтенант. Ты от колонны БТРов?

Комвзвода закивал и, присев, проговорил:

– Да, так точно, тарищ капитан…

Махнув рукой, Узбек подозвал кого-то со словами:

– Дежурный, чаю сюда, с печеньем, – и, повернув голову, проронил. – Давай без формальностей, лейтенант. Расслабься, ты здесь не при штабе. По струнке ходить не заставляю. Чего хотел?

На столе появилась кружка с дымящимся чаем, тарелочка с печеньем. Боец, что это принёс, козырнул и куда-то заспешил.

Подвинув стакан к лейтенанту, капитан выжидающе молчал.

Песня сменилась. Комвзвода стал медленно потягивать крепкий бурый чай, прислушиваться. Эту группу он не знал:

 
– …Вам может быть одна из падающих звёзд,
Может быть для вас, прочь от этих слёз,
От жизни над землёй принесёт наш поцелуй домой.
И может на крови вырастет тот дом,
Чистый для любви… Может быть потом
Наших падших душ не коснётся больше зло…
 

Дежурный, маячивший за спиной капитана, крикнул кому-то:

– Переключи, хватит нагонять тоску. Давай что-то другое.

Музыка прервалась, послышались недовольные возгласы. Через несколько секунд заиграла новая песня:

 
– Я шёл вперёд каждый миг. Мне казалось: не зря.
Я свой маршрут размечал чередою побед.
Но с каждым шагом всё дальше был сам от себя,
И вот, похоже, назад пути нет…
 

Лейтенант задумался. В голове этот мотив стал чем-то знакомым. Очень понятным. Явно близким к состоянию, в котором находился лейтенант.

 
– …Что это, явь или сон? Всё не то и не так.
Во тьме бездонной мои изменились черты.
Но вдруг иначе нельзя? И я спустился во мрак
Узнать себя здесь, на краю пустоты?
Шаг в темноту —
За горизонты бытия – путь во тьму,
Где плещет вечный океан. Я умру
Для мира времени. Уйду
В пустоту…
 

Автор этой песни знал, про что поёт. Голос был тяжелый, даже сердитый. Он играл на струнах души. Песня цепляла.

Неожиданно хриплый голос капитана вырвал комвзвода из раздумья:

– Лейтенант, ты музончик пришёл слушать? Говори, что хотел.

Поставив стакан с недопитым чаем, молодой офицер скороговоркой проговорил:

– Кэп, есть пара вопросов. Мы завтра каким порядком пересекаем ленточку?

Подцепив ногтем за край фильтра сигарету, Узбек прикурил и задумчиво выпустил струю дыма в потолок:

– Ну, процедура стандартная: перепишем номера техники, фамилии личного состава, цель убытия, проверим, доложим… Короче ничего необычного. Первый раз?

Комвзвода смущённо кивнул. Капитан продолжил, пожав плечами:

– Ты не стесняйся, спрашивай и не переживай.

Отпив ещё глоток, лейтенант тихо спросил:

– Как там?

Затянувшись, причмокнув, Узбек прищурился. Рассматривая свои ладони, он медленно начал рассказывать:

– Первое, не спеши. Проверяй технику перед каждым выездом, двигаясь в колонне, не теряй машины. Они должны быть постоянно рядом, в пределах видимости. Потеряешь единицу – будет не очень… Второе, узнай у бойцов, что они знают по медицине. Умеют ли пользоваться жгутом и перевязывающими средствами… Третье, весь боекомплект раздай.

– Сделал, – поддакнул лейтенант.

Одобрительно кивая, капитан стал бубнить дальше:

– На одном из БТРов назначь наблюдателя, пусть вертит башней, выцеливает воздушные цели. Сейчас беспилотники активизировались, постоянно висят в тылах и над передовой. И наши, и ихние. Я не думаю, что твой наводчик настолько крут, что с первой очереди приземлит «птичку», но шугануть шуганет. Так… Что ещё…

Перебирая, постукивая пальцами одной руки по столешнице, второй он подпёр подбородок. Сигарета качнулась в губах, серый пепел осыпался и упал на форменный рукав. Заметив это, капитан смахнул его на пол со словами:

– По обстановке… Пока всё более-менее. Недавно нам дали по зубам, слышал, наверное. Но линия фронта стабилизировалась. Сейчас идут качели. Километр – сюда, километр – туда… Мы укрепляемся. Мобилизованные прибывают, постепенно вводят их в курс дела. Есть, конечно, проволочки, но это всё решаемо. Вот…

С этими словами он достал из-под стола какую-то газету. Пробежав глазами по строчкам, лейтенант прочёл:

«…Артиллерия, воздушная разведка работают над обнаружением, сковыванием и уничтожением противника на севере Народных республик. Там подразделения противника группируются для возможного удара на линии Сва… – Кре…, – передаёт военкор с места событий. – В данное время противник группирует и перебрасывает лёгкую технику и резервы личного состава к позициям западнее реки Оск… Наши подразделения и части, отойдя на более выгодные рубежи, организовывают глубокоэшелонированную оборону…».

– Свежая… Газете – день, сам всё видишь. – Затушив остаток сигареты, произнёс капитан и добавил:

– Скажу своё мнение. Скорее всего, наступление ВСУ прекратилось. Сейчас они будут диверсантами тревожить, да артой крыть. Их возможности не безграничны. Вот такие дела.

* * *

Они просидели ещё около часа, обсудив последние новости и выпив по стакану кофе. Узбек, оказывается, знал командира батальона курсантов, в котором учился будущий комвзвода. Только он перехаживал капитаном второй срок, а комбат перед его выпуском получил подполковника. Такая жизнь военная.

Пожав руки, оба отправились спать, каждый к своим. Завалившись на крайнюю раскладушку, сняв только берцы, капитан вскоре захрапел. А лейтенант, открыв дверь, шагнул в темноту. В лицо задул холодный, промозглый ветер, а в спину ударили слова очередной песни:

 
– …Не дочистил автомат товарищ майор.
Мы закурили и такой-то получился разговор.
Кто-то с бабами в тепле, ну а кто-то на войне
Одни головы кладут, а другие водку пьют…
 

Дверь закрылась, оборвав тихо игравшую музыку.

Глава третья

Тыловой лагерь технического обеспечения представлял из себя множество машин, загнанных в чащу леса, где над ними трудился техсостав подразделений обеспечения.

Весь марш занял всего пол дня. Покинув КПП погранцов рано утром, четыре «коробочки» пристроились в конце длинной колонны тыловой техники.

Множество КАМАзов и Уралов со снарядами, несколько топливозаправщиков и пара «Тигров» чуть скинув скорость промчались без остановки через шлагбаум. Колонна торопилась, явно где-то нахватало боеприпасов.

Сворачивая с дороги на опушку, четыре БТРа упёрлись в такой же полусгоревший бронетранспортёр, который явно сюда притащили недавно. Борта и десантное отделение облепили несколько технарей, орудовавших гаечными ключами и другим инструментарием. В стоявшие неподалеку ящики летели только что открученные части и детали. Движок уменьшался буквально на глазах: патрубки, ремни ГРМ, шестерни, бачки, болты, пробки, радиаторная сетка – всё это снималось почти моментально. Машина явно настолько сильно была повреждена, что стала донором для другой, менее повреждённой техники.

На броне виднелись сколы, царапины и рваные отверстия с подтёками застывшей стали по краям. На башенке стоял старенький радиоприёмничек, из которого играла незамысловатая музыка. Сами технари были будто измазаны толстым слоем дёгтя и присыпанные сверху песком. Форма и костюмы-технички лоснились от коричневых и чёрных блестящих пятен, покрывавших их с ног до головы. Шуточки и остроты так и сыпались.

Из динамика радио звучали гитарные запилы, здесь была своя атмосфера:

 
– …В направлении ветра развевается хвост,
Строго на солнце запилен нос.
Бодрость не теряя, несмотря на факт,
Что живём в России бесконечный лайфхак.
Говорила мать Емеле, ворча:
«Всё ловит щуку – получает леща».
Скатерть-самобранка, дай, что хочу —
Самогона банку и хлеба к борщу.
Как-то так, ребята… как-то так…
 

Лейтенант вылез из люка и позвал одного из технарей:

– Парни, это пункт техобслуживания N-ского полка?

Вытирая руки, к борту подошёл высокий, но какой-то одутловатый прапорщик в старом, почти вытертом до дыр танковом костюме, одетом на свитер. В каждой поре его мясистого носа и щеках засели крупинки грязи, а вокруг рта на складках залегли разводы от машинного масла. Единственным чистым местом на лице оставались глаза, которые, щурясь, изучающе рассматривали комвзвода. И зубы. Улыбнувшись, технарь обнажил ровные ряды белых зубов, которые странно выделялись на закопчённом лице:

– Ну, есть такое. Чего хотели?

Комвзвода соскочил на землю и, не обращая внимания на грязные замасленные ладони, пожав руку прапорщику, произнёс:

– Мы – пополнение, четыре машины, на позиции полка. На границе и на инструктаже. Сказали сначала к вам.

Послышался далёкий свистящий звук. Офицер, втянув голову, присел, а технарь, всё так же улыбаясь, даже и не думая пригнуться, отметил:

– Недолёт, не шугайся, лейтенант. Это одиночный, далёкий, причем наш. Арта иногда кидает снаряды в белый свет как в копеечку. Нам тут, кроме «Точки» или другой ракеты от ворожины, бояться нечего. Мы в километрах двадцати в тылу. Загоняй свою тачки вон туда, под деревья. Там тебе скажут, что делать… Объезжайте справа… Будем знакомы? Я – Саня, позывной – «Чужой»… Я скоро подойду до тебя, но будешь искать, по позывному спрашивай. Тебя, кстати, как?

Прозвучал взрыв где-то вдалеке.

Комвзвода кивнул и задумался. Позывной он себе ещё не придумывал. Да и не хотелось ничего вычурного. Покопавшись в памяти, он вспомнил, что на учениях, на четвёртом курсе, ему назначили позывной Филин: слишком умничал на лекциях. Преподаватели над ним решили подшутить. Как сказал начальник кафедры огневой подготовки: «Филин – птица гордая и умная, но иногда дурная. Так что не зазнавайся…».

Лейтенант ответил:

– Филин. Пусть будет Фил…

Чужой, повернувшись, пошёл обратно к донору и через плечо кинул:

– Ну, давай, птица, загоняй свои «коробочки» и побыстрее, нечего здесь маячить на открытой опушке…

Пока они разговаривали, песня проиграла и началась новая:

 
…Сегодня так солнечно,
Тонкая наледь осыпалась с танка.
Машина заправлена,
Боекомплект был загружен с утра.
Что до экипажа – у нас на всех
Всего одна фляжка…
Пускай и не много,
Но как выручает она иногда!
Чёрный дым повалил из трубы,
Мы оставили гусениц след
И хлопками оваций встречает нас фронт,
А хотелось бы встретить рассвет…
 

Махнув рукой, он пошёл пешком выбирать место. БТР на первой передаче очень неторопливо двинулись за ним.

Пока он выбирал места под деревьями, стараясь расположить технику, чтобы её не было видно с воздуха, перебирал в голове всё прошедшее утро.

От границы они доехали все таки быстро, на часах было уже обеденное время. Саму ленточку проскочили за колонной, как и обещал капитан военной полиции – моментально.

 

По всему пути, вдоль дороги попадалась места боев, с подбитой техникой, стоявшей по обочинам уже не первый год. Во многих местах почерневшая от дождя и туманов, с изъеденными листами брони. Несколько городков и пара блокпостов, вот и все что их небольшой отрядик пересек.

Вокруг витал запах войны, запах сгоревшего масла, жжёной резины, выхлопных газов, металла и пороха. Поля были не убраны, везде зияли воронки и обугленные пеньки от сгоревших лесополос. БТРы, БМП, танки, обожжённые остовы грузовиков и более мелкий транспорт появлялись то одиночно, то небольшими группами. Некоторые уже покрылись толстым слоем ярко-бурой ржавчины, под иными были небольшие кучки иссиня-антрацитовой крошки и пепла, оставшегося от резиновых колёс, попавших под воздействие высоких температур.

Если присмотреться, можно было заметить личные вещи экипажей техники: порванные или обгоревшие рюкзаки, оплавленные спальники, обрывки формы, куски кевлара и гильзы.

На местах боёв было много гильз, они засыпали всё вокруг остовов и проржавелых корпусов. Гильзы всевозможных размеров: большие с ладонь, блекло блестящие на редких лучах осеннего солнца от автоматической пушки-тридцатки, медно-алюминиевые колбочки, поменьше – пулемётные и автоматные, покрытые зелёным лаком, с бороздками и вмятинами от прихвата затвором, совсем незаметные кольца, оставленные после метания гранат. Среди гильз, словно ползущие змеи, валялись чёрные промасленные куски лент под патрон 7.62 и смятые, деформированные пулемётные короба. Разбитые остатки корпусов радиостанций и пробитые пластины бронежилетов. Какие-то обрывки листов и документов. Крови не было видно, кровь смыли осенние дожди. А всё более или менее ценное затрофеили бойцы или утянули редкие в этих краях гражданские.

Сейчас уже было не понятно, чья эта техника, чьи вещи, чьи дырявые бронежилеты и обгоревшие рюкзаки с пробитыми кевларовыми шлемами валяются вдоль дорог и вокруг сгоревших скелетов техники. Они выцвели, слой пыли и грязи въелся, от дождей и влаги материал стал гнить, железо коррозировало, порыжело.

Природа умирала. В городках и посёлках остался ещё хоть какой-то цвет: листья на деревьях покраснели и пожелтели, трава пожухла. Но чем ближе был фронт, тем меньше было цветов. Все становилось серое или тёмно-коричневое. Таким же было матово-серое небо с редкими облаками. Во многих местах на горизонте и вблизи по посадкам чадил дым. Тяжёлый, вонючий, плотный и объёмный, словно сфотографированный с наложением зернистого фильтра. Эти столбы дыма иногда прибивал дождь или разрывали сильные порывы ветра. Но то, что порождало смог, продолжало гореть, и вскоре дым опять собирался в плотные клубы.

В больших населенных пунктах еле тлела жизнь, в хуторах и деревеньках её вообще не было. Людей оттуда выгнали бои. Маленькие поселки были больше разрушены, чем крупные, во многих из них не осталось ни одного целого дома, хотя в некоторых всё же уцелело по одной – две постройки. Горы битого кирпича, дыры в стенах, пробитые крыши, заваленные столбы ЛЭП и обесточенные районы.

Дома и сараи окружали прерывистыми линиями неглубоких траншей, среди которых над землёй, совсем чуть, возвышались бетонные колпаки обгоревших или разбитых ДОТов. Среди них, особенно после дождя, поблескивая на тусклом осеннем солнце, виднелись мотки скрученной, запутанной колючей проволоки. На дне окопов всё те же россыпи гильз. Реже вокруг домов торчали таблички с надписью «Осторожно, мины». Сапёры до этих мест ещё не добрались.

Чем ближе был фронт, тем больше было воронок. Некоторые воронки покрывали поля словно рытвины на лице после тяжёлой формы оспы. Окружности вспученной земли лежали плотно друг к другу, края соседних воронок срастались, осыпались, образуя цепочки, похожие со стороны на гроздья винограда. Дно этих рубцов на теле природы потихоньку заполняла вода, смешанная с землёй, образуя непролазные грязевые болотца.

Звуков не было, кроме шума моторов, шелеста дождя и постоянной канонады где-то за горизонтом, которая неумолимо приближалась.

Всё это сильно навевало уныние и тоску.

Тем более лейтенант был очень удивлён, когда в пункте техпомощи застал такое оживление и активность бойцов из техсостава.

* * *

Жизнь тут кипела.

При ближайшем рассмотрении оказалось, лесочек кишел технарями и обеспеченцами. Одни копали новые траншеи и блиндажи, другие занимались техникой, третьи перебирали и вели учёт деталей. Везде сновали бойцы в сальных, чумазых комбезах и застиранных бушлатах. Скрежет от ударов металла об металл, иногда прорывались задорные матюки сквозь звук ветра и начавшегося ливня. Даже в условиях непогоды никто не прекращал работы: вся техника на ремонте и места для обслуживания были под тентами, заботливо замаскированными сверху ветками и травой. С автоматами были только бойцы из боевого охранения, пара патрулей, что вышагивали по дуге, обходя периметр. Со скучающим видом они покуривали. Изредка встречаясь с кем-то из техников и перекидываясь с ними парой слов, расходились дальше по маршрутам, иногда что-то отвечая в шипящие радиостанции.

Загнав последнюю машину, лейтенант огляделся, и его тут же окликнули:

– Фил!

К нему спешили Чужой и ещё какой-то офицер, одетый более аккуратно, при оружии и в бронежилете.

Отдуваясь, прапорщик подошёл первым и представил офицера:

– Это зампотех батальона, капитан Ч., ему передадут твоих ласточек. Сейчас нужен полный расклад по заправке, маслам и боекомплекту на машинах. Всё, что есть, озвучь и вызывай сюда своих рулевых.

Через пять минут около комвзвода стояли все четверо водителей с обрывками бумажек в руках, на которых были записаны показания одометра с данными пробега, остаток топлива в баках, вопросы по техсостоянию и ещё всякие мелочи.

Филин сразу, как встали машины, погнал водителей смотреть расход масла и топлива, проверять жидкость в системе охлаждения и на всякий случай наличие течей в патрубках и бочках. Большие пробеги, марши на технике давали сильную нагрузку на двигатель, трансмиссию, раздаточные коробки, узлы и агрегаты. Нередко в конце таких маршей, проблем по техчасти прибавлялось. Мелкие поломки могли не замечаться, что приводило к накопительному эффекту и, в конце концов, к большим неисправностям. Из-за дырочки в трубках охлаждения перегревался двигатель, который мог поймать клин из-за недостатка масла, могло начаться масляное голодание, полететь трансмиссия, заклинить передача. Казалось, БТР – надёжная боевая машина, которая была сконструирована с учётом всевозможных неожиданностей и с высоким уровнем живучести. Бронетранспортёр для своих задач имел неплохую броню, вполне серьёзное вооружение и проходимость, при всей простоте эксплуатации. Но и эта простота нуждалась в уходе и постоянном контроле за нормальной работой силовых систем и блока вооружения.

Любая боевая машина на поле боя была тем основным средством поддержки, которое прикрывает пехоту и штурмовые группы. Взвод, отряд, группа была сильнее и могла превосходить противника, если в своём распоряжении имела бронетранспортёр – боевую машину пехоты, или даже простенький «Тигр» с лёгким пулемётом на броне. О танках даже заикаться не стоит. Танк, при правильном применении, мог играть значительную роль в ходе штурма, стрелкового боя и даже обороны. Но всегда важно было следить за этой техникой, ухаживать, доводить ее до ума, и стараться заботиться о ней.

Пока водители обсуждали, как начать ремонт той или иной мелкой поломки, где прокачать тормоза, какое трансмиссионное масло долить, Филин и Чужой отошли в сторонку покурить.

– Вообще, я не курю… – затягиваясь, пробормотал комвзвода, вспоминая как пытался уже бросить не один раз.

Пожав плечами, перекатывая в замызганных пальцах сигарету, технарь проронил:

– Ну, тут стресс снимать особо не получится другим способом. Ты можешь курить, можешь не курить, но табак, как и адреналин, прочищает голову. Спортом здесь никто заниматься не будет, баб нет. Бухать? Ну такое себе решение. Да и выпить не всегда есть что. Особенно, когда рядом начальство. Так что… Кури. Я сам курю только на войне. Не первый раз командировка. На юга гонял, в пески, ещё в пару мест…

Помедлив, лейтенант затянулся. Горький запах заполнил рот и спустился ниже, в лёгкие. Он не любил табак. От него горчило на языке, но Чужой был прав, никотин взбадривал и оживлял сознание. Хотя привыкать к нему не стоило. Выпустив струйку сине-серого дыма, комвзвода задумчиво произнёс:

– Курить вредно…

Чужой, улыбнувшись, иронично подхватил:

– Пить противно, а умирать здоровым – жалко…

Филин улыбнулся:

– С нашей работой мы точно здоровыми не умрём. Может быть, от переизбытка железа в организме?

Отправив щелчком пальцев окурок в кусты, прапорщик кивнул:

– И то верно… Но ты на передке не увлекайся. Кури в ладошку. У гандонов с той стороны есть тепловизоры, твою цигаретку увидят на раз. И башку отстрелят. Только в окопе, и желательно без дыма… – Потом показал в сторону дороги, сказал:

– Смотри, разведка едет.

Повернув голову, Филин заметил армейскую «Рысь». Бронеавтомобиль ехал медленно по той же самой дороге вдоль торчащих из кустов БТРов. Вся броня, двери, бампер, радиатор и даже стекло были в потёках грязи и облеплены комьями земли. Первоначальная расцветка давно потеряла свою яркость, зелёно-коричневых пятен с чёрными разводами не было видно. Теперь весь корпус был однородный, землянисто-мышинно-серый. С крыши свисали пучки веток, на капоте лежал растянутый кусок масксети. Автомобиль остановился, двигатель заглох. Одна из дверей открылась, из неё выскочил боец в форме расцветки мультикам.

Рейтинг@Mail.ru